Глава 12
— Никакие колодки не в силах сдержать ярости матери, потерявшей свое единственное дитя, — старик отвернулся от раскрытого гроба и заковылял к машине.
Руки его дрожали, а в раскосых уголках глаз застыли слезы. Я оцепенело смотрел на руины древнего захоронения и упрямо не хотел верить, что все это происходит со мной. Можно было побороть страх перед человеком, можно было даже преодолеть страх перед ураганным огнем в сыром окопе. Но это был совершенно другой страх — страх перед неизведанным. То, с чем столкнулся я по воле случая, выходило за рамки привычного понимания. Горло сдавило приступом первобытного ужаса и я неуклюже последовал за Аталом.
На обратном пути мы не проронили ни слова. Еще вчера я уговаривал старика показать мне это место, а уже сегодня был готов отдать все, чтобы о нем забыть. И что я надеялся обнаружить здесь? Бумажку с исчерпывающими ответами? Или памятку о том, что не стоит совать нос в дела давно минувших дней, если они тебя никоим образом не касаются? Но связь между мной и этим делом была. По крайней мере отчим уж точно был в этом замешан.
Вернувшись домой, я первым делом позвонил Илье.
— Рад слышать тебя в добром здравии, кореш! — услышал я жизнерадостный голос друга, прозвучавший, словно из другой жизни. — Нам тут как раз нужна пара лишних рук перед уборкой. Хватай Сайку и давай к нам!
— Спасибо за приглашение, дружище, я и сам уже думал об этом, — промямлил я, чтобы скрыть истинную причину звонка. — Слушай, я могу попросить тебя об услуге?
— С каких это пор ты просишь у меня разрешения? Валяй! — ответил он и что есть мочи чхнул в телефон.
— Будь здоров! — воскликнул я, терпеливо дождался окончания приступа и перешел к просьбе. — Мне понадобились кое какие бумажки из сейфа отчима, а если точнее, то все. Ты не мог бы мне их отправить по адресу, которой я напишу позже. Выручай, брат, иначе мне вилы!
Илья театрально выдохнул и ответил:
— Чего только не сделаешь ради блудного сына! Ладно, пиши адрес! Ключ от хаты, я так понимаю, на старом месте?
— На том самом, — бодро ответил я и, не завершая вызова, отправил ему заранее подготовленный текст. — Сейф должен быть открыт, но если что, пароль — три топора.
— О-о, дружище, где же наши студенческие годы! — произнес Илья.
Затем он ненавязчиво поинтересовался здоровьем Саины и после того, как я дал слово поучаствовать в сборе урожая, мы тепло распрощались.
Через семь дней я получил посылку, но по дороге домой не смог проехать мимо заброшенного селения. Помню, как нерешительно стоял перед ветхой лестницей, сжимая в руках огромного белого медведя.
Стол был завален самыми разными конфетами, а страница журнала уже пестрила красивым размашистым почерком.
«Не сердись, пожалуйста, на маму.
Знаешь, она ведь совсем не злая. Просто нехорошие люди сделали ее такой. Она очень хотела защитить меня от них, но в том, что произошло, виновата я сама. Что ж, теперь это уже не важно.
Помнишь, ты говорил, что можешь помочь мне? Сначала я думала, как рассказать тебе обо всем. Потом очень злилась, когда ты не отвечал. А теперь поняла, что ты и так много чего для меня сделал.
Ты освободил меня из темной комнаты, ты общался со мной, как с другом и ни разу не обидел. Ты подарил мне куклу и научил улыбаться. Большего мне и не надо.
Я, наверное, больше не напишу тебе, потому что письма мои приносят одни несчастья. А ты вспоминай обо мне, если хочешь. И пусть я не стала птицей, зато у меня был настоящий друг.
Айана».
Сердце мое сжималось после каждой прочитанной строчки. Было похоже на то, что девочка отпускала меня и можно было даже вздохнуть с облегчением. Но тревожное чувство незавершенности по-прежнему тлело в груди и никак не давало покоя.
На этот раз я не стал ничего писать. С детьми оно ведь знаете как: сегодня ты скажешь, завтра забудешь, а ребенок будет помнить и смиренно ждать, когда слова, наконец, превратятся в поступки. Вместо этого я положил в карман несколько конфет, усадил на стул плюшевого мишку и неспешно перемахнул через перила.
Дом встретил меня ароматом мясного пирога, доносящимся из кухни. Саина теперь часто готовила, не жалея соли, но я делал вид, что не замечаю этого. Сославшись на неотложные дела, я уединился в мансарде и, разорвав почтовую упаковку, приступил к изучению старых бумаг.
Среди бесчисленных бланков и рукописных документов мое внимание сразу же привлекла фотография с изображением распятых останков девочки. На этот раз, благодаря большему формату снимка, мне удалось рассмотреть некоторые детали, которые ускользнули от взгляда во время первого осмотра в доме опера. Невооруженным глазом было заметно, что конечности скорее обуглились, чем истлели. Это было особенно заметно в тех местах, где почерневшая кожа отслоилась от кости. Волосы, которые изначально я принял за коротко остриженные, были неравномерно опалены, а один длинный локон почти слился с темным контуром плеча. В самой подсобке, не смотря на запущенный вид, никаких признаков пожара не наблюдалось. Отчим стоял рядом, держа руки в карманах, с нарочито скорбным выражением лица.
С первого этажа донесся голос Саины и я хотел было спрятать фотографию, но внимание мое привлекли часы на правой руке мужчины. Уж больно неестественно темный ремешок оплетал запястье. Я схватил фотографию, взял лупу с рабочего стола Саины и подошел к окну.
— Вот же хитрожопый ублюдок... — помню, вырвалось у меня, когда линза, наконец, поймала фокус.
То, что я ошибочно принял за ремешок, оказалось продолговатым пятном сажи. При более детальном рассмотрении я заключил, что пятна эти покрывали и рукава с обоих сторон. Только теперь до меня дошло, почему он спрятал руки в карманах шинели.
Фигура Саины появилась в основании лестницы и я спешно затолкал снимок за пояс.
— Я обещала, что буду кормить тебя с ложечки? — воскликнула она и поставила на стол поднос с дымящимся куском пирога. — Давай ешь, чтобы больше не падать!
Я быстро уничтожил обед, компенсировав избыток соли зеленым чаем без сахара, поцеловал супругу и раскрыл ноутбук с заранее подготовленным планом очередного проекта.
Все это время Саина не отрываясь смотрела на то, как я ем, а когда я, наконец, закончил, торжественно объявила:
— Какой хороший мальчик! Добавки хочешь?
Я вежливо отказался и с напускной деловитостью уткнулся в экран. Через несколько минут за ней зашла Мичие и я остался один.
Как оказалось, отчим мой интересовался не только фотографией, но и древней историей. Так, например, значительную часть машинописных текстов занимала история борьбы императора Феодосия Великого с ересью и язычеством на просторах Римской империи во второй половине четвертого века. Я с трудом осилил несколько страниц и отложил уморительный трактат до более подходящего времени.
Под ним лежали целые связки газетных вырезок на абсолютно несвязанные между собой темы: от особенностей зимней рыбалки до поправок в административном кодексе. Была здесь также и вырванная из энциклопедии статья, посвященная раскопкам древнего храма в Аммане (столица Иордании). Автор утверждал, что на месте самого храма были найдены сотни человеческих костей. По его мнению, страшная находка могла свидетельствовать о том, что массовые жертвоприношения были присущи людям еще в тринадцатом веке до Рождества Христова. К странице был прикреплен небольшой газетный снимок: представительный седовласый мужчина с закрученными усами сидел между двумя глинянными урнами. Рассмотреть содержимое урн, в силу низкого качества фото, было невозможно, но пометка, оставленная от руки, гласила: «Зеллин Эрнст». Я тут же вбил запрос в поискових и выяснил, что на фото был изображен немецкий исследователь Ветхого Завета и археолог, живший во второй половине двадцатого века.
Сортируя бумажки в тематическом порядке, я и не заметил, как на улице сгустились сумерки. Из всего, что мне удалось выяснить, конкретики было мало. А если точнее, ее не было вовсе. Даже тот факт, что руки отчима были вывожены сажей, плавно находил оправдание в моей остывающей голове: и в самом деле, зачем ему понадобилось переносить останки несчастной девочки с места на место? Теперь я больше склонялся к мысли, что это опер лукавил, пытаясь убедить меня в том, что самолично осмотрел подвал.
Снизу хлопнула входная дверь. Я включил свет, быстро сгреб оставшиеся документы в кучу и бросил в ящик письменного стола, но одно фото вывалилось из стопки и упало на пол. Когда Саина поднималась ко мне, я уже шел навстречу с распростертыми объятиями.
— Что-то ты сегодня заработался! — воскликнула она и в глазах ее сверкнул огонек наигранного подозрения.
— То ли еще будет, когда малыш родится! — ответил я, опустился на колени и нежно поцеловал ее округлившийся животик.
В тот вечер она крепко заснула, так и не досмотрев до середины фильма, а я извлек из кармана выпавшую фотографию и придвинулся к настольной лампе. На снимке был запечатлен четырехэтажный кирпичный дом. На широкой терассе стояли пятеро человек. Отчима я узнал сразу, а вот остальные четверо, были, по всей видимости, членами семьи: отец, мать и двое детей, мальчик и девочка. Отец семейства, широкопоечий высокий мужчина, крепко обнимал отчима и казался великаном в сравнении с ним. Мать, светловолосая опрятная женщина с длинной косой, приветливо улыбалась в камеру, положив руки на хрупкие детские плечи. Мальчик, лет семи, был точной копией отца, а девочка прикрывала глаза, щурясь от яркого солнца. Эта простая семейная идиллия нисколько не насторожила меня, чего нельзя было сказать о доме.
В его несуразной почти симметричной планировке было что-то отталкивающе и омерзительное, если хотите. Я спроектировал немало жилых домов, отличных по конструкции и стилю, но чтобы создать нечто подобное, даже мне пришлось бы постараться. Если отбросить скучную терминологию, то это безобразное здание можно было бы охарактеризовать так: собранный на скорую руку куб, которому старательно придали жилой вид, налепив на стены декоративные окна. Так ребенок складывает башню из кубиков, не особо заботясь об эстетике. Окна опоясывали каждый этаж чуть ли не по всему периметру: какие-то из них были забиты фанерой, другие были плотно занавешены изнутри. На углу первого этажа мне удалось рассмотреть обшарпанную табличку с названием и номером улицы. Первая буква была скрыта листьями плюща, но и по оставшимся было очевидно, что дом номер семь располагался на улице Золотова. Или Молотова.
Быстрый поиск в интернете не принес желаемых результатов: ближайшие улицы с подобными названиями были разбросаны за тысячи километров по всей стране и это при том, что я не учел еще один вариант названия.
Зацепка дожидалась меня на обороте фотографии. В правом верхнем углу, залитом то ли чаем, то ли кофе, кто-то оставил едва заметную пометку:
«Столбы. Июль, 79 г.»