20. Тошно
Вечер был тихим. За окном шёл мелкий холодный дождь, стекало по стеклу, как будто кто-то наверху тоже плакал за них обоих. В комнате горела только лампа на столе. Жёлтый свет ложился пятнами на стены и освещал фигуру Дани, сидящего на полу перед Ариной.
Он стоял на коленях. Настоящих. Без пафоса. Без понтов. В футболке, растрёпанный, с поникшей головой и виноватым выражением лица. Он брал её руку, целовал каждый пальчик, ладонь, запястье. Молча сначала. Потом заговорил, срываясь:
— Прости меня... прошу тебя... малышка... девочка моя... я всё понял, правда... я как дурак... я без тебя вообще никто, слышишь?.. разблокируй их... хотя бы пацанов... хотя бы Влада...
Арина сидела на краю дивана. Прямая спина. Скрещённые ноги. На ней была его старая серая толстовка, длинная, почти до колен, и тонкие белые носки. Волосы аккуратно заплетены. Вид у неё был не милый — нет. Жесткий. Уставший. Холодный. Как у взрослой, которой надоело быть для кого-то тёплым одеялом.
— Да чтоб ты сдох, Даня, — выдохнула она зло, отдёрнув одну руку. — Я тебе кто вообще, а? Мать, чтобы прощать? Терапевт, чтобы лечить твою сраную травму? Ты меня трахнул, Даня. Первый раз. МОЙ первый раз. И после этого ушёл, как ничтожество. Не позвонил. Не написал. Пришёл, воняя бабскими духами, с помадой на шее. Думаешь, я это забуду, потому что ты тут сейчас на коленях?
Он зажмурился. Лицо его искривилось. Всё внутри крутило, как будто его рвало не на алкоголь, а на чувства.
— Я тебя люблю, Арина. Люблю до тошноты... до боли, до всего... я сам себя ненавижу, поняла?
— А я тебя теперь — тоже, — прошептала она.
Он молчал.
Потом снова потянулся к её ладошке. Она не отдёрнула руку. И это было всё, что у него осталось.
— Разблокируй Влада, — прошептала она.
Он резко поднял глаза. Губы дрогнули. Будто свет в конце тоннеля появился.
— Правда?..
— Только его. Остальные пусть идут нахрен. Сколько раз я тебя оттаскивала от дерьма, а ты всё туда возвращаешься.
Он кивнул быстро. Как ребёнок, которому разрешили конфету после долгого наказания.
— Спасибо... спасибо, солнце моё... ты не представляешь, что это для меня значит...
— Перестань. Не лезь ко мне с «солнцем», — отрезала она. — Мне тошно, когда ты лжёшь.
Он сел на пол, обхватив голову руками.
— Я не лгу.
— Ты дышишь ложью, Даня. Пропитан ей. От волос до пяток. А я устала быть наивной дурой, которая верит в твоё «изменюсь».
Он молчал. Долго. Потом встал с пола, сел рядом. Осторожно.
— Я тебя не держу, — тихо сказала она. — Хочешь — уходи. Только больше не возвращайся с поцелуями на шее. Мне одной сойдёт.
Он посмотрел на неё. А она смотрела на стену.
— Я не уйду, — выдохнул он. — Я здесь.
— Тогда веди себя как человек. А не как кусок боли.
Он кивнул. Резко. И снова потянулся к телефону. Она подала его сама. Он открыл экран, вошёл в контакты. Всё ещё чисто. Пусто. Как и у него внутри. Но Влад снова был в списке. Один из немногих.
Он обнял Арину за плечи. Осторожно. Медленно. Она не ответила. Но не оттолкнула. А он знал: это уже победа.
Пусть и маленькая. Но для него — целый мир.
***
Арина молча выключила ночник. Комната погрузилась в полумрак, только тусклый свет с улицы через неплотно закрытые шторы мягко разливался по стенам. Даня лежал рядом, тихо дыша, словно боялся даже шелохнуться, чтобы не спугнуть эту хрупкую тишину между ними.
Она отвернулась к стене, натянув одеяло на плечи, и зарылась в подушку. Даня остался на спине, глядя в потолок. Сердце колотилось быстро, как после бега, хотя он не двигался. Хотел сказать что-то, но язык не поворачивался. После того, как она позволила ему остаться, после того, как разблокировала Влада — даже прикосновение казалось роскошью.
Прошло несколько минут, может больше. Он тихо перевернулся на бок, медленно, будто каждое движение — вопрос. Аккуратно протянул руку, положил на её спину, поверх ткани её футболки. Погладил. Осторожно, как будто касался стекла.
Арина не отреагировала. Не шевельнулась. Но и не оттолкнула.
Он провёл рукой чуть ниже, к талии. Остановился. Почувствовал, как она чуть-чуть напряглась — и тут же выдохнула, расслабляясь. Молчание между ними больше не было тяжёлым. Оно стало чем-то мягким, тёплым. Почти уютным.
— Я правда тебя люблю, — прошептал он ей в шею, едва касаясь губами кожи. — По-настоящему, Арина. Без тебя я, как... — он запнулся, — ...как без воздуха.
Она не ответила. Но её пальцы нащупали его ладонь, сжали. Это было лучше любых слов.
Как-то всё случилось само собой. Без напряжения, без суеты. Спокойно. Мягко. Почти тихо. Не как в фильмах, не как он себе раньше представлял. Без грубости. Без страсти на грани злости. А как будто так и должно было быть. Как будто мир остановился, и остались только они вдвоём — под этим старым серым одеялом, в их комнате, где пахло лавандой и чем-то знакомо-домашним.
После они просто лежали рядом. Даня гладил её по волосам. Арина лежала на его плече, слушала его дыхание и думала, что, может быть, всё не так плохо. Что, может быть, у них получится. Когда он не орёт, не пропадает, не убегает — он умеет быть таким... нужным.
— У нас всё получится? — вдруг спросила он, очень тихо.
— Да, — ответил она, даже не думая. — Я не отпущу тебя больше.
Он кивнул, прижавшись крепче. Внутри всё ещё было тревожно. Непонятно. Но в эту ночь, здесь, в этой тишине — ей хотелось поверить. Хоть чуть-чуть. Хоть на пару часов.
***
Даня лежал рядом, чуть приподнявшись на локте. Смотрел на Арину, как будто впервые. Свет от уличного фонаря мягко ложился на её лицо, освещая её большие голубые глаза и красные от стыда и обиды щёки.
— Мася... — тихо прошептал он, нежно касаясь её подбородка. — Прости меня. Я мудак. Сам знаю. Сам себя ненавижу за это.
Арина лежала, уставившись в потолок. Она ничего не говорила. Только моргала чуть чаще, чем обычно, будто сдерживала что-то внутри. Она устала. Устала прощать, верить, надеяться. Но и без него, чёрт побери, как без воздуха.
— Ну не молчи, пожалуйста... — он медленно придвинулся ближе, поцеловал её в горячую щёку. — Я тебя люблю, слышишь?
Она не оттолкнула. Но и не ответила. Щёки пылали. С одной стороны — от злости, с другой — от его прикосновений. Оттого, как он говорил, от того, как смотрел. Его голос был хриплым, надломленным. В нём не было привычной бравады. Только виноватая нежность.
— Мася моя... — снова прошептал он и начал целовать её лицо: нос, лоб, скулу, потом вторую щёку. — Самый мой человек. Единственная. Ласточка ты моя... — его голос дрожал, — ...я не хочу больше косячить. Я реально сдохну, если тебя потеряю. Я уже не тот Даня, который по клубам шарился. Я хочу с тобой. Домой — к тебе. Всегда.
Она повернулась к нему лицом. Молча. Её глаза блестели от слёз, но она не плакала. Просто смотрела. Внимательно. Тихо. Долго. И так, будто прямо сейчас решала — простить или сломать. Дать ещё один шанс или навсегда уйти. Он знал этот взгляд. И от него сжималось всё внутри.
— Я тебе верю, — тихо сказала Арина. — Но я боюсь, Даня. Боюсь, что опять сорвёшься. Опять куда-то уйдёшь. Опять не выберешь меня.
— Нет. Клянусь. Я не сорвусь. Никогда больше. Ты у меня одна, слышишь? Одна.
Он провёл пальцем по её губам, поцеловал в уголок рта. Потом ещё раз — чуть ближе к щеке. И ещё — в висок.
— Сама посмотри, как я без тебя... — шептал он, прижимаясь лбом к её лбу. — Я как потерянный. А с тобой, Мася... я живу.
— Даня... — выдохнула она, и голос её дрогнул. — Мне тяжело. Я каждый раз думаю, что всё. Что ты выберешь тусовку, Влада, наркоту — а не меня. И я как дура... жду.
Он сжал её ладони в своих, начал целовать каждый пальчик по очереди.
— Прости меня. Прости за каждый вечер, когда я не пришёл. За каждую слезу. За эти духи на рубашке. За поцелуи не твои. За всё, Мася. Я сдохну, если ты уйдёшь. Я сам себя порву. Я... я без тебя никто. Просто парень, который сам себя в яму закопал.
Он снова поцеловал её щеку. Она была горячей. Красной. Он чувствовал, как она дрожит — от слёз, от эмоций, от усталости.
— Ты моя девочка, — прошептал он. — Моя Арина. Моя маленькая. Такая сладкая... такая добрая... такая красивая. Я тебя потерять боюсь больше, чем умереть.
Арина наконец выдохнула. Она положила голову ему на грудь и медленно обняла его. Сердце Дани колотилось, как бешеное. Он обнял её крепко, крепко, как будто боялся, что она исчезнет прямо сейчас.
— Только не подведи меня, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Не предавай.
— Никогда. Слово. Клянусь тобой.
И они лежали так долго. Пока не стемнело совсем. Пока на улице не стих ветер. Пока внутри не стало хоть немного легче. Хоть чуть-чуть. Хоть на одну ночь.