Глава 15
Я очнулся на твердом деревянном настиле. Спина затекла. Правая лопатка ныла так, словно под нее загнали гвоздь. То, что ноги были связаны стало понятно, когда тело беспомощно рухнуло на землю. Именно тогда я впервые поцеловал грязь, в буквальном смысле этого слова.
Пол бы покрыт каким-то вязким черным месивом. Помню, как неожиданно открылась дверь и моя просторная «камера» осветилась тусклым светом. Я соскочил с места и смиренно плюхнулся обратно на нары, а гостья подошла ближе. Огонек свечи плясал прямо у ее лица и, не смотря на то, что она была старше меня, оно показалось мне милым. Длинная коса ненавязчиво лежала между упругих бугорков грудей и при других обстоятельствах я бы непременно приударил за ней. Удивительно, что я подумал об этом в момент, когда жизнь моя висела на волоске.
Я неподвижно сидел на прогнившем деревянном ложе и опасливо наблюдал, как ее холодные пальцы скользят по моим волосам, щекам и шее. В голове вдруг промелькнула мысль, что эти сумасшедшие решили меня сожрать, а женщина выбирала наиболее лакомый кусочек. Спина покрылась липким потом. Я отдернул лицо и попытался схватить ее за шею, но мерзавка отпрыгнула со скоростью и грацией кошки, выронив из рук кружку с водой, приготовленную, видимо, для меня. Губы ее, тем не менее, озарились надменной улыбкой. Затем она невозмутимо подняла свечу, бесшумно выплыла из комнаты и, смерив меня надменным взглядом, захлопнула дверь.
Если бы ее покорный супруг увидел, что произошло минуту назад, он не задумываясь свернул бы мне шею. Мысль эта придала мне решимости и я стал быстро ощупывать узлы на ногах. Тот кто их завязал был мастером своего дела: пальцы отчаянно впивались в скользкие переплетения, но сдвинуть веревку с места никак не удавалось. Я съехал с настила и начал лихорадочно шарить по грязному полу, в надежде найти хоть что-нибудь, чем можно было перерезать мои хитросплетенные путы. По центру комнаты располагалось что-то вроде бассейна, заваленного остроконечными камнями. И тут мои ладони наткнулись на гладкое древко. Я вытащил трость и ощупал ее до основания: это была длинная совковая лопата.
Чтобы избавиться от одного узла, мне понадобилось около двадцати минут, но для того, чтобы полностью освободиться от этой адской перевязи, могли потребоваться сутки. А за дверью, тем временем, раздался душераздирающий вопль еще одного младенца. Я схватил лопату и гусеницей подполз к двери. Через несколько мучительно долгих минут крики, наконец, смолкли. Я беспомощно сидел на промозглой земле и плакал от безысходности положения, в котором оказался. Даже если мне и удастся сбросить с себя эти скользкие оковы, шанс, что я вы выберусь отсюда живым, равнялся нулю. Да и как я мог думать о своей жизни в тот момент, когда за стеной сгорали те, кто только начал жить. Сердце наполнилось праведной яростью, я утер глаза и мысленно пообещал себе если не убить, то уж точно сократить численность этих нечестивых богомерзких созданий. И Deus ex machina услышал мои мысли.
Из бассейна донесся каменный скрежет и я машинально обернулся в направлении звука. Затем послышались хлюпающие звуки шагов, словно кто-то приближался, перебирая всеми конечностями. Когда холодные ладони пришельца коснулись лодыжек, в ушах пронзительно зазвенело, а в нос ударил запах крови. Я впал в леденящее оцепенение.
После того, как узлы спали, существо нависло над грудью и его длинные густые локоны коснулись шеи.
- Доҕор... - раздался над ухом нежный девичий шепот.
Затем я вздрогнул от прикосновения холодных губ, а девушка в мгновение ока зарылась в щебнистую насыпь.
С минуту я переводил дыхание, объятый первобытным ужасом, после чего попытался встать. Внезапно рука нащупала гладкую ножку табурета и в груди моей снова зажегся огонь. Айана сдержала слово.
Помню, как осторожно приоткрыл дверь и выглянул в освещенную залу. Обряд жертвоприношения был окончен: женщина крутилась возле алтаря, а малолетние отпрыски как ни в чем не бывало скакали между колонн. До чего же нереалистичным и омерзительным был этот пейзаж: танцы необузданной молодости, паразитирующей на крови невинных. Я спрятал дубинку за поясом, пригнул голову и дополз до огромной глинянной урны, стоявшей между столбами. С этой точки открывался хороший обзор и мне оставалось только выждать момент, когда женщина приблизится на расстояние удара. Правда, настораживал тот факт, что отца не было рядом. Сбить с ног такого увальня могла разве что одна из колонн, свались бы она прямо на голову. Но на такую удачу рассчитывать мне точно не стоило.
Внезапно мальчик ловко увернулся от сестренки и с истеричным смехом рванул в мою сторону. Будучи в метре от урны, он внезапно обернулся и посмотрел на нерасторопную сестру. Воспользовавшись моментом, я схватил выродка за воротник и резко притянул к себе. Вероятно, он подумал, что это отец собирается остепенить его. Поэтому, когда я занес над головой дубинку, ребенок все еще продолжал улыбаться. Чтобы навсегда стереть улыбку с его халеного личика, мне хватило одного удара.
Девочка заподозрила что-то неладное и, остановившись по центру зала, застыла в нерешительности. Она простояла так около минуты, нервно теребя руками подол бежевого платьица, а затем взволнованно прокричала:
- Байон!
Не дождавшись ответа, она рванула к матери. Помню, как чертыхнулся вслух, снял крышку с урны и без сожаления забросил в нее тело юнца, так, словно это был кусок мяса, а не первый убитый мною человек.
А женщина, тем временем, уже неслась к своему заигравшемуся чаду. Я обогнул одну из колонн и настиг ее со спины. Девочку я не брал в расчет до тех пор, пока родительница стояла на ногах. Когда металлическое навершие опустилось на затылок, она издала сдавленный стон и рухнула на бетонную плиту. Если к кому-то из них я и испытал сострадание, то только к малышке. Но и оно продлилось не долго.
Девочка бесстрашно опустилась на колени рядом с матерью и принялась обеспокоенно трясти ее плечо. Кровь пульсировала в висках с такой силой, что я слышал свист от каждого ее прилива, сопровождающегося помутнением в глазах. Отпрянув от бездыханного тела матери, бедняжка посмотрела на меня своими светлыми глазами, полными скорби, и резко подскочила на ноги. Череп ее оказался чуть крепче кожуры арбуза.
Нанеся сокрушительный удар, я бросился к алтарю. Из жаровни исходил стойкий металлический запах, словно кто-то забыл о говяжьих стейках на барбекю. Такими циничными сравнениями я бы описал запах горелой плоти. Помню, как меня вырвало прямо в основание алтаря. Главного участника кровавого пира в этой части храма не оказалось.
За спиной раздался шорох и я обернулся. Удивительно, но женщина все еще была жива. Цепляясь тонкими пальцами за выступы плит, она отчаянно ползла мне навстречу. Я посмотрел на обугленные останки младенца, подбежал к ней и со всего размаху пнул ее голову ботинком. И, словно этого было мало, приложился дубинкой к виску. Но тварь и не думала умирать. Вместо этого женщина повернула залитую кровью голову и с пеной у рта прошипела:
- И твой конец - в вечном огне.
Я бил до тех пор, пока с ее лица не исчезли последние признаки человечности.
Помню, как обессиленно свалился не пол, когда в кармане ее платья запищал мой телефон. Когда я извлек устройство, динамик издал предсмертный сигнал и экран потемнел. Наверное, если бы я не тратил время на бессмысленный отдых, мне бы удалось разминуться с главою семейства, но судьба распорядилась иначе.
Мы с ним встретились лицом к лицу, когда я открывал витражную створку. А дальше все было, словно во сне.
Помню, как он тащил меня за ногу по крутым лестничным маршам. Помню его дикие нечеловечнские вопли, когда он обнаружил мертвую дочь. Помню налитые горем и гневом глаза, когда он прижимал к себе бездыханное тело супруги. Помню даже, как зажмурил веки, в надежде на быструю и безболезненную смерть. Но внезапно голову расколол пронзительный звон, а из темного шестка алтаря выползла она.
Сначала показались бледные руки, вывернутые несовместимым с жизнью образом. Бледное шрамированное лицо с прогнившим носом отрывисто вращалось вокруг шеи с изворотливостью богомола. Затем одна из глиняных урн, коих здесь было не меньше сотни, разлетелась на части и мужчина, наконец, оторвал от меня уничтожающий взгляд. Из разорвавшегося сосуда с яростным визгом выполз угольно-черный младенец и впился в ногу ошеломленного увальня. Когда Айана выползла полностью, еще два сосуда раскололись в вдребезги. Мужчина пытался отцепить ребенка, но тот вгрызся в плоть подобно изголодавшемуся клещу. Вскоре, к нему присоединились другие. Я неподвижно лежал на полу и не мог оторвать взгляда от этого праведного возмездия.
Урны рвались ежесекундно и несмолкаемые детские вопли напоминали жужжание пчел, набросившихся на заносчивого шершня. Айана медленно приближалась, перебирая долговязыми конечностями, подобно пауку-сенокосцу. И в размерах она, надо сказать, ничем не уступала мужчине. А тот уже стоял на коленях, облепленный гладкими черными головками, и только его лицо по-прежнему смотрело в сторону алтаря. И если в тот момент он молился своему темному богу, то его никто не услышал.
Когда Айана, наконец, приблизилась к несчастному, детишки спрыгнули наземь и разбежались по углам бесшумными тенями. Движения ее можно было сравнить с методичной работой хирурга: она что-то резала, рвала, вытягивала и отбрасывала в сторону, не обращая внимания на душераздирающие вопли препарируемого. Помню, как рубашка его сползла на пол вместе с кожей, подобно отклеившимся обоям. А когда на теле уже не осталось живого места, рука девушки, наконец, извлекла из грудной клетки полупрозрачный зеленый камень, размером с кулак. Сейчас я уже не совсем уверен, но допускаю, что это мог быть нефрит.
Пишу эти строки и удивляюсь, как меня до сих пор не закрыли в сумасшедшем доме после всего, что я успел наговорить до суда. Учитывая то, что я действительно видел, клятва говорить правду и ничего кроме правды значила для меня только одно: врать от начала судебного разбирательства до конца приговора. Или же не говорить вовсе.
Камень все время пытался выскользнуть из рук Айаны, но она проворно ловила его, не позволяя подняться выше головы. Эта незамысловатая игра ей очень быстро наскучила и она со всего размаху швырнула булыжник в стену. Сотни тусклых осколков разлетелись по бетоному полу, а девушка небрежно развернулась и поползла к алтарю. Перед тем, как забраться в темный шесток, она подарила мне грустный задумчивый взгляд. В тот момент мне стало искренне жаль ее. Возмездие совершилось, но жизни ей уже никто не вернет. Оставалось только уповать на забвение. Такой исход был куда лучше, чем вечность в облике чудовища. Чудовища с чуткой девичьей душой.