Место под солнцем

***

Да уж, по сравнению с ситуацией, в которой я вновь оказалась, в студенческие годы я была просто олигархом! Повышенная стипендия — аж три тысячи рублей ежемесячно — с учётом проживания в общежитии выглядела весьма перспективно. А вообще, мне всегда казалось, что если у тебя проблемы с деньгами — то выход крайне прост: иди и работай. Так я, собственно говоря, и делала в студенческие годы, подрабатывая сначала санитаркой, а потом и медсестрой, и от помощи мамы быстро отказалась и с двадцати лет обеспечивала все свои хотелки сама. Но вот что делать, когда тебе двенадцать, позвольте спросить? Но вариант всё равно оставался один, несмотря на мой возраст, и когда я немного оклемалась после «болезни», то решила не тянуть кота за хвост и поискать какой-нибудь источник дохода.

Как наёмный работник я выглядела, конечно, так себе. После того купания в пещере коричневое платье было окончательно испорчено, так что осталось всего одно — серое. Миссис Коул ясно дала мне понять, что и так потратила достаточно денег на врача, хотя как я потом узнала, этот врач в такое непростое для всех время занимался благотворительностью и посещал детские приюты по своему желанию. Но новой одежды мне точно не светило, и это обстоятельство ещё сильнее вынуждало искать заработок.

А ещё после встречи с тем жутким ктулху у меня на левой ноге остался массивный белёсый шрам. Белая спираль змеёй поднималась почти до самого колена, делая ровно два с половиной оборота вокруг голени. Правда, проблема была бы в том случае, если бы я была от природы смуглой. Но переменчивая погода Англии подарила мне вместо буржуйского загара аристократическую бледность, так что надо было хорошо приглядеться, чтобы заметить этот шрам. Да я почему-то и не сомневалась, что никому и в голову не придёт ко мне приглядываться.

В общем, хорошенько оценив свои перспективы, я собралась однажды рано утром и выскользнула из приюта в место, в котором точно было безопасно и не страшно искать работу. Косую аллею. Да и валюта там была как раз подходящая, не надо было заморачиваться с переводами в банке, только вот никому я оказалась не нужна.

Как я уже неоднократно говорила, время было непростое, и оно отразилось даже на волшебном мире, который, казалось, от Второй мировой войны страдал мало. В Косой аллее можно было гораздо чаще встретить презентабельно одетого человека, нежели на грязных улочках обычного Лондона, но всё равно народ вокруг был дёрганный. Всех беспокоила другая война, война с Геллертом Грин-де-Вальдом, которая как раз набирала обороты. Как я поняла, вся надежда была только на Альбуса Дамблдора, действительно величайшего волшебника того времени, единственного, кто мог реально противостоять Грин-де-Вальду. Но он почему-то не стремился развязывать реальные боевые действия, тянул время, и людей постепенно поглощал страх.

Некоторые магазинчики, которые ещё в прошлом году были открыты во время нашего небольшого шопинга с Томом, в этот раз были наглухо заколочены, и в шёпоте толпы я выловила, что хозяева были маглорожденными и пустились в бега. Не страшно было только тем, чьё происхождение удовлетворяло всем нужным критериям чистокровности, ну или хотя бы половине этих критериев. Моё же происхождение было окутано завесой тайны, так что вот так открыто нарываться на неприятности было, конечно, рискованно. Но деньги мне были очень нужны, без них я не смогу купить всё необходимое к школе, благо что ни у кого не было никаких бирок или повязок, как в гитлеровской Германии, говоривших о твоих генах. Пока не было.

Полдня я скиталась от одного прилавка к другому, предлагая помощь и согласная на любой низкоквалифицированный труд, но меня или высмеивали, или жёстко прогоняли. Совсем отчаявшись, я зашла в одно кафе, в котором ещё не была, и направилась к хозяину, высокому мужчине слегка за пятьдесят, с проседью в густой шевелюре медно-рыжего цвета и с жидкой бородой, стоявшему за барной стойкой.

— Извините, сэр, вам, случайно, не нужен работник? — осторожно обратилась я к нему, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно увереннее.

Тот оценивающе посмотрел на меня, прикинул, наверное, сколько мне было лет, и буркнул:

— Мне работники не нужны, сам справляюсь.

— Пожалуйста, сэр, мне очень нужна работа! — взмолила я, так как это кафе оставалось последним вариантом. — Я вас не подведу!

— Ничем не могу помочь, — хмыкнул хозяин и, взяв в руки прозрачный стакан, принялся протирать его полотенцем.

Сглотнув, я отвернулась, а моя последняя надежда на заработок разбилась вдребезги. Но тут я заметила, как за одним столиком встала молодая пара и, улыбнувшись хозяину, начала продвигаться к выходу из кафе, оставив на столе грязную посуду. Смекнув, что слова нужно подкрепить действиями, я быстро подошла к столику, аккуратно взяла две чашки и пару тарелок и быстренько направилась к прилавку, чтобы убрать посуду.

— Я волшебник, милая, и могу убрать всё сам, — смерив меня ледяным взглядом, проворчал хозяин кафе, а я тем временем проскользнула на небольшую кухню и положила грязную посуду рядом с раковиной.

— Но у вас же так много работы и без этого! — воскликнула я, взяв с кухни тряпку, и вернулась в зал, чтобы протереть стол. — Я могу помочь, вы не пожалеете, честное слово!

Хозяин кафе ничего не ответил, лишь шумно вдохнул воздух, а из-за ещё одного столика встал мужчина средних лет в изумрудной мантии, и я тут же подскочила к нему, чтобы забрать посуду.

— Маленькая пчёлка, держи! — улыбнулся он моему усердию и положил на стол три бронзовые монетки с изображением оленя, кнаты. — Ну же, старик Морган, не прогоняй девочку, помощь лишней не будет! Смотри какая старательная!

Я в ответ лишь максимально дружелюбно улыбнулась, перехватила посуду и проворно проскользнула на кухню. Положив посуду к первой порции, я вернулась в зал, чтобы прибрать столик и задумчиво посмотрела сначала на свои чаевые, а затем обернулась к хозяину кафе. Он хмыкнул на мой взгляд и проворчал:

— Платить я тебе не собираюсь, хочешь работать — будешь работать за чаевые. Сколько соберёшь — всё твоё, но публика нынче не очень щедрая... И на тебе грязная посуда, устал я от неё! Разобьёшь хоть одну тарелку — заплатишь из своего «заработка». Всё ясно?

— Да, сэр, — тут же благодарно выдохнула и убрала кнаты в карман платьица.

— И фартук надень, на кухне висит, а то вся запачкаешься! — добавил старик Морган, и я быстренько вытерла столик и поспешила на кухню за фартуком, боясь лишний раз разгневать хозяина кафе.

Концу дня в моей копилке было немного: всего тридцать девять кнатов, зато усталости было даже с излишком. Но у меня в запасе был месяц, чтобы заполнить дыру в бюджете, так что я с утроенным рвением принялась за работу.

В небольшом кафе, которое называлось «Гиппогриф», работало всего два человека, не считая меня: хозяин, Арктус Морган и молодой повар, парень лет двадцати с чем-то, противоположность хозяина. Димитрий был выходцем из Восточной Европы, бежал в Англию от террора Грин-де-Вальда. В общем, нелегал, которого никто не видел и о котором никто не слышал. Димитрий был неказистым, особенно по сравнению с моим «соседом» по приюту: светло-каштановая грива до плеч, карие глаза и крупный, не раз сломанный нос. Но его весёлый и непринуждённый нрав компенсировал сполна какие-то изъяны внешности. Димон, как я потом стала звать его за глаза, очень обрадовался мне, по его словам, ему очень надоело ворчание старика Моргана. И хотя у нас было не так уж много времени, чтобы поточить лясы, но когда я забегала на кухню, он обязательно умудрялся рассмешить меня какой-нибудь шуткой. И ведь ни разу за весь месяц не повторился!

Вообще, «Гиппогриф» был необычным кафе, впрочем, как и всё остальное в Косой аллее. Кухня была весьма специфической, мешанина из разных блюд мира, причём преимущественно волшебного, и поэтому заглядывала туда абсолютно разношёрстная публика. Но Димон готовил на славу, его кулинарный талант действительно был немалым, так что старик Морган не бедствовал даже в такое непростое время. Интерьер был простым, но не дешёвым: вся мебель была из качественных пород дерева, лакирована, цветовая гамма была выбрана нейтрального мятного оттенка, а расположение недалеко от Гринготтса давало возможность привлечь немало посетителей. Готовые заказы приплывали в прямом смысле этого слова по воздуху, а деньги за заказ клали в специальную небольшую деревянную шкатулку, которая пари́ла под самым потолком и спускалась, когда заказ был готов. И не дай боже кому было тронуть эту шкатулку — мало точно не показалось бы.

Итак, чтобы компенсировать дыры в бюджете, мне надо было заработать около семи с половиной тысяч кнатов[1], то есть где-то по двести пятьдесят кнатов в день. Сумма была, конечно, нереальной, но даже какие-то поползновения к ней были весьма неплохим результатом. День на день не приходился: порой в моих чаевых не набиралось и сикля, а как-то за выходные мне попалось три состоятельных посетителя, которые за мои улыбки и расторопность оставили аж три галлеона! То есть полторы тысячи кнатов. Старика Моргана, конечно, чуть не задушила жаба, когда он увидел такую сумму, равную фактически всему заказу посетителей, но он сам обещал, что все чаевые — мои, никто его за язык не тянул. В общем, я старалась, барахталась в том самом кафе с утра до ночи, без выходных и праздников, но за неделю до начала учёбы у меня было накоплено всего три с половиной тысячи из нужных семи с половиной, что нагоняло уныние.

К концу одного из рабочих дней, когда все посетители разошлись, а я принялась старательно оттирать столы перед новым рабочим днём завтра, старик Морган сел неподалёку от меня, закурил трубку и протянул:

— Так зачем тебе деньги, малышка? Разве тебе их не дают родители на карманные расходы?

— У меня нет родителей, — коротко ответила я, закончив протирать один из столов, и перешла на следующий.

— Теперь всё ясно... — выпустив облачко табачного дыма, произнёс Морган. — Сиротка, значит, да? Тебе же скоро в школу, разве там так нужны деньги?

— Мне нужны деньги, чтобы купить всё к школе, — пояснила я, стараясь, чтобы мой тон был как можно нейтральнее. Морган удивлённо посмотрел на меня, хотел было начать говорить, но я быстро добавила: — Да, благотворительный комитет выделяет деньги на нужды малоимущих учеников, но... я... меня обожгло ядовитое... существо в июле, и пришлось потратить половину запасов на лечение. Я могла умереть. И поэтому мне так остро нужны деньги.

Для наглядности я отложила тряпку в сторону, села на стул и вытянула перед собой левую ногу, чтобы её было хорошо видно в скудном освещении зала. Морган вгляделся в мой шрам и присвистнул:

— Да... знатно ты обожглась... где ж ты такое нашла?! Никогда такого не видел, а ведь мне шестой десяток!

— Да вот... случайно наткнулась в горах, — поджав губы, проговорила я и снова принялась за уборку. — Мне вообще по жизни не везёт.

Он вновь вдохнул табачный дым, выпустил два кривых колечка и сказал:

— И сколько тебе надо накопить, чтобы купить всё к школе?

— Пятнадцать галлеонов.

— А сколько у тебя уже есть?

— Семь, — ещё печальнее ответила я, понимая, что нужную сумму за неделю точно не собрать.

— Да... немало... — протянул Морган, придя к таким же выводам. — И что будешь делать?

— Куплю часть, самое необходимое, — просто ответила я, продолжая старательно работать тряпкой. — А потом подумаю, что делать. Может, повезёт, и что-то не пригодится... а учебники попробую взять в долг у своей соседки, она всё равно редко за них берётся. Должно хватить.

После моих слов повисла продолжительная пауза. Я, стараясь не навязываться, доделывала уборку, задвигала стулья и протирала столы, а старик Морган неспешно курил трубку. А когда он закончил, то повернулся ко мне и посмотрел выцветшими голубыми глазами.

— Вот что, малышка, ты здесь крутилась месяц без единого выходного... и посуду хорошо мыла, я такой чистоты у себя давно не видел. Если ты и дальше так продолжишь работать оставшуюся неделю, то я дам тебе семь галлеонов, — я ошеломлённо посмотрела на него, а Морган добавил: — Или ты против?

Я помотала головой, и он, усмехнувшись, сказал:

— Вот и отлично. Ты хорошая девочка, старательная... да и шутки этого недоумка терпишь, знала бы ты, как он мне надоел за этот год! А я хоть отдохнул от него и от посуды...

Рассмеявшись тому, что Димон был практически такого же мнения о Моргане, я принялась с удвоенным рвением за оставшиеся столики, а на горизонте вдруг проблеснул солнечный луч надежды.

Как и обещала, оставшуюся неделю я ещё тщательнее старалась выполнять свои обязанности, чтобы у Моргана не было повода лишить меня моей «зарплаты». Посетители были очень довольны моим вежливым улыбкам, особенно постоянные, которые уже знали о новом «рабе» ворчуна Моргана, так что улов был очень неплохой, почти галлеон. А тридцатого числа в кафе заглянул кое-кто, про кого я, казалось, совсем забыла за своей работой.

— Надо же, вот это да! — протянул Том, когда я подошла к его столику и протянула меню. — Так вот ты где пропадаешь, Китти! А я уже успел соскучиться... предприимчиво, ничего не скажешь!

Как же мне хотелось ответить какую-нибудь колкость, но Морган был в зале и всё услышал бы, и плакала моя зарплата. Так что я собрала в кулак всю свою силу воли, максимально доброжелательно улыбнулась и сказала:

— Я тоже рада тебя видеть, Том. Как только определишься с заказом, дай мне знать, и я обязательно подойду.

Том рассмеялся моей вежливости, вальяжно расселся на стуле и протянул:

— Конечно, Китти, я обязательно дам тебе знать, — а затем взял меню и с довольной улыбкой принялся его изучать.

Всё-таки вражда — враждой, а работа — работой. Я никак не показала своим видом, что у нас с ним были какие-то «тёрки», а Том не стал сильно много издеваться надо мной, выпил чашку кофе и пошёл по своим делам. Но когда я подошла к его столику, чтобы прибраться, у меня от удивления округлились глаза. На столике лежали две золотые монеты, два галлеона с изображёнными на них драконами. Не веря своим глазам, я взяла монеты в руки и повертела их перед собой.

«Подделка? Да вроде нет, не похоже... не думаю, что волшебные монеты можно подделать. Откуда вдруг такая щедрость? Или всё-таки совесть проснулась, что взял с меня больше, чем потратил?»

На самом деле, поработав в волшебном кафе и почувствовав цену волшебной валюты, я сообразила, что пятнадцать галлеонов за моё лечение было очень много. Сумма наверняка была в два раза меньше, но требовать что-то с этого жулика я не стала. Во-первых, все мои разборки с ним всегда плохо заканчивались, а во-вторых, я сама добровольно решила отдать озвученную им сумму, и требовать её обратно было низко. А вот получить два галлеона за чашку кофе было очень приятно!

— Что заказал этот мальчишка? — удивлённо спросил Морган, увидев размер моих чаевых. — Там же был только кофе?!

В ответ я лишь пожала плечами, а тот продолжил ворчать:

— Ну и молодёжь пошла, совсем цену денег не знает! Вот что, на тебе обещанные деньги, иди купи, что там тебе нужно, а я сам всё здесь доделаю. И завтра на полдня приходи, мне так сразу будет трудно привыкнуть к работе. И постарайся больше не лазать по горам в поисках ядовитых зверюшек, а то в следующий раз может и не повезти!

— Спасибо, — благодарно выдохнула я, взяла деньги и побежала по магазинам, боясь не успеть купить всё до конца рабочего дня.

Итак, с учётом моих накоплений, помощи Моргана и внезапных «чаевых» от самого не альтруистичного человека на Земле у меня оказались излишки. За остаток дня я купила всё, что мне было нужно, а потом прикинула бюджет и решила часть оставшихся денег потратить на платье, тем более что осталось оно у меня всего одно. Конечно, новый наряд я покупать себе не стала, но и в уценённых товарах можно было найти очень даже неплохие вещи. Симпатичное скромное платьице до колена насыщенного чёрного цвета не сильно сказалось на моих запасах, но иметь в гардеробе запасную одежду было очень приятно. Всё-таки в том сером платье, в котором я проработала весь месяц, было уже стыдно появляться на людях.

В таком прекрасном настроении я и пришла в приют поздно вечером, с кучей сумок от покупок и в новом наряде. И надо же мне было на лестнице опять столкнуться кое с кем! Том оценивающе оглядел меня с ног до головы, закатил глаза и, не сказав ни слова, быстро спустился на первый этаж.

«Вот и первый «лайк», — усмехнулась я про себя, продолжив неспешно подниматься по лестнице. — А вообще, хорошо, что так вышло с той пещерой. У меня теперь и новое платье есть взамен порванного, и чуток карманных денег, и целый месяц я не видела этого надменного лицемера. Интересно, а чем он занимался весь этот месяц?»

Но сильно много думать по этому поводу не хотелось, и я, придя в свою комнату, с довольной улыбкой принялась собирать чемодан, радуясь про себя, что смогла-таки выкрутиться, и мне не пришлось унижаться и просить у кого-то учебники или ингредиенты для зелий.

***

С ворчуном Морганом мы довольно тепло попрощались, и я даже обещала вернуться к нему на следующий год. Всё-таки небольшой доход за посильный труд — это очень здорово, и отказываться от такой возможности было глупо. Димон был расстроен моему отъезду, но тоже взял с меня обещание вернуться (если его, конечно, раньше не поймают приспешники Грин-де-Вальда). В общем, летние каникулы пролетели даже как-то слишком незаметно, и пришла пора возвращаться в ставший родным за́мок на второй курс.

Я была очень рада снова встретить Ханну на вокзале и слушать её бесконечную болтовню про летние каникулы всю дорогу до Хогвартса. Само́й мне было нечего рассказать, и в принципе, это было объяснимо: у работающего человека в жизни не происходит ничего, кроме работы. Ханна же с родителями благодаря порталу побывала в Штатах, у неё осталось куча впечатлений, которыми она со мной и делилась. Там сейчас был совершенно другой мир, без войны и голода... такой же, как и в Хогвартсе.

А ещё я была безумно рада опять посещать занятия профессора Трэвис, Флитвика, Слизнорта и Дамблдора. Вот уж точно по кому я скучала, так это по ним. И профессор Трэвис тоже искренне мне обрадовалась, наши небольшие чайные посиделки возобновились, и я с удовольствием слушала, как она летом съездила в несколько графств на севере и нашла там пару любопытных редких травок. Вообще, любому другому рассказы о травах показались бы скучными, но только не от этой удивительной женщины! Она так «горела» своим предметом, столько всего знала, что ты и сам начинал невольно интересоваться этой темой. И даже крайне флегматичный Доусон и чудаковатый Кеттлберн за лето, казалось, отдохнули и с удвоенным рвением принялись за обучение студентов, в числе которых была и я. В общем, всё вернулось в прежнее русло, и снова началась череда учебных дней.

Удивительно, но отношения с Томом в начале осени у нас были поскольку постольку. Разумеется, только ленивый ещё не обсудил, как блестяще он сдал СОВ, получив исключительно «превосходно», а престижная стипендия от Министерства магии аж по трём предметам была поистине исключительным достижением. Такими успехами мог похвастаться разве что сам Дамблдор. Но староста Слизерина за это лето, казалось, поумерил спесь. Или, может, он просто повзрослел? Лет ему уже было явно к семнадцати, и определённые сдвиги в поведении были, в общем-то, ожидаемы. Бо́льшую часть времени наш злой гений проводил в библиотеке, впрочем, как и я. Но если я опять писала эссе и читала учебники, то Том пропадал или в архиве, или в Запретной секции. Меня так и подмывало вызнать, что же он такое вынюхивает, но каждый раз, когда в голову приходили подобные мысли, я сразу же одёргивала себя. В последнее время моё любопытство ничем хорошим для меня не заканчивалось, и я решила, что хватит во всё это лезть. Пусть делает, что хочет, лишь бы меня не трогал.

Правда, мои ожидания на полное игнорирование тоже не оправдались. В начале октября Том вдруг подсел ко мне, мирно сидевшей в самом углу библиотеки с кучей учебников, и с усмешкой сказал:

— Ну что, Китти, отдохнула от меня за лето?

«Приплыли... — обречённо выдохнув, подумала я и отложила перо с чернильницей в сторону. — А ведь всё так хорошо начиналось!»

— И чего тебе надобно, старче? — посмотрев на него, поинтересовалась я, на что он только недоуменно поднял бровь.

— То, что мне в январе будет семнадцать, ещё не значит, что из меня начнёт сыпаться песок, Китти, — высокомерно заметил Том, а я только тихо рассмеялась его словам.

— Прости, я и забыла, что ты не в теме... — недоумение в его взгляде так и росло, и я с улыбкой пояснила: — Сказка есть такая в России, называется «Сказка о рыбаке и рыбке». Там старик как-то раз выловил из моря Золотую Рыбку. А она ему и говорит: «Отпусти ты, старче, меня в море, дорогой за себя дам откуп: откуплюсь чем только пожелаешь». Он её и отпустил, а потом домой пошёл. Рассказал старик своей старухе про рыбку, а та начала ругать его и жаловаться на жизнь, мол, корыто разбито, иди попроси. Потом ещё другие хотелки появились. И каждый раз, когда старик звал в море Золотую Рыбку, чтобы озвучить желания старухи, она его и спрашивала: «Чего тебе надобно, старче?» Вообще, крайне поучительная сказка о жадности и наглости, если хочешь, найду оригинал и даже переведу, мне нетрудно.

Том, поняв иронию в моих словах, широко улыбнулся, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и спросил:

— А ты, значит, Китти, моя Золотая Рыбка, да? И чем же закончилась эта сказка?

— И осталась в конце старуха сидеть у старого разбитого корыта... — протянула я, тоже скрестив руки на груди и поудобнее усевшись на своём стуле. — В общем, когда имеешь дело с Золотыми Рыбками, наглеть не стоит. Так чего тебе надобно, старче?

— Чего мне надобно? — со смехом повторил он мой вопрос. — Знаешь, Китти, я так прикинул... пока ты не влезла в очередную передрягу и совсем растеряла свои мозги, мне всё же надо выведать у тебя кое-что.

— Что? — удивилась я, не совсем понимая, что этот хитрец хотел у меня выведать.

Том оценивающе посмотрел на меня, прищурился и протянул:

— Ты же из будущего, да?.. А мне вот интересно, какая у нас разница в возрасте, а, Китти?

— Эм... я родилась в сентябре девяносто седьмого, — честно ответила я. — А перенеслась... был октябрь двадцать пятого... Две тысячи двадцать пятого года, — тут же добавила я, понимая, что на дворе был совершенно другой век.

— Всё ясно... — задумчиво произнёс он. — Семьдесят лет, значит. Да, многовато, я, если честно, надеялся на разницу поменьше... но всё равно на кое-какие вопросы и ты сможешь дать ответ.

— На какие? — тут же спросила я, зацепившись за последние слова. — Я о волшебниках вообще не слышала, разве что в сказках читала, и то в детстве. Так что о волшебной истории ничего тебе рассказать не смогу. А обычной историей ты и сам не очень интересуешься... Так что зря ты всё это затеял.

— Ошибаешься, Китти, очень даже не зря, — возразил Том, повернув голову слегка набок. — Благодаря тому, что ты в своём времени никогда не слышала о волшебниках, я могу сделать вывод, что Грин-де-Вальд проиграет. Причём проиграет скоро, раз он не успел развязать такую войну, о которой слышали бы маглы. Ну или им стёрли память, но масштаб явно был не сильно большой... так что уже это крайне полезно. Узнать бы, кто его победит и когда?.. И на чём он проколется?..

Он, казалось, на минуту ушёл в глубокие раздумья, а я лишь хмыкнула:

— Ничем не могу помочь. Я про Грин-де-Вальда впервые услышала в Хогвартсе.

— Но ты же хорошо знаешь обычную историю, не так ли, Китти? — выйдя наконец из размышлений, вдруг спросил Том.

— Не так чтобы очень, но основные моменты помню, — настороженно проговорила я, чувствуя, что интерес к истории был явно не в научном плане. — А зачем тебе обычная история?

— Как бы мне ни хотелось обратного, но история волшебников и маглов тесно связаны, Китти, — с усмешкой пояснил он. — И из твоих рассказов я могу косвенно понять, что происходило в волшебном мире... или произойдёт в перспективе. Это очень любопытно, ты не находишь?

От таких слов я озадаченно подняла брови и сказала:

— Если честно, историк из меня херовенький. Вот если бы ты попросил назвать дозировки каких-нибудь профильных препаратов, то я бы и во сне тебе их проговорила, а даты... прости, но это не моё. Так, крупные мазки, несколько ярких мировых событий, но не более. Я этой темой почти не интересовалась.

— И всё же я бы хотел послушать, — с загадочной улыбкой попросил Том, а я вздохнула и сказала:

— Хочешь — слушай... — и принялась рассказывать всё, что помнила из истории.

Разумеется, помнила я не всё. Далеко не всё. Том активно интересовался войной, но быстро понял, что знала я только битвы на территории СССР, да и то не все. Всё, что происходило в Европе, — для меня было окутано завесой тайны. Единственное, за что он зацепился, было то, что война закончилась в мае сорок пятого, когда русские наконец захватили Рейхстаг, и нацистская Германия капитулировала. Не знаю, чем ему это могло помочь, но отпираться тут было глупо: Том сразу чувствовал, когда я начинала намеренно приукрашивать факты, и одёргивал меня, а моя роль «золотой рыбки» могла быстро смениться ролью «безмолвной жертвы», из которой информацию добыли с помощью легилименции.

Такие наши беседы продолжались около месяца. После краткой и не совсем достоверной исторической справки наш гений стал интересоваться бытом. Что изобрели, как работает, когда появится. Инженер из меня был получше, чем историк, но начертить на коленке схему атомного реактора или чертёж военного самолёта я точно бы не смогла. И вот нет бы поспрашивать меня про медицину, когда появилось КТ, УЗИ, МРТ, современные лекарства, схемы лечения от рака, чтобы спасать людям жизни! Вот что-что, а об этом я могла рассказывать часами и с удовольствием, но проблема была в том, что перед моим собеседником, в отличие от меня, задачи спасать чужие жизни явно не стояло. И тема, которую я знала лучше всего, ему была не интересна.

А ещё я заметила, что у кое-кого вдруг начало скакать настроение. Хотя может, дело было в том, что мы стали проводить больше времени вместе, и я стала лучше узнавать и чувствовать своего «собеседника». Порой у Тома было крайне благосклонное настроение, он шутил, даже... флиртовал, не знаю, как можно назвать подобное в отношении меня, которой летом стукнуло двенадцать, хотя умом мне было намного больше. А порой кое-кто приходил в библиотеку мрачнее тучи, молча слушал мои рассказы о своём времени, задавал какие-то вопросы и сразу же уходил, и хорошо, если без яда в словах. Но бывало, конечно, по-разному. И вот спустя какое-то время таких перепадов мне это всё очень надоело.

— Да, Китти, пользы от тебя немного, — зло проворчал Том, когда я в один из дней не смогла ответить о политической обстановке в Великобритании в пятидесятых годах. Не знаю, почему он решил вернуться к этой теме, но вот об этом у меня вообще было белое пятно в сознании. Всё, что я знала про Черчилля, — это то, что он болел подагрой и курил как не в себя. И кое-кого это обстоятельство явно ещё сильнее разозлило. — Надо было оставить тебя в той пещере, и проблем было бы намного меньше! Только время зря трачу, усилий куча — а результата никакого...

У меня в последнее время тоже настроение было не очень: домашняя работа, постоянные тренировки заклинаний, особенно по Трансфигурации, в которую я до сих пор въезжала не сразу, давали о себе знать. А ещё незаметно подкатила осенняя депрессия, от которой было совсем тоскливо на душе. Так что подобные слова после почти месяца наиподробнейших разговоров было слышать очень неприятно. Очень.

— Серьёзно? — зло спросила я. — От меня никакой пользы? Я, чёрт возьми, терплю тебя здесь целый месяц, слова плохого не сказала, за своё спасение отблагодарила и отплатила, в прямом смысле этого слова, а ты постоянно огрызаешься на меня! А интересно, почему когда у тебя что-то не ладится, да даже с теми самыми девчонками, ты в первую очередь бежишь ко мне за советом, а не к своим дружкам?! О, подожди-ка, я же знаю ответ! Потому что я — единственный твой друг в этой школе, с которым ты можешь нормально и честно поговорить. Поэтому ты меня и спас, лицемер прокля́тый!

Том абсолютно непроницаемым взглядом посмотрел на меня, а потом безразлично процедил:

— У меня нет друзей, Китти, запомни это. У меня есть только слуги и враги. И не надо стремиться перейти из первой категории во вторую, ничем хорошим для тебя это не закончится.

— Вот так вот, да? — неотрывно смотря в холодные чёрные глаза, проговорила я. — Слуги и враги... знаешь, что... да пошёл ты!

— Что? — переспросил он, от удивления слегка приподняв бровь.

— Отъебись от меня, я больше не хочу тебя видеть, — зло поговорила я, перейдя на мат, который, казалось, уже и забыла. — Хочешь поиграть в куколок — играй со своими пешками, а меня оставь в покое! Всё, что ты хотел узнать от меня, уже узнал, больше я ничего не знаю и не расскажу! Отработала своё спасение по полной программе, ты же этого хотел?! Так что пошёл к чёрту!

— Вот как, значит... — впав в некоторое подобие транса, протянул Том, а затем медленно встал со своего стула. — Кажется, у кого-то крайне плохая память... но ничего, мы её освежим.

Как же мне хотелось кинуть ему вслед ещё что-нибудь обидное, но он быстрым шагом пошёл прочь из библиотеки, а я отложила пергамент в сторону, облокотилась о стол и закрыла рукой лицо.

«Забыла уже, что перед тобой волк в овечьей шкуре? — подумала я, пытаясь согнать с лица проступившую краску. — Тоже мне, друг нашёлся... нельзя с ним иметь дела, нельзя! Ай, ладно, что он мне сделает, в конце концов? Отравит? В воду опять столкнёт? Ну и пусть, убить не убьёт, и ладно, а я на него наконец получу компромат».

Но всё оказалось не так просто, как я себе это представляла.

***

Не успела я собрать вещи в сумку после занятия по Зельеварению, как на стол профессору Слизнорту приземлился бумажный журавлик. Профессор Слизнорт пребывал в крайне доброжелательном настроении, поскольку он всё-таки решил попробовать Веселящий эликсир, который я приготовила на занятии, и остался крайне доволен полученным результатом. Но как только он взял журавлика в руки и развернул записку, то доброжелательная улыбка медленно сползла с его лица.

— Мисс Лэйн, вас вызывает профессор Диппет, — негромко проговорил профессор Слизнорт, посмотрев прямо на меня. От неожиданности я даже рот открыла, а преподаватель тут же добавил: — Мисс Лэйн, вам нужно прийти к нему сейчас же... я вас провожу.

— Хорошо, сэр, — смутившись, ответила я и, собрав вещи в сумку, направилась в сторону кабинета директора в компании профессора Зельеварения.

«Интересно, что случилось? — гадала я, а на душе вдруг появилась беспричинная тревога. — И при чём здесь я?..»

До этого я ещё ни разу не была в кабинете директора. И это не сказать чтобы было плохо. Когда мы с профессором Слизнортом прошли по довольно длинному коридору на шестом этаже, то в конце него наткнулись на каменную горгулью, закрывавшую вход на винтовую лестницу.

— Пароль? — требовательно спросила та, и профессор Слизнорт тихо произнёс:

— Золотой Снитч.

Горгулья отскочила в сторону, открывая нам проход, а я подумала: «А кто-то у нас явный фанат квиддича...»

Кабинет директора оказался круглой комнатой, по стенам которой были развешаны живые портреты множества людей в красивых рамах. Были здесь и стеллажи до самого потолка, заполненные книгами, и Распределяющая Шляпа, на которую я уже давно перестала злиться. В самом центре комнаты стоял массивный стол на когтистых лапах, на котором ровными стопочками были разложены книги и пергаменты, а за столом сидел профессор Диппет, в выцветших от времени глазах которого читалось недовольство. А ещё в кабинете была профессор Трэвис, Ханна, Марго и вторая староста Слизерина, Элеонора Фоули, длинноногая пышногрудая блондинка с длинными ровными серебристыми волосами и кукольным личиком, по долгу службы постоянная спутница сами знаете кого.

И только мы с профессором Слизнортом зашли в кабинет, как она истерически воскликнула, указав рукой именно на меня:

— Вот, это сделала она! Это точно она!

От подобного напора у меня чуть челюсть на пол не упала. «Да что я ей сделала хоть?!»

— Мисс Фоули, не могли бы вы успокоиться и рассказать нам, что произошло? — перебила её истерику профессор Трэвис, но в её голосе невозможно было не заметить напряжения, отчего мне стало совсем противно. «Вот гад, и в чём я виновата на этот раз?!»

— Да, конечно, — смахнув с длинных ресниц пару слезинок, проговорила Элеонора и начала свой рассказ: — Мне родители на день рождения подарили браслет из эльфийского серебра, ручная работа! Он стоит около тысячи галлеонов, чтоб вы понимали. И вчера вечером эта противная Лэйн украла его у меня! Даже свидетелей не постеснялась, воровка!

«Господи... — выдохнула я, поняв, что влипла по-крупному. — Уж лучше бы он меня в Чёрном озере утопил, ей-богу!»

Но паника была не самым лучшим вариантом, так что я собрала в кулак всю свою силу воли и ровно произнесла:

— Профессор Трэвис, я не крала этот браслет. Я впервые о нём слышу... он мне не нужен. Клянусь вам, это не я...

В глазах моего декана была нешуточная борьба, это было бы видно даже постороннему человеку, но Элеонора тут же истерично воскликнула:

— Как же «не видела»! Ты постоянно пялилась на него в Большом зале! Это все подтвердят! Маленькая нищенка и лгунья!

«Да не на тебя я пялилась, дура, а на твоего соседа! Ему же, гаду, постоянно от меня что-то надо!» — так и подмывало меня ответить, но я сделала глубокий вдох и сказала:

— Профессор Трэвис, я не брала этот браслет. Не видела его и не брала.

Она снова жалостливо посмотрела на меня и повернулась к моим соседкам.

— Девочки?

Буквально на секунду в глазах Ханны промелькнуло отчаяние, даже боль, но потом она отвернулась от меня и, глядя в пол, тихо произнесла:

— Я сама видела, как Кейт спрятала вечером этот браслет в своей тумбочке. Вот... — она достала из кармана мантии изящный браслет из тысяч невесомых серебристых нитей, сплетённых в одну цепь. Браслет действительно был шикарным и стоил заявленную сумму, только вот я видела его впервые в жизни.

Уже в отчаянии я посмотрела на другую свою соседку, Марго, но та тоже виновато взглянула на меня и отвернулась.

— Я тоже видела, как Кейт его спрятала.

Поняв, что дело — дрянь, я снова с отчаянием посмотрела на Трэвис, которая, казалось, сгорит от стыда, и прошептала:

— Профессор Трэвис, я не брала этот браслет. Я готова сделать что угодно, чтобы доказать это... сыворотка правды, детекторы лжи... что угодно! Но я не брала его! Это не я...

— Мисс Лэйн, у нас здесь школа, а не Азкабан или заседание Визенгамота, чтобы применять к вам сыворотку правды и детекторы лжи, — тихо заговорил профессор Диппет, смерив меня крайне строгим взглядом. — Тем более что законом запрещено применение сыворотки правды в отношении несовершеннолетних. Это ужасный проступок, просто чудовищный. Я не думал, что в стенах школы когда-нибудь будет настолько крупная кража, а уж тем более не думал, что эту кражу совершит студент профессора Трэвис...

— Профессор Диппет, да когда мой отец узнает об этом, эту Лэйн будет на самом деле ждать камера в Азкабане! — вставила свои пять копеек потерпевшая, а я судорожно соображала, как бы мне выкрутиться. Но вариантов не было. Именно вчера я решила вместо библиотеки прогуляться вечером на заднем дворе, так что никто меня не видел... и никто не мог подтвердить, что меня не было в подземелье. — А я обязательно...

— Мисс Фоули, довольно, — сурово одёрнул её директор, и та сразу же замолчала и поджала пухлые губки. — Мисс Лэйн, за такое правонарушение я имею полное право исключить вас из школы, но... профессор Трэвис сообщила мне, что вы крайне прилежная ученица, старательно занимаетесь и до этого вели себя беспрекословно. Поэтому если вы раскаетесь в своём поступке, то... я не стану исключать вас, но это будет последнее предупреждение. Если что-то такое повторится, то вы будете исключены. Мисс Лэйн?

Старательно сдерживая слёзы от обиды, я опустила взгляд в пол и прохрипела:

— Простите меня, я... не хотела этого делать. Клянусь, такого больше не повторится.

— Будем надеяться, мисс Лэйн, — проговорил профессор Диппет. — И профессор Трэвис?

— Минус двести очков с Пуффендуя, — таким же хриплым голосом проговорила она, стараясь держать себя в руках. — И вы наказаны до конца этого триместра, мисс Лэйн. Будете помогать завхозу и лесничему. Все могут идти.

Мне было очень трудно заставить себя сдвинуться с места, настолько эта ситуация ударила по мне. А вот Элеонора демонстративно хмыкнула, подошла к Ханне и проворчала:

— Дай сюда! — схватила свой браслет и, вильнув копной белоснежных волос, первой вышла из кабинета директора.

Я на негнущихся ногах последовала за ней, а мои соседки вышли следом, старательно избегая моего взгляда, профессора же остались в кабинете директора. Но когда мы спустились по винтовой лестнице и отошли от кабинета на достаточное расстояние, то я повернулась к ним и с болью прошептала:

— За что?

— Прости, Кейт, — выдавила Ханна, а у неё на глазах проступили слёзы. — Элеонора сама дала нам этот браслет и пригрозила, что если мы откажемся помогать ей, то она сделает всё, чтобы до конца учёбы нас избегала вся школа... сама же знаешь, она первая красавица, и её богачи-родители... а я не хочу травли! Прости, мне очень жаль...

— Прости, Кейт, — прошептала Марго, тоже виновато посмотрев на меня. — Нам не... я бы не выдержала, если бы она пошла против меня.

— Всё ясно, — прохрипела я, стараясь держать лицо и не выдавать всю степень своего отчаяния. — Ладно, я... понимаю. Всё в порядке... меня не исключили и на том спасибо.

— Что ты ей сделала, Кейт?! — воскликнула Ханна, подойдя ко мне и взяв за руку. — Что она так обозлилась на тебя?

— Не ей, Ханна, — выдавила я, тут же отдёрнув руку. — Не ей... простите, мне надо успеть сделать домашнее задание до ужина, чтобы вечером отбывать наказание...

Вот как оно вышло в итоге. Элеонора пригрозила девочкам... а кто пригрозил Элеоноре? И пригрозил ли? Или она сама согласилась выполнить это... поручение? Только слепой не заметит, как она постоянно смотрит на своего «коллегу», так что тут и угрожать не надо было. «Гад, сволочь, подонок... — ругалась я про себя. — И ведь знал, как сделать больнее, знал...»

На самом деле, обвинение в краже дорогущего браслета было ещё полбеды. Выплачивать штраф меня никто не просил, и исключить не исключили. Но мне было бесконечно стыдно перед Трэвис. Я прекрасно понимала, что она чувствовала, когда узнала про кражу и что это сделала я. Ей же пришлось снимать баллы со своего факультета из-за меня. Целых двести баллов. Кубок школы нам и до этого не светил, а теперь и подавно. А главное, она мне не поверила. Она опять поверила не мне и считает меня воровкой. И девочки... с одной стороны, я понимала, что двум двенадцатилетним девочкам чисто морально было не выдержать травли, организованной главной красавицей школы, да ещё и с состоятельными родителями. Такой стресс даже не каждый взрослый выдержит. А с другой, они меня подставили, а я им верила... и теперь осталась совершенно одна, без друзей и поддержки.

Целый день я проходила словно в трансе, никого не замечая и ни с кем не разговаривая. Как и планировала, до ужина я постаралась сделать всё домашнее задание на завтра, чтобы не отставать по учёбе, а после него отправилась к завхозу, который искренне обрадовался своему «рабу» до конца календарного года. И опять я чистила серебро в Зале наград, старательно орудуя щёткой, чтобы вышло побыстрее.

Только когда Майнсу надоело следить за мной, и он ушёл куда-то по своим делам, оставив меня совсем одну, я дала волю слезам, которые полдня сдерживала в себе. Мне не хотелось показывать свои эмоции окружающим, показывать, что меня этим «сломали», но удар был очень болезненным. И тут я услышала еле заметный шорох.

Старик Майнс ходил совершенно иначе, шаркая и не церемонясь, так что я сразу поняла, что это был не он. Тут же уняв слёзы, я взяла в руки щётку и как ни в чём не бывало принялась за работу, снова спрятавшись в панцирь безразличности. Почему-то у меня не было сомнений, кто же решил ко мне пожаловать. За моей спиной вновь послышался тот едва уловимый звук, а потом он обогнул меня, и хозяин шагов встал прямо передо мной, чтобы я его видела.

Проигнорировав его, я водила туда-сюда старой щёткой, а Том пристально всмотрелся в моё лицо и тихо проговорил:

— Ты сама виновата, Китти, не надо было огрызаться.

Том явно ожидал, что я что-нибудь отвечу ему на это, буду биться в истерике, накричу на него... ему было нужно именно это. Но я так устала от этих его вечных игр, угроз, что решила просто не обращать внимания. В конце концов, игнорирование — это тоже элемент травли.

— Ты обижена на меня, Китти, я понимаю, — чуть ли не отеческим тоном протянул он, подойдя ко мне на шаг ближе и старательно вглядываясь в лицо. — Но ты сама виновата, ты... вынудила меня поступить так, хотя признаюсь, мне очень не хотелось этого. Это была вынужденная мера.

«Господи, что же ты несёшь... — подумала я, стараясь не смотреть на человека перед собой. — Отстань от меня, просто отстань».

Так прошло ещё минут пять точно. Я молчала, а Том напрасно ждал от меня какой-нибудь реакции. А когда ему это надоело, он резко подошёл ко мне, сидевшей на стуле у стены, схватил за подбородок и насильно заставил меня смотреть прямо ему в глаза. Но и в сознании у меня никаких эмоций не было, в голове было удивительно пусто, так что и воспоминаний никаких не замелькало. Сжав губы, он немного ослабил хватку и прошептал:

— Ну же, где твои обычные ругательства, Китти? Сволочь, негодяй, гад... или ты настолько обижена, что отказываешься теперь разговаривать со мной?

Снова проигнорировав его, я продолжала молча смотреть ему в глаза, а он напрасно пытался выцепить мои эмоции.

— Ты опять отказываешься подчиняться мне, Китти? — потеряв терпение, прошептал Том спустя ещё несколько минут, показавшихся мне вечностью.

— Это приказ? — наконец прохрипела я, и он едва заметно улыбнулся.

— А ты теперь, значит, не будешь разговаривать со мной без приказов, да? — я снова промолчала, и Том добавил: — Тогда это приказ. Ответь мне.

— А ты разве не этого хотел? — задала я встречный вопрос, а мной на удивление полностью завладело хладнокровие. — Чтобы я послушно выполняла все твои приказы и не болтала лишнего? У тебя же есть только враги и слуги?

Том оценивающе взглянул мне в глаза, отпустил меня и сделал шаг назад.

— Так и есть, Китти. То есть ты согласна подчиниться мне? — осторожно уточнил он, но я снова промолчала, и он вновь добавил: — Ответь мне.

— Да, согласна, — проговорила я, решив, что устала бороться с ветряными мельницами.

Том, услышав мой ответ, казалось, ушёл в глубокие раздумья, а я вернулась к работе, чтобы не терять время даром. Но не успела я дочистить небольшой серебряный кубок, как снова смотрела в угольно-чёрные глаза, удерживаемая крепкой рукой.

«Я же сдалась, чем ты опять недоволен?!» — пронеслось в голове, а он, уловив наконец мою мысль, усмехнулся и прошептал:

— В том-то и дело, Китти, что я недоволен. Хотя ты и сдалась. Ты слуга. Почему я не рад этому?

«Потому что чёртов садист, и тебе нравится издеваться надо мной», — тут же подумала я, и улыбка на красивых губах стала намного заметнее.

— Ошибаешься, Китти, мне не нравится издеваться над тобой... знала бы ты, как меня задели твои последние слова... я очень расстроился, а меня расстраивать не стоит. Я надеюсь, что это был хороший урок для тебя, и ты всё поняла. Но мне не доставляет никакого удовольствия видеть твои слёзы в одиночестве... ты тоже расстроена. Ты обижена, хоть и отрицаешь это. Нагло обманываешь себя... что ж, прости меня, Китти. Наверное, я немного перегнул палку... как и тогда в пещере, когда решил напугать тебя...

Том снова отпустил меня и отошёл на несколько шагов назад, а я безучастно смотрела ему в глаза.

— Ну же, Китти, скажи что-нибудь, — проговорил он, но, заметив мой взгляд, добавил: — Это приказ.

— Мне всё равно, — хмыкнула я, опять начав чистить кубок. — Я не обижена на тебя, я просто устала от тебя и твоих игр. А ты просто не знаешь чего хочешь, вот и бесишься.

— Я не знаю чего хочу? — задумчиво повторил Том, медленно вышагивая передо мной туда-сюда. — Нет, Китти, я знаю чего хочу. Точнее, я хотел, чтобы ты подчинялась мне, и... ты наконец сдалась и согласилась подчиняться. Но радости почему-то я от этого не испытываю, хотя должен бы, я же целый год к этому шёл... В чём секрет, а?

Он остановился и посмотрел на меня, а я пожала плечами, встала, положила чистый кубок в шкаф и взяла следующую награду.

— Ответь мне, Китти.

— Нет никакого секрета, просто ты псих, который недоволен своей победой, вот и всё, — проговорила я, сев на своё место.

— Победой... — повторил Том, встав напротив меня, и принялся следить за моей работой. — А ведь победы нет. Вот оно, Китти. Я недоволен потому, что... не выиграл. Ты сама сдалась. Ты... ты постоянно так делаешь, чёрт подери! Тогда с Миртл ты дала ей то, что ей было нужно — внимание, да? — и она успокоилась. Когда я дал тебе задание предотвратить моё отравление любовным зельем, то ты... ты наоборот сделала всё так, как будто я действительно отравился, ты дала тем девчонкам то, что они хотели, только в извращённой форме, и от меня отстали. А теперь ты даёшь мне право приказывать тебе, добровольно стала моей слугой... причём ты возвела мои приказы до абсурда, я должен постоянно приказывать, чтобы разговаривать с тобой, и я... мне это не нравится! Меня начинает раздражать, что я постоянно приказываю тебе!

Я не выдержала и тихо рассмеялась, а Том, заметив мой смех, поднял брови и спросил:

— Тебе смешно, Китти? — но я как всегда промолчала, и он уже со злостью добавил: — Ответь мне, ну же!

— Просто ты только сейчас понял всю абсурдность своих желаний, — со смехом ответила я. — И бесишься, что твои розовые очки вдруг разбились. Неприятно, да?

— Да, Китти, неприятно, — согласился Том, задумчиво посмотрев перед собой. — У тебя беспроигрышная стратегия. Ты... проиграла битву, чтобы выиграть войну. Чем больше я приказываю тебе, тем больше меня это раздражает, но по-другому ты теперь отказываешься разговаривать со мной... Не молчи, Китти, скажи что-нибудь.

— Тебя же раздражала моя болтовня, разве нет? — усмехнулась я в ответ. — Ты как та старуха из сказки, получив желаемое, сразу обесценил его и хочешь другого, а этого... уже не получить. И осталась старуха у разбитого корыта...

— Я не остался у разбитого корыта, Китти, — прорычал Том, быстро подойдя ко мне. — Я решу эту задачку. И я сделаю так, чтобы ты... добровольно сотрудничала со мной... точно! Вот чего я хотел. Я не хотел бездушную марионетку, я хотел, чтобы ты помогала мне... добровольно. Но ты сдалась и лишила меня возможности добиться этого... и я недоволен. Всё верно. Всё правильно.

«Этого никогда не будет», — подумала я, и Том сразу уловил эту мысль.

— Я тоже думал, что ты никогда не сдашься, но ты сдалась. Правда, сейчас меня это больше удручает, чем радует, но ладно. С этим я разберусь. Почему ты не хочешь помогать мне, Китти? Добровольно? Я перестал бы запугивать тебя, приказывать тебе, мы бы... стали командой. Ты помогаешь мне думать, иногда у тебя действительно полезные мысли... ты помогаешь мне разобраться в себе, дойти самому до тех вещей, о которых я раньше не задумывался... но ты почему-то не хочешь... Почему, Китти? Ответь мне.

— Потому что ты издеваешься над людьми, — сказала я, а Том снова принялся ходить передо мной. — Тебе нравится причинять людям боль, а мне — нет. Я врач. Я хочу спасать людей, избавлять их от этой боли. У нас просто не совпало мировоззрение, вот и всё. Я никогда не буду добровольно помогать тебе унижать других, причинять боль, потому что иначе это буду не я.

— Ты, значит, невинная овечка, а я кровожадный волк, да? — усмехнулся он, опять остановившись передо мной. — А с чего ты взяла, что ты овечка, Китти? Что-то мне подсказывает, что если бы летом в воду упал я, а не ты, то ты бы даже пальцем не пошевелила, чтобы спасти меня... а после сегодняшнего и вовсе сама столкнула меня в воду и была бы рада моей смерти... разве нет? — Том пристально посмотрел на меня и зло воскликнул: — Ответь мне!

— Я... я бы ни за что не столкнула тебя, — прошептала я, вспомнив ту самую пещеру. — Я ненавижу тебя, но... я не смогу пойти на осознанное убийство. Даже такого... как ты. Есть вещи, которые не сделаешь даже под страхом смерти, моральные... столпы, которые остаются с тобой на всю жизнь. И этот — один из них.

— Хм... интересно... — задумчиво протянул он, скрестив руки на груди. — Ну, а если бы я упал в воду, ты бы прыгнула за мной? Ты же за жизнь? Хотя нет, не отвечай. Ты, конечно, врач, Китти, но ты не герой... А я вот прыгнул. Ты не видела того чудовища, ты была почти без сознания, когда он схватил тебя, но я с помощью света от палочки хорошо разглядел его, Китти. До малейших деталей... мне до сих пор порой снятся кошмары об этой твари, но я прыгнул за тобой, даже рассмотрев его. Я прыгнул, даже зная, что могу умереть там вместе с тобой... а ты бы как поступила на моём месте, а, Китти? Если волк, издевающийся над людьми, прыгнул, то как поступила бы овечка, которая хочет этих людей спасать?

Нервно сглотнув, я молча опустила взгляд на награду у себя на коленях. Даже если бы я свободно разговаривала с ним, мне всё равно было бы нечего ответить на этот вопрос. Я ненавидела его, но смерти никак не желала. А он ещё и зачем-то полез за мной в воду, хотя вот уж кто-кто, а этот садист мог этого не делать.

— Молчишь, Китти? — прошептал Том спустя несколько минут тягостной тишины. — Это хорошо... молчание лучше того ответа, который будет, так что я рад ему. Подумай на досуге над моими словами... благо что теперь у тебя достаточно времени на размышления.

Усмехнувшись, он посмотрел на меня в последний раз и так же неслышно покинул Зал наград, как и вошёл в него. А я осталась сидеть в холодной полутёмной комнате, а в душе было непонятное противоречие. Противное до боли противоречие. Я ненавидела этого гада, а уж после сегодняшнего особенно, но... он действительно зачем-то спас меня от той твари. И теперь уже глупо думать, что ему нужна была только историческая справка. Выгода от моего спасения была намного меньше возможной опасности.

«Лучше бы ты бросил меня там, — сокрушённо подумала я, почувствовав, как прочно увязла в липкой паутине, из которой мне уже точно не выбраться. — Лучше бы я осталась там, чёрт возьми...»