Кредо Сумрака

Илья не знал, какой сегодня день недели. Скорее ориентировался по внутренним ощущениям. По его подсчетам прошло не меньше четырех дней, когда он последний раз навещал Ромку. За это время Илья разложил по полочкам создавшуюся ситуацию и пришел к единственно верному решению.

Первое, что нужно сделать — это изъять у Ромки все рассказы. Он еще маленький, а, значит, искренний. Сам не ведает, что усугубляет свое положение историями с упоминанием Ильи. Но как запретить ребенку писать об Илье? Это очень трудно. Некоторое время Рома может не говорить о своем друге и не писать, но это лишь вопрос времени. В любой момент, путь даже за обедом с родителями, Рома заикнется про Илью или начнет говорить о нем, отвечая на родительские каверзные вопросы. Родителям важно услышать, что никакого Ильи нет, и это всего лишь фантазия их сына, но Ромка не сможет лгать. Как известно, дети меняют показания. Рома забудет, отвлечется и непременно брякнет про Илью, родители снова схватятся за голову и отправят в клинику.

Этого допустить нельзя.

Исчезнуть из жизни мальчика — можно. Но резко исчезнуть — нельзя. Рома будет страдать, грустить и ждать Илью. Плакать на плече у матери, что его бросил лучший друг.

Сложная ситуация.

Но Илья нашел выход.

Сегодня в «Психоневрологическом диспансере города Ивановска» было людно. Родители и близкие родственники в очереди стояли у стойки администратора, на столе надрывался рабочий телефон. Единственная медсестра, которая дежурила в приемной, не знала, за что хвататься — то ли ответить на трезвонящий телефон, то ли выслушать просьбы и вопросы родителей пациентов.

Илья постарался выбросить мысли медсестры, близкой к состоянию нервного срыва, и сосредоточился на одной паре. Мужчина и женщина стояли возле кулера и обсуждали с лечащим врачом состояние их сына. Оба были грустны и мечтали оказаться как можно дальше от этого места. Никогда больше не вспоминать о нем и забыть сюда дорогу.

— Иван Федорович, есть ли улучшения? — с надеждой заглядывала в глаза врачу темноволосая женщина с воспаленными от слез глазами.

Она не спала уже несколько дней. Мысли о любимом сыне не давали покоя ни днем, ни ночью.

Ее муж держался лучше, ему нельзя было не спать, иначе можно лишиться работы. Мужчина устало провел рукой по волосам. Потерять работу ему никак нельзя, особенно теперь, когда львиная доля средств уходит на лечение сына и содержание его в диспансере. Нет, можно было и с наименьшими затратами, и даже бесплатно, но тогда пребывание Ромы оказалось бы хуже, чем в тюрьмах.

— Ксения Игоревна, я не могу ничего гарантировать на ближайшие две недели. На данный момент ситуация следующая: Рома не выглядит психически больным, он прекрасно сдает тесты и физически здоров.

Женщина облегченно вздохнула.

— Но, — продолжил врач. — Рома все еще говорит о своем воображаемом друге.

— Об Илье? — всхлипывая, уточнила Ксения Игоревна.

— Да. Рома каждый раз при общении с психологом упоминает это имя.

— Скажите, есть ли шанс, что наш сын перестанет фантазировать и снова станет обычным ребенком? — тихо спросил мужчина.

Врач глубоко вздохнул.

— К сожалению, в данный момент я не готов дать четкий ответ. И так же, я не уверен, что вымышленный Илья — это фантазия. Видите ли, как я уже говорил, мальчик по общению с психологом и психотерапевтом создает впечатление здорового и адекватного человека. У него замечательное поведение. Развлекает себя чтением, рисованием и сочинением рассказов, словом, совершенно спокойное состояние без нареканий, — врач выдержал паузу, подбирая слова. – Однако Рома уверен, что Илья существует на самом деле.

— Но ведь все дети воображают друзей? — не сдавалась женщина.

— Да, но они признают, что этих друзей не существует. Они не пишут о них рассказы и не рассказывают об их жизни. Понимаете, проблема в том, что Илья занимает мысли мальчика. Он знает многое о жизни Ильи, говорит о нем так же просто, как о нас с вами. Но все мы понимаем, что Ильи нет на самом деле. А значит, мы имеем дело с шизофренией.

Илья не стал дослушивать разговор до конца.

Родители мальчика собираются уходить, поэтому путь свободен.

Илья взбирается по лестнице на второй этаж, кивает проходящей мимо медсестре, но та, впившись глазами в бумаги, этого не замечает, и подходит к палате Ромы.

Мальчик сидит на широком подоконнике и смотрит на площадку. Он выглядит грустным и даже не поворачивается, когда заходит Илья.

— Что стряслось? — заботливо спросил Илья, присаживаясь на пустующую койку.

Мальчик вздохнул.

— Просто думаю, сколько еще пробуду здесь. Устал смотреть на мир через эту железную решетку. Я не должен здесь находиться. Я не псих, — в голосе мальчика звучат слезы.

— Скоро ты будешь дома, — спокойно сказал Илья, стараясь передать ребенку свою уверенность.

— Они все считают, что я болен шизофренией. Но я не болен! — Ромка повернулся к Илье. Из его глаз брызнули слезы. — Я не псих! Не псих!

Илья, перепугавшись, что услышит кто-то из медперсонала, присел на кровать возле мальчика.

— Ш-ш-ш, — Илья поднес указательный палец к своим губам. — Тише. Не кричи. Не привлекай внимание персонала. Все должны видеть, что ты здоров и готов отправляться домой.

Ромка всхлипнул, проведя рукой под носом.

Илья протянул ему платок.

— Спасибо, — сказал мальчик, принимая совершенно новый накрахмаленный белый носовой платок. — Откуда у тебя такой?

— Бабушка подарила, — мгновенно нашелся Илья.

— Прикольно. А я у своей бабушки таких носовых платков не видал...они у нее с цветочками и мягкие. А этот как из каменного века, — улыбнулся Ромка.

— Так и есть, мелкий.

Рома подвинулся на подоконнике так, чтобы лучше видеть Илью.

— Почему они все говорят, что ты — плод моей фантазии? Это ведь неправда.

Илья промолчал.

— Скажи же, что неправда.

— Да, неправда. Я не плод твоего воображения.

Мальчик посмотрел на Илью в упор.

— Тогда можно я им скажу, кто ты?

Признаться честно, Илья всегда боялся этого вопроса. Он не хотел еще больше усугублять положение.

— Мелкий, я просто твой друг, о котором пока лучше никому ничего не го-во-ри-ть, — по слогам произнес Илья.

— Но почему они не верят мне? Когда меня отсюда выпишут? Я очень хочу домой. К своей кошке Адельке и к котятам. Они уже выросли, пока я здесь, — Ромка протер глаза рукавом.

— Скоро так и будет, — сказал Илья, прислушиваясь.

— Но ты не можешь.... — начал мальчик, но договорить не успел.

Илья услышал шаги врача, направленные к палате Ромы. Парень наклонился ближе к мальчику:

— Давай сюда все свои рассказы, — прошептал он так, чтобы услышал только Рома.

Мальчик без лишних слов соскочил с подоконника и достал из-под матраса кучку тетрадных листов. Протянул Илье.

— Верну позже, — проговорил он и покинул палату.

Небо заволокло грозовыми тучами. Поднялся порывистый ветер. Илья был в тонкой рубашке и простых джинсах, но успел шагнуть в дом в тот самый момент, когда первые крупные капли дождя опустились на землю.

Он достал из-за пазухи свернутые в рулон листы. За окном грянул раскатистый гром, вдалеке сверкнула молния. И снова гром, на этот раз не такой громкий.

Илья устроился на кушетке, разложил в порядке очереди Ромкины рассказы. Взял верхний листок и принялся читать.

Рассказ второй.

Было шесть часов вечера. Мама как раз возвращается с работы в это время. Когда я вышел из школы, она обрадовалась и раскрыла руки для объятий.

Мы перешли дорогу и оказались на рынке. Здесь разные павильоны с колбасой, сыром, киоски с мясом, кондитерская, пекарня, аптека, ломбард (что это такое, я пока не понял, надо не забыть спросить у Ильи. Он все-все знает!).

Мама решила купить фарш на котлеты и зашла в павильон, а я отвлекся и пропустил вперед других покупателей. А отвлекся я на одного мальчика, который переводил очень старенького дедушку через дорогу. Дедушка шел, кое-как переставляя ноги, миллиметр за миллиметром. Его костыль норовил скользнуть по местами не растаявшему льду и оставить дедушку без опоры.

Мальчик был старше меня. Точно не знаю, сколько ему лет, но он похож ростом на ребят, которые в нашей школе учатся в одиннадцатом классе. У мальчика были темные волосы и распахнутая легкая черная куртка с капюшоном.

Я подбежал к дедушке со словами: «Здравствуйте, я вам тоже хочу помочь!». Мальчик поддерживал дедушку за свободную руку, а я подбежал, чтобы подхватить его за ту, что сжимала трость.

Ох, не нравился мне дедушкин костыль!

Втроем мы перешли злополучную дорогу и тогда дедушка повернул ко мне свое сухое морщинистое лицо. Его густые седые брови сильно нависали над подслеповатыми глазами. Он вглядывался в мое лицо, а затем сказал: «Спасибо, сынок, дай Бог тебе здоровья. Только ты и помог несчастному старику». Я уставился на мальчика, который все еще держал дедушку под руку. «Но этот парень тоже вам помог» — сказал я, не сводя глаз с мальчика. Дедушка обернулся, потом снова повернулся ко мне: «Здесь нет никого, сынок. Или я просто окончательно ослеп». Я хотел ему что-то сказать, но дедушка перебил, указывая сморщенным длинным пальцем вперед: «Беги, мама тебя потеряла».

Мама отругала меня за то, что я не зашел с ней в павильон, но узнав, что я помогал дедуле, поцеловала меня в щеку, и строго приказала больше не отходить от нее на улице ни на шаг. Когда я рассказал, что дедушка не увидел еще одного мальчика, который ему помогал и не поблагодарил его, мама странно посмотрела на меня и сказала: «Рядом с вами больше никого не было, сынок».

Илья отложил рассказ в сторону и заметил, что он совсем промок. Влажная рубашка липла к коже. Кровля крыши прямо над ним сильно прохудилась и пропускала дождь. Вода стекала с мокрых волос Ильи по шее. Мелкие капли падали то на руки, то на колени. Илья решил заняться крышей, пока его маленькое убежище не затопило плачущее небо.