Глава двадцать седьмая
Ярость — это огонь в жилах, который не сжигает, а медленно плавит изнутри. Это зубы, сжатые в оскале, когти, впивающиеся в ладони, пока кровь не проступит сквозь пальцы. Это гром, который рвётся из горла, но выходит хриплым шёпотом. Это лезвие без рукояти: чем крепче сжимаешь, тем глубже режешь себя.
Безысходность — это дверь, захлопнувшаяся навсегда. Не просто замок, а стена, выросшая на месте выхода. Это взгляд в зеркало, в котором нет отражения— будто ты уже призрак, но ещё не умер. Это дождь, что льёт за окном, а ты внутри, но всё равно мокрый.
Когда я увидела Адриану, то почувствовала сильный всплеск ярости, но и безысходность. Она стоит и смотрит на меня словно я грязь, которая прилипла к Энтони. Не я прилипла, а он меня приклеил.
— Энтони, а ты что наконец-то искупал свою зверушку? — сказала Адриана, всё ещё стоя на крыльце.
Я молчала, а Энтони стоял около машины. Я пошла к крыльцу, молча, спокойно. Она стала спускаться, когда я уже поднималась. Будто я какая-то ведьма, которая омерзительна.
Мы уже были плечу к плечу, когда я подставила ей подножку. Она полетела вниз и упала на асфальт. Я услышала тихий смешок от Энтони. Он наслаждается.
— Ой, ты что упала? — с наигранным шоком спросила я.
Адриана подняла на меня взгляд, а затем встала. Отряхнула свои белоснежные штаны от невидимой грязи. Её каштановые волосы колыхались от движений.
— Вот шлюха. Энтони, твоя стриптизёрша не следит за своими ногами, — прошипела Адриана, отворачиваясь от меня и пошла к Энтони. — Видимо для неё привычнее, когда ноги раздвинуты.
— Помолчи, Адриана,— спокойной сказал Энтони.
Я нахмурилась. Мне он кричит, чтобы я заткнула рот, а ей спокойно говорит. Сжав губы, я не стала дальше что-то либо говорить. Я просто зашла в дом. Видимо Адриане показалось это как победа.
Мои мокрые волосы прилипли к лицу , а мокрое насквозь платье заставляло тело покрываться мурашками. Всё что я сейчас хотела, так это попить.
Я зашла на кухню — просторную, с матовыми шкафами цвета слоновой кости, мраморной столешницей и массивной вытяжкой из черненой латуни. Над островом мерцала хрустальная люстра, отражаясь в глянцевом фартуке из темного стекла. Встроенная техника сливалась с фасадами, лишь медные ручки духовки выдавали роскошь. У окна, затянутого римскими шторами, стоял кофейный аппарат, тихо шипящий ароматом свежесмолотых зерен.
Подойдя к раковине, в дверях показалось Адриана и Энтони, о чем-то шептались. Раздражают. Выпив стакан воды, я хотела пройти мимо, но тут меня схватила за руку Адриана.
— Постой,— прошептала Адриана, сжимая мою руку сильно.
Я лишь смотрела на неё холодно, смотрела прямо ей в глаза.
— Какая холодная. Ты наверное замёрзла, да? — сказала она с наигранной заботой, но её глаза выдавали насмешку.
— Отвали, Адриана, — я ответила ей спокойно, высвободив свою руку.
Адриана взяла вазу и разбила её под мои босые ноги. Я отшатнулась, но пару осколков попали в ступню. Сжав зубы, я посмотрела на неё.
— Извини, руки не держат предметы, — сделав невинный взгляд, она надула губку.
Энтони смотрел на всё это попивая свой горячий кофе, его глаза смеялись, но лицо оставалось холодным. Меня начало чуть трясти от ярости, а руки чесаться, потому что хотела схватить Адриану и надрать ей задницу.
— Будь осторожнее. Ведь по случайности, осколки могут оказаться в тебе, — с улыбкой ответила ей я.
— Ты мне угрожаешь? — выгнула бровь Адриана, убирая осколки своими туфлями лодочками.
— Предубеждаю. Не путай угрозу с предубеждением, вертихвостка, — прошипела ей я.
Она дала мне леща, быстро, чётко, сильно. Эхом удар разнесся по кухне, моя голова дёрнулась в сторону, а щека моментально вспыхнула. Энтони фыркнул от смеха, а Адриана хохотнула. Я прикрыла глаза, вернула голову в исходное положение, а затем открыла глаза и смотрела на Адриану.
— Снова извинюсь, рука дёрнулась. На такое хреновое лицо, грех руке не дёрнутся, — похихикала Адриана.
Я закусила губу, а затем рассмеялась. Адриана смотрела на меня удивлённо, я похлопала её по плечу.
— Ничего, бывает так сказать,— я погладила ей плечо, а затем схватила за волосы. — И этот тоже бывает.
Кровь застучала в висках. Адриана завизжала, но её голос захлебнулся под моей ладонью — хлопок был сочным, звонким, как треск разрываемой ткани. Её щека вспыхнула алым, а глаза округлились от шока.
— Вот так "бывает", стерва, — прошипела я, чувствуя, как пальцы сами сжимаются в кулаки.
Она рванулась, царапая мне руки, но я вцепилась ей в волосы крепче — больно? Отлично. Пусть знает, каково это. Энтони перестал смеяться. Кофе его больше не интересовало. Он сделал шаг вперед, но я была быстрее.
— Не смешно больше, да? — бросила я ему через плечо, чувствуя, как адреналин жжёт жилы, как спирт на открытой ране.
Адриана пнула меня в голень — острая, подлая боль. Я вскрикнула, но не отпустила. Вместо этого рванула её вниз, в осколки её же вазы. Она захлебнулась криком, пытаясь вырваться, но я уже прижала её коленом к полу, чувствуя, как хрустит подо мной битое стекло.
— Случайность, да?— прошипела я, занося руку.
Ее глаза впервые загорелись страхом. И это было прекрасно. Адриана выгнулась подо мной, как дикая кошка, её ногти впились в мои запястья, оставляя кровавые дорожки.
— Ты сумасшедшая!! — выдохнула она, но голос дрогнул.
— Нет, просто устала терпеть, — я усмехнулась
Мой кулак со всей силы врезался ей в бок — она скривилась, воздух со свистом вырвался из её лёгких. Но она не сдавалась, резко дёрнулась и вцепилась мне в волосы, дёрнув так, что в глазах побелело от боли. Я втянула воздух, почувствовав, как ярость пульсирует в крови, и резко ударила её головой в лоб. Глухой стук, вспышка в глазах. Она ахнула, ослабев на миг, и я воспользовалась моментом — перекатилась, прижав её спиной к осколкам.
— Как тебе случайность теперь?— прошипела я, чувствуя, как её тело напряглось подо мной.
Она задышала часто, глаза метались, но страх в них уже не был наигранным. Энтони вмешался. Его руки обхватили меня сзади, отрывая от Адрианы.
— Хватит!— его голос прогрохотал у самого уха, горячий и злой.
Я вырвалась, развернулась к нему — дыхание сбилось, волосы прилипли к потной шее, губа распухла от удара. А за его спиной Адриана поднималась, вытирая кровь с подбородка.
Тишина. Только наше тяжёлое дыхание. И осколки на полу, сверкающие, как обещание новой драки.
Я не думала. Просто взвела кулак и врезала Энтони по губам так, что его голова дёрнулась назад.
— А это тебе за кофе!— прошипела я, чувствуя, как костяшки пальцев горят от удара.
Кровь выступила у него на нижней губе. Он медленно провёл по ней пальцем, рассмотрел алый след, потом поднял на меня взгляд. В его глазах — не ярость. Ожидание. Вызов. Возбуждение.
— Ну давай же, льдинка,— прохрипел он, раскрыв руки в стороны. — Покажи, на что способна.
Я прыгнула на него. Мы рухнули на пол, опрокинув табурет. Его спина глухо ударилась о плитку, но он мгновенно перевернул меня, прижав сверху.
— Не люблю снизу. Люблю сверху— дышал он мне в лицо, сжимая мои запястья. Прижимаясь бедрами ко мне.
Я почувствовала его стояк и выгнулась, пытаясь сбросить его, но он был тяжелее, сильнее.
— Отпусти! — сказала я, пытаясь высвободиться.
— Сдаёшься? — прошептал Энтони.
Ни за что. Я резко дёрнула коленом, едва не попав ему в пах, и он застонал, ослабив хватку. Достаточно. Я выскользнула, откатилась и вскочила, запыхавшаяся, разгорячённая. Он тоже поднялся.
Мы стояли друг напротив друга— он с разбитой губой, я с окровавленными коленями. Адриана молча наблюдала, прижав к груди поцарапанную руку. Тишина. Потом Энтони рассмеялся.
— Чёрт возьми, льдинка...— пробормотал он, вытирая кровь. — Ты прекрасна.
Его глаза блестели, как будто он наконец-то увидел то, что искал так долго.
Я не ответила. Просто развернулась и пошла прочь, оставляя за спиной осколки, кровь и две пары глаз, следящих за мной.
Я поднялась по лестнице к своей комнате. Дверь захлопнулась за мной с глухим стуком, словно ставя точку. Я прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожь наконец накрывает меня — не от страха, нет. От адреналина, что всё ещё кипит в крови, от ярости, что не вышла до конца. Пальцы сами сжались в кулаки. Костяшки болели, кожа на них была содрана— хорошая боль, честная.
Я подошла к зеркалу.
Отражение смотрело на меня исподлобья — растрёпанные волосы, синяк, расцветающий на скуле, губа, припухшая от удара. Ну и рожа. Но в глазах — огонь. Зато живая.
Я сорвала с себя испачканную кровью платье, швырнула её в угол. Сукина дочь Адриана. Мудак Энтони. Эта сука Адриана, как же она меня раздражает. Я просто не могу, мне охото ударить её об стену головой, затем сломать ей ноги, руки, а только после уже убить. А Энтони мне охото просто убить, просто взять и выстрелить, чтобы не мучать его, потому что я даже не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Смотрел на меня, говорил со мной.
От одной ситуации к другой, как же это выматывает. Как это это бесит. Я просто не могу. Зачем нужно было меня вообще тащить на тот мост? Для чего? Какая цель у этого ублюдка?
Протерев руками лицо, я пошла в ванную.
Ледяная вода обожгла царапины, но я стиснула зубы. Лучше эта боль, чем их лица. Чем тупое лицо Адрианы. Чем прикосновения Энтони.
— Почему я... Почему они... Блять! — прокричала я в пустоту.
Я сжала раковину, глядя на капли, что стекали с моего подбородка. Какая же я красивая, но внутри уже гнилая.
— Я могла убить её. Просто вонзить ей стекло в глотку, чтобы она захлёбывалась в крови. Я бы лишь смотрела, я бы ликовала. Я бы даже не жалела её. Эту суку точно нужно убить и освободить мир от неё.
В окно что-то ударило. Я резко обернулась и подошла. Никого.
— Галлюцинации. Стресс. Всё, — прошептала я себе под нос. Затем подошла обратно к раковине и смотрела в зеркало.
Пальцы сами потянулись к лезвию на полке. Нет. Я глубоко вдохнула, выпрямилась. Не сегодня. Сегодня я выиграла.
Вышла из ванной, надела первую футболку, которую нашла в шкафу, а затем плюхнулась на кровать, уставившись в потолок. В окно снова что-то ударило, я вскочила и посмотрела. Снова никого. Боже я уже схожу полностью с ума. От шока и разочарования и рассмеялась, запустив руки в волосы, а затем замерла, когда вдалеке снова увидела отца. Открыв окно настежь, я высунулась наполовину, чтобы увидеть точно он или нет. Он смотрел на меня, засунув свои руки в карманы пальто. В губах сигарета, он не двигается, а просто стоит и смотрит.
Я отпрянула от окна, отвернулась, протёрла глаза, помотав головой. Вздохнула и снова повернулась. Никого. Снова никого. Я просто уставилась на пустое место с улыбкой, сползла на пол и сидела так.
У меня снова начался смех. Нервный. Психический. Тихий.
— Я схожу с ума, — сказала я сама себе. Голос хриплый, осевший.
Тишина. Только часы тикают где-то за стеной. Слишком громко. Будто отсчитывают последние секунды моего рассудка.
Я сижу на полу, вцепившись в ковёр. но не чувствую пальцев. Только холод. Он ползёт по спине, как чьи-то пальцы. Его пальцы? Нет. Никого нет. Опять.
В окне — тень. Опять он. Отец. Стоит, курит, смотрит. Но его нет. Его не может быть. Я знаю. А теперь он здесь. Почему Я зажмуриваюсь, но его образ не исчезает — он внутри, под веками. Как будто кто-то вколотил его мне в голову.
Я трогаю лицо. Щека горит от пощёчины Адрианы. Губа распухла. Но это нормально. Это реально. А вот он... Нет.
Я встаю, подхожу к зеркалу. Кто это? Тёмные круги под глазами. Синяк, цветущий сиреневым. Волосы — как паутина, в которой я запуталась. А в глазах... Пустота. Или безумие?
«Я схожу с ума.»
Фраза крутится в голове, как заезженная пластинка. Но что, если...Что, если это не я? Адриана— ядовитая змея. Энтони — хищник, который играет с добычей.А я... Я кукла? Тень? Пепел? Или единственная, кто ещё не сломался?
Смех. Он вырывается из горла сам, как рвота. Громкий. Дребезжащий. Я зажимаю рот, но он не останавливается. Потому что это же смешно, да?
Я — игрушка мужчины, который ненавидит меня.
Я— соперница женщины, которая мечтает меня уничтожить.
И при этом я— та, кто должен остаться в здравом уме?