синтетический рай

Прошла неделя. Даня стал спокойнее, старался быть дома, но внутри всё равно зудело — хотелось вырваться хоть на вечер, увидеть пацанов, покурить с кем-то во дворе, вспомнить, что он не превратился в домашнего кота. И вот, в субботу вечером, когда часы показывали 18:40, он накинул куртку, натянул кроссовки и направился к двери.

Он уже держал ручку, как вдруг послышались лёгкие шаги — и из кухни вышла Арина. С кружкой чая, в своём светло-сером свитере до колен, с выпрямленными волосами и вопросом в глазах.

— Куда ты? — голос был спокойный, но внутри что-то застывало.
— Да так, к пацанам. Влад звал, там Кирюха ещё будет, типа посидим...

Арина молчала пару секунд. Поставила кружку на полку и прижала руки к груди.

— А кто тебя отпустил?

Даня застыл. Он слышал это уже не первый раз. Не с претензией, не с криком, а с какой-то внутренней тяжестью.

— Милая, ты чего? Я просто выйду, на пару часов.

— Я спрашиваю: кто тебе разрешил? — теперь голос стал жёстче. Она подошла ближе. — Ты со мной не обсудил. Ты мне ничего не сказал заранее. Ты просто решил и пошёл.

— Бля, Арина... я же не ребёнок.

— А я кто тебе тогда? — её глаза засверкали. — Ты неделю назад валялся под наркотой с поцелуями от каких-то шмар! Ты мне клялся, просил прощения, говорил, что всё! А теперь — "я не ребёнок"?

Он тяжело вздохнул, откинул капюшон назад, будто сдавшись.

— Просто хочу воздухом подышать, побазарить с пацанами.

— Воздух? — она усмехнулась, горько. — Тогда открой окно, Даня. Воздух у нас бесплатный.

Он начал снимать кроссовки, а она не отходила, стояла прямо перед ним.

— Я тебя скоро брошу, Даня, — выдохнула она, глядя ему в глаза. — Серьёзно. Потому что ты играешься. Потому что думаешь, что я всё стерплю.

Он резко поднял голову:

— Чё?

— Я больше не девочка, которую можно убаюкать парой ласковых слов. Не ту, что будет ждать под одеялом, пока ты вернёшься с фингалом и похмельем. Я устала. Устала бояться. Устала проверять твой телефон, твоё дыхание, твоё настроение.

Он посмотрел на неё. Губы сжались, руки застыли в воздухе. Он будто хотел что-то сказать — оправдаться, закричать, послать, или прижать к себе — но не мог. Всё было сказано. Честно, прямо, без истерики. Её голос дрожал, но взгляд оставался твёрдым.

— Милая... — прошептал он, — ты же знаешь, я просто...

— Знаю, — перебила она. — Что тебе тяжело. Что ты «иногда не справляешься». Что Влад — как брат. Знаю. Только я тоже человек. И я — не запасной вариант, не мама, не тень. Я — твоя девушка. Или уже нет. Решай.

Он опустил взгляд, развернулся и пошёл обратно в спальню. Не сказал больше ни слова. А она стояла у двери ещё пару секунд, тяжело дыша. Потом повернулась, села на диван и молча стала допивать свой чай. Руки дрожали.

И в комнате стало очень тихо. Слишком.

***

Вечер прошёл в тишине. Даня лежал в кровати, отвернувшись к стене, будто обиженный ребёнок. Арина тихо зашла в комнату, выключила свет, оставив только тусклую лампу на прикроватной тумбочке. Он не пошевелился. Она подошла, молча сняла носочки, залезла под одеяло, устроилась с краю, спиной к нему.

Минуты тянулись вязко, как густой дым. Потом — его рука, медленно и знакомо, скользнула по её талии. Он прижался, обнял сзади. Горячее дыхание обожгло ухо.

— Я хочу тебя, — прошептал он глухо, будто это было естественным продолжением всего дня. Пальцы скользнули чуть ниже, по бедру.

Арина вздрогнула.

— Не надо... — её голос был тихим, но твёрдым.

Он не отстранился сразу. Продолжил гладить, чуть сильнее прижимаясь.

— Я скучал по тебе, — пробормотал он. — Ты красивая такая. Вся моя.

— Я устала, — сказала она, не поворачиваясь. — Правда. Не хочу.

Он замер. Молчал. Пальцы больше не двигались.

— Ты чё, издеваешься? — его голос стал ниже, грубее, в нём зазвенело раздражение.

Она отвернулась ещё дальше, если это вообще было возможно.

— Нет. Я просто не хочу. Сегодня — нет.

— А до этого хотела, — выдохнул он сквозь зубы, откидываясь на подушку. — Как с пацанами поругались — сразу нет, да?

— Не в этом дело, — ей стало противно. — Я не обязана хотеть каждый раз, когда ты захочешь.

— Обязана, — бросил он. — Мы вместе. Я не гуляю, не лажу ни с кем. Я дома с тобой. Ты моя. Почему нет-то?

Она резко села, натягивая одеяло к подбородку.

— Потому что я человек, Даня, а не кукла. У меня есть настроение, есть право сказать «нет». Это не значит, что я тебя не люблю.

Он не ответил. Уставился в потолок, прикусил губу, фыркнул.

— Ты просто охуенно сегодня себя ведёшь. Сначала истерика у двери, теперь ещё и это. Круто.

— Да, — спокойно ответила она. — Я устала быть удобной. Я устала молчать. Мне неприятно, когда ты меня не слышишь.

Он сел на кровати, повернулся к ней. В его взгляде больше не было желания. Только обида.

— Ты специально хочешь меня наказать, да?

— Ты сам себя наказываешь. Я просто честна. Это не месть, Даня. Это границы.

Он отвернулся, встал с кровати, нервно прошёлся по комнате. Арина не смотрела на него — просто легла обратно и закрыла глаза.

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Да иди ты. — Он выдохнул, не глядя.

Она не ответила. И он не вернулся в кровать — сел на подоконник, курил в щёлочку, приоткрыв окно. За стеклом плыл ноябрь: мокрый, промозглый, чужой. Внутри комнаты тоже стало холодно.

Арина спала тревожно, сжав подушку. А Даня всё сидел и курил. Словно хотел выкурить из себя раздражение. Или вину. Или страх — тот самый, который он так долго скрывал: страх, что её можно потерять. Что её «нет» — это начало конца.

***

На часах было 2:03 ночи, когда Арина резко распахнула глаза. Комната была погружена в полумрак, только за окном слабо светили фонари, размытые влагой. Она медленно повернулась на бок — кровать рядом была пустая, простыня холодела. Сердце защемило от беспокойства.

Она встала. Тихо, на носочках, прошла по комнате, натянула на себя его тёплый худи, в котором почти тонула, и вышла из спальни.

На кухне горел свет. И там он — Даня. Сидел за столом, уставившись в одну точку. Руки сжаты в кулаки, ногти впивались в кожу, суставы побелели. Казалось, он даже не дышал — просто был в каком-то глухом, вязком тупике, как животное, загнанное в угол.

Арина остановилась в дверях и посмотрела на него.

— Встал и пошёл спать. Быстро.

Голос её был тихим, но жёстким. Не крик, не истерика — команда. Без обсуждений.

Он медленно повернул голову, посмотрел на неё — в глазах плыло всё: усталость, злость на себя, недоверие, страх, боль. Он хотел что-то сказать, может, оправдаться, может, огрызнуться, как всегда. Но не успел.

Арина шагнула вперёд, одним движением подошла к нему и дала подзатыльник — не сильно, не с яростью, а почти по-матерински. Как будто встряхнула его. Как будто пыталась вернуть его из его же головы.

Даня даже не моргнул. Просто закрыл глаза на секунду, выдохнул, встал.

Без слов.

Пошёл в спальню. Тихо. С опущенными плечами, как провинившийся подросток, которого застукали за чем-то постыдным.

Арина постояла на кухне ещё минуту. Смотрела на его пустую чашку, на пепельницу, на его телефон на столе. Всё это казалось таким чужим и таким знакомым одновременно. Как будто они уже были здесь — в этом месте, в этом состоянии. Где он теряется, а она его снова вытаскивает.

Она медленно выдохнула и пошла следом.

Когда зашла в спальню, он уже лежал под одеялом. Не двигался. Смотрел в потолок. Свет от уличного фонаря резал комнату пополам. Он не повернулся к ней, просто произнёс тихо:

— Прости, что ты со мной.

Арина молчала. Легла рядом. Медленно обняла его сзади. Его спина была горячей, будто в ней всё ещё тлел огонь злости и боли.

— Не говори так, — прошептала она. — Я с тобой, потому что люблю.

Он отвернулся сильнее, почти спрятался в подушку.

— Я не умею по-другому.

— Научишься, — сказала она спокойно. — Или останешься один.

Он резко вдохнул. Хотел что-то сказать, но передумал.

— Мне страшно, когда ты не хочешь, — выдохнул он. — Я сразу думаю, что всё. Что больше не любишь. Что... всё заканчивается.

— Даня, я человек. Не предмет. Любовь — это не «всегда готова». Это не про секс каждую ночь. Это про доверие.

Он тихо застонал и закрыл лицо руками.

— Я тупой. Я тебя обижаю. Каждый раз.

— Но каждый раз ты приходишь на кухню, сжимаешь кулаки и не уходишь. Ты остаёшься. И я остаюсь, — она мягко поцеловала его в лопатку. — Я с тобой. Только давай не разрушать то, что у нас есть.

Он медленно перевернулся к ней. Лоб ко лбу. Глаза в глаза. Его пальцы дрожали, когда он взял её руку.

— Я боюсь, что ты уйдёшь.

— Я уйду, если ты сам меня оттолкнёшь. А если ты будешь бороться — я буду с тобой, даже когда ты молчишь на кухне посреди ночи.

Он прижался к ней, стиснул в объятиях, как будто она могла исчезнуть.

— Я тебя так люблю, что с ума схожу.

— Тогда учись быть взрослым. Учись слушать. Не пугайся моего «нет». Я всё равно твоя. Просто не в ту секунду, когда ты решаешь, что имеешь право на всё.

Он кивнул. Губы прижались к её виску.

— Спасибо за подзатыльник, — пробормотал он. — Заслужил.

Арина улыбнулась, наконец-то немного тепло.

— Конечно. Ты мой. Я имею право.

Они лежали в тишине. На улице шумел ветер, мокрый асфальт блестел под светом фонарей. Город не спал, но внутри комнаты всё наконец-то стало тихо.

И, может быть, завтра Даня снова будет психовать, Арина — злиться, но в эту ночь они были рядом. Они не убежали. Не разошлись по углам. Остались — со всеми своими сломанными страхами, упрямством и, главное, любовью.