3. Забрали
Арина всё ещё сидела на лавочке, согнувшись пополам. Холод пробирал до костей, щеки горели от ветра, а губы стали бледными и потрескались. Она даже не замечала этого — боль в теле перекрывала всё.
Её пальцы дрожали. Она медленно посмотрела на руки, как будто впервые. Нарощенные ногти — гордость последних недель, сделанные на мамины деньги — были поломаны. Один треснул почти у основания, кровоточа прямо под лункой. Другие — оторваны до мяса. Кровь засохла под пластинами, а пальцы пульсировали.
Она не закричала и не вскрикнула. Просто вздохнула. И снова посмотрела на свои запястья. Потом — на ноги.
Колготки были порваны. Пыльные, грязные, в прожжённых дырках. На бедре — свежий след от сигареты. Кожа покраснела, вокруг ожога была тень синяка. Вторая нога — тоже с пятном, будто об неё что-то потушили слишком долго. Боль пульсировала с каждой секундой.
— Я... — она попыталась встать. — Мне надо идти...
Но ноги не держали. Всё тело ломило. Казалось, как только она попытается сделать шаг — упадёт лицом в асфальт. Как тряпичная кукла.
— Подожди, — Даня сразу подался вперёд. — Я помогу.
— Нет, — она отмахнулась. — Не надо.
Он не стал спорить. Просто сел ближе. Смотрел, как она снова опустила голову и уставилась в землю.
— Я замёрзла... — прошептала она.
Он только сейчас заметил, что на ней нет куртки. Ни худи, ни кофты. Только футболка «Thrasher», клетчатая юбка, тонкие капроновые колготки и кеды.
— Где кофта?
— Забрали, — просто сказала она. — Как и деньги. Сказали, на сиги.
Он выругался себе под нос, но не стал громко. Она и так дрожала от каждого резкого звука.
— А домой как ты собралась? — спросил он.
Она медленно повернула к нему голову. Глаза были полуприкрыты, ресницы склеены от слёз и ветра. Губы дрожали.
— Вот, кстати, вопрос... — тихо. С лёгкой, страшной усмешкой. — А как я доберусь до дома?
Он не знал, что ответить.
Она молчала, уставившись в одну точку. Потом заговорила снова:
— Пешком — час. В автобусе я еле стою. Меня ноги не держат. А ещё холодно. Очень. И, может, меня там тоже кто-нибудь найдёт. Из тех, кто «просто шутит».
Она отвела взгляд.
— Но я потерплю. Всё потерплю. Я уже привыкла. Только... страшно немного, — она выдохнула, — что в какой-то момент я просто не встану.
Он встал резко, сбросил с себя чёрную худи и накинул ей на плечи. Она вздрогнула, но не сопротивлялась. Сидела, как кукла, которую только что укутали пледом. Только руки у неё всё ещё были на коленях, сжаты в кулаки, будто она не верила, что это — всерьёз.
— Сейчас вызову такси, — сказал он резко. — И сам тебя отвезу.
Она ничего не ответила. Только снова посмотрела на поломанные ногти. Один ноготь потемнел. Под другим — кровь уже запеклась. Он видел это. И от этого внутри поднималась какая-то злость, похожая на рвоту.
— Почему ты мне ничего не сказала? — его голос стал грубее, хоть он и старался не давить.
— А смысл? — её взгляд был пустым. — Чтобы ты что? Сказал им, что я жаловалась? Чтобы потом было хуже?
Она снова попыталась встать, но снова села. Коротко вздрогнув.
— Ты же сам сказал, Даня. Если молчать — всё пройдёт. Так и терплю. Только теперь не знаю, сколько ещё смогу.
Он сел рядом, взял её ладонь — ту, что не в крови. Держал крепко, но аккуратно. Её пальцы были ледяными.
— Всё. Больше ни одна тварь к тебе не подойдёт, слышишь?
Она посмотрела на него. Долго. Словно пыталась понять — он это всерьёз? Или просто говорит, потому что стыдно?
— Поздно, Даня, — прошептала она. — Я уже вся сломалась. Только никто не заметил.
Он почувствовал, как горло сдавило изнутри. Он знал, что это не просто слова. Не просто эмоции. Это был её крик. Беззвучный. Последний.
Он достал телефон. Заказал машину. Сам помог ей подняться. Поддерживал, пока она шла. Медленно. Шаг за шагом. Она не смотрела по сторонам. Только вниз.
Когда они сели в такси, она закрыла глаза и оперлась на его плечо.
— Разбуди, когда приедем, — прошептала она.
Он не ответил. Только крепче обнял её.
И впервые за долгое время Даня Кашин почувствовал не силу — а вину. Настоящую. Разъедающую. Жгущую. Так, как раньше сигареты жгли её кожу.
***
Такси ехало медленно, будто знало, что ей хочется побыть в этой тишине подольше. В этом маленьком коконе, где она чувствовала себя в безопасности. Голова Арины лежала на его плече. Дыхание ровное, почти беззвучное. Щека тёплая, будто она наконец отогрелась. Даня не шевелился — боялся потревожить её. Она спала впервые за долгое время спокойно.
Когда машина остановилась у её подъезда, он бережно коснулся её плеча.
— Ариша... приехали.
Она зашевелилась, сонно посмотрела на него. Глаза покрасневшие, ресницы слиплись, но во взгляде мелькнуло что-то детское. Такое беззащитное.
Он расплатился с водителем, вышел, подал ей руку. Она встала, натянула его худи на плечи и поправила волосы, пряча заплаканное лицо.
— Спасибо, — шепнула она.
— Пошли, провожу.
— Я... могу сама, — сказала, но он всё равно пошёл рядом.
Перед подъездом была старая лавочка. Она села на неё, устала, как будто преодолела марафон. Даня присел рядом.
— Всё нормально будет, — сказал он.
Она кивнула, не глядя.
Он вздохнул, посмотрел на её ноги — ожоги расползались, как болезненные цветы по коже. Колготки были порваны, пальцы рук — опухли. Всё это он запомнил слишком чётко.
— Ладно, — он встал, — пойду. Напишешь, как доберёшься.
— Хорошо...
Он ушёл, не оглядываясь. Ему казалось, если обернётся — не сможет уйти.
Арина посидела ещё пару минут. Ветер стал резче, тишина — громче.
И вот тогда — они появились.
Пацаны. Его пацаны.
Они вышли, как всегда — громко, с шутками, сигаретами в зубах. Она поняла, что поздно уходить — они уже заметили.
— Опа, Шикина! — сказал Мишаня, — на лавочке тусуешься?
Она встала. Сделала шаг к подъезду.
— Стой, стой, не убегай. Мы просто поболтать.
Они окружили её, и сердце заколотилось в панике. Её взгляд метался: двери, лестница, возможно ли добежать? Нет.
— А чё ты такая тихая стала, а? Не весело уже?
Один из них достал сигарету. Она сразу попятилась назад.
— Не надо, — голос дрожал.
— Ага, конечно, — ухмыльнулся Артём, — мы ж по-доброму.
И снова. Запах жжёной кожи, острое жжение на бедре. Она вскрикнула, но тихо, как будто звук застрял в горле. Они смеялись. А потом просто ушли. Будто ничего не случилось.
Она стояла, не двигаясь. Потом медленно зашла в подъезд, поднялась на свой этаж, открыла дверь — пустая квартира встретила её мертвой тишиной.
Мама в командировке. Никого нет. Никто не ждал. Никто не видел.
Она дошла до ванной, стянула с себя всё. Смотрела на отражение — всё тело было в синяках, ожогах, грязи. Сломанные ногти, содранные колени, потёкшая тушь.
— Всё нормально, — прошептала сама себе, — всё пройдёт.
Она достала аптечку. Обезбол. Йод. Перекись. Всё жгло, ничего не помогало. Обезболивающее не взяло. Пульсация усилилась. Казалось, боль дышала сама по себе.
Она села на пол и закрыла глаза. Голова кружилась. Было страшно. Одиноко. Как никогда.
Оставался один выход — больница. Но идти самой? В таком виде?
«Позвони ему».
Мысль появилась сама по себе. Она не хотела тревожить. Он ведь поверил, что всё хорошо. Она обещала, что справится. Но... она не справлялась.
Пальцы дрожали, когда она набрала его номер.
— Алло?
— Привет, — выдавила из себя. Постаралась сделать голос живым. — Я... просто хотела сказать, что всё нормально. Я дома. Уже переоделась, чай попила. Скоро спать пойду. Устала очень.
— Серьёзно? — голос Дани был чуть обеспокоенный. — Всё в порядке?
— Да, да, правда. Я же говорила, я крепкая. Немного щипет, но это ерунда. Спасибо тебе, что проводил. Ты ведь веришь мне, да?
Он помолчал.
— Верю, — наконец сказал он. — Напиши, если что. Или позвони. Не держи в себе.
— Обязательно, — прошептала она.
Отключила звонок. Телефон выпал из рук.
Слёзы хлынули сами.
Она рыдала — беззвучно, закрыв рот рукой. Плечи тряслись, а душа будто трескалась пополам. Она солгала. Как могла. Но иначе он бы не ушёл. И не простил бы себя.
А ей так не хотелось, чтобы он чувствовал то, что чувствует она.
Она поднялась, натянула свитер на израненное тело, закуталась в куртку и вызвала такси.