синтетический рай

— Прости меня... — голос Арины дрожал. — Пожалуйста, прости...

Она стояла на холодном асфальте, вся такая красивая и сломанная одновременно. Синие волосы слегка растрепались от ветра, глиттер в уголках глаз смешался со слезами. Новые кеды были в пыли, руки сжаты в кулаки — чтобы не дрожали. Чтобы не выдать себя ещё больше.

— Я больше не буду им попадаться, правда, — проговорила она с надрывом, — я даже на другую сторону коридора перейду. Буду молчать, не смотреть, не реагировать. Слово даю...

Она снова вытерла слёзы рукой, оставив по щеке след тонального крема.

— Я не провоцировала их, Даня, честно, — тихо продолжала она. — Я просто сидела там. Я просто подошла к тебе. Я не смеялась, не смотрела, не мешала. Но если я как-то помешала — прости. Я правда больше не буду...

Он молчал. Смотрел на неё, будто не верил. Будто не понимал, как так: Шикина — добрая, светлая, гордая — стоит сейчас, как щенок, которого загнали в угол.

— Я... я не хочу, чтобы они... снова, — голос стал тише, — только не сигареты. Пожалуйста. Я всё стерплю. Пусть кричат. Пусть толкают. Бьют. Даже плевки — всё стерплю. Только не ожоги.

Арина прикрыла ладонями свои запястья — те самые, где кожа краснела, будто кричала от боли. Её пальцы дрожали. Она не смотрела на него. Её стыд был тяжелее, чем обида.

— Я готова... на колени встать, — прошептала она, — если ты скажешь. Только скажи им, чтобы не тушили больше об меня сигареты. Пожалуйста...

Даня шагнул ближе, но она отпрянула. Мгновенно. Даже не думая.

— Не бойся, — хрипло сказал он.

Она не поверила. Или просто не смогла поверить.

— Я не хотела быть обузой, правда. Просто... я не знала, что ваше «прикалываемся» — это будет больно. Я не делала зла. Я ведь никогда ничего плохого не делала...

Она снова вытерла слёзы, всхлипывая. Помада размазалась, оставив след на подбородке.

— Я всё стерплю, честно. Даже не буду жаловаться. Я ведь твоя подруга, Даня. Я просто хотела остаться рядом. Не одна.

Он смотрел на неё — и впервые в жизни не знал, что делать. Даня Кашин, у которого в глазах всегда был лед и сигаретный дым, вдруг почувствовал, что ему нечем дышать.

— Ариш, — его голос стал тише, — ты чего говоришь-то такое?

— Я просто больше не могу... — её голос сломался. — Мне больно. Я боюсь. Но я всё равно вернусь, если ты скажешь. Только... не сигареты. Не ожоги. Это невыносимо...

— Сядь, — он указал на лавку.

Она села медленно. Осторожно. Будто даже дерево могло причинить ей боль.

Он сел рядом, закинул руку за спинку лавки, будто пытался сохранить свой обычный, уличный образ. Но глаза... глаза выдавали его полностью. Они были растерянными. Человеческими.

— Я поговорю с ними, — наконец сказал он.

Арина замерла.

— Серьёзно, — повторил Даня. — Я скажу пацанам. Чтобы не трогали. Ни руками, ни сигаретами, вообще никак.

Она смотрела на него. В её глазах снова блеснули слёзы, но уже другие. С благодарностью, с надеждой. Почти счастливая — если бы это не касалось её боли.

— Правда?.. — прошептала она.

Он кивнул.

— Только ты, блядь, не вздумай больше просить за это. И не вставай на колени. Это вообще не про тебя. Поняла?

Она кивнула в ответ.

Он достал сигарету, но, увидев, как она вздрогнула, сразу убрал обратно.

— Прости, — неожиданно сказал он. — За то, что стоял рядом и молчал.

Эти слова будто ударили сильнее, чем любое унижение. От него. От Дани. Признание. Сожаление.

Арина молча положила голову ему на плечо.

Он не отстранился.

И в этот момент вечер казался почти тёплым. Почти настоящим. Почти как раньше — когда они смеялись, а не прятали запястья.

***

На следующий день в школе всё было как обычно.
Шум в коридорах, смех, звонки, списывание домашек на переменах. Но для Арины Шикиной день тянулся, как наказание. Как будто каждая минута — это шаг по битому стеклу.

Она пришла рано, не поднимая глаз, прошмыгнула в класс, молча села за парту. Никому не улыбалась. Никому не мешала.
Слово, данное Дане, держала крепко — она не провоцировала.
Вообще не дышала лишний раз.

Когда в коридоре раздался смех его «пацанов», она сразу сжалась в комок. Повернулась лицом к стене, спрятала глаза под волосами и только надеялась: может, не заметят. Может, пройдут мимо.

Не прошли.

Было всё то же.
Как вчера. Как позавчера.
Грубое слово.
Пинок по рюкзаку.
А потом — сигарета. Быстро. Жёстко. Один раз, второй. По запястью, по внутренней стороне руки. Где нежнее. Где больнее.

Она не закричала. Только тихо вдохнула.
Молча. Без слов. Как обещала.

⸻

Уроки закончились, и школа стала тихой. Все разошлись, как вода по стеклу. Даня стоял с Артёмом и Мишаней на заднем дворе. Они о чём-то говорили, хохотали, пинали камни под ноги. Потом сказали:

— Мы отойдём на двадцатку, по делам. Подождёшь тут?

— Ага, — бросил Даня и остался один.

Он вышел через задний вход, в привычной тишине школьного двора. Хотел просто пройтись, может, перекурить за сараями. Но взгляд упал на знакомую фигуру.

Арина.
Она стояла на коленях перед рассыпавшимися тетрадями. Сначала он подумал, что она просто уронила рюкзак. Но потом увидел: её юбка была грязной, пыльной, в пятнах от земли. Волосы — растрёпаны, без аккуратных заколок, без глиттера. Просто распущенные, свалявшиеся в пряди.

Она не плакала. Просто дуло себе на запястья. Осторожно. Будто прикосновение даже воздуха — уже слишком больно.

Руки её были ярко-красными, почти лиловыми. В некоторых местах кожа вздулась. Новые ожоги. Живые.

Он резко пошёл к ней.

— Арина, — сказал жёстко. Она вздрогнула, как от пощёчины.

— Привет... — тихо, почти шёпотом. Не смотрела в глаза.

— Что случилось?

— Ничего, — сразу ответила. Привычно. Отработанно. — Всё хорошо.

Она дотянулась до тетрадей, собрала их медленно, как будто движения давались с трудом.

— Кто это сделал?

Она покачала головой.

— Я же обещала, Даня. Не провоцировать. Я и не провоцировала. Всё нормально. Просто... сама немного виновата, наверное...

Он встал рядом. Смотрел на неё сверху вниз. Она с трудом встала, пошатываясь, и двинулась к лавочке у стены. Села медленно, сжавшись, как будто каждый сустав ломило. Он впервые заметил, как она держит спину — будто там тоже били. Наверняка били.

— Ты им ничего не говорила? — спросил он.

— Нет, конечно... — её голос был таким тихим, будто она разговаривала сама с собой. — Обещала ведь. Терплю. Всё как ты сказал...

Он сел рядом. Медленно. Сжал кулаки.

— Я... забыл сказать им, — выдохнул он. Стыдно было это признавать. Настолько, что в горле пересохло.

Арина повернула голову к нему. В её глазах не было упрёка. Ни капли.
— Ничего страшного. Правда. Просто... нужно потерпеть. Само пройдёт.

Она попыталась улыбнуться. Слабая, уставшая улыбка.
— Через пару дней всё заживёт. Я с детства быстро восстанавливаюсь...

Он смотрел на неё, как на что-то хрупкое. Чужое. Ломающееся прямо на глазах.

— Ты не должна терпеть это, Ариша, — сказал он.

— А что я могу сделать? — её голос дрожал. — Если я скажу — будет хуже. Если я уйду — они найдут. Если начну плакать — стану посмешищем. А если буду терпеть — может, просто надоем им... и они забудут.

Он ничего не ответил. Потому что знал: она права. Так у них всё и устроено. Пока ты молчишь — тебя ломают, но не убивают. А как только пикнешь — получаешь в два раза больше.

— Я поговорю с ними, — сказал он снова. С уверенностью. — Сегодня же.

Она кивнула, но уже не с надеждой, а просто... чтобы не спорить. Как будто знала: не поможет. Или не надолго.

Он взял её за руку. Аккуратно, чуть-чуть. Касаясь только пальцев, обходя ожоги. Она не отдёрнулась. Просто закрыла глаза.

— Ты не должен был забывать, Даня, — прошептала она. — Но я тебя не виню.

Внутри него что-то хрустнуло. Как лёд под ногами весной. Поздно, но всё равно больно.

И он впервые задумался: может, в следующий раз эти следы уже не заживут.