Глава двадцать девятая.
Прошел месяц. Тридцать дней ледяного молчания. Тридцать ночей, когда я засыпала одна, а просыпалась с ощущением, что воздух в спальне стал гуще, тяжелее, словно сама атмосфера давила мне на грудь, напоминая: ты принадлежишь ему, даже когда его нет рядом. Ни звонков. Ни писем. Даже Кармела, которая раньше находила способы связаться, теперь молчала. Это было наказание? Или проверка? Я больше не понимала. Я только чувствовала, как внутри меня растет ярость — глухая, беспомощная, как волчица в клетке, которая бьется о прутья, но не может их сломать.
Энтони не хочет мне рассказывать кто охотник. Он молчит. Просто целый месяц он не появляется в своём собственном доме. И меня это бесит. Бесит до невозможности. Он наврал мне тогда, что расскажет. Просто наврал. Парой я не понимаю, что он задумывает. Энтони умный босс, он знает всё наперёд. Просчитывает каждую деталь.
И сейчас я думаю. А вдруг он мне не рассказывает, потому что подготавливает к информации. Но всё равно это его не оправдывает! Мы даже не занимались сексом всё это время. Не то чтобы я горела желанием, ладно, я горю желанием.
Ночь. Я лежала в постели, уставившись в потолок, когда дверь распахнулась без стука. Его шаги, тяжелые и медленные, приближались. Пахло дорогим виски, порохом и чем-то еще — темным, опасным, им.
— Ты все еще злишься.—сказал он.
— А ты бы ге злился? Ты кормишь меня завтраками насчёт грёбанного охотника! — я вскочила с кровати.
— Для твоего же блага, льдинка, — сказал Энтони, он был пьян, но не так как в кабинете.
— Проваливай! — я легла обратно на кровать. — Уходи, — мой голос дрогнул.
Матрас прогнулся под его весом. Он сел на край кровати, его пальцы скользнули по моей голой ноге, медленно, будто проверяя границы. Я сжала зубы, но не отдернулась.
— Льдинка, — его голос был хриплым. — Я же для тебя молчу,— Его ладонь скользнула выше, под шелковый подол моей ночной рубашки.
— Не трогай меня.— прорычала я.
— Ты моя жена.—Он рассмеялся тихо, беззвучно, только вибрация в груди.Его пальцы впились в мою кожу, и я поняла — это не просто прикосновение. Это заявление. Ты моя. Всегда. Он наклонился, его губы коснулись моего плеча, горячие и влажные. Я сжала кулаки, ногти впились в ладони.
— Ненавижу тебя, — я сказала это шепотом. Зная, что это правда, но, а так же и клевета.
— Врешь, —Его руки обхватили мои запястья, прижали к матрасу. Его тело накрыло меня, тяжелое, неумолимое. Я пыталась вырваться, но он только сильнее впился в меня, его дыхание обжигало шею. — Ты хочешь этого так же, как и я.
Я зажмурилась. Он был прав. И это бесило больше всего. Его губы нашли мои, жестко, без просьбы. Я ответила укусом. Он застонал — не от боли, а от удовольствия.
— Вот она. Моя дикая кошка,— прошептал он гордо.
Его руки разорвали шелк моей рубашки. Холодный воздух коснулся кожи, но тут же его ладони заменили его, грея, оставляя следы. Его руки были холодными. Я пыталась вырваться, но он лишь сильнее впился пальцами в мою кожу, оставляя синяки, которые завтра станут фиолетовыми.
—Перестань бороться, —прошептал он, и его голос звучал как лезвие, скользящее по шелку.
Я замерла, но не из-за его слов - а потому что почувствовала его колено, грубо раздвигающее мои бедра. Его ладонь скользнула вниз, не лаская, а заявляя права , и я вцепилась в простыни, когда его пальцы вошли в меня резко, без подготовки
—Видишь? Ты уже мокрая, - он усмехнулся, вытащил пальцы и показал мне блестящую влагу.
Я отвернулась, но он схватил меня за подбородок.
—Смотри. Это твое тело признает меня, оно просит, льдинка, — прохрипел Энтони.
Когда он вошел, это было больно - нарочно, я знала. Он видел, как я сжимаю зубы, и это лишь заставило его двигаться жестче. Каждый толчок будто говорил:
«Ты моя. Даже когда ненавидишь меня».
Он перевернул меня на живот, одной рукой прижав к постели, другой вцепившись в мои волосы.
—Никто не возьмет тебя. Никогда, — его голос сорвался, когда он приближался к кульминации. Я чувствовала, как его ногти впиваются мне в бедра, оставляя кровавые царапины.
Когда все закончилось, он вышел из меня так же резко, как и вошел. Ни поцелуя, ни ласки - только его сперма, стекающая по моим бедрам, как печать собственности. Противно. Хоть я и была стриптизершей в прошло,но это... Это даже унизительнее. Хочу снова оказаться на чердаке. Я даже удовольствие не получила.. Меня просто взяли..
—Умойся, - бросил он, уже застегивая брюки. И ушел, оставив дверь открытой, чтобы слуги видели меня - раздетую, покрасневшую, его.
Моё тело болело, но не так как душа. Потому что даже сейчас, когда он ушёл, я ждала, когда он вернётся. И это делало меня слабой.
Я лежала, глядя в потолок, и понимала - это не секс. Это наказание. И я приняла его, не издав ни звука. Но когда его шаги затихли, я дотронулась до синяка на запястье и улыбнулась. Потому что завтра эти следы увидит весь дом. А значит - увидят и те, кто все еще ищет способ забрать меня у него. Пусть попробуют. Я не просила его остановиться. И он не собирался.
Утро застало меня одну. Я проснулась от яркого солнца,которое заставила меня поморщиться. Я даже не хотела вспомнить,что было ночью. Противно. На подушке лежал его перстень. И следы его зубов на моей коже. Я сжала кулак. Ненавижу. Но это уже не имеет значения. Я просто уже устала. И сейчас я поняла, что меня сломали. Либо это всего иллюзия.
Встав с кровати, я решила подойти к окну и открыть, но снова отец. Я снова его вижу. Я отскочила как псих от таблеток, ударившись со всей силой об шкаф затылком, а затем потеряла сознание.
От лица Энтони.
Я понимал, что ей нужно рассказать. Понимал, что я творю всякую хуйню, когда только вижу её. Но она уже сломалась, она видит своего папашу. Она смеётся во сне. Её ломает во сне, будто она наркоман, который просит дозу.
Первый раз, когда я увидел её в клубе, я глаз не мог оторвать. Такая распутная, но в тот же момент она элегантнее всех других. Её движения в танцах это словно змея, которая обвивается вокруг своей жертвы.
Те моменты, когда она сбегала от меня. Я чувствовал неистовое возбуждение, потому что мне нравится её ловить. Точнее сначала видеть этот блеск надежды, что она убежит от меня, а затем её чёртовое и красивое разочарование. Она не убежит. Она моя.
Все те моменты, когда её похищали, я знал, что найду её. Я знал, что её найдёт Риккардо. Она в защите у двух семей. Она грёбанная сука, которая за несколько месяцев, смогла что-то в нас во всех поменять. Но я не сдамся так просто.
Когда она кричит на меня, а особенно в том театре. Клянусь, что я хотела трахнуть её прям там, а она хотела меня. Её глаза, а точнее всё её настолько чертовское, красивое лицо это выдаёт. Я как только подхожу к ней, я сразу чувствую, что она хочет меня. Блять она хочет меня после всего того говна, что я сделал для неё.
Она мазохистка. Всегда выбирала меня, она всегда будет выбирать меня.
А этот ублюдок Риккардо, он просто пытается перетащить её к себе. Он смотрит, как будто она уже его. Но этому блять не бывать. И будь у меня воля, я давно бы ему мозги на стену выбил. Потому что как он на неё смотрит, он смотрит на то, что моё блять. Мне охото либо убить льдинку, либо вырвать глаза Риккардо.
Льдинка, она заставляет чувствовать меня живым. Раньше я стрелял и меня это оживляло. Но сейчас стоит мне вывести её на эмоции, сделать так, чтобы она говорила без остановки.. Это просто наркотик для меня. Она грёбанная доза, которую мне нужно принимать каждый день.
Я не могу ей рассказать кто охотник. Ведь тогда я её потеряю.