Глава 24
Выстрел, а за ним... ничего? Он промахнулся? В автобусе царила неразбериха. Включенные фонари валялись где попало, кроме моего — я все еще крепко сжимал его в руке. Игорь ныл от боли, видимо во время падения налетел на что-то. Лера плакала, Максим после того, как прогремел выстрел, почему-то начал нервно смеяться, и смеялся, пока я, не удержались на сидении вдвоём с Полиной, приземлился ему на ногу.
— Да твою же мать, что же ты творишь, — завопил он, — слезь!
Я извинился и, поднявшись на ноги, осторожно выглянул в окно. Чуть посветил фонарем так, чтобы разглядеть то место, где стоял дпс-ник. Что я испытал от увиденного? Удивление, облегчение или страх? Казалось, все вместе, ибо такого исхода событий я не ожидал. Он поднимал руку не для того, чтобы выстрелить в нас. Лужи крови приличного размера, разлившейся из дыры в его голове оказалось достаточно, чтобы сделать подобный вывод. Зачем тогда он, закрыв глаза, приближался к микроавтобусу? Еще один вопрос, оставшийся без ответа. Может, он передумал? Или если в тот момент им управляла тьма, может, это она поменяла свое решение? Тогда почему он просто не открыл глаза, а намеренно прострелил себе голову? Чуть позже у меня появилось одно слегка притянутое за уши предположение: все было сделано для того, чтобы я начал сходить с ума. В момент ожидания сильной боли или еще хуже — смерти, человек меняется. Иногда этого достаточно, чтобы лишить рассудка, особенно если и без того находишься на грани. И если это было действительно ее целью, то у нее даже получилось, хоть и не до конца.
Когда желающие убить нас закончились и наступила полная тишина на широком сидении напротив места, где расположился Игорь, появились двое. Никита и Ольга. Они не смотрели в мою сторону и не пытались заговорить со мной, только тихо переговаривались друг с другом. Полина доставала еду из сумки. Лера все еще всхлипывала и вытирала платком редкие слезы. Максим делился впечатлениями о случившемся, в красках передавая свои ощущения.
— Вот это я труханул. Ты орешь, мол, ложитесь, и все, думаю, сейчас наступит пиздец. Полный и безвозвратный. Не очень, знаете, ощущения. Чето больше не хочется такого. Может быть на север свалить? Ну, туда, где как его, полярный день?
— Помимо полярного дня в таких местах бывает и полярная ночь, — сказал я, не сводя взгляда с погибших друзей. Как живые, такие же, какими я их запомнил, смотрели друг на друга, улыбались. Закрыл глаза, молясь о том, чтобы они исчезли. Открыл — ничего не изменилось. Все так же парочка "призраков" мило общалась друг с другом, не обращая внимание на происходящее вокруг. Полина протянула мне бутылку с холодным чаем.
— Есть что-нибудь покрепче? — спросил я и, повернувшись лицом к ней, столкнулся с подозрительным взглядом.
— О, я б тоже чего-нибудь хряпнул, — сказал Максим. — И проспал всю ночь. Может, остановимся в городе и бухнем как следует? А потом уже поедем.
— Бухнем как следует, когда это все закончится, — пробурчала Полина.
— Да, я бы тоже не отказалась, — поддержала нас Лера. — Я... это все очень тяжело для меня. Давайте отдохнем денек. Пожалуйста...
— Хорошо, — вздохнула Полина. — Только до города еще добраться надо. Что будет утром, я не представляю. Три трупа возле машины. Еще виноватыми сделают.
— Не сделают, — почему-то уверенным тоном сказал я и, взяв бутылку с чаем, выпил примерно половину. Есть не хотелось, особенно в присутствии Никиты и Ольги. Мне нужно было просто отрубиться, не дожидаясь, пока все уснут и дадут возможность призракам проникнуть в мою больную голову. Спросил, нет ли у кого снотворного, все ответили отрицательно, от чего я даже немного расстроился. Проводника в мир забытья у меня не было, играющие нервы уснуть не дадут, осталось только рассказать кому-нибудь про то, что вижу, и, возможно, кто-нибудь останется бодрствовать вместе со мной. Подло, но действенно.
Немного поразмыслив, я решил отказаться от этого плана, но остальные не могли не заметить странностей в моем поведении, которые я, в общем-то, не старался как-либо скрыть.
— Ты чего все время туда поглядываешь? — кивнув в сторону пустого для него сидения и глядя на меня, как на сумасшедшего, спросил Макс.
— Там сидят мои друзья. — вдруг сказал я. — Те, что умерли пару месяцев назад.
Я вздрогнул, поняв, что наговорил лишнего, и если реакция молодых людей, меня уже не так сильно волновала, то одному человеку знать многого о людях, что он любезно приютил, было вовсе не обязательно. К счастью, к тому моменту он уже развалился на откинутом водительском сидении и тихо похрапывал. После случившегося он стал каким-то неразговорчивым, поэтому я и не замечал, что он уже спит.
Больше всех, как обычно, была возмущена Полина. Будто все это зависело исключительно от меня самого.
— Кто? И почему ты опять молчишь? — гневно зашипела она, прямо как моя мама, когда я, будучи восьмилетним оболтусом, порвал почти новые джинсы и три дня скрывал от нее сей факт.
— Никита и Ольга. Помнишь их?
— Как я могу забыть, конечно помню. И что они? Что говорят?
— Да, ничего. Они даже не смотрят на меня. Сидят и разговаривают друг с другом. О чем, не слышу. Полин, ты так спрашиваешь, будто они — не плод моего воображения.
— Даа, чувак, ты и впрямь странный, — рассмеялся Макс, в то время, как Лера смотрела на меня с ужасом. Будто и не было того разговора рядом с гостиницей, где я чуть не признался ей во всех своих страхах. Однако винить ее было не за что. Она была напугана, и это мне не стоило выворачивать свой извращенный тьмой внутренний мир наизнанку. Хоть и говорят, что держать в себе нельзя, имел ли я право поступать так с ней, с Полиной, с Игорем? Он все слышал, но делал вид, что не заинтересован в нашем разговоре. Максим как обычно перевел все в шутку. Но я ответил честно:
— Я не странный, я больной. Простите.
После этого уже не мог ничего говорить. В горле встал ком. Закрыл лицо руками, чтобы никто не видел мою слабость. Крепко зажмурил глаза, чтобы не выпускать наружу слезы, но их не было. На фоне черной картины поплыли большие и яркие пятна, смешиваясь друг с другом, словно мне долго светили фонарем в лицо. Глаза неприятно жгло, так, если бы вместо них мне вставили два уголька, уже не пылающих, но еще способных обжечь.
— Снотворного нет, может есть капли для глаз? Жжет и сушит, не понимаю, что такое.
Подняв голову, я сразу же почувствовал на себе посторонний и не совсем хороший взгляд. Смотреть в сторону призраков больше не хотелось, но я все равно слегка покосился, чтобы убедиться в своей догадке. Они оба смотрели на меня, застыв в одном положении.
— Да, у меня есть. — Лера наконец пришла в себя, и уже не выглядела такой ошеломленной. Достала из сумочки небольшой флакончик и протянула его мне, вздрогнув, когда мы коснулись пальцами. Я сделал вид, что этого не заметил.
— Артем, ты наверное сейчас так пошутил, да? — спросила Полина вполголоса. Предусмотрительно. Максим так же тихо продолжил делиться своими эмоциями с Лерой и они оба ничего не услышали.
Я предложил переместиться на задние сидения, чтобы не мешать остальным. Собрался в последний раз взглянуть на призраков, но их там уже не было. Исчезли так же, как и появились.
— Скажи мне, когда я в последний раз о таком шутил? — усмехнулся я, как только мы оказались подальше от чужих ушей. Здесь сидения были чуть мягче и пошире. Двоим вполне хватило места, чтобы поспать, пусть и без удобств. Я уже давно определил для себя, что удобство — последняя вещь, о которой стоит волноваться, и вообще, думать. Да, и остальные укладывались молча, не жалуясь на жесткое спальное место, и даже забыв о том, что рядом с ними находится бомба замедленного действия. Удивительно, что мои слова об умерших друзьях, не напомнили им об этом.
— Ничего, все хорошо, ты просто переволновался, — пыталась подбодрить меня Полина. — Они ушли, или все еще там? Только ответь честно, пожалуйста.
— Отвечаю честно, они ушли. Ну, знаешь, не ушли, а так, испарились. Будто их там и не было. В принципе, их и так не было, это всего лишь я опять схожу с ума. Дайте мне кто-нибудь зеркало, и пусть это меня убьет, — меня, откровенно говоря, понесло, но я вовремя остановился, увидев выражение лица Полины. В приглушенном свете потолочной лампы оно казалось суровее обычного. Да, она всегда злилась, когда я затрагивал тему собственной смерти, хоть и вскользь.
— Я от тебя ничего не скрываю, — добавил я, сам не зная зачем. Очевидно, для того, чтобы развить эту тему. Потому что наконец решился рассказать ей о том случае в машине.
— Ты говоришь, что спал. При этом думаешь, что все это было не в твоем сне, а наяву? Почему тогда ты, то, что видишь в реальности, воспринимаешь за плод своего воображения? — Я не ожидал, что Полина расскажет мне всю правду. Задумывался ли я о том, что это и не правда вовсе? Много раз, поэтому и не спешил ей все рассказывать.
— Я не спал. Почти не спал. Это был сонный паралич. А при нем люди как бы слышат то, что происходит вокруг. Но не всегда.
— В том-то и дело, что не слышат. Тебе это приснилось, Тем. Пожалуйста, не нужно меня в чем-то упрекать, я правда тогда ни с кем не разговаривала.
Я хотел продолжить, но, увидев слезы в глазах Полины, понял, что разговор ничем хорошим не обернется. В лучшем случае я признаю свою неправоту и извинюсь, в худшем — мы поссоримся. Как бы то ни было, после этого она молча отвернулась и затихла.
Так ничего и не узнав, в своих мыслях я метался от одного вывода к другому, пока не начал изводить себя. Но пусть лучше себя, чем Полину, поэтому я решил больше не затрагивать эту тему, а просто понаблюдать за ней. Откуда взялась эта подозрительность, я не понимал, но чувствовал, что должен прислушаться к своей интуиции, даже если она подведет. "Хуже все равно уже быть не может".