Глава 13
- Ганнибалом его величали, - задумчиво произнес Атал и оторвал взгляд от пожелтевшего снимка. - В Хара-Улах переехал с югов. Откуда точно сейчас уж и не вспомню. Тут и женился, деток народил. Жена евоная в детском доме трудилась, воспитателем, а после того, как поселок в упадок пришел, перебралася с семьею на север.
Старик протяжно выдохнул и комната наполнилась ароматным табачным дымом.
- А вам известно, что местные о нем говорили? - не унимался я, пытаясь ухватиться за любую соломинку.
Атал вытряхнул пепел из трубки и придвинул ко мне чашку со свежезаваренными листьями кучу.
- А что говорить-то... Жили они тихо, но не бедствовали. Дом их тогдашний до сих пор высится над соседними лачугами, хоть и в руинах теперь стоит. Никаких худых дел за ними не числилось. Поговаривали даже, что пришелец этот и с вельможами рукопожатным был.
В голосе старика ощущалось явное нежелание продолжать разговор. Возможно, рассказывать и вправду было нечего, но мое необузданное любопытство тогда уже было на грани паранойи.
- А откуда же взялось столько влияния у приезжего, который приехал, как вы говорите, на двух чемоданах? - спросил я и сделал глоток чая, исключительно из вежливости.
Атал вдруг замер и напряженно задумался. Руки его едва заметно затряслись, трубка выскользнула на пол. Затем он вышел из транса, поднял с пола мундштук и, протерев наконечник краем рубахи, произнес:
- Чужие деньги считать - не разбогатеть.
Так он недвусмысленно дал мне понять, что разговор был окончен. Я залпом осушил кружку, поблагодарил хозяина за радушный прием и вышел во двор. Старик молча проводил меня до калитки, но в последний момент не сдержался и начал говорить, заботливым отеческим тоном:
- Дима, ты послушай, что я тебе скажу. В нашем мире все связано. Очень тесно и неразрывно. Ты связан первенцем с супругою своею. Семена трав - с ветром и птицами. Луна управляет морем, а Солнце - жизнью. Огонь может согреть, но может и обратить в пепел. В этой исконной незыблемой связи не может быть только одна хорошая, либо только одна плохая сторона, ты вот что пойми. Не мы ведь ее установили и не нам ее разрушать. Ты мне как сын стал и я очень за тебя переживаю теперь, ведь ноги несут тебя прочь от этой простой истины. Не нужно противиться ветру, не нужно жить без огня. Просто используй их мудро. Помни лучше вот что: конь сбрасывает седока на свою гриву и хвост, а бык на рога и копыта. Подумай над этими словами.
Стоит ли говорить, что смысл сказанного дошел до меня только сейчас, в отсыревшей тюремной библиотеке, ставшей теперь для меня самым отрадным местом на всем белом свете. За окном завывает вьюга и через несколько минут наш отряд отправят на расчичтку снега. Но «рога и копыта», на которые я так неосторожно упал, ожидали меня совсем в другом месте.
Найти руины особняка, в котором жила идиаллистическая семья с фотографии, не составило особого труда. Здание это было чуть меньше своей безобразной копии, но в целом сохранило узнаваемые черты. На первом этаже не было ничего, что могло бы хоть как-то приблизить меня к цели моего расследования. Из всей домашней утвари сохранился только ветхий посудный шкаф с остатками дореволюционных сервизов. В спальне на втором этаже я нашел глинянную статуэтку минотавра, когда пытался достать ласточку, забившуюся под кровать. Когда я, наконец, отпустил птицу, она сразу вернулась в гнездо, свитое над красным углом, быстро пересчитала яйца и снова заметалась по комнате. Напоследок я решил осмотреть икону, не смотря на отчаянные протесты мамы-птицы, но на месте лика святого в серебрянном обрамлении красовалось потускневшее изображение золотого тельца. Если в этих стенах и было что-то ценное, то вещи эти уже давно стали достоянием общественности. Но перед тем, как покинуть дом, я предусмотрительно положил найденную статуэтку на место.
Наступил сентябрь и Саина собралась проведать брата перед грядущими холодами. Я преступно отказался от поездки и мысленно пообещал себе, что это будет в последний раз. К тому времени я уже четко определился с целью своего следующего визита. Изучив по спутниковым снимкам каждый квадратный метр деревни Столбы, я отметил для себя несколько точек, в которых вероятнее всего мог находиться дом загадочной семейки. Улицы с созвучным названием в селении не оказалось, но этот факт нисколько не ослабил моего энтузиазма. Внутренний голос подсказывал, что корень внезапных несчастий был скрыт именно там.
Я выехал из дома на рассвете третьего сентября. Погода обещала быть безоблачной и теплой. К полудню стрелка термометра приблизилась к двадцати градусам. Я проехал поворот, ведущий в селение под звучным названием Графский Берег, и до Столбов оставалось еще тридцать километров по ухабистой грунтовой дороге.
В стекле пустого пассажирского места то и дело мелькала зеркальная гладь Лены, залитая лучами полуденного солнца, но на душе моей было тоскливо. Чувство давящей безысходности усилилось еще больше, когда я не смог дозвониться Саине. Конечно, отсутствие стабильного сотового покрытия для местных было делом привычным, но в моем воображении факт отсутствия связи с внешним миром уже успел обрасти зловещим символизмом. На подъезде к пункту назначения мне все-таки удалось услышать в динамике ее звонкий отрывистый голос, но разобрать слова было невозможно. Через минуту пришло текстовое сообщение, в котором она уверяла меня, что с ней все в впорядке. На вопрос как дела у меня я решил не отвечать до тех пор, пока не найду кирпичный дом с заколоченными окнами. И долго искать не пришлось.
Вероятно, тот, кто его построил, предпочитал уединенный образ жизни: на протяженной улице, пестрящей остатками гравия, этот дом был единственным. По мере того, как я приближался к воротам, плавно объезжая ямы, все больше становилось очевидным, что жилище было покинуто, а если жильцы и приезжали сюда, то крайне редко.
Я оставил машину в нескольких метрах от просевшей кирпичной ограды и подошел к воротам. Удивительно, но звонок на коллоне все еще продолжал работать. Я несколько раз надавил на кнопку и отошел от калитки.
Фасад здания мало изменился с момента того судьбоносного снимка. Только окна теперь были целы и плотно зашторены. Но чем дольше я всматривался в его правильные, на первый взгляд, грани, тем сильнее росло беспокойство в груди. Этот несуразный куб, сложенный из ветхих кирпичей, тем не менее, имел идеальное соотношение граней, но один из его углов как будто не вписывался в эту слаженную геометрию. И при относительной простоте конструкции я не мог понять, какой именно.
Когда я прищурился, чтобы оценить уровень несущей стены, карниз едва заметно поплыл вверх. Когда же я открыл глаза, все элементы послушно встали на место. То же самое происходило и с окнами. Мало того, что ими бездумно облепили все здание, так еще и сделали это в высшей степени бездарно. Особенно выделялось угловое окно справа от фронтона: неуместные пилястры в греческом стиле с обеих сторон обрамляли тусклый проем, но совершенно не отбрасывали тени. Женский голос, раздавшийся за спиной, вывел меня из минутного транса:
- Здесь никто не живет!
От неожиданности я подпрыгнул на месте и обернулся. Женщина, похожая на цыганку, остановилась и смерила меня подозрительным взглядом. Ее не к месту вычурные одеяния смутили меня, временно лишив дара речи.
- Может быть я смогу вам чем-нибудь помочь?
Наконец, я вспомнил о манерах и представился.
- Скажите, имя Ганнибал вам знакомо? Возможно, он проживал в этом доме, - уверенно произнес я и подошел поближе.
Женщина продолжала неподвижно стоять, пристально изучая меня взглядом. Но теперь он сквозил не только любопытством, но и осторожностью, с которой хищник оценивает потенциально опасную жертву.
- Он редко здесь появляется, - ответила она сиплым голосом и, заглянув в салон автомобиля, добавила, - и уж тем более давно не ждет гостей.
- А кем вы ему приходитесь? - настойчиво спросил я и подошел почти вплотную.
Женщина прикрыла губы платком, украшенным золотыми меандрами, нахмурила брови и произнесла:
- Вас это никоим образом не касается. Уходите.
Затем она развернулась и пошла прочь, но, дойдя до перекрестка, снова остановилась и впилась в меня тяжелым неприязненным взглядом. Вероятно она хотела, чтобы я сиюминутно убрался отсюда и мне не осталось ничего другого, как подыграть ей. Но перед тем, как отступить, я еще раз посмотрел на странное окно: бежевая штора за стеклом едва заметно шелохнулась и тут же застыла.
День склонился к вечеру и если бы не машина, то комары давно бы съели меня заживо. Здесь они были поистине гигантских размеров, в отличие от своих южных собратьев. Из динамиков доносилась нетленная «Us And Them» в исполнении Pink Floyd и неожиданно для себя мне удалось перевести несколько заключительных строк:
«Все потерявшие,
Всем не поможешь, поскольку это сплошь и рядом.
Каждый сам за себя,
И кто станет отрицать, что из-за этого вся драка».
Наверное, стоило прислушаться к словам, которые уже тысячу раз пролетели мимо ушей, но кто в действительности хоть раз так поступал?
Цыганка, наконец, перестала нарезать круги вокруг дома и скрылась за поворотом. Я отключил магнитофон и вышел из джипа, который был надежно замаскирован в густом подлеске.
Я спешно пересек улицу и примкнул к массивному забору. Преодолеть его не составило особого труда благодаря покосившейся лиственнице, ствол которой упирался в кирпичную кладку. Быстро взобравшись на бетонный козырек, я осмотрелся по сторонам и спрыгнул. Приземление нельзя было назвать мягким, но по крайней мере я ничего себе не сломал.
По правде сказать, в тот момент я уже не испытывал ни страха, ни стыда, ни угрызений совести. Эта игра настолько меня увлекла, что я вообще не видел никаких препятствий, тем более, что дом пустовал. Если же в его стенах кто-то скрывался, то так было даже еще лучше. Кто-то ведь должен был ответить за это непрекращающееся мракобесие. Единственным чувством, которое возобладало над всеми другими и неустанно толкало меня вперед, стало чувство сострадания к юной девочке, останки которой сначала сожгли, а потом безбожно оставили на съедение крысам. Но часть ее невинной души в тот момент по-прежнему оставалась со мной, на дне походного рюкзака, в маленькой берестяной коробочке.