Глава 12. Вне работы
Время текло своим чередом.
Утро заменялось днём, день заменялся вечером, вечер заменялся ночью, а ночь преследовали кошмары. Одна таблетка снотворного плавно превратилась в четыре, которые Сэм постоянно заглатывал в 22:00, и отчего-то казалось, что скоро они превратятся и во все пять. Ещё час после того, как пил таблетки, Сэм работал, а позже – сваливался мешком на кровать, мысленно молясь кому-то свыше, чтобы в эту ночь Желтоглазый не настиг его.
Молитвы неуслышанными разносились по ветру, потому что спустя ещё один час с глаз несущегося за ним Джона Винчестера выныривали золотые оттенки.
Джон, кстати, в какой-то момент стал неотъемлемой частью жизни Сэма. Винчестер продолжал читать его дневник до предсказуемой вспышки боли в голове, что фейерверком разлеталась внутри него и размывала картинку перед глазами. Иногда он не реагировал на своё состояние и не останавливался в чтении, а иногда – забрасывал его на несколько дней, чтобы позже продолжить.
Каждая отцовская запись на страницах становилась символической. Дат больше не было, а по качеству написанного чётко прослеживались оттенки настроения Джона в тот день.
Жирные буквы, выведенные косым, круглым почерком, говорили о том, что отец в тот день был в хорошем настроении, – но по большей части в дневнике виднелись тонкие, размашистые записи, нечётко выведенные в некоторых местах. Сэм поджимал губы и щурился, пытаясь разобраться в написанном, в особенности, в заметках на полях, вот только некоторые слова всё равно тонули в непонятных каракулях. Именно из-за этого Винчестер на вырванной из тетради страничке начал повторять буквы отца, чтобы после их с этими каракулями сравнивать и понимать, что же тот написал.
Только по большей части это была лишь попытка занять чем-то руки. Сэму было всё равно, потому что он знал, о чём идёт речь в отрывке, пока читал его, – просто пытался оттянуть момент продолжения чтения как можно дальше. Он не хотел читать о чёртовых записях, давно уже пропитавших его воспоминания кровавыми оттенками. Не хотел и даже боялся, пока перелистывал страницу за страницей, встречая то огромные абзацы, то краткие предложения, рассказывающие о том, как прошёл день.
«Мичиган. Снова мотель, снова явное недовольство происходящим от Дина. В 15 думает, что знает всё. А на самом деле понятия не имеет, что, чёрт возьми, происходит».
«В новой школе Сэм выиграл футбольный матч».
«Кажется, я снова переборщил со спиртным».
И тому подобные записи. Сэм пробегался по ним глазами, понимая, что ещё не дошёл до той части отцовского дневника, где были выделены определённые заголовки вроде: «ВАМПИРЫ», «ДЕМОНЫ», «ОБОРОТНИ», - и прочее. После чего всегда отлаживал потрёпанный дневник в сторону и брёл по своим делам, отчасти совершенно ненужным.
Не замедляясь, к Канзасу подступало Рождество, которое, Гарт давно уже отпраздновал со своей семьёй. И оно неудивительно - его огромная семья в двадцать пятое из-за своего количества и постоянных дел просто не могла отпраздновать его в обществе друг друга. Они все сумели выделить время лишь в ноябре, чтобы собраться вместе на застолье (в день, когда из-за Гарта Сэм задержался на работе дольше нужного), – потому в нужный день поздравили друг друга по звонкам и сообщениям.
Сэм последовал его примеру.
Не в том смысле, что праздновал Рождество с кем-то раньше, ради удобства, а в том, что Дина, своего единственного родного брата поздравил простым сообщением. На его «С Рождеством» пришло «Тебя тоже», и на том переписка и закончилась.
Чарли же он подарил плитку молочного шоколада и комикс, который она давно искала, Гарту - коробку конфет с ликёром внутри и невероятно глупые носки (на них были изображены две забавные рожицы красного и зелёного цветов), которые очень долго выбирал в магазине. Те двое остались довольны, потому и Сэм, уходящий с салатового оттенка шарфом, десятком новых музыкальных пластин и набором полезного сладкого (орехами в мёде и пятью килограммами мандарин), был доволен.
Но Рождество, как и Новый год, он провёл в гулком одиночестве. Ощущения праздника не было, потому он не предавался ему, предпочтя выпить стакан эгг-нога в баре и на том закончить всё празднование.
На следующие после них дни Сэм выходил на работу, сидя в пустой фотостудии и работая над редакцией фотографий. Но до того привычно заходил в кофейню, обнаруживая всегда работающего Габриэля на месте.
Они каждый раз встречались с утра, и Сэм чувствовал себя несколько озадаченно. Габриэль безустанно пахал в кофейне всё своё время, не находя себя в отдыхе и выходных, и, что очевидно, был этим удовлетворён.
Сэм как-то спросил его об этом, на что Гейб пожал плечами, продолжая печатать в телефоне, пока Сэм размешивал сахар в стаканчике с кофе.
- Полюбил эту кофейню, потому и работаю тут.
Сэм с некоторым недоумением посмотрел на него.
- А та, основная работа?
Гейб лишь на мгновение оторвал своё внимание от телефона. Он посмотрел на Сэма так, словно говорил: чуваак, ну какое тебе дело до этого? Сэм с трудом воздержался от показушного фырчанья и просто накрыл раф крышкой, закрепляя её рукой.
- Пока что её нет, - последовал ответ, который вообще ничего не объяснял.
На том разговор и завершился. Сэм обменялся с Гейбом привычным прощанием и вышел на улицу, прикрыв за собой дверь.
В тот день он не мог перестать думать о работе, о которой Гейб вообще ничего не хотел ему говорить. Словно на ней стояло какое-то табу, из-за чего тот не мог рассказать чем занимается на самом деле, если не считать этой подработки.
Мысленно Сэм себя одёрнул, пока сидел в коморке и всё никак не мог остановить поток размышлений.
Это было не его дело.
Вот только интерес от этого не уменьшился.
***
«Меня беспокоит состояние Сэма».
На эту фразу в самой верхушке блокнота Сэм свёл брови к переносице, но продолжил читать. Новый год вместе с Рождеством прошёл, потому за окнами музыки, лишнего шума и фейерверков больше не было, что по-своему удовлетворяло Сэма.
Потому новая страница в дневнике отца читалась в полной тишине довольно легко – чего не было уже давно.
«Я продолжаю находить единомышленников, они меня постепенно вводят в курс дела (на подобных моментах Сэм всегда застревал, вспоминая, что Дин говорил о некой банде, в которой оказался отец). Я думаю начать вести этот блокнот, по большей части, ради заметок, которые в будущем помогут не только мне, а, возможно, и кому-нибудь ещё, потому следующие страницы будут уже исписаны ими.
Но сейчас о другом.
Сэм.
Под ухудшением состояния я имею ввиду не простуду, которой они с Дином словно поочередно решили болеть. Парень постоянно дёргается на любые звуки, просыпается ночью от кошмаров, которые становятся всё более частыми. Бледный. Худеет. Пара килограмм ушла за два дня. Температура и лихорадка. Но не простудная. Ещё, думаю, серьёзные галлюцинации, в которых сам парень не признаётся».
Если отец в тот момент имел ввиду души, которые стал видеть Сэм после смерти матери, то всё становилось на свои места. Но насчёт кошмаров Винчестер не сильно понял. Кошмары у него были только в первые два месяца с того пожара, позже - они стали редкими гостями его снов. Участились только сейчас, спустя множество лет после того, как Сэм вырос.
И таких ощутимых физических изменений он тоже не помнил. Может, всё дело было в том, что он просто забыл такие детали? Всё было возможно. В то время, как это писалось, ему было не больше одиннадцати.
«Миссури говорит, что эти изменения понятны. Они даже ожидаемы, потому что внутри мальчика есть что-то, чего я не сильно понял. Она осмотрела его, со всех сторон, и смотрела на мальчишку так, словно золото увидела. Клад, который выскальзывал из её рук. Но в то же время эта женщина мне нравится. Она не из категории «плохишей».
По её словам, внутри Сэма рождаются и развиваются некоторые силы, что мне до сих пор сложно переварить. Я не понимаю их концепцию, не понимаю, откуда они взялись, хотя Миссури пыталась доходчиво объяснить. В подобной катавасии я всё ещё дуб».
Сэм ничего из этого не помнил. Он не помнил никакой Миссури, не помнил никаких сомнений отца или того, что тот хоть как-то был уведомлён о его способностях видеть души.
Некоторое время Винчестер сидел, пялясь в открытый дневник так, словно тот укусил его. Его глаза спустя мгновение побежали дальше по строчкам, но сомнения насчёт своих прежних воспоминаний всё продолжали и продолжали оттягивать его грудную клетку.
«Ад, рай, медиумы, вампиры, ведьмы и прочее - дайте мне хотя бы к этому привыкнуть, - продолжил вести своё дневник. - А то, что мой сын - потенциальная добыча для таких же, как и я... Нет. Я клянусь чем только могу, что кроме людей, которым я доверяю, о способностях моего сына не узнает никто. Какие бы то способности ни были.
Но вот как мне вылечить Сэма, если такое вообще возможно, я не знаю».
Описанное отцом до боли напоминало происходящее сейчас.
Сэм мерял шагами свою комнату, безустанно думая. Отец считал болезнью его способности, или же ухудшение его здоровья в целом? И, кем бы ни была та Миссури, она действительно определила наличие у него способностей? Если да, то могла ли она помочь ему сейчас?
Сэм поджал губы. Он не знал ответа, он даже боялся его, потому что то, что о его способностях знали люди, которым доверял Джон, но которым Сэм доверять как-то вообще не планировал, его напрягло.
В дневнике было продолжение, на удивление, большой заметки.
«Буду продолжать будить парня, потому что другого варианта я не знаю, у меня его просто нет. Успокаивать каждую ночь его я не смогу, потому что занят. Дин изредка будет подменять меня.
Мысли о том, что у парня обычная простуда, меня больше успокаивают, чем о том, что у него какая-то сверхъестественная чушь, о которой я понятия не имею».
Был ли отец таким психом, каким считали его что Дин, что Сэм?
Сэм медленно закрыл дневник, который дошел уже до половины. Ему не хотелось думать о том, ошибались они, или же нет. И о том, серьёзен ли был этот текст, или же отец вновь предался своим выдумкам, которые, как лапшу на уши, вешал каждому прохожему.
Следующую заметку Сэм осилил только на следующий день, чтобы больше от дневника не отрываться совершенно.
Впервые за всё то время, которое Сэм провёл над изучением блокнота, он поставил себе цель прочитать всё, что было изложено на листах. Возможно, до того он был не готов сделать это, а, возможно, просто не хотел продолжать свою личную пытку.
Но текст пошёл быстро, без пауз, что странно, и Винчестер скоро листал страницу за страницей, углубляясь в отцовские закорючки.
«Я помню ухудшение состояния Мэри. Я умоляю, если кто-то слышит меня, прошу, я не хочу, чтобы Сэм закончил также, как и она».
«Дин беспокоится за брата. Пока меня не было, на столе появился хлеб и колбаса. Подозреваю, что старший начинает воровать. Простите, ребят, денег у меня нет совершенно».
«Я бы хотел рассказывать тут о делах, которыми занимаюсь, но почему-то мне страшно от того, что этот дневник может кто-то прочитать. Даже Дин и Сэм. Я не хочу вовлекать своих детей в это дерьмо. Я пытался им всё объяснить и теперь понимаю, что это - излишне».
«И всё же, я предпочту тут вести некоторые заметки. Мне нужно это».
И далее, под внушительным заглавием «ВАМПИРЫ» следовала целая огромнейшая статья со всевозможными вырезками из мифов, легенд, старых книг и прочего. Много чего было перечёркнуто - та же строчка «боятся солнечного света» была исправлена на «не любят дневной свет».
Сэм пытался изначально разобраться в тексте, но вскоре перелистнул его. За ним последовали и прочие такие же текста: с «ДЕМОНАМИ», «ПЕРЕВЁРТЫШАМИ», «ВЕДЬМАМИ», «АНГЕЛАМИ», «ОБОРОТНЯМИ», «ДРАКОНАМИ» (серьёзно?), «ОКАМИ», «БАНШИ», «ВЕНДИГО», - и десятками даже, сотнями таких же кричащих слов, которые Сэма вводили в ступор. Подобные отрывки должны были встречаться и позже, насколько знал Винчестер, так что он решительно начал избегать их, пропуская огромные исписанные текстом листы.
Когда он только начал читать дневник, то очень надеялся, что дойдёт до того переломного момента, когда отец начал верить в это. Но время, когда это случилось, было совсем пропущено, а записи начали вести после смерти Мэри тогда, когда Джон уже верил в это.
«В мотеле, после дела, я обнаружил Дина и Сэма спящими на одной кровати. У меньшего - дробовик в руках, который я подарил, а старший - с моим старым клинком. Спиной к спине лежали. Будто защищались от чего-то. Я накрыл их тем проеденным молью одеялом и Дин проснулся. Но, заметив, что Сэмми спит, без кошмаров, не шевелился ещё часа два, пока тот не проснулся вслед за ним.
Лучшее утро на моей памяти».
«Я не знал, что Сэму нравится фотографировать».
«Рождество прошло. К детям не успел.
я не спец-» (уголок на той странице оборвался, пожрав с собой и последние слова).
«Дин продолжает воровать, пока я продолжаю искать. Воровство не завело его далеко и, может, это не правильно, но я оставил его в доме для мальчиков под руководством некоего Сонни. Судя с биографии и отсутствия любых признаков того, что он не «нормальный» человек - на него вполне можно положиться. Я всё ещё не уверен, но, что сделано - то сделано. Парень должен разлучиться воровать.
Сэму сказал, что его брат пару недель поживёт у знакомого, так как нам нужно всем отдохнуть (поверил ли?). Сэм продолжал допрашивать меня о Дине, но, когда я попросил меня не донимать, отцепился.
Настырный пацан».
«Дин вернулся. Я никогда раньше не видел, чтобы Сэм так ярко улыбался, а Дин – так крепко кого-то обнимал».
Сэм сцепил зубы.
Вот за что он ненавидел своего отца. Вот за что не переносил его на дух. Вот за что готов был его придушить.
Он и не заметил, как его пальцы вцепились в обложку дневника и до треска сжали. Хотелось убрать его в сторону, но Сэм и глаз оторвать не смел. Просто не смел, чувствуя набухающую, как волдыри от спирта, злобу, пожирающую его изнутри. Она была ужасна. Отвратительна. Такая же, как и поступок Джона.
Отправить собственного сына за воровство в незнакомое место, отдать человеку, которого не знаешь, за то, что не сумел прокормить собственных детей, – так ещё и свалить всю вину на Дина...
У Сэма не было слов. Казалось, что сцена, где отец оставался наедине с Дином в номерах мотелей, пока Сэм бродил по улице, не зная, куда податься, была на уровне этой. Такой же страшной, такой же отрезвляюще реальной. А ведь в прошлом Сэм даже не знал куда делся Дин на те дни, слушая льющиеся от бухого в хлам Джона отмазки; лишь помнил, как кинулся солнечным утром к Дину на шею, когда тот вернулся на машине с отцом в номер мотеля, где они остановились. Остальное - как в тумане, но чёрт возьми.
Эта заметка для парня была такой же отвратительной, как и «лучшее утро Джона Винчестера». Отец видел только картину спящих братьев, в руках которых было оружие. Он не видел слёзы младшего, вторящего словам отца о существующих монстрах, уверения старшего, что ничего с ними страшного не произойдёт, паники, неподдельного страха и осознания Сэма, что их отец был полным психом.
Джон не видел этого.
А Сэм помнил.
Спрятав пряди волос за уши, Винчестер мысленно убедил себя в том, что ошарашить дальше его будет достаточно сложно. Потому, сделав пару глубоких вдохов-выдохов, он вернулся к записям в дневнике и продолжил читать.
Вот только насчёт своих мнимых убеждений он всё-таки был не прав. Катастрофически ошибался - потому что следующая заметка словно что-то выдернула из Сэма, зарылась рукой прямо в его грудь и сжала лёгкое, не позволяя свободно выдохнуть.
«Сегодня я вышел на нового человека. С ним меня познакомил Руфус Тёрнер, старый бродяга с огромным прошлым. Мы с ним были знакомы ещё с моей работы, года так два назад впервые встретились. Но за то, что помог мне выйти на ещё одного, опытного охотника, я ему действительно благодарен.
У Бобби Сингера довольно сомнительная биография.
Убийство собственной жены, о котором мне рассказал Руфус спустя с десяток стаканов спиртного, даже не кажется мне самым странным. В Карен Сингер вселился демон, а Роберт не знал, что делать. Понятная ситуация.
Но старик меня напрягает гораздо больше, чем я предполагал».
Через пару пустых строчек было добавлено:
«Как и я его».
После этой заметки шли черновики, рассказывающие о неких Веталах, Ванах, Гулях и о прочих тварях. Сэм пролистал страницы невидящими глазами, чтобы после медленно отложить блокнот в сторону, не заметив ещё какую-то писанину отца на последних страницах. Он просто пялился в стену, а после - подтянул к себе телефон и одеревеневшими руками набрал номер Дина Винчестера.
А в голове зрели только одни мысли:
Бобби когда-то был женат? Он убил собственную жену? Почему Бобби был замешан во всём этом? Если это правда, то почему старик никогда не рассказывал об этом?
Но вместо ответов Сэм получил только ещё один, образовавшийся сам по себе вопрос:
А было ли это вообще правдой?