глава 12
У Жени было занятие, которому он посвящал некоторую часть времени даже в логове. Он вытачивал из дерева куколок. Маленьких таких, размером с ладошку. Руки и ноги у них были неподвижны, голова вполовину больше туловища. Совершенно лысая голова, лишь на лице значились аккуратненькая щепка-носик, полоска губ и разрез глаз. Всё остальное Женя предпочитал рисовать акрилом.
- Лиза сказала, что нужно ястребиную маску приготовить, - сказал Миша, едва вошёл.
- Она готова, ещё вчера её выстругал.
- Так ты сам эти маски делаешь?
- Нет, просто маски ястреба у нас сейчас нет. Обычно мы покупаем всё в магазине, мы же не дикари какие-то.
Мишка едва не прыснул. Живут в домишке, домишка в чаще леса, в масках звериных ходят, да и выглядят как дикие люди. Полудикие.
Всё в них будто не от человека: лица эти каменные, продрогшие будто, надменный тон, взгляды - слишком пристальные, чтобы быть живыми.
Раз просьбу Лизы передал, значит, мог бы и уйти. Да только Мишку куклы привлекли, он таких странных ещё никогда не видел.
- Сколько у тебя уже этих кукол? - спросил Миша, подхватывая куколку на руки.
Женя посмотрел на него немигающим взглядом. Совершенно очевидно, что его раздражает, когда кто-либо пытается притронуться к его творениям.
На ощупь эти куклы были настолько гладкие, что создавали впечатления бархата, а потому Миша, как бы сильно ни хотел, выпустить из рук их не мог.
- Мои куклы бесчисленны, парень, - проговорил Женя, очерчивая руку у новой куклы стамеской.
- А мне просто интересно, сколько ты делаешь штук в день?
Женя взглянул на Мишу исподлобья. Его глаза горели, как нефриты.
- Миша, я не считаю своих кукол, потому что мне не важно то, сколько их у меня. Люди создают продукт деятельности ради продукта, но не ради деятельности. Понимаешь? Я поступаю по-другому. Я делаю ради того, чтобы делать, а не чтобы считать.
- Значит ли это, что ты создаёшь искусство?
- Это значит, что я создаю кукол.
Такого не пронять разговорами о высоком. Миша сел рядом, поближе к Жене. Рыжеватые волосы того топорщатся в разные стороны, как после удара током.
Миша наблюдал, как Женя обрезает кукле голову. Дерево под его пальцами выглядит мягче себя, оно ластится от его прикосновений, проминается под стамеской, как пластилин. Женя надавливает ногтём, и посреди головы появляется засечка.
- Тут будет нос, - проговорил Женя словно бы самому себе.
- Это мальчик или девочка? - спросил Миша, наблюдая, как Женя вытачивает нос.
- Это кукла. Я привык считать, что у кукол нет души определённого пола.
Миша ещё раз взглянул на куклу и попытался увидеть в ней что-то среднее между мужчиной и женщиной. Руки прижаты к телу, ноги сведены вместе, голова неподвижна, а Женя старается сделать нос острее.
Едва кукла раскроет глаза, можно будет с точностью определить, какого пола она хочет быть, эта кукла. Понятно, что Женя это тоже знает, иначе бы он не раздражался так от того, что Миша спрашивает глупости.
Миша ещё немного смотрит на то, как руки Жени аккуратно - слишком нежно - вытачивают нос, немного округлый, торчащий небольшим треугольничком - словно так и надо. Миша уверен, что Женя иной формы в своих куклах и не вытачивал, ибо все его движения доведены до автоматизма. И, тем не менее, в них, в этих движениях, присутствует что-то импровизаторское, как будто Женя не только знает, что делает, но и пытается что-то изменить. Своевольничает, одним словом.
- Я думаю, что они бесполые, - продолжил Женя.
Ниже носа пролегла ещё одна засечка, длиннее предыдущей.
- Это губы, - выдохнул Женя.
Этот выдох, почти как стон - он тоже заворожен своей работой. Она поглощает его всего, как Мишу когда-то поглощали буквы, буквы о маме его, о нём самом; о Лене.
При воспоминании о Лене Миша встрепенулся на пару мгновений, за которые успел подумать, - почему он её бросил? Когда она перестала с ним разговаривать, когда решила утаить всё, что его касалось, как автора этой истории, всё это она начала скрывать и прятать. Не хотела, чтобы жизнь её превращалась в показуху. Миша и не собирался делать её показной, он лишь хотел, чтобы люди, которым доведётся прочесть этот его текст, поняли, что жизнь бывает твоя - или нет.
Предназначения Лены он не знал. Да и не хотел пока знать, видимо, мироздание ещё не открыло ему эту загадку, а вмешиваться в обиход вселенной (где он это уже слышал?) он не желал. Разрушать механизмы - не его забота. Плыви по течению, Миша, плыви, вселенная всё сделает за тебя сама.
Ты - дух механики, ты - вещества...
Миша оставил Лену, потому что она перестала ему открываться. Запер её в своём ящике, схлопнул её вселенную, как схлопывают ненужные книги - небрежно так, вальяжно так. Миша перестал чувствовать душу своего персонажа, возможно, потому, что перестал отдавать её сам. Персонажу нужна авторская подпитка, но где он её возьмёт, когда Миша - то есть, автор, - не может её дать? У Миши вообще всё очень плохо с щедростью.
- Женя, - проговорил Миша, не отводя глаз от работы, - ты чувствуешь в них какую-либо душу?
Молчание. Звенит, стонет, молчание зависимо от любого звука, молчание - тоже звук. Молчание, как и тишина, - звон.
- Иногда я чувствую в них самого себя, - ответил Женя заворожено. - Нос, который вычерчиваю, губы, которые я рисую, даже руки и ноги - это всё словно моё. Тебе никогда не казалось, что когда ты создаёшь кого-то, то отдаёшь ему половину себя?
Миша перевёл взгляд на лицо в маске волка.
Вспомнился тот самый персонаж из его книги, персонаж-антипод, Мишина противоположность, другое Мишино «я». Анти-типаж, анти-Миша - оказался вдруг его Альтер-эго.
Вновь вспомнилась Лена.
Лена, Леночка... ты отзываешься? Ты ещё здесь?
Рисуя узор человеческой души, - не нашей, но, безусловно, своей, - мы не замечаем, как переносим себя на картину, которую рисуем. Мы не видим в созданной нами душе ничего чужого, но и своего, конечно же, не видим, потому что смотрим со стороны. Это как записать свой голос на диктофон и не узнать его при прослушивании.
Мишин анти-типаж, Мишин анти-Миша - такой же голос из диктофона.
Сам Миша вдруг осознал себя чьим-то голосом. И тот его «кое-кто» - не голос собственного нестабильного разума, не биполярное расстройство, не тараканы в голове, которых так тщетно пытался достать Лёша; это лишь разум того, кто выше него, Миши. Того, кто создаёт эту историю, плетёт нить судьбы, вяжет, шьёт, режет, кроит эту историю.
Кто же контролирует тебя, Миша? Чей разум слился с тобой воедино, Миша? Кто же уберегает тебя от падения, но приближает к неминуемой гибели?..
Женя посмеивается и наваждение иссякает.
- Что случилось? - спросил Миша недовольно.
Сегодня все воспринимают его в шутку. Сначала Лиза смеётся над тем, как он вспоминает, теперь Женя - угрюмый Женька - смеётся, но над чем, если не над ним? Весь мир - шутка, а Миша в ней - шут.
- Ты такой смешной, когда пытаешься осознавать.
Голову пронзило смутное чувство дежавю. Куклы - те же, голос - тот же, даже слова, нет, буквы - те же.
- Откуда ты знаешь? - спросил Миша удивлённо.
В его голове никак не укладывалось, что кто-то даже приблизительно может знать, что у другого человека на душе.
- Я знаю. По тебе видно, Миша. Даже, если я не могу разглядеть твоё выражение лица, поза, взгляд, даже губы, всё тебя выдаёт.
- Я пойду, пожалуй, воздухом подышу, - проговорил Миша сдавленно.
Женька не обратил никакого внимания на реплику Миши. Тот и не желал быть замеченным.
У самой двери помедлил, потоптался. Сказать ли? Оголить, так сказать, провода, поделиться самым сокровенным, самым дорогим и тем, что на самом деле тревожит.
Стоит ли оголяться перед человеком, которому это не нужно? - спрашивает Мишино сознание. - Ты бы подумал сначала, а потом как в сказках - в омут с головой.
- Женя, - сказал да вздрогнул от своего же голоса, - в следующий раз сделай не куклу, а мальчишку. Себя самого сделай.
- Зачем мне нужен... я?
- Чтобы смотреть в его глаза... и видеть в его соринке своё бревно.
***
Когда Паша пришёл в логово, на него сразу же водрузили маску ястреба, закрепили его тело клятвами, обещаниями и только после этого поочерёдно показали свои лица. Миша, как самый младший, снял маску первый. Паша скользнул по его лицу с лёгкой ухмылкой, мол, ничего особенного в тебе, Мишка Тургин, нет. Для кого-то ты, может быть, и главный герой, но точно не для Паши.
Мише уже и не хочется быть главным. Он бы с радостью отдал эту позицию Лизе, а себе бы с радостью взял её жизнь.
Поменяться бы. Хотя бы на недельку.
Дальше маску снял Женька. Увидев его лицо ещё раз, Миша не мог не заметить того, что сейчас Женя Логунов выглядел симпатично. Лицо теперь стало чище и светлее, словно бы все веснушки разом ушли, а загар сошёл вместе с кожей. Сейчас он был красивым. Авенантненьким.
По его лицу Паша тоже скользнул безразлично, словно просто столб обогнул, а не человека заметил. Вот уж чего у Паши хоть отбавляй, так это безразличия.
Все ли люди будущего такие, как этот надменный, самодовольный ин... человек?
Следующей была Ника. Она стянула со своей головы маску совы так грациозно, словно всю жизнь к этому готовилась. Паша задержался на ней, а потом неожиданно вернулся взглядом к Мише. Миша замер, словно бы его обыскивали.
Зачем Паша посмотрел на него? И почему именно на него?! Как будто из четырёх человек тут больше посмотреть не на кого.
А Паша всё смотрит, точно давит его, Мишу, как букашку, как неразумное животное, как бабочку приковывают энтомологической булавкой - прямо в грудину, прямо посередине. Миша - «морфо аврора», и его миленькое брюхо дырявит Пашина булавка.
Была одна причина, зачем Паша вообще вернул взгляд на Мишу, но, увы, эту причину понять нам придётся ещё очень нескоро.
Миша стушевался по проницательным Пашиным взглядом и отвёл глаза.
- А ты почему не снимаешь маску? - спросил Паша, кивая в сторону Лизы.
Лиза стояла непоколебимо, казалось, её совершенно не трогала чужая претензия. На Пашины обвинения она не обратила никакого внимания.
- Потому что ты не дорос до такого уровня, мальчик, - сказала она надменно.
Вот и встретились их взгляды, полные гордости, полные огня сопротивления, неужели, неужели, им придётся работать в одной команде?
Паша обозлился, но умолк, а Мише показалось, что тут что-то не так. Выглядело всё до абсурдного плохо, дёшево, не по-настоящему как будто. Этот Пашин взгляд, эта полуулыбка Лизкина, всё выдавало в них двоих плохих актёров. Быть может, Лиза рисуется перед ним, быть может, она ломается, как и перед Мишей однажды ломалась. Всё может быть с этой Лизой.
Миша наблюдает за тем, как они переглядываются, и непонятно отчего бесится. Всё его вдруг начинает раздражать: в Паше, в Лизе, да даже в Нике с Женей.
Непонятно, почему Паша тогда на Мишу посмотрел, как будто украсть у него что-то хотел. И всё Нику взглядом прожигает, быть может, понравилась она ему? Что же тогда ему в ней понравилось? Миша смотрел на Нику - без маски, без защиты, без всего. Смотрел и не понимал, что в ней может понравиться. Женя тоже прожигал взглядом Пашу, а Паша Нику, а Ника смотрела на Лизу. Лиза тоже не сводила глаз с Паши.
Как дикие звери, они принюхивались и выжидали того, кто нападёт первым. Тот, кто кинется раньше остальных, они задавят всем скопом. Всё равно, друга ли, врага ли. Сейчас на первом месте инстинкты, а потом можно будет подумать о том, кого же они всё-таки съели.
И Миша - о, главный наш герой - кидается первым:
- Лиза, - сказал, - а почему ты маску не хочешь снять? Мы всё-таки теперь одна семья. К тому же, мне ты лицо своё показала почти сразу же.
Это была ложь. «Почти сразу же» - понятие растяжимое. И, несмотря на это, Миша не мог бы так сказать даже с натяжкой. Она открыла лицо позже, много позже. Под покровом ночи открыла, чтобы Миша не разглядел ничего, но он, к её сожалению, всё разглядел.
Потом бессмысленно стало скрывать.
Лиза словно смирилась с тем, что Миша вляпался в их тайны по самую макушку, а потому перестала что-либо прятать от него. Кроме одной вещи, которую она старалась скрывать не только от него, но и от всех остальных тоже.
Паше как будто никто не доверяет. Все его чуждаются, все его боятся. Паша - человек будущего, но разве такого будущего хотели мы все? Пашу отвергают, а раз его отвергают, значит, задача «геддонов» - принять.
«Геддоны» всегда подбирают то, что плохо лежит.
- Ты из ума выжил? Я никому не показываю своего лица сразу же, - воскликнула Лиза.
- Не делай из своей внешности тайны, покажись, - неожиданно произнёс Женя.
Миша взглянул на него с благодарностью. Всё-таки, несмотря на странности этого Волка, он понимает, что нужно делать в щекотливых ситуациях.
Паша теперь смотрит на Логунова по-новому. Как-то даже с уважением. Миша почти верит в то, что все они в конечном итоге подружатся.
Лиза, одарив присутствующих самым злым из своих взглядов, притронулась пальцами к маске.
Миша глядит на её лицо, на светлые аккуратные косички, на маску в её руках смотрит, - и испытывает что-то, отдалённо похожее на ревность.