21 часть
ставьте звёздочки! прода на 50) и читайте до конца, там важная информация! ♡
проснулась я ещё до будильника. в комнате было тихо, только булочка негромко посапывала, свернувшись клубком у кровати. на улице было серо, чуть моросило — небо будто не проснулось. я скинула с себя одеяло, потянулась, тяжело выдохнула. в груди было какое-то странное ощущение: вроде всё правильно, а всё равно тревожно.
быстро умылась, приняла душ — холодная вода немного встряхнула. оделась в спешке: простая юбка, кофта, кардиган. пальто на вешалке ждало своего часа. волосы чуть влажные — чёрт с ними, высохнут по пути. я прошла в кухню — там уже горел свет.
мама ходила по кухне, как всегда, с утра по хозяйству: то полотенце свернёт, то что-то на плиту поставит. кирилл сидел за столом, пил чай, уткнувшись в какую-то тетрадь.
— доброе утро, — сказала я, проходя мимо, пытаясь звучать бодро.
— доброе, — отозвалась мама.
— утро, — буркнул кирилл, не отрывая взгляда.
я взяла кружку, налила себе чай, по привычке поставила на подоконник, чтобы остыл чуть-чуть, и пока мы с мамой перекидывались парой слов — о погоде, о вчерашнем супе, — он остыл как раз до нужной температуры. глотнула, торопливо поставила кружку в раковину.
— ну, я пошла, — бросила я, уже направляясь к прихожей.
натянула пальто, стала застёгивать сапожки. вдруг услышала за спиной:
— я тебя провожу, — сказал кирилл.
я удивлённо повернулась к нему:
— да ты чего, в школу ж опоздаешь.
он пожал плечами:
— успею. не впервой же.
я посмотрела на него, на его серьёзное лицо, и как-то стало тепло. кивнула:
— ну пошли тогда.
мы вышли. двор был ещё сонный, только редкие прохожие спешили по делам. мы шли молча минуту-другую. кирилл пнул ногой камушек, потом вдруг спросил, не глядя на меня:
— ты когда уезжаешь?
я пожала плечами:
— не знаю ещё. может, через неделю. может, раньше. вова решает там кое-что.
— понятно… — он вздохнул, сильно так, будто бы в себя воздух набирал, чтобы не расплакаться.
я потрепала его по волосам, чуть смутившись от собственной нежности:
— не грусти. всё же нормально будет. ты у меня умный. ты справишься.
— справлюсь, — буркнул он,
— но скучать буду.
— я тоже.
возле больницы мы остановились. я обняла его, крепко-крепко. он не отстранился, просто сказал:
— иди уже. а то и опоздаешь.
— давай, — кивнула я,
— учись там, не балуйся.
— ага, — сказал он и пошёл, засунув руки в карманы.
я смотрела ему вслед, пока он не свернул за угол. в груди заныло.
в больнице было тепло и пахло хлоркой. коридоры были пустые, слышались только шаги санитарок да шелест бумаг на посту. я дошла до кабинета, где работали мы с наташей, заглянула в дверь:
— привет, — я улыбнулась.
— о, а ты рано! — наташа обернулась ко мне, улыбаясь,
— заходи. ну что, как вчерашний ужин?
я вошла, поставила сумку, присела на край стула:
— потом расскажу. ты как?
мы начали с привычной болтовни: как спала, кого из больных перевели, кого выписали, кто опять перепутал палаты — всякая ерунда. наташа смеялась, шутила, перебивала, как всегда. я ждала подходящего момента, и вот, будто между слов, осторожно вставила:
— слушай... я, кажется, скоро уеду. с вовкой. в абхазию.
наташа тут же замерла. её лицо побледнело, глаза стали такими круглыми, будто я сказала, что улетаю на марс.
— чего?! — она прошептала,
— в смысле "уедешь"? совсем?
я кивнула, осторожно:
— ну да. не насовсем, наверное. но… надолго. может, навсегда. пока не знаю.
— подожди... — она подошла ко мне, схватила за руки,
— ты серьёзно?
— угу.
— а когда?
— не знаю точно пока.
— боже… — она вдруг крепко обняла меня,
— да я так рада за тебя! правда! вова — он… он хороший. я волновалась, но теперь вижу: ты светишься.
— спасибо, — я прошептала, неожиданно растроганная.
— скажи, когда уезжаете. обязательно скажи. я помогу тебе, с вещами, с чем нужно. ты же моя подруга.
— конечно скажу, — улыбнулась я, чувствуя, как в горле встал ком.
— спасибо тебе, наташ.
— да ну, — она фыркнула,
— ты только счастлива будь, ясно? и не забудь нас тут.
мы ещё немного стояли, потом как будто по щелчку вернулись к обычным делам: регистратура, обход, мелкие хлопоты. но внутри всё дрожало.
я уходила. и, кажется, все это начинали по-настоящему осознавать.
конец смены всегда тянулся как-то особенно тяжело — вроде и работа почти закончена, но усталость подкрадывается незаметно, давит на плечи. я сидела за регистратурой, лениво листая журнал, отмечала какие-то мелочи, пока в коридоре не раздались шаги. знакомые. уверенные. быстрые.
я подняла глаза — вова.
он шёл спокойно, в своей обычной куртке, с лёгкой полуулыбкой на губах. подошёл к стойке, наклонился ко мне.
— здравствуйте, товарищ медик, — сказал тихо, с хитринкой в голосе.
— ой, а ты чего тут? — я приподняла брови, уставившись на него с лёгким удивлением,
— заболел что ли?
— заболел по тебе, — подмигнул он.
— поговорить надо.
он снова наклонился, почти касаясь своим лбом моего, и прошептал:
— завтра уезжаем.
я замерла. сердце ёкнуло. всё внутри как будто застыло. я отстранилась, чуть прищурилась:
— чего?.. как это… завтра?..
— завтра вечером, — спокойно повторил он.
— я всё решил. потянем — будет только сложнее.
— вова, — выдохнула я,
— я ж ещё не готова. ты ж говорил — неделя, две...
— я и тогда знал, что вру, — признался он.
— просто ты нервничала.
— вов, — я сжала пальцы в кулак.
— и что теперь?
он выпрямился:
— пойдём? всё обсудим.
я быстро схватила пальто с вешалки, натянула рукава, крикнула наташе, что уйду на пару минут раньше. наташа только махнула рукой — видимо, всё поняла.
мы шли по улице рядом, плечо к плечу. он молчал, я молчала. холодный воздух колол щёки, ветер тянул за волосы. на душе было тревожно, будто перед экзаменом.
через пару минут он заговорил первым:
— значит, так. завтра утром идёшь и забираешь документы.
— угу… — я кивнула.
— я заеду после обеда, заберу тебя. вещи собираем днём. к вечеру — едем.
— ты точно уверен?.. — спросила я, глядя на него в профиль.
— да. лучше сейчас. пока никто не передумал.
— ты про меня?
он усмехнулся:
— и про тебя, и про себя. а то я тебя тут оставлю, и мне уже через день телеграмма от кирилла: «лика передумала, она теперь в ансамбле».
— ну всё, насмешил, — я скривилась, но чуть-чуть улыбнулась.
— с остальными сегодня попрощайся. всех обойди, — сказал он.
— завтра будет не до этого.
мы подошли к моему дому. я остановилась, глянула прямо ему в глаза. в них не было ни тени сомнения. только тепло. и спокойствие. и что-то очень родное.
— вова… я волнуюсь, — призналась я. голос мой дрогнул.
— как-то всё быстро. не знаю, как мама с папой это воспримут.
— нормально воспримут, — тихо сказал он.
— всё будет хорошо. правда. мы уедем. всё устроим. семью, дом.
он обнял меня крепко-крепко, прижал к себе.
— вместе заживём, по-настоящему.
я уткнулась носом в его куртку. она пахла табаком и чем-то его личным, успокаивающим. мы стояли так, не двигаясь, как будто время остановилось.
но оно не остановилось.
дела ждали. прощания ждали. я с неохотой вынырнула из его объятий.
— мне надо… надо сказать им. сегодня.
— скажешь. я верю. — он коснулся моей щеки.
— я вечером ещё загляну.
— хорошо, — кивнула я.
— до вечера, вова.
мы коротко поцеловались, как будто сдержанно — не на людях же, двор всё-таки. и я, сжав в кулаке свои тревоги, пошла в подъезд. ступеньки под ногами будто тянулись бесконечно. всё казалось странным — будто я иду не домой, а в другую жизнь.
я открыла дверь.
в квартире было тепло, пахло борщом и свежим хлебом. мама где-то возилась на кухне, слышались её шаги. папин голос доносился из комнаты — что-то напевал. кирилл мелькнул в коридоре — значит, вернулся со школы.
всё как всегда. всё так родное. и всё это — я должна завтра покинуть.
я застыла у двери, сняв пальто. сердце гулко стучало. сейчас… сейчас надо сказать. сейчас…
но я не могла сдвинуться с места. будто боялась, что слово — и всё рухнет.
и всё равно — сказать нужно.
сегодня. обязательно.
я зашла в комнату, скинула пальто, медленно переоделась в домашнюю одежду — мягкий свитер, штаны. на душе всё перемешалось: тревога, решимость, печаль. словно иду по канату — с одной стороны страх, с другой свобода.
не успела я одёрнуть волосы, как из кухни раздался мамин голос:
— лика, обедать! я всё уже разложила, иди сюда!
я выдохнула, провела ладонью по лицу, словно стереть с него волнение — и пошла.
мы редко так собирались. обычно всё вразнобой: то папа на работе задерживается, то мама, то кирилл где-то шатается. а тут — все дома, все за столом. и как будто чувствовали, что нужно быть вместе. хоть немного. хоть чуть-чуть.
я села рядом с кириллом, напротив мамы. папа сидел ближе к окну, ел молча. за окном солнце било в стекло, но в комнате было как-то пасмурно.
мы начали есть. ложки стучали о тарелки, кто-то что-то спросил у мамы, она ответила. но разговор не клеился. напряжение витало в воздухе. и я понимала: нужно говорить. сейчас. не откладывать.
я медленно подняла глаза. осмотрела их всех — как будто запоминала: лицо мамы, чуть уставшее, но доброе. папины руки, чуть в муке — значит, опять пельмени лепил. кирилл сидел чуть нахохлившись, уткнувшись в тарелку.
я глубоко вдохнула. и произнесла:
— мы… мы с вовой… уезжаем завтра.
тишина.
гробовая, тяжёлая.
кирилл застыл. потом ложка выпала из его рук, глухо стукнулась о стол.
мама открыла рот, будто хотела что-то сказать, но не смогла.
папа напрягся, нахмурился.
они все уставились на меня, как будто я сказала, что умираю.
я быстро добавила:
— я решила. не переубедить. мы уедем. и точка.
— завтра? — переспросил папа, тихо, как будто не веря.
я кивнула.
— ясно… — он перевёл взгляд на маму, потом снова на меня.
— ну, что ж. раз решила — мы с тобой.
— мы поможем тебе, — мама добавила сразу же, голос дрожал. — с вещами, с деньгами, всё что нужно.
— правда?.. — я удивлённо посмотрела на них.
— вы ведь… вы не против?
— против? — папа слегка усмехнулся.
— мы не рады, что ты уезжаешь. но если ты счастлива — мы должны тебя отпустить.
мама кивнула, глаза уже блестели.
— спасибо вам… правда, спасибо… — я сказала искренне, не выдержав, прикрыла лицо руками.
только кирилл молчал. возил ложкой по тарелке. не ел. не смотрел. сидел, будто провалился в себя.
я поела быстро, не в силах больше сидеть. встала, подошла к нему, потянула за рукав.
— пошли. —
он послушно поднялся. я повела его в свою комнату, закрыла за собой дверь.
мы плюхнулись на кровать. я сразу же повернулась к нему:
— ну чё, ты чё такой? не рад, что ли?
он посмотрел на меня, грустно, искоса. покачал головой:
— рад, — тихо сказал.
— я очень рад.
— ну так чего ты тогда как мокрая тряпка? — я попыталась улыбнуться, подтолкнула его плечом.
— потому что ты уезжаешь, — просто ответил он.
— потому что завтра всё будет по-другому.
я притихла.
— я помогу тебе завтра, — сказал он чуть громче.
— с вещами. с чем скажешь.
— спасибо, кирилл, — я потянулась и крепко обняла его. — ты у меня лучший.
он замолчал, уткнувшись в мой свитер.
мы сидели так долго, а потом как будто прорвало. заговорили. обо всём подряд.
сначала о том, как в детстве он гонялся за мной по двору, когда я съела его мороженое.
потом о том, как я в третий раз убегала с концерта, потому что не выучила текст.
как он мне делал чай, когда я болела.
как я в детстве говорила, что он мой самый любимый человек на земле.
— а сейчас кто? — вдруг спросил он, глядя на меня в упор.
я засмеялась:
— всё ещё ты. только теперь ты на втором.
— а на первом?
— вова, конечно.
он кивнул. потом хмыкнул:
— ну, ладно. я согласен быть вторым.
мы снова замолчали.
мне не хотелось, чтобы эта минута заканчивалась. мне казалось, что она последняя.
что завтра всё изменится.
я посмотрела на него.
— кирилл, я всегда буду рядом. слышишь? всегда. даже если далеко. ты только скажи — и я прилечу.
— я знаю.
— ты мне обещай, что не отдалишься.
— а ты мне обещай, что вернёшься хотя бы на каникулы.
— договорились, — улыбнулась я и подмигнула.
— договорились, — повторил он, уже с чуть более уверенным лицом.
мы продолжали говорить. шептали. смеялись. вспоминали. будто в последний раз. будто боялись забыть, потерять, отпустить.
в этот момент мы были не просто брат и сестра.
мы были маленькой семьёй, в которой любовь жила не в словах, а в этих взглядах, в этих обнимках, в этом прощальном, тихом смехе.
окно дрогнуло, и по стеклу расползлась белая звёздочка — кто-то кинул в него снежок.
я и кирилл резко обернулись. я бросилась к подоконнику, он — следом. откинула занавеску и выглянула вниз.
во дворе, под фонарём, стояла весёлая толпа.
вова — с хитрой ухмылкой, уже готовящий следующий снежок.
валера рядом, подмигнул мне, кинув в воздух шапку, как мяч.
вахит подпрыгивал на месте, раскинув руки.
марат обнял айгуль за плечи — она смотрела вверх, махала мне.
андрюха стоял чуть в стороне, но улыбался.
и… я резко замерла. рядом с валерой — наташа.
в тёмной куртке, в белом шарфе, с глазами, полными странной нежности.
а ещё… её ладонь осторожно касалась валериной руки.
я, не сдержавшись, улыбнулась.
— кирилл, — крикнула я.
— собираемся!
мы оба кинулись по комнатам. натянула джинсы, свитер, пальто. волосы — в спешке, шарф криво. ботинки застёгивала на ходу. кирилл уже натягивал варежки. мы почти одновременно выкрикнули:
— мы ушли!
дверь хлопнула, подъезд промелькнул как вспышка. и вот мы — у них.
вся толпа разом повернулась.
— ну, вы чё там, собирались на вечность? — вахит засмеялся, хлопнул кирилла по плечу.
— готова? — тихо спросил вова, подходя ближе.
я кивнула, улыбаясь.
все начали здороваться, перекидываться фразами, смеяться.
марат обнял меня, а потом быстро отпрыгнул, показывая на айгуль:
— я под её наблюдением, аккуратнее!
— я всё вижу! — айгуль строго, но с игривой ухмылкой, ткнула его в бок.
все засмеялись.
но среди всей этой весёлой кутерьмы были два взгляда, особенные.
наташа.
кирилл.
они стояли чуть поодаль, смотрели на меня с таким теплом и тревогой, что внутри всё сжималось.
я подошла к ним, взяла каждого за руку.
— всё будет хорошо, — сказала я.
— правда.
наташа молча кивнула, а потом быстро прижалась ко мне.
— главное — не забывай нас, слышишь?
— не смей, — добавил кирилл.
— письма пиши.
— буду, — улыбнулась я.
— только не читайте их вслух, а то я знаю вас.
мы пошли гулять.
двор за двором, улица за улицей. свежий снег, фонари, вечер.
у кого-то с собой термос с чаем, у кого-то — конфеты.
мы болтали, смеялись, дурачились.
валера упал в сугроб, потому что вахит подножку сделал.
— ты чё, зима, совсем страх потерял?! — завопил валера, вытаскивая снежок из штанов.
— я зима, мне положено, — вахит гордо поднял воротник.
— иди сюда, зима, сейчас будет оттепель! — и валера кинулся за ним.
все смеялись, я тоже не могла сдержать улыбки.
вова шёл рядом, смотрел на меня с мягкостью.
в какой-то момент он взял мою руку, не говоря ни слова.
я сжала его пальцы в ответ.
мне было тепло. спокойно. я была среди своих.
среди тех, кто — мой мир.
и вдруг вова резко остановился.
повернулся к остальным и громко крикнул:
— эй! народ!
все повернулись, кто-то с криками, кто-то с хохотом.
он поднял руку:
— мы завтра уезжаем.
тишина.
пару секунд — и будто весь воздух выдохся.
— как… уезжаете? — тихо спросила айгуль.
— прям совсем? — вахит нахмурился.
марат медленно посмотрел на айгуль.
все глаза — на нас.
я стояла рядом с вовой, и мне вдруг стало страшно. опять.
как будто это признание сделало всё слишком настоящим.
но тут валера шагнул вперёд, развёл руками:
— эй-эй-эй! не надо тут!
он ткнул пальцем в небо.
— не будет грусти и соплей! мы гуляем! так давайте как в последний раз!
и, не дожидаясь реакции, схватил пригоршню снега — и кинул в вахита.
— ай, ты чё, турбо?! — закричал тот, согнувшись.
— держи его! — крикнул миша.
— за мной! — закричал кирилл и кинулся в сугроб.
всё. пошло-поехало.
снежки летели во все стороны.
я получила в плечо от айгуль — хохотала так, что не могла выдохнуть.
вова спасал меня своим телом, но потом предал — и тоже кинул в меня снежок.
— ах ты... предатель! — я закричала и рванула за ним.
мы катались по снегу, падали, вставали, снова бежали.
валера упал и потянул наташу за собой — она визжала и смеялась, упав на него сверху.
— это диверсия! — кричала она, а он только улыбался.
— вот и разоблачена, товарищ санитарка, — буркнул валера, подмигивая ей.
а она покраснела, отвернулась, но улыбка всё равно расползалась по лицу.
в какой-то момент вова схватил меня за руку, притянул ближе.
— ты как, лисичка?
— почти замёрзла.
— потерпи чуть-чуть. скоро погреемся.
мы стояли, прижавшись, и смотрели, как миша кувыркается с кириллом, как айгуль с наташей обсыпают марата снегом, как вахит с валерой кидаются снежками, визжат, смеются.
и я вдруг подумала:
это самое тёплое прощание.
без слёз, без трагедии.
как должно быть.
когда уже стемнело и пальцы почти не гнулись от холода, валера крикнул:
— в качалку! все марш!
— я за, — подхватил андрюха.
— веди! — отозвался марат.
мы двинулись в сторону качалки. кто-то подпрыгивал, кто-то стучал ногами, чтобы разогреться.
а я шла, держась за руку вовы, и в голове крутилась одна мысль:
завтра я уеду.
но сегодня — я с ними.
и сегодня я не плачу.
сегодня я — счастлива.
дверь качалки скрипнула, и мы шумной толпой ввалились внутрь.
сначала никто ничего не заметил — все смеялись, стряхивали снег с плеч, переговаривались.
но потом вова остановился.
прямо посреди комнаты качалки, будто наткнулся на что-то.
я глянула туда же — и сердце упало.
на диване сидел никита. вернее… валился.
голова опущена, глаза закрыты, руки свисают.
рядом — несколько пустых бутылок черняшки, раздавленные пачки сигарет, какие-то таблетки, высыпанные прямо на пол.
— эй, кащей, — вова подошёл к нему, наклонился, толкнул в плечо.
— ты чё, спишь?
никакой реакции.
валера тоже шагнул ближе, хлопнул его по щеке, чуть встряхнул.
— э, кащей, да проснись ты.
никита накренился и прямо со звуком — шлёп — сполз на бок, завалился на диван.
— он не спит… — пробормотала я, и в следующую секунду уже расталкивала всех.
— отойдите! все! быстро!
я кинулась к нему, упала на колени рядом, всунула пальцы к его шее — пульс есть. дыхание тяжёлое, словно тянет из самого живота. лицо бледное, губы посерели. глаза закрыты, ресницы дрожат. но он не реагирует.
наташа присела рядом, испуганная, почти дрожащая.
— лика… что с ним? он... он что…
— не знаю! — рявкнула я.
— всех парней — вон! валера, вова, останьтесь. остальные — в коридор! быстро!
удивлённые и обеспокоенные, остальные вышли, пробормотав «чё случилось?» и «да он чё, нажрался?».
я щёлкнула пальцами перед лицом никиты, но он никак не реагировал.
— наташа, держи его голову ровно. вова, принеси воды! валера — холодную тряпку, хоть полотенце мокрое, быстро!
они кивнули и выбежали.
я осталась с никитой и наташей.
всё внутри меня сжалось.
страшно.
ужасно страшно.
— никита… слышишь, ну пожалуйста, ну проснись... — я прижалась ко лбу его, дрожащими пальцами провела по щеке.
— я сделаю что хочешь, только не умирай… слышишь? не вздумай! ты же… ты же мой друг…
он вдруг глухо прохрипел.
еле слышно, хрипло:
— …я проснулся…
глаза приоткрылись.
красные, мутные, еле живые.
— ты… только не уезжай…
сердце пронзило.
я вцепилась в него, резко усадила.
— смотри на меня. слышишь? смотри на меня. не закрывай глаза!
— ты… злая… — он слабо улыбнулся.
— ещё бы! — я резко вздохнула.
— не засыпай! ты слышишь? не засыпай, никита. я тебя из этого вытащу.
в этот момент вернулись валера и вова.
оба — мрачные.
валера подал мокрую тряпку, вова — стакан.
— держи, — вова опустил его на колени.
— пей.
он, с усилием, с кривой гримасой, взял стакан, отпил.
я схватила тряпку, приложила ко лбу, потом к шее.
в качалке снаружи гудели голоса.
все шептались, спрашивали друг у друга, что происходит.
никита нахмурился, повёл головой в сторону двери.
— адидас … успокой их. скажи, чтоб не лезли. бошка щас взорвётся.
вова кивнул, переглянулся с валерой, и оба вышли.
мы остались втроём.
я, никита и наташа.
он тяжело дышал, уже чуть ровнее, смотрел на меня мутными глазами.
— ты чё творишь, а? — прошипела я.
— я тебя сейчас так ударю…
— ну так ударь, — хрипло сказал он, чуть улыбается.
— хочешь же…
я стиснула зубы, кулак сжал так, что побелели костяшки.
но не ударила.
— дурак. кретин. идиот. ты хочешь, чтобы я уехала с этим в голове? ты думаешь, я это забуду? хочешь, чтобы я винить себя начала?
— просто… не уезжай…
я отвернулась, глотая злость.
в этот момент наташа встала, прошептала:
— я… я выйду, хорошо?
я только кивнула.
дверь закрылась.
тишина.
я медленно обернулась к никите.
села рядом.
он смотрел в потолок, дыхание становилось ровнее.
— скажи честно, — прошептала я.
— ты это сделал из-за меня?
он медленно перевёл взгляд на меня.
долго молчал.
потом сказал:
— я даже не знаю. может, и да… а может, просто хотел, чтоб хоть на секунду ты не была сильной. чтоб ты испугалась. чтоб поняла, как мне тяжело.
— и это по-твоему способ? — я зло глянула на него.
— нет, — он усмехнулся.
— тупость полная.
я молчала.
он потянулся ко мне, взял за руку.
— ты сильная. всегда была. а я…
— не надо, — я прервала.
— ты просто слабость себе позволил. один раз. но больше — не смей. понял?
— понял.
мы замолчали.
в качалке за дверью снова послышался гомон.
но внутри нас — только тишина.
и моё сердце, бешено колотящееся в груди.
я молча смотрела на никиту.
он лежал на диване, дыхание стало чуть ровнее, глаза полуприкрыты, но он всё ещё был с нами.
я опустилась рядом, облокотилась локтями на колени, пальцами вцепилась в край своей кофты.
потом я тихо, почти шёпотом, так, чтобы даже случайные звуки с качалки заглушили мои слова, спросила:
— никита… что ты выпил?
он не сразу ответил. на его лице отразилось напряжение. мелькнула тень. брови сдвинулись, но он не стал юлить.
— ты же знаешь… — глухо прошептал он.
и всё. всё стало ясно.
я покачала головой, отвела взгляд, стиснула зубы.
— прекрати, слышишь? — тихо, почти по-матерински, по-женски.
— это последнее, что тебе сейчас нужно. не смей превращаться в… в того, кем тебя считают.
он кивнул, вдруг странно тепло улыбнулся.
— только ты можешь так сказать. чтоб и по сердцу ударило, и в то же время… не обидело.
я ничего не ответила.
я просто сидела, рядом, рядом с ним. внутри клокотал страх, обида, злость, но я держалась.
в этот момент дверь тихо открылась. вошли вова, валера и вахит. все трое — хмурые, серьёзные, тени на лицах.
вова почти сразу посмотрел на меня:
— лика… выйди. на минуту. надо с ним поговорить.
я мотнула головой:
— нет. останусь.
вова щурится, как будто хочет возразить, но валера останавливает его движением руки.
— пусть остаётся, — тихо сказал он.
— она, походу, уже всё знает.
вова скрипнул зубами.
повернулся к никите:
— ну и чё это было, а? ты чё творишь, кащей? всех пацанов достал уже. ты же старший. на кого равняться? а у нас старший — алкаш обгашенный. сначала бухает, теперь и… — он бросил взгляд на меня,
— употребляет?
никита нахмурился.
сел ровнее.
— я не употреблял.
— а чё тогда с тобой? — валера подался вперёд.
— ты видел себя в зеркале? ты чуть не сдох тут.
— снотворное. — я вмешалась.
все повернулись ко мне.
— он выпил снотворное. сильное. но не то, о чём вы подумали.
вова выгнул бровь.
— точно?
— точно, — кивнула я.
— если бы было другое, я бы его не подняла. а так — просто отключился. но надо следить.
в комнате повисла пауза.
все молчали. никто не хотел первым что-то сказать.
вова медленно подошёл ближе, встал напротив дивана.
глаза его были тяжёлые, уставшие.
так не смотрят на врага. так смотрят на человека, которого уважаешь… и которого устал уважать.
— знаешь, кащей… я тебя реально уважаю. но… я заебался.
никита только кивнул.
словно ждал это давно.
словно сам внутри всё понимал.
— устал от того, что нас дёргают, говорят — спроси с кащея. от того, что ты ведёшься, как призрак. вроде есть, а вроде нет. то ты с нами, то ты… вон на этом диване. — вова с горечью махнул рукой.
никита снова ничего не ответил.
он просто лёг, отвернулся к спинке дивана.
я встала, вова взял меня под локоть. мы с парнями пошли к двери.
перед тем как выйти, вова остановился, бросил через плечо:
— я просто… я больше не могу тянуть за тобой след. сам выбирай, кто ты. мы — рядом. но если ты сорвёшься опять, мы тебя не вытащим. сам должен. понял?
никита не обернулся.
но тихо, едва слышно, сказал:
— ага.
мы вышли.
дверь захлопнулась.
и только тогда я вдруг поняла, как сильно дрожат мои руки.
мы стояли у выхода из качалки. я застёгивала пальто на все пуговицы — руки подрагивали, было то ли от холода, то ли от того, что только что произошло.
вова рядом тихо прощался с пацанами.
валера хлопнул его по плечу:
— ну чё, мы вас завтра проведём, да?
вова покачал головой, глядя в пол:
— не надо. драмы лишней не хочу.
— понял, — коротко кивнул валера, и я уловила в его лице какую-то зрелость. как будто он тоже повзрослел за этот вечер.
— ну, вы всё равно держитесь там. и… напиши потом.
— напишу, — пробурчал вова.
— всё будет нормально.
мы с вовой вдвоём вышли, потихоньку пошли в сторону моего дома. шаги хрустели по утоптанному снегу. в небе горели редкие тусклые звёзды.
вова хмыкнул:
— а поехали завтра в пять?
— в пять нормально. — я кивнула.
— как раз успею до этого собрать всё, с роднёй попрощаться…
— и с кирюхой?
— ага… он, кажется, вообще не осознаёт ещё, что я уеду.
вова обнял меня за плечи, потянул к себе.
— зато я осознаю. и, знаешь, хоть мне и хреново… но я хочу туда. с тобой. хоть на край света.
я усмехнулась, прижавшись к его боку:
— да уж. экзотика, тепло, море… и ты под боком.
— и ты под боком. — он улыбнулся, тихо, без пафоса.
— главное — вместе.
мы шли так, разговаривая о будущем. представляли, как будем жить. где поселимся.
что будем есть. как я буду орать, если он забудет закрыть окно, а в комнату набьётся мошкара.
как он будет забывать стирать свои носки.
как я буду каждый вечер ругаться, а потом — мириться.
и как он будет класть голову мне на живот и мурчать, как кот.
всякая чушь. и вся — такая родная.
подошли к моему дому.
зашли в подъезд, как будто не хотели расставаться.
там, в темноте и гулкой тишине, он вдруг остановился, обнял меня, крепко, до боли в рёбрах.
— ты только… не передумай, ладно? — тихо.
— не передумаю. — я потянулась к нему, и он поцеловал меня. в губы. долго. тепло.
а потом отпустил, быстро, не глядя, ушёл куда-то в сторону — в ночь, в тишину.
я поднялась домой.
в прихожей было темно, но тепло.
сразу пошла в комнату. разделась, переоделась в домашнее, скинула с себя весь день.
волосы рассыпались по плечам, в зеркале — усталое, но довольное лицо.
достала чемодан из-под кровати.
начала собирать — по привычке сначала бросая в кучу всё подряд. потом разберу.
тут в комнату зашла мама. в руках — аккуратно сложенная стопка белья.
— ну что, моя путешественница… — села на кровать, погладила меня по волосам.
— совсем собралась?
— угу. — я кивнула.
— всё. назад дороги нет.
— не страшно?
— страшно. — я улыбнулась.
— но… мне с ним не страшно.
— это главное.
мы начали собирать вещи вместе. мама перебирала мои рубашки, закатывала их в рулоны, как делала всегда.
я сунула ей джинсы:
— эти тоже возьми.
— фу, они же старые.
— мам, это стиль.
— стиль у тебя, как у бродяги с ярмарки, — засмеялась она.
— зато я бродяга с характером. — я хмыкнула.
— да уж, характер — как у взрывоопасной смеси.
— это ты меня вырастила. сама виновата.
мы смеялись, болтали, обсуждали, какие там деревья в абхазии, как я буду ходить на рынок за фруктами, как будем жить. а потом я вдруг замолчала, обняла маму за плечи.
— мам…
— что?
— пообещай мне, что будешь беречь кирилла. и любить его. ещё и за меня.
она посмотрела на меня, медленно кивнула.
— он тебя обожает. он же к тебе прикипел, как маленький брат к своей звезде.
— я знаю. но мне надо. ты понимаешь.
— понимаю. и всё равно буду скучать.
мы обе притихли. продолжили складывать вещи.
в какой-то момент послышался грохот входной двери.
в коридоре зашуршали шаги.
в комнату зашёл кирилл, в шапке, с румяными щеками.
оглядел нас, плюхнулся прямо на пол.
— ну и что тут у нас, а? чемоданное настроение?
— ага. — я кивнула, бросила ему шарф.
— подай духи, с той полки.
— ну хоть приедешь потом? — он притворно надулся, подполз к кровати.
— или всё, сбежала с головорезом?
— с самым лучшим головорезом. — я показала ему язык.
— мда… а я тут один. брошенный. всеми заброшенный. — он театрально упал на спину, раскинув руки.
мама фыркнула:
— вон, шутник объявился.
— я не шучу. — кирилл поднялся, сел.
— а вообще… я горжусь, что ты уезжаешь. правда. ты как будто… настоящая. ты не боишься. а я бы побоялся.
я взглянула на него.
он был ещё ребёнком, но уже… нет. уже взрослым.
со своей болью, со своим пониманием.
— я тебе письма буду писать, понял? — тихо сказала я.
— лучше кассеты с записями.
— договорились. — мы переглянулись.
вечер шёл.мы сидели втроём, говорили обо всём на свете.
и я ловила себя на мысли — вот она, жизнь. простая, настоящая.
и хоть сердце ныло от предстоящего, оно всё равно было наполнено чем-то тёплым.
ведь они рядом.
и они меня отпускают.
по-настоящему.
— это ещё не конец, всё только начинается, — пробормотала я, обнимая маму и кирилла.
не конец ведь...?
продолжение на 50 звёздочек)
а ещё я хотела сказать, что на днях выйдет новый фф! про дети перемен, надеюсь будете читать с удовольствием)