Кукловод

Эрика выглядит удивительно красивой, когда вот так вот сидит у окна: сквозь кованые решетки на ее бледную кожу падает лунный свет, ее небесно-голубые глаза блестят, а иссиня-черные волосы кажутся еще темнее. С ней не сравнится ни одна девушка в штате. Да что там в штате, во всем мире. Эрика идеальна, и ему до отвращения противно видеть проступающую в ее взгляде неприязнь. Отчего она так упряма? Неужели так сложно смириться с неизбежным?

Уильям никогда не отпустит ее. Не теперь, когда Эрика принадлежит лишь ему одному, как и должно было быть с самого начала. Еще лет десять назад, когда она приметила его под раскидистой ивой на заднем дворе дома матери, было очевидно — их пути больше не разойдутся. И Уильям прекрасно понимал это еще тогда. И Эрика наверняка тоже, просто позабыла.

— Чего тебе надо? — устало спрашивает она, повернувшись к нему в полоборота. Длинная прядь волос спадает на лицо, прикрывая глаза.

Прошло уже две недели, а она так и не привыкла. Переехала в свою комнату — почти любая комната в этом доме — ее, — но все еще смотрит на Уильяма волком. Думает, будто ему доставляло удовольствие издеваться над ней, принуждать ее слушаться. Знала бы Эрика, до чего больно было наблюдать за ее мучениями: как она с трудом протискивала пальцы сквозь прутья, чтобы дотянуться до еды; как жадно глотала воду, когда он ей ее подавал; как дрожала и умоляла отпустить ее хотя бы в душ. Пару раз она попыталась вырваться по пути в ванную, и тогда Уильяму пришлось заломить ей руки за спину и всем телом прижать к стене.

В тот раз на идеально-гладкой щеке Эрики остались следы от орнамента деревянных панелей, которыми покрыты стены в коридорах. На них, как и на желтовато-лиловые синяки на руках, и смотреть было страшно. Они ее портили. И все-таки это сработало. Раз, два, и теперь Эрика побаивается и лишний шаг сделать, будто Уильям может наброситься на нее в любой момент. Ну не монстр же он, в самом деле. Он желает ей только добра.

Просто Эрика пока еще не поняла, что на самом деле значит добро.

— Я просто хотел побыть рядом, — улыбается Уильям, прежде чем сесть рядом с ней на широкий подоконник. Она мгновенно отодвигается в сторону, упирается спиной в откос и щурит свои чудесные глаза. Кто бы мог подумать. — Я соскучился, Эрика.

— Ты пялишься на меня целыми днями, — выплевывает она с отвращением. — Думаешь, я не вижу? Подглядываешь из-за угла или через приоткрытую дверь. Что, надеешься застать меня голой?

Сколько язвительности в голосе. Уильям громко цокает языком и сводит брови к переносице. Работа с Эрикой представлялась ему сущим пустяком, чуть ли не настоящим наслаждением: он думал, будто приручит ее за день-другой, и они будут жить долго и счастливо. Неужели после всего, что с ним произошло, он не заслуживает немного счастья с девушкой своей мечты? Со своей маленькой богиней, с этой строптивой королевой? Снежной. Кажется, так ее звали в колледже?

Эрика не растает, если на нее надавить. Главное — не перестараться.

— Оторвать от тебя взгляд — настоящее преступление, — произносит Уильям полушепотом и касается пальцами изящного подбородка Эрики. Придвигается чуть ближе, едва не выдыхая ей в губы: — А я все-таки не преступник.

— Да что ты говоришь? — шипит она возмущенно, но в глазах ее застыл страх. Губы подрагивают, пальцами она все крепче стискивает полы длинного платья, а деваться-то уже некуда. Эрика сама загнала себя в угол. — Ты похитил меня, Уильям, и держишь тут уже вторую неделю.

С легкой усмешкой качнув головой, он касается губами ее тонкой шеи, оставляет влажные поцелуи на бледной коже и отчетливо чувствует дрожь. Дыхание Эрики сбивается и учащается, она елозит на месте и пытается отстраниться, только получается у нее из рук вон плохо. Потому что на самом деле она этого не хочет. Эрика вовсе не против остаться с ним рядом. Полюбить его так же крепко и отчаянно, как он любит ее.

С покрасневшими щеками и глазами на мокром месте, бледная и тонкая, как тростинка, его чудесная Эрика напоминает фарфоровую куклу. Но даже такая она в десятки раз красивее тех девиц, что навсегда застыли в его выставочном зале на цокольном этаже. Неподдельный блеск в ее глазах, ее горячее дыхание, даже короткие всхлипы — все это медленно сводит его с ума.

— Ты прекрасна, Эрика, — горячо шепчет он ей на ухо, прихватывая мочку зубами. — Разве этого мало? Чего тебе стоит просто прислушаться? Ради тебя я готов пойти на все, а в ответ прошу только одного — оставайся рядом, Эрика, и не нарушай правила. Это ведь не сложно, правда?

Она неловко ерзает в его объятиях, упирается ладонями ему в грудь и отрицательно качает головой, но какая разница? Уильям снова и снова целует ее — в висок, в шею, в ямочку над ключицами, в губы. Затыкает ее, чтобы она не сморозила еще какую-нибудь глупость. Нежно проводит языком по губам, вынуждает Эрику приоткрыть рот и наконец целует ее по-настоящему. Кто бы знал, как он скучал по сладости ее губ, по этому пьянящему ощущению власти и привкусу мятной жвачки.

На поцелуй Эрика не отвечает, но и отстраниться Уильям ей не дает. Углубляет поцелуй, запускает пальцы в густые темные волосы и тянет на себя, пока она наконец не сдается. Слабо обхватывает его за шею и болезненно дергает за длинные волосы, будто надеется отпугнуть. Нет уж, Эрика, не теперь, когда ты почти сломалась. И Уильям до крови кусает ее за нижнюю губу, самодовольно ухмыляясь.

— Да что с тобой не так?! — Эрика переходит на крик и прикладывает пальцы к лицу в попытке остановить кровь, но только размазывает ее по губам и подбородку. Но даже так она невероятно красива. — Ты разве не этого хотел?

— Я хотел бы провести с тобой остаток своих дней, Эрика. Но не думай, что можешь обставить меня парой поцелуев.

— Либо выпусти меня отсюда, либо трахни и убей наконец. Такой ведь у тебя план? Иначе зачем все это, — она обводит рукой обустроенную специально для нее спальню и отворачивается в сторону, — я не понимаю.

Все Эрика понимает. В отличие от ее дружка из колледжа, царствие ему небесное, Уильяму не нужно прыгать вокруг нее на задних лапках и поигрывать мускулами, чтобы завоевать ее любовь. Рано или поздно она полюбит его сама, потому что у нее нет выбора. Эрика — единственная девушка, достойная стать живым экспонатом его маленького музея. Нельзя допустить, чтобы такая красота навсегда застыла в одном кошмарном мгновении вроде того, в котором застряла Бетти Саммерс.

И уж тем более Эрика не заслуживает той же судьбы, что и Патрик, или как там звали этого придурка. Ей просто нужно научиться играть по правилам, только и всего. Вспомнить, как она любила Уильяма шесть лет назад. Он ведь точно помнит, что в ее глазах в тот день плескалась настоящая, чистая любовь. Такую не сымитировать, не разыграть, не спрятать за детским румянцем, каким покрылись ее щеки. Нет.

Вот и сейчас ее от природы бледное лицо покраснело, а на лбу пролегла едва заметная морщина. Не злись, Эрика, скоро ты все поймешь. А пока ты строишь из себя недотрогу и жалкую копию моей матери, играть мы будем совсем по другим правилам. Уильяму самому противно становится от подобных мыслей: Эрика ни капли не похожа на Ребекку Колетт, но очень старается пойти по ее стопам.

— С чего ты взяла, что я собираюсь тебя убить, милая? — улыбается Уильям на удивление тепло. Треплет Эрику по волосам, но она уклоняется от его прикосновений. — Ты самый дорогой для меня человек.

— Ты держал меня в клетке неделю.

— Не нужно было сопротивляться, и все было бы в порядке, Эрика. Я же предупреждал.

Деваться ей некуда, и Уильям треплет ее густые волосы, жадно вдыхает аромат ее сладких духов. С трудом, но под ними чувствуется ее собственный запах: слегка солоноватый, свежий, как ветер на побережье. До чего же она удивительная. Идеальная девушка.

— Ты издевался надо мной!

— А ты выводила меня из себя, — вкрадчивым шепотом произносит он ей на ухо. — Разве мама не учила тебя не играть с огнем, милая? Это опасно — либо сожжешь все вокруг, либо сгоришь сама.

И Уильям в жизни Эрики — неудержимый лесной пожар, а она угодила в самый его эпицентр. Окруженная кольцом пламени, бедняжка не знает, что ей делать — то ли броситься в огонь и пожертвовать собой, то ли смириться и застыть на месте, позволив пламени окутать ее жаром. В отличие от настоящего пожара, Уильям никогда не погубит свою маленькую Эрику. Он может лишь научить ее выживать посреди маленького сгоревшего дотла леса.

— Я ведь не прошу о многом, — продолжает Уильям, поглаживая дрожащую богиню по волосам. Ей так страшно, что она сама положила голову ему на колени? Или просто кое-что поняла? — Просто будь хорошей девочкой, Эрика, какой была всегда. Для тебя открыты все двери в моем доме, кроме разве что подвала и входной двери, и ты, если захочешь, будешь тут хозяйкой. Я достану все, чего ты только пожелаешь, и даже могу найти тебе подружку, если ты скучаешь по той угловатой швабре, с которой шаталась по колледжу.

Кажется, его добрых намерений Эрика совсем не ценит. Сверкает глазами, слегка приподняв голову, и поджимает тонкие губы. Наверняка ей хочется покрыть Уильяма последними словами, только на этот раз она держит себя в руках — молодец, учится на своих ошибках. Соблюдать правила не так и сложно.

— Ты могла бы стать настоящей королевой, Эрика. — Он нежно берет ее за руку и подносит запястье к губам, запечатлев на нем невесомый поцелуй. — И это гораздо лучше, чем прослыть Снежной Королевой за то, что отшиваешь парней в колледже одного за другим.

— Королевой твоего пыльного дома? — горько усмехается Эрика. Не понимает, от чего с таким упорством отказывается.

— Моей королевой. Дом всегда можно сменить, это всего лишь стены, в конце концов.

Попроси его Эрика, — как следует — и он мог бы оставить своих драгоценных кукол в подвале, переехать и без них. Послать ко всем чертям обустроенную внизу мастерскую и забыть об изготовлении фигур как о страшном сне. Самую главную он уже нашел, ни к чему цепляться за прошлое. Все равно ни одна из девушек в подвале ни на йоту не приблизилась к оригиналу.

— А если я не хочу? — Она всхлипывает, давится выступившими на глазах слезами и поспешно смахивает их свободной рукой.

Наверняка думает, что Уильям ничего не заметил, но он подмечает каждое ее движение, каждую небольшую деталь. Знает, что Эрика любит морщить нос, когда смотрит в окно. Знает, как она причесывает волосы по утрам — всегда начинает с правой стороны, постоянно зачесывает пряди назад. Знает, какую еду она любит и с какими баллами закончила прошлый семестр в колледже. Он знает о ней все.

— Ты уже хочешь, — улыбается Уильям, потянувшись за лежащей на другом конце подоконника расческой. — Просто еще этого не поняла.

Больше Эрика не произносит ни слова. Вздрагивает в объятиях Уильяма и глотает слезы, уткнувшись носом в его правое плечо. Но вырваться не пытается — ни когда он с осторожностью и нежностью расчесывает ее густые волосы, ни когда собирает их в хвост, как ему нравится больше всего. Ни когда рассказывает о паре неизменных правил их общего дома.

Не выходить на улицу. Не пытаться сбежать. Не заходить в подвал. Не перечить Уильяму. Все же просто, не так ли, Эрика? И она лишь сдавленно кивает, с силой впиваясь ногтями ему в спину сквозь плотную ткань свитера.

Вот и чудесно.