Кукловод

Шесть лет назад.

В свете ярко-красного закатного солнца светлые волосы Билла кажутся рыжими. Может быть, родись он рыжим, жить ему было бы куда проще. А за длинные сероватые волосы его то и дело таскают в старшей школе, пару раз он возвращался оттуда с криво обрезанными прядями у лица, словно кто-то неаккуратно прошелся ножницами. А целились-то наверняка в глаза — под правым у Билла красуется едва заметный шрам, прямо как на руках.

Будучи совсем еще девчонкой, Эрика и не задумывалась, что это за белесые следы на запястьях друга. А когда спрашивала, с чего это вдруг он перемотал руки бинтами, никогда не слышала внятного ответа. Билл отмахивался и утверждал, будто беспокоиться тут не о чем. Но ведь она вовсе не дура, да и не маленькая девочка уже. Ей целых тринадцать, а это что-то да значит. Да, Билл все равно на четыре года старше, ну и что? Семнадцать — не так уж и много.

Только чем чаще она на него смотрит, тем лучше понимает: много. И давно уже недостаточно сунуть в теплые ладони Билла клубничную шоколадку и ляпнуть какую-нибудь глупость, чтобы он успокоился. Желтые, почти янтарные глаза несколько месяцев, а то и лет не блестят и не искрятся радостью — они затянуты пеленой обреченности, боли и ненависти. Может, он и думает, будто Эрика ничего не замечает, но она не слепая. Билл ненавидит сидеть дома, постоянно ссорится с матерью и лезет в драку с ее клиентами и любовниками при любом удобном случае.

Да и не только с ними. Она качает головой и нервно ерзает на пне в старом, скрытом от чужих глаз шалаше. Дело близится к зиме, и листья с деревьев давно облетели, но здесь все равно безопаснее. В лес на окраине города таскаются только младшеклассники, а им нет никакого дела ни до Билла, ни до Эрики. Разве что Тедди может сунуть сюда свой нос, но ему-то она в состоянии будет уши надрать. Билла он недолюбливает, но при ней ни за что к нему не полезет.

Что вообще может сделать ему десятилетний Тедди? Даже до длинных, разметавшихся по плечам волос не дотянется.

— Я слышала, как миссис Колетт вчера устроила истерику, — говорит Эрика аккуратно, но на Билла не смотрит. Сосредоточенно теребит пальцами рукава длинного шерстяного жакета.

— В первый раз, что ли? — усмехается Билл устало и с легкостью переламывает толстую ветку клена, сам того не замечая. Злится. — Ей только повод дай рот открыть.

— Но я слышала, что она говорила. Вы переезжаете?

В повисшей тишине слышно пение птиц, отдаленный шум машин на шоссе, голоса младшеклассников за пригорком. Билл поглядывает на Эрику с такими отчаянием и жалостью, что на мгновение становится не по себе. Кажется, будто еще мгновение, и он сожмет ее в объятиях так крепко, что судьба кленовой ветви покажется ей сущим пустяком. Это он только выглядит щуплым: высокий, худой и бледный, с острыми скулами и кошмарными синяками, но силы у Билла хоть отбавляй. Иначе его давно растерзали бы на куски, как того парнишку из старшей школы, то ли Стивена, то ли Джейка, который переехал в прошлом году.

Ради чего он держится-то? Столько раз сидел здесь и говорил, что вот исполнится ему шестнадцать, и ноги его в этом городе не будет. Но прошел год, а Билл до сих пор тут. И уезжать куда-то не торопится, хотя на права сдал — об этом миссис Колетт тоже кричала на всю улицу. И с каждым годом голос ее все громче, теперь нет никакого смысла прятаться за раскидистой ивой на заднем дворе, чтобы услышать, как она ненавидит сына. Или как ее подставил очередной козел с мелкими причиндалами и пустым кошельком.

Эрика давно уже не записывает ругательства в блокнот. Да и с Амандой не общается, потому что та переехала еще раньше. Да и кто захочет оставаться в их маленьком городке? В городке, где все друг друга знают. Где шагу ступить нельзя, чтобы об этом не узнали все в округе. Вот и о Билле все знают.

Даже о том, что его отец должен сидеть в тюрьме. Миссис Колетт послушать, так сразу за все преступления в мире: убийство, изнасилование, кражу ее молодости и погром в каком-то магазине. Наверняка сама уже не помнит, от кого именно родила. Теперь-то Эрика прекрасно понимает, о чем говорил Билл несколько лет назад. Любовников его мать меняет как перчатки. Половина из них за это еще и платит. Интересно, остался ли в городе хоть кто-то, кто еще не побывал в ее постели. Кроме папы, конечно.

— Может быть, — нехотя произносит Билл спустя несколько долгих минут. Лениво потягивается и тянется в карман за сигаретами, а потом, хмуро взглянув на Эрику, качает головой. Передумал курить, что ли? — У нее семь пятниц на неделе. Сегодня она хочет свалить из этой дыры, а завтра ее дальнобойщик напоет ей, что не хочет уезжать, и она решит остаться. Сама ничего не может, курица тупая.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал. — Эрика вновь отводит взгляд — смотреть в глаза Биллу слишком уж сложно. Что-то с ним не так. Как будто он видит ее насквозь, смотрит прямо в душу и едва не пожирает взглядом. Жадно.

И она не врет. Кроме Билла, в городе не осталось никого — только маленький Тедди, которому никогда не понять, чем живет Эрика. Да и от родителей толку все меньше: туда не ходи, это не делай, об этом забудь. Если они узнают, где болтается вечерами дочь, то посадят ее под домашний арест и лишат карманных денег на несколько месяцев, а то и на год.

Им Билл никогда не нравился. Да и с чего бы? Стараниями миссис Колетт, его в городе не любят только собаки, а он, между прочим, единственный нормальный мальчишка. В отличие от одноклассников или того же Тедди, Билл не выпендривается почем зря и не распускает руки. Не дерется. Не ругается. И понимает ее, хотя уже и почти взрослый.

Эрика не замечает, как он в несколько широких шагов преодолевает расстояние между ними и садится рядом — прямо на влажную после дождя землю, на ворох желтых, пожухлых листьев. Вот всегда он так, никогда и не задумывается, что потом будет весь грязный. Кажется, Биллу и вовсе наплевать, как он выглядит. На старой, потрепанной ветровке зацепки и несколько разномастных значков, нацепленных как попало; джинсы порваны в нескольких местах, — и можно подумать, будто это дань моде, но Эрика-то знает, что они просто старые — а кроссовкам лет, наверное, больше, чем ей самой.

И все-таки Билл удивительно красив для мальчишки. Даже с криво обрезанными волосами, даже с синяками и в дурацкой одежде. Есть в нем что-то удивительное, особенное, как в прекрасных принцах из детских сказок. Мысль об этом греет Эрике сердце.

— Я тоже не хочу от тебя уезжать, Эрика. — Высокий, он с легкостью треплет ее по волосам. Улыбается тепло, но блекло и устало — на нормальную улыбку у него давно уже не осталось сил. — Иначе свалил бы еще в прошлом году. Но что я буду без тебя делать?

— То же, что остальные ребята. Торчать за школой, курить на баскетбольной площадке или разъезжать на машине по городу, когда купишь ее наконец, — пожимает плечами она. — Кого из старшеклассников ни возьми, все так делают. Еще катаются на футбол или обжимаются где ни попадя.

Билл-то наверняка девчонок ненавидит. Эрика точно возненавидела бы, проживи она семнадцать лет под одной крышей с миссис Колетт. Тут не то что о любви, вообще о людях задумываться не захочешь — настолько они покажутся противными. Да и почему тогда он ни с кем не зависает? Семнадцать лет, скоро школу окончит, а ни приятелей, ни уж тем более подружки у него нет. Да и не будет, в этом она уверена.

На лице Эрики проступает странная, довольная улыбка. Только она и понимает Билла, она единственная относится к нему как к равному, как к дорогому человеку. Наверное. Нахмурившись, она оборачивается к другу и натыкается на его теплый, пронзительный взгляд. Странный.

— Что в этом интересного-то, сопля? — ухмыляется он, приподнявшись и опустив ладони на пень по обе стороны от нее. Длинные волосы спадают на лицо, и в тени каре-желтые глаза кажутся на несколько оттенков темнее.

— Соплей я была лет пять назад. — Эрика показывает ему язык и улыбается, но вдоль позвоночника все равно пробегают мурашки. Никогда еще парни не подходили к ней так близко — еще немного, и она почувствует на коже дыхание Билла, настолько низко он к ней склонился. Отодвинулся бы! — А теперь изволь меня по имени называть, а то я тоже что-нибудь тебе припомню.

— Опять шантажируешь? Тебе ж давно уже не восемь, и никто меня не осудит, если я расскажу тебе что-нибудь лишнее.

Отодвигаться он и не думает, только смотрит внимательно, будто вздумал запомнить расположение мелких крапинок в ее голубых глазах. Пение птиц вдруг затихает, растворяются в отзвуках тяжелого дыхания Билла крики младшеклассников за холмом. Так у ребят постарше и бывает, да? Эрика вглядывается в его глаза, выдыхает через рот, приоткрыв тонкие губы.

Как в сцене из дурацкой романтической комедии, ей-богу. Только вместо прекрасного принца у нее старшеклассник Билл с перемотанными бинтами запястьями, криво обрезанными волосами и отвратительной репутацией. Но это у других. Она-то знает, насколько он на самом деле хороший. Пять лет уже общаются, никогда Билл не пытался ее даже обидеть. Пару раз даже дал подзатыльника мальчишкам, которые лезли к ней в школе.

Мысли в голове путаются, переплетаются друг с другом, и Эрика уже не понимает, чего ей хочется сильнее: отскочить в сторону, неуклюже скатившись с шершавого пня на сырую землю, или податься вперед. Мама бы не одобрила. Сказала бы, что Эрика ведет себя как миссис Колетт, а то и хуже. Разве можно вот так вот лезть к парням, да еще и тем, что постарше? Нет, ни в коем случае нельзя.

И оттого попробовать хочется еще больше.

— Ты бы на меня так не смотрела, а? — произносит Билл совсем другим голосом. Взгляд его тяжелеет, темнеет, и он кладет ладонь на щеку Эрике, с осторожностью проводя по коже большим пальцем. — Ничем хорошим это не закончится, знаешь?

Эрика только медленно кивает, сама не понимая, с чем соглашается, но взгляд не отводит. Точно зачарованная, она сама пересчитывает мелкие крапинки в потемневших глазах Билла и шумно, нервно сглатывает. Вот сейчас он наклонится к ней еще ниже и украдет ее первый поцелуй. В дурацком облысевшем по осени шалаше посреди старого леса, под гомон неугомонных младшеклассников. Разве об этом она мечтала?

Опомниться Эрика не успевает. Слышит, как шумно выдыхает Билл, и чувствует его горячие, сухие губы на своих. От него пахнет дешевой мятной жвачкой, а на вкус он как клубничная конфета, которые она притащила с собой этим вечером. Он запускает длинные пальцы в ее распущенные волосы, прижимает к себе крепче и приоткрывает рот, чтобы поцеловать ее по-настоящему.

Наверное, так все и должно быть, — думает Эрика, когда все внутри переворачивается и скручивается в узел то ли от страха, то ли от удивления. У Билла удивительно нежные пальцы и искусанные, до странного шершавые губы. Оттолкнуть бы его, пока кто-нибудь из мелких их здесь не застукал и не рассказал маме, чем Эрика занимается вечерами, но вместо этого она лишь неумело сталкивается с Биллом языками и сама отскакивает в сторону. Поднимается на ноги и спотыкается, попятившись, неуклюже шлепается прямо в гору опавших листьев.

Господи, просто поцелуй, а она перепугалась, как будто ей все еще лет восемь. Сердце грозится в любой момент выскочить из груди, руки предательски дрожат, а перед глазами — такой же до чертиков напуганный Билл. Ему-то что не так? Не понравилось, что она целоваться не умеет? Будто сам додуматься не мог, что ждать от нее подвигов — все равно что адекватности от миссис Колетт.

— Прости, — говорит он едва слышно. Протягивает Эрике руку и помогает подняться на ноги. Вид у него до ужаса виноватый, будто он собрался из леса двинуть прямиком в участок и выдать шерифу чистосердечное признание. Простите, сэр, я украл первый поцелуй Эрики Торндайк, нет мне прощения. Звучит это настолько забавно, что она весело фыркает себе под нос. — Чего смеешься-то? Представляешь, как твоя маманя погонит меня за это до соседнего штата, что ли?

— Почти, — улыбается Эрика, и вдруг подается вперед — обнимает Билла крепко, порывисто, носом уткнувшись в изгиб его шеи. Теперь никакой жвачкой от него не пахнет — только сигаретами.

Так они и стоят несколько минут, пока детские голоса не становятся громче и мимо со смехом не проносятся десятилетние мальчишки во главе с Тедди Мастерсом. Неловко откашлявшись и отряхнув жакет, Эрика поспешно вылетает из шалаша и даже не оборачивается, пока Билл не догоняет ее.

— Спасибо, — едва слышно шепчет он ей на ухо, прежде чем стиснуть в тесных, теплых объятиях и отпустить, словно ничего и не было.

Окрыленная и вместе с тем напуганная, Эрика позволяет Биллу проводить ее до дома и застенчиво улыбается ему на прощание. Ей нужно прийти в себя, немного подумать. У них ведь впереди еще все выходные, правда? Успеют еще поговорить об этом странном поцелуе в шалаше. Тогда Эрика и представить не могла, что их первый поцелуй станет и последним.