Кукловод

Одиннадцать лет назад.

Из соседского дома снова доносятся крики. Сколько ни прислушивайся, кажется, будто миссис Колетт никогда не затыкается: почем зря кроет своего мужа, а вместе с ним и сына. А может, и не мужа вовсе. Мама говорит, будто у миссис Колетт каждую неделю новый мужик и что через ее постель разве что половина города не прошла. Не Эрике, конечно, — так мама говорит отцу, но кто запретит ей подслушивать?

Вот и у соседского дома она подслушивает, спрятавшись за раскидистой ивой на заднем дворе. Изнутри доносится грохот, звон бьющейся посуды и пронзительный мужской голос. Убежать бы отсюда, да только на дорогу сунешься — и попадешься кому-нибудь на глаза, а тогда может и перепасть. Нет уж, лучше Эрика просидит в своем маленьком укрытии до последнего, чем встретится с миссис Колетт лично.

Мама говорит, что общаться с ней стал бы только сумасшедший. А Эрика уж точно не сумасшедшая, просто любопытная. А если кто-то другой из дома выйдет, то она как-нибудь справится. Может, скажет, что просто заплутала и случайно свернула во двор, когда домой шла.

— Ты что здесь делаешь? — едва услышав мужской голос позади, она подскакивает с места и крепко прижимает к себе небольшую сумочку в виде плюшевого медведя — подарок мамы.

Но перед Эрикой стоит не разъяренная миссис Колетт, не ее новый муж и даже не мама — всего лишь мальчишка лет тринадцати-четырнадцати. Длинные волосы сосульками свисают вдоль бледного лица, под глазами огромные синяки — он похож на панду из популярного мультика, и уголки губ Эрики невольно ползут вверх. Нехорошо так улыбаться, конечно. Мало того, что ее поймали у чужого дома, так и парнишка явно не настроен веселиться. Вид у него жутко уставший, одежда мятая, а по правой скуле расплывается лиловый синяк.

Только желтоватые глаза горят в тени раскидистой ивы, как у филина. Эрика покрепче прижимает к себе медведя.

— Прости, — говорит она смущенно и отводит взгляд. Но так и не признается, что попросту грела уши. А что такого? Аманда с пятой улицы только и делает, что болтает о скандалах родителей, чем Эрика хуже? И если ее родители никак не хотят между собой ссориться, можно хотя бы о миссис Колетт рассказать.

— Тебя мама не учила, что подслушивать нехорошо? — хмыкает мальчишка, прежде чем устало прислониться к широкому стволу старой ивы. Кажется, сейчас он достанет из кармана пачку сигарет и закурит, как настоящий взрослый, но он всего лишь прикрывает глаза и запускает пятерню в волосы.

— Ничего я не подслушивала!

— Ага, пятый раз сюда уже приходишь. Единственное место, где от воплей матери не раскалывается голова — и тут девчонка какая-то засела. Тебе лет-то хоть сколько? Пять?

— Восемь! — И Эрика гордо топает ногой, будто гордится своим возрастом. Или будто думает, что уж в восемь-то лет она имеет полное право болтаться на заднем дворе чужого дома. Отчего-то парнишка не впечатлен ее выступлением. — А ты почему просто отсюда не уйдешь? Можешь у нас во дворе посидеть, оттуда криков миссис Колетт не слышно.

— Вот уж спасибо. — Он улыбается, но улыбка эта блеклая и вымученная. — Еще не хватало от твоих родителей отхватить. И без них полно желающих как следует мне врезать, может, даже пару раз.

Странно, но он никуда ее не гонит. Не хватает за воротник белой футболки и не тащит в сторону забора, не бежит в сторону их дома и не сдает Эрику матери. Любой взрослый на его месте уже покачал бы головой или выругался бы, — уж сколько раз она такое видела, прислушиваясь к чужим разговорам, — а ему хоть бы хны. Сполз на землю под ивой и дергает себя за волосы. Больно же, наверное.

Эрика качает головой, вдруг почувствовав себя на несколько лет старше мальчишки. Такой большой, а хуже Тедди. А тому всего пять! Но вслух говорить об этом она опасается. Чего доброго разозлит этого здоровяка.

Миссис Колетт заходится криком таким громким, что его слышно и на другой стороне дороги, не то что под ивой на заднем дворе. Эрика и ругательств-то таких никогда не слышала. Или это не ругательство? Надо будет записать пару выражений в свой блокнот, вот Аманда обзавидуется.

— Уши бы хоть прикрыла. Детям такое слушать не положено, — бросает парень лениво. — Или шла б домой. Или возвращаться вовремя тебя тоже никто не научил? Тебе ж в школу завтра, сопля.

— Еще рано, — гордо вздергивает подбородок Эрика. — Мама разрешает мне гулять до десяти. А сейчас... — Она спешно задирает рукав и поглядывает на цветастые часы с изображением той самой панды. — Всего лишь половина девятого.

— И как тебя звать, такую смелую? — усмехается он, и на этот раз в его взгляде проскальзывают искры веселья.

У него что, своих друзей нет? Такие здоровяки, как он, обычно таскаются группами — толпятся у школы, на баскетбольной площадке в конце улицы или у магазина. Этот-то почему один под ивой сидит? Но Эрике не сложно, она готова подружиться и с ним. Мама всегда говорила, что человеку нужен человек, и была права. Иначе почему бы Эрика стала общаться с Амандой? Она тихо хихикает себе под нос.

— Эрика. Эрика Торндайк.

Несколько мгновений они молчат, и до ушей долетают лишь отголоски криков миссис Колетт: ублюдок, мудак, тварь, чтоб ты сдох. Ничего нового, такого можно вдоволь наслушаться, если сунуться к здоровякам с баскетбольной площадки, они еще и кричат погромче, когда мяч гоняют. Так что Эрика терпеливо ждет, когда ее новый знакомый представится в ответ, а тот как воды в рот набрал.

Ну надо же, а казался таким приличным! У самого-то ни манер, ни банального уважения. Ух, щелкнуть бы ему как следует по носу, как обычно делает папа, когда Эрика поздно возвращается с прогулки или случайно пропускает пару слов из арсенала Аманды и миссис Колетт. Тем-то чего будет — миссис Колетт уже старая, а за Амандой следить некому. А вот ей вечно прилетает. Потому-то она и научилась за собой следить, не то что этот странный парень.

И волосы у него еще такие... Длинные, светлые, полупрозрачные будто. Красит он их, что ли? Не бывают они такими белыми от природы.

— И чего ты молчишь? — топнув ногой, спрашивает Эрика требовательно. — Я представилась, давай тоже. Иначе неприлично!

— А торчать у меня на заднем дворе прилично? И требовать чего-нибудь, как у себя дома? — На этот раз он откровенно над ней смеется, и радость идет ему куда больше, чем та угрюмая мрачность, с какой он заявился в убежище под ивой. — Я Билл, если вдруг ты не особо прислушивалась к воплям моей мамули.

Как много она слышала о Билле за последние недели! Миссис Колетт называла его и придурком, и козлом, и маленьким засранцем. Обвиняла во всех смертных грехах, да таких, какие точно не упоминались в детской библии. Например, Эрика понятия не имела, что такое «торговать лицом» и почему Билла называли выродком. На вид обычный мальчишка, ничего особенного. Да и на грешника не похож, скорее на бездомного — одежда старая и потрепанная, не по размеру, будто за старшими братьями донашивает, как Тедди. И волосы ему явно никто не расчесывает.

— Выродок, значит, — с умным видом кивает Эрика.

— Ты за языком-то следи, сопля, — мгновенно мрачнеет Билл. — А то и оторвать могу, если что.

Слово «выродок» тоже придется записать в блокнот. И ведь наверняка все это вылетит у Эрики из головы, едва она выберется из-под деревьев и вернется домой. Туда, где у плиты колдует мама, а папа читает газету в столовой и корчит недовольные рожи каждый раз, когда на кухне что-нибудь подгорает. А подгорает у мамы всегда. Особенно пироги.

А ведь Билл ни о чем таком не знает. Вряд ли миссис Колетт печет пироги или готовит жаркое по воскресеньям, мама ведь рассказывала, что если соседка и бывает дома, то только ради того, чтобы пригреть очередного мужа. Мужика, так ведь правильно? Нужно будет спросить у Аманды. Интересно, а Билл тогда вообще ест? Или перебивается где придется, как бездомный? Глаза ее на секунду расширяются от удивления.

— А тебя дома кормят? — спрашивает Эрика на полном серьезе. Хмурит тонкие, бледные брови.

— Чего? — фыркает Билл в ответ.

Схватившись за медведя-сумочку, она едва не зарывается в нее с головой. Перебирает коллекционные крышки от газировки, яркие фантики от конфет, которые забыла выкинуть в прошлый раз, и наконец находит на самом дне шоколадный батончик с клубничным джемом. Жалко, конечно, отдавать его такому здоровяку, это все-таки ее любимый, и вряд ли мама положит в завтрашний ланч шоколадку, но нельзя же, чтобы Билл ходил голодным!

Мысль об этом кажется Эрике до жути логичной. Ему-то миссис Колетт наверняка даже ланч в школу не собирает, не говоря уже о шоколадках!

— Вот. — Она протягивает ему батончик с таким видом, словно спасает от голодной смерти. — Возьми. Тебе мама таких точно не покупает. Ей некогда, я знаю.

— Ага, она занята тем, что с члена на член перескакивает, — хмыкает Билл, но Эрика не понимает и половины сказанного. Вскидывает брови и качает головой — что, мол, возьмешь с этих старших. — Спасибо, сопля.

— Еще раз соплей назовешь, я снова про выродка вспомню. Или тоже скажу, что ты куда-нибудь перескакиваешь.

За хриплым кашлем Билла криков из дома не слышно. Воздухом, что ли, подавился? Но, рванув вперед, Эрика быстро понимает, что это смех — Билл давится смехом, отложив в сторону батончик. Да она же ничего смешного-то и не сказала! И вообще, разве можно вот так вот раскидываться сладостями? Она шоколадку от сердца оторвала, а он... Ну точно ребенок. Еще и глупый.

То ли дело Эрика. Уже почти взрослая.

— Забудь вообще, что я тебе тут сказал. Меня не то что маманя твоя — меня копы за такое прижмут где-нибудь, — говорит он на удивление серьезно, качает головой и за один укус приговаривает батончик.

— Миссис Колетт и не такое говорила.

— Ага, только мамаша не с восьмилеткой при этом общалась. Так что, уговор?

Несколько долгих секунд Эрика размышляет, задумчиво шаркая носком ярко-красной туфли по опавшей листве. На блестящей лакированной поверхности проступают пятна, мама наверняка будет ругаться, но сейчас Эрике не до мыслей о наказании. Столько всего можно у Билла попросить! Пусть научит ее всяким таким словечкам, а она в ответ пообещает никому не рассказывать. Только вид у него такой несчастный, будто от этого обещания вся его жизнь зависит. Он даже не улыбается больше — прячет взгляд за грязными волосами, нервно теребит между пальцами этикетку от шоколадки и то и дело поглядывает на дом.

Миссис Колетт не умолкает.

— Ладно, — произносит наконец Эрика. Так и быть, обойдется Билл сегодня без условий. Почти. — Но приходить я сюда все равно буду. Или ты приходи, у меня за домом, где лес и озеро, шалаш есть. Туда иногда Аманда заходит, но в этом году она нос воротит. Говорит, такие детские штучки уже не для нее. Она же в среднюю школу перешла.

— И что мне там делать? Будем с тобой беседы задушевные вести?

— Нет. Но там тихо, не то что здесь. И никого нет. Я даже конфеты принесу, если мама разрешит!

Билла конфеты, судя по всему, не впечатляют. Он поднимается на ноги, отряхивает от налипшей листвы и пыли видавшие виды джинсы и смотрит на Эрику сверху вниз. Мрачно. Серьезно. Впервые за вечер выглядит настоящим взрослым — совсем не таким, как ребята с баскетбольной площадки. На мгновение даже кажется, что он похож на папу. Сейчас как нахмурится, как наклонится да как щелкнет Эрику по носу.

Но ничего не происходит. Билл просто поджимает губы и выдыхает до ужаса тяжело.

— Чего ты привязалась-то ко мне, Эрика? Играла бы дальше со своей Амандой.

— А с тобой тогда кто будет играть? Было бы с кем, ты бы тут не сидел.

Опустившись перед Эрикой на корточки, он вдруг улыбается — ярко и искренне, и даже синяк на скуле, грязные волосы и жуткие мешки под глазами не могут затмить красоты его улыбки и блеска глаз. Не такой он и страшный, каким представлялось поначалу. И даже на панду не особо похож. Билл треплет ее по волосам, ероша их и превращая аккуратный свободный хвостик в воронье гнездо.

Не зря она позвала его в шалаш. Если здоровяки со школы не хотят с ним общаться, а с площадки и из дома его гонят — ничего страшного. В сердце маленькой Эрики места хватит на всех, в том числе и на потрепанного, недовольного Билла с чудесными глазами и яркой улыбкой. Поэтому она и улыбается ему в ответ, еще и светится от гордости, как рождественская елка.

— Приду тогда, что ж поделаешь. Где этот твой шалаш?

Прежде чем убежать домой и рассказать маме, что теперь у нее появился настоящий секретный друг, не то что зазнайка Аманда, Эрика наспех царапает схему на вырванном из детского блокнота в цветочек листе бумаги и вкладывает ее в теплые, шершавые ладони Билла.