Серпентариум

Снег летит мне в лицо, колючий, обжигающий. Легкие горят, будто я проглотила лед. Бегу. Просто бегу, не думая, куда. Плотный лес сомкнулся вокруг, его мёртвые деревья — моя тюрьма. Рюкзак бьёт по спине, плечи ломит, но я держу его, как спасательный круг. Всё, что у меня есть, всё, что может меня спасти, — внутри.

Тело болит. Кажется, будто каждое ребро отзывается эхом боли от недавних ударов, но я продолжаю двигаться. Снег хрустит под ногами, предательски громко, словно выкрикивает всем в округе: «Она здесь, идите за ней». Каждый звук заставляет оборачиваться. Я ничего не вижу, только деревья. Чёрные, кривые стволы тянутся к небу, как когти.

"Дальше. Надо дальше. Просто прямо", — повторяю себе, даже не зная, где это "прямо". Мороз кусает лицо, а дыхание превращается в белый пар. Сколько времени прошло? Не знаю. Может, час, может, больше. Я бежала, но теперь начинаю идти. Ноги уже не слушаются.

Сердце скачет, в груди будто молот. Кажется, оно выскочит из горла. Я оборачиваюсь — пусто. Никто не гонится, но я не могу поверить, что меня не ищут. Уверена, что эти ублюдки выжили и уже прочёсывают лес.

Страх. Он будто вжался в меня, как холод. Каждый звук, каждый треск ветки заставляет замирать. Я оглядываюсь на каждое движение — вдруг это они? Вдруг это конец?

Я спотыкаюсь о корень, скрытый под снегом, и падаю. В лицо врезается ледяной наст, снег засыпает за воротник. Лежу, тяжело дыша. Воздуха не хватает, а лёгкие будто обжигает. В голове вспыхивает одна мысль: "Если они найдут меня сейчас, я даже встать не смогу".

Я поднимаюсь, сквозь боль и усталость. Ноги как ватные, но я заставляю их двигаться. Пытаюсь стряхнуть снег с одежды, но пальцы замёрзли, будто стали деревянными. Руки дрожат, а лицо немеет. Мороз проникает под одежду, но я не останавливаюсь.

Сколько я уже иду? Мне кажется, что прошло вечность. Но впереди — ничего. Только бесконечный лес. Тени становятся длиннее. Солнце уже садится, и я знаю, что скоро станет темно. Настоящая темнота, которая поглотит всё вокруг. А я... Я останусь здесь, одна, в этом чёртовом лесу.

В груди поднимается паника. "Что, если я иду кругами? Что, если я никогда не найду дорогу? Замёрзну здесь, как те люди, что нашли свою смерть в горах. Будет ли кто-нибудь меня искать? Тор... Он ведь обещал. Обещал..."

Дыхание сбивается, и я хватаюсь за ближайшее дерево. Кажется, всё вокруг качается, земля уходит из-под ног. Я опускаюсь на колени, вдавливаясь в снег. Пальцы зажимаются в кулаки. Бежать больше не могу. Сил нет.

Сердце ноет от предчувствия. Замёрзну здесь. Меня съедят волки. Или... Или они найдут меня. Это худший страх. Вернуться туда.

Я заставляю себя подняться. Ещё один шаг. Только один. А потом ещё один. Просто двигайся. Тело дрожит, холод пробирает до костей, но я делаю шаги. Вперёд. Всё ещё вперёд.

Я не бегу. Больше не могу. Просто иду. Сначала быстрым шагом, потом всё медленнее. Силы уходят, а холод будто только усиливается, сковывая тело. Ноги в мокрых ботинках как будто чужие — каждое движение отдаётся тупой болью, и я всё чаще ловлю себя на мысли, что не чувствую пальцев. Это плохо. Очень плохо. Но страх остановиться толкает меня вперёд. Я должна двигаться.

Снег вокруг кажется бесконечным океаном, а деревья — его островами, за которыми нет конца. У каждого ствола одно и то же лицо: покрытая коркой льда кора, обнажённые ветки, торчащие в стороны, как руки чудовищ. Это место не хочет, чтобы я выбралась. Я почти уверена, что если бы лес умел говорить, он бы прошептал: «Останься здесь».

Я оборачиваюсь. Где-то внутри всё ещё тлеет надежда увидеть что-то, что подскажет, что я не потерялась окончательно. Но мои следы, которые я так старательно оставляла позади, исчезли. Снег уже давно их засыпал. Я даже не могу понять, куда шла до этого, и это делает всё хуже.

Деревья сгущаются. Ветки переплетаются, словно затягивая невидимую петлю. Прямо передо мной стоит высокая ель, её ствол настолько широкий, что я могла бы спрятаться за ним. Не в силах сделать ещё шаг, я останавливаюсь, опираясь рукой на кору. Она шершавая и холодная, но кажется чуть более живой, чем я сама.

— Господи... куда я иду? — шепчу я в пустоту, чувствуя, как слова растворяются в тишине.

Сзади раздаётся звук. Лёгкий треск. Я резко поворачиваюсь, сердце колотится. Но вокруг ничего. Только мрак, медленно наступающий со всех сторон. Я делаю глубокий вдох, затем второй, стараясь убедить себя, что это просто снег упал с ветки. Здесь нет никого. Здесь даже меня быть не должно.

Силы покидают меня быстрее, чем я ожидала. Лицо саднит от мороза, руки онемели ещё час назад, а теперь к ним добавились ноги. Я больше не чувствую их. Наверное, это должно было напугать, но я слишком устала, чтобы бояться.

В животе урчит. Машинально я открываю рюкзак и достаю кусок хлеба. Он твёрдый, с покалывающей коркой. Дрожащими руками я отламываю кусок и кладу его в рот. Хлеб крошится, но я всё равно жую его, чувствуя, как этот простой вкус хоть немного возвращает меня к жизни. Это не обед, это просто напоминание о том, что я ещё могу двигаться.

Я кусаю второй раз, а затем прячу хлеб обратно. "На потом," — думаю я, хотя понимаю, что «потом» может и не наступить.

Я отрываюсь от дерева и делаю шаг. Потом ещё один. Колени подгибаются, но я заставляю их держать меня. В голове мелькает мысль: «Если я остановлюсь, меня просто найдут замёрзшей». В этой мысли есть и ужас, и странное утешение. Но я не хочу умирать. Не здесь, не сейчас.

Лес вокруг кажется безразличным. Он не угрожает, но и не помогает. Ему всё равно, как долго я смогу продержаться. Я делаю ещё шаг, и снег предательски скрипит подо мной. Это звук кажется настолько громким, что я вздрагиваю.

Тьма окончательно наступает. Деревья превращаются в огромные чёрные силуэты, их ветви сливаются в одно бесформенное облако, которое кажется почти живым. Я стараюсь не смотреть наверх. Просто идти. Это единственное, что у меня осталось.

— Не останавливайся, — шепчу я себе, словно мантру. — Только не останавливайся.

Но с каждым шагом становится всё сложнее. Мороз пробирается всё глубже, уже не обжигая, а будто сжимая. Идти вперёд больше не значит спасение, это просто оттягивание неизбежного.

Темнота подкралась незаметно. Я шла, пока могла различить снег под ногами, но теперь даже он слился с густым мраком. Ветки деревьев сплетаются над головой, как потолок в комнате без окон. Лес больше не кажется тихим. Он ожил. Где-то вдали раздаётся вой, тянущийся низкой нотой, будто кто-то пробует на слух струну. Я замерла. Вой повторился, уже ближе.

— Волки, — прошептала я себе, голос дрогнул.

Меня охватил страх, липкий и холодный, как снег под ногами. Он будто приклеил меня к месту, и я не могла сделать ни шага. Вой раздался снова, ещё ближе. Теперь он был больше похож на перекличку. Я вдруг почувствовала, как моё сердце забилось где-то у горла.

«Двигайся, — говорю я себе. — Просто иди». Но ноги отказываются слушаться. Я поворачиваю голову, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте, но всё вокруг скрыто. Только чёрные силуэты деревьев, похожие на назгулов, окруживших меня.

Мои руки судорожно цепляются за ремни рюкзака. Внутри вода, хлеб, пара ножей. Всё, что у меня есть. Но никакого оружия против хищников, кроме этих бесполезных лезвий. Они не спасут, если до этого дойдёт. Я проглатываю ком в горле. В голове пульсирует одна мысль: «Я умру. Здесь, в этой чёрной пустоте».

Сделай шаг. Ещё шаг. Глаза судорожно бегают в темноте, вглядываясь в пустоту между деревьями. Тишина снова захватывает всё вокруг, но теперь она не успокаивает, а давит, заставляет чувствовать себя маленькой и беспомощной.

Вой снова разрывает тишину. На этот раз он звучит сбоку, так близко, что я резко оборачиваюсь. Ничего. Пустота. Только чёрные деревья, их ветки, похожие на когти, и снег, освещённый слабым светом звёзд, которые я едва различаю сквозь тёмные кроны.

— Чёрт... чёрт, — шепчу я, ощущая, как слёзы начинают подступать. Это чувство отчаяния нарастает, будто лес медленно захватывает меня, затягивает в свои когти. Волки уже рядом. Я чувствую их, даже если не вижу. Я закрываю глаза, сжимая зубы, чтобы не разрыдаться.

— Не здесь, не так, — вырывается у меня, голос срывается. Слёзы обжигают щеки, скатываются вниз и тут же замерзают. Я открываю глаза и делаю ещё шаг, потом второй. Ноги дрожат.


Сзади снова раздаётся вой. Теперь уже несколько голосов. Они словно разговаривают друг с другом, решая, когда лучше атаковать. Меня охватывает паника. Я начинаю дышать чаще, шумно, сбивчиво. В голове всё смешалось: боль, усталость, страх.

— Помогите, — вырывается у меня шёпотом. Никто не услышит, только лес. И он не поможет.

Я продолжаю идти, хотя ноги едва двигаются. Кажется, они вот-вот подломятся. Страх придаёт сил, но и эти силы постепенно утекают, как вода сквозь пальцы. Я срываюсь на бег, хотя понимаю, что это бесполезно. Куда? От кого? Лес бесконечен, как и волки, что обитают в нём.

Мои шаги замедляются. Лёгкие горят, ноги будто налиты свинцом. Я падаю на колени, уже не чувствуя, как снег проникает сквозь ткань брюк. Лицо в руках, дыхание рваное, слёзы не прекращаются.

— Я не могу, — шепчу я. — Я не могу.

Но я не хочу умирать. Этой мыслью я заставляю себя подняться, хотя каждая клетка моего тела кричит об обратном. Холод обволакивает меня, проникает под кожу, тянет вниз. Я делаю шаг, потом ещё один, спотыкаясь, но не останавливаюсь. Вдалеке я замечаю едва различимый силуэт чего-то, что выделяется среди деревьев. Сердце замирает.
Силуэт в темноте сначала показался мне частью леса — ещё одно дерево или камень, которые вырисовывались среди теней. Но по мере того как я приближалась, контуры становились чётче. Это был не камень. Не дерево. Дом. Маленькая хижина с покатой крышей, которую снег превратил в белую накидку.

На мгновение моё тело перестало слушаться. Я стояла, дрожа всем телом, не от холода — от отчаяния. Если я дойду туда, может, у меня будет шанс. Если это не мираж.

— Двигайся, — прошептала я себе. Голос был слабым, едва слышным. Но он прозвучал как приказ.

Шаг. Ещё шаг. Ноги скользили по снегу, который становился всё глубже. Он лип к ботинкам, тянул их вниз, словно хотел удержать меня здесь, в этом безмолвном лесу. Лёгкие горели, как будто каждая попытка вдохнуть резала изнутри. Рюкзак тянул плечи, превращая каждый шаг в подвиг.

Но я двигалась. Медленно, словно плыла через вязкую трясину. Лес вокруг хранил свою зловещую тишину. Лишь мои хрипы и хруст снега под ногами нарушали эту звенящую пустоту.

Я дошла до хижины, упёрлась руками в стену, чтобы удержаться на ногах. Шершавые, выветренные доски отозвались сухим скрипом, но они были тёплыми на ощупь. Или мне так казалось, потому что внутри я молилась, чтобы это место стало моим спасением.

Дверь оказалась низкой, перекосившейся, с проржавевшей железной ручкой. Я потянула её, но та не поддалась. Сердце заколотилось сильнее, в голове раздался отчаянный шёпот: «Пожалуйста, только не заперто».

Я попробовала снова, дернув сильнее. Дверь заскрипела, будто протестуя, но всё-таки открылась. Облако пыли взлетело в воздух, обдав меня слабым запахом сырости.

Я вошла внутрь, спотыкаясь и задевая стену плечом. В темноте различила лишь очертания помещения: одна комната, крошечное пространство с низким потолком. Углы наполовину скрыты в тени. В центре — старый стол, накренившийся, будто готовый развалиться.

Я опустилась на пол, осознавая, что ноги больше не держат. Холод ещё держался здесь, но по сравнению с лесом это место казалось раем. Ветер не пронизывал стены, снег не лип к телу. Я могла дышать, хоть и через боль.

Пальцы дрожали, когда я стянула рюкзак с плеч и положила перед собой. Я нашарила внутри бутылку воды. Крышка с трудом поддалась, но когда я сделала первый глоток, жидкость оказалась ледяной. Она разлилась по горлу, заставив меня закашляться.

— Чёрт, — прохрипела я, вытирая рот.

Света почти не было. Единственный луч пробивался через трещину в бревнах. Мне нужно было развести огонь, но пока я не могла даже подняться. Я обхватила себя руками, чтобы согреться, но дрожь не прекращалась.

Я закрыла глаза, уткнувшись лбом в колени. Лёгкие судорожно хватали воздух. В голове зазвучали обрывки мыслей: что, если я не выберусь? Что, если замёрзну здесь насмерть? Что, если волки всё же найдут меня?

Но потом я подняла голову. Я должна что-то сделать. Должна. Если я просто останусь здесь, то точно умру. Я взяла себя в руки, встала на колени и начала осматривать хижину.

Свет луны из трещины помогал различить обстановку: стол, два стула, обрушенная полка в углу. Я заметила печь — ржавая, старая, но целая. У неё был трухлявый ящик рядом. Внутри я нащупала дрова, прикрытые тканью. Они были влажными, но не насквозь.

Сердце забилось быстрее. Я разрезала мешок ножом, который нашла в рюкзаке, и аккуратно разложила кусочки ткани внутри печи. Затем добавила несколько тонких щепок.

Спички. Я достала их с таким трепетом, будто это был последний шанс на спасение. Поднесла одну к черкалу. Дрожащая рука сделала первое движение — ничего. Я сделала вторую попытку. Искра, огонёк. Маленький, слабый. Я поднесла его к ткани, и пламя начало разгораться.

Я смотрела на огонь, как на чудо. Жар медленно заполнял помещение, вытесняя холод. Я прижалась ближе, чувствуя, как жизнь возвращается ко мне вместе с теплом. Снег таял на моих ботинках, превращаясь в маленькие лужи.

— Спасибо Господи, — прошептала я, и голос прозвучал живее, чем я ожидала.

Огонь медленно разгорался в печи, потрескивая влажными дровами, и слабый свет начал заполнять комнату. Я сидела на полу, обхватив себя руками, ощущая, как тепло постепенно пробирается через замёрзшую одежду. Огонь, казалось, шептал мне: «Ты ещё можешь. Просто двигайся».

Я заставила себя встать. Тело протестовало, мышцы ныли, словно я пробежала марафон, но я знала, что оставаться неподвижной — значит сдаться. Сделав пару шагов, я наткнулась на стол, его накренившаяся поверхность грозила опрокинуться при любом движении.

Внимание привлекли полки у стены, половина из них рухнула, а на оставшихся лежали какие-то мешочки, все покрытые слоем пыли. Я подошла ближе, смахнула пальцами пыль с одного из них. Развязала его и увидела тёмные ссохшиеся ягоды.

— Ну, хотя бы что-то, — пробормотала я. Запах был слабым, терпким. Я взяла одну ягоду и осторожно попробовала. Горьковатая, но съедобная. Это не спасёт меня от голода, но на несколько часов хватит.

Пол под ногами скрипел. Я осторожно ступала, осматривая каждый угол. На полу рядом с полкой лежал ржавый капкан, одна из пружин была перекошена, но он выглядел ещё функциональным. Я подняла его, осторожно проводя пальцами по металлу.

— Может пригодиться, — подумала я, отложив находку на стол.

В углу заметила мешок. Подошла ближе и осторожно приподняла его. Дрова. Влажные, но не полностью испорченные. Я взяла несколько поленьев, положила рядом с печью, чтобы они подсохли. Остальные оставила на месте — слишком тяжёлые, чтобы двигать их сейчас.

Мои пальцы наткнулись на что-то острое. В мешке оказалось ещё кое-что — старый, изношенный топор. Ручка была наполовину сгнившей, но лезвие всё ещё держалось. Я провела по нему пальцем. Тупой. Придётся найти способ заточить его, если он вообще пригодится.

Печь начала отдавать тепло, и это придавало мне сил. Я вернулась к рюкзаку, достала бутылку воды, сделала несколько маленьких глотков. Жидкость была ледяной, но с каждым глотком я чувствовала, как горло оживает.

На столе нашёлся старый металлический поднос. Я поставила на него мешочек с ягодами, решив, что они будут моим первым ужином. Рядом положила нож, который забрала из дома, и маленький кусок хлеба, спрятанный в кармане куртки. Из рюкзака достала банку консервов. Еды было мало, но пока достаточно, чтобы пережить этот вечер.

— Важно не съесть всё сразу, — прошептала я себе. — На завтра должно что-то остаться.

Я осмотрела стены, подошла ближе, присела на корточки. В трещину заглянуть было невозможно, но я могла слышать, как за стеной шевелится ветер. На полу в углу лежала старая тряпка. Я подняла её, потрогала пальцами — сырая. Но лучше чем ничего. Я набила её в трещину, надеясь хоть немного уменьшить поток холодного воздуха.

Моя одежда была мокрой, грязной. Я знала, что если не переоденусь, то рискую заболеть. Присев к рюкзаку, я вытащила один из свёртков, что прихватила из дома, — старый свитер и брюки. Они были чужими, но сейчас мне было всё равно.

Я осторожно сняла куртку, чувствуя, как холод вновь обнимает меня. Замена мокрой одежды на сухую заняла несколько минут, но после этого стало легче. Я повесила мокрую куртку и брюки на стул ближе к печи. Возможно, они высохнут к утру.

Повернувшись к огню, я села рядом, поджав ноги, и снова обняла себя руками. Огонь тихо трещал, бросая причудливые тени на стены хижины. На секунду мне показалось, что я дома. Но тут же реальность напомнила о себе: слабое завывание ветра снаружи и одиночество, давящее на грудь, как камень.

Я сидела перед печкой, наблюдая, как угли едва тлеют. Тепло, слабое и неуверенное, уходило, и с каждым вдохом я чувствовала, как холод снова подбирается ближе. Я обхватила себя руками, пытаясь согреться, но всё, что я ощущала, — это ноющую боль в пальцах.
В комнате царила тишина. Лишь треск углей нарушал её, заполняя пространство слабым эхом. Я не сводила глаз с огня, словно пыталась уговорить его не угасать. Но пламя становилось всё слабее.

Неожиданно я почувствовала что-то странное. Это было не шум, не движение, а скорее какое-то едва заметное изменение в воздухе. Он будто стал плотнее, холоднее, а тени в углах — глубже.

Я обернулась, оглядывая комнату. В углу ничего не было, только пляшущие на стенах тени. Моё сердце учащённо забилось.

— Есть кто-то? — прошептала я, чувствуя, как слова повисли в воздухе.

Тишина. Тени остались прежними, только угли слабо трещали в печи. Я снова повернулась к огню, пытаясь подавить глупую панику. «Просто усталость. Воображение играет со мной», — подумала я, но внутри всё ещё было неспокойно.

Я поднесла ладони ближе к углям, чтобы поймать хоть немного тепла. Губы сами сложились в мольбу:

— Если здесь кто-то есть... пожалуйста... мне просто нужно тепло. Не пугай меня. Мне больше некуда идти.

Мой голос звучал так слабо, что казалось, даже воздух в комнате не обратил на него внимания. Я отвернулась, разочарованно вздохнув, но тут огонь вдруг затрещал громче. Я резко замерла. Пламя, которое, казалось, не в силах поглотить сырые дрова, внезапно вспыхнуло, словно кто-то незримый подбросил дрова.

Я попятилась, глядя на пляшущее пламя. Это был всего лишь огонь, обычный огонь... Разве не так? «Дрова разгорелись, просто дрова», — убеждала я себя, но тепло, которое вдруг наполнило комнату, было таким неожиданным, таким обволакивающим, что слёзы сами потекли по щекам.

Я тяжело выдохнула, чувствуя, как напряжение медленно уходит. «Просто совпадение», — прошептала я, хотя где-то глубоко внутри засело чувство, что это совпадение могло быть не таким уж простым.

Свернувшись калачиком на полу, я закрыла глаза, впервые за долгое время ощущая, что могу хотя бы немного отдохнуть. Перед тем как уснуть, я успела заметить, как тени в углу стали чуть гуще. Или это просто угли, наконец, разгорелись сильнее.

Возможно, я себе всё это придумала. А может, кто-то действительно пожалел меня.

— Спасибо, — прошептала я, позволяя себе уснуть.