Противоестественное моление

Хёнджин проснулся от того, что простыню под ним сковырнули, а его самого дёрнули так, что взвыло всё тело. Он тяжело опёрся о кровать, глянул на Бан Чана, что с невозмутимым видом менял постельное бельё, а потом убийца перехватил взгляд студента, что потупился и попытался уткнуться в постель. Только даже это сделать не позволили — наволочку тоже стянули, натянув новую, свежую, и всё было проделано с такой невозмутимостью, будто не Чан буквально этой ночью имел Хвана здесь, прямо здесь, на этих простынях. Джина не затошнило от его прикосновений сейчас, не захотелось накрыться одеялом с головы до ног, он только задрожал, когда услышал лёгкое на ухо:

— Перед едой тебе нужно вымыться целиком. Я не очень люблю, когда на всю комнату пахнет немытым телом, заодно и проветрю тут. Вставай.

Окно приоткрыли, не раздёргивая тяжёлых штор, и вскоре Хёнджин оказался на слабых ногах, с одной стороны поддерживаемый Бан Чаном. Они шли по будто бы длинному коридору, вскоре поворачивая в ванную, в которой до этого мыли Хвана; в данный момент парень не сопротивлялся, сам шагнул в большую ванну, сел на дно и принялся ждать. С ночи его мучили разные вопросы, касающиеся собственной психики и поведения, но он только начал курс психологии, а там общие вопросы и никакой конкретики, чтобы хотя бы немного разобраться в себе. Вода полилась сверху, Бан Чан прикоснулся к немного загрязнившимся чёрным волосам, и убийце на краткое мгновение показалось, что Хёнджин инстинктивно подался к нему, закрыл глаза и тяжело выдохнул.

— Что, настолько плохо? — волосы намочили, а затем вылили на них шампунь. — Ничего, привыкнешь. Но ты мне понравился, Хёнджин, очень понравился. Ты очень послушный.

— Я очень послушный, — шёпотом проговорил Хван, видя, как в слив потекла пенная вода — с мытьём головы заканчивали, да и такие патлы, как у него, не надо долго мыть.

— И очень желанный, — это было сказано тоном акушерки, которая, приняв три раза подряд роды у одной женщины и получив при этом трёх девочек, на четвёртый раз вручает сына. — Но я бы тебя научил ещё много чему, понимаешь? Ты не всё умеешь, что мне нравится, а я бы хотел получше познакомиться с твоим телом.

Плечи, руки, спину намыливали во время этого разговора, и была бы воля Хёнджина, он бы откинулся на бортик, но вовремя вспомнил, что он не на курорте, а за ним не массажист, а убийца, что может одним сжатием руки придушить его. Мысли разбежались, как муравьи из своего домика, но всё же удалось вернуть самообладание и перестать строить из себя неизвестно кого. Парень был не в том положении, чтобы думать об удовольствии, ему действительно нужно было беречь себя, а не «учиться» чему-либо у убийцы, который мог убить его, повесить на мясницкий крюк и выпотрошить. Конечно, особых подробностей, как именно были изувечены тела жертв «Хирурга», Хёнджин не знал, потому что в телевизоре скрывали эту часть, а на вскрытия их не водили — первокурсники, совсем ещё юные для этого, потом сводят. Но будут ли в этом обозримом «потом» жертвы «Хирурга»? Джин уже представлял, как будет лежать хладным расчленённым трупом в прозекторской, а молодых патологоанатомов познакомят с его телом, не скажут, кто он такой, но обязательно упомянут, что это жертва маньяка.

В таком ключе теперь слова Бан Чана «познакомиться с твоим телом» звучат очень мерзко и страшно. Но кто же он по образованию? Хёнджин не мог с уверенностью сказать, что он медик, но и опровергнуть свои слова не мог тоже — слишком мало информации, слишком мало он знал об этом человеке, а пытливый ум просил узнать чуть больше. Чем больше знаешь о человеке, тем меньше его боишься, а преодоление своеобразного страха являлось первостепенным для Хёнджина.

— Так ты знакомься, — вырвалось изо рта Хвана, и он тут же пожалел о сказанном, но Бан даже ухом не повёл, даже не отреагировал на открытую провокацию. Надо же, необычно, но лучше перестать прощупывать рамки и границы дозволенного — ночью он мог прийти и даже без разных ласк порвать его своим членом.

— А ты сам-то жаждешь этого скоро и близкого знакомства? — струя из душа направилась прямо на его член, и Хёнджин раскрыл рот, но в следующую секунду принял развязный поцелуй Бан Чана. — А ты мне нравишься. Многие после того, как я их трахну, плачут и говорят, что это был их первый раз с парнем, что они по девочкам и хотят к своим бабам вернуться. Но ты-то знаешь, что такое «член», и не из-за того, что он болтается меж твоих ног, — Хвана резко дёрнули, и он оказался лежащим спиной на дне ванны и даже не смог хапнуть ртом воздух. — Но ты мне всё расскажешь, про всех, кто тебя трахал и кого трахал ты. Знаешь, что одиночество творит с людьми?

— Делает их подобными тебе? — горячие струи душа окропили лицо, практически заливаясь в рот и нос, и Хёнджин отвернулся, вздрагивая и загораживаясь руками.

— Оно заставляет искать собеседников в тех людях, с которыми мы ни при каких обстоятельствах не заговорили бы.

Дальше последовало одевание, на этот раз одежды чуть больше: Хван трясущимися пальцами натянул собственные выстиранные боксеры, что изъялись после ночи Хэллоуина, чёрные новые носки, застегнул штаны, а со свитером пришлось попросить о помощи. Держать руки поднятыми и надевать верхнюю одежду было трудно в одиночку, потому Бан Чан действовал осторожно, будто не он насильник, не он убийца, а кто-то другой с точно таким же лицом, как он, помог одеться. Хёнджин чувствовал себя странно, будучи полностью одетым, потому что много времени провёл без ничего, а потом — лишь в одних штанах, и непривычное тепло так сковало тело, что он попросил буквально минуточку посидеть вот так. Он походил на нахохлившуюся маленькую птичку, ему даже не было важно, что уже стыл завтрак и Бан Чан решил дать ему спуститься на первый этаж с условием, что на кухне он за лодыжку будет прикован к ножке стула.

— В этом доме два этажа, да? — Чан кивнул. — Обычная застройка, да?

— Больно ты любопытный, Хван Хёнджин. Будешь себя хорошо вести, покажу все пределы моих владений. Тем более что нам с тобой никто не помешает.

— И давно ты живёшь один? — студент, словно маленький ребёнок, потянулся к Бану, и тот без лишних слов помог ему встать со стула и выйти из душной ванной комнаты.

— С того момента, как окончил универ. Но давай лучше поговорим в другой раз, у тебя живот уже несколько раз натужно урчал, ты будто бы есть не хочешь.

Хёнджин осторожно спускался по лестнице — колени подгибались, он сам ступал очень осторожно, будто бы заново узнавая, что такое носки, но как только он коснулся пола первого этажа и поднял глаза, чуть не ослеп. Солнце, светящее прямо в лицо из окна, что было не скрыто шторой, не стало церемониться со студентом, заставило присесть на ступеньку и зажмуриться изо всех сил. Больно, режуще, будто ножом полоснули по лицу, заставив ахнуть; Хван не видел солнца много дней, и это новое старое знакомство не оставило его равнодушным точно. Бан Чан повёл его, закрывшего лицо руками, на кухне, усадил на стул и прикрыл окно жалюзи, чтобы Хёнджин мог наконец-то раскрыть глаза.

— Это всего лишь солнце, — как только слёзы исчезли из глаз и с лица, к Бан Чану вернулось его странное настроение. — Но мне понравилась твоя попытка заставить меня вызвать скорую. Ты от него не ослепнешь.

— Я не могу долго находиться в темноте, — на лодыжке щёлкнула застёжка, а запястья освободились. — Пожалуйста, позволь хотя бы шторы в комнате, где я сплю, держать час в день раскрытыми.

— Нет. Ешь.

Парень осторожно взялся за палочки, притягивая к себе чашку с рисом и начиная есть, время от времени подкладывая себе нарезанные овощи. Бан Чан сел напротив, принимаясь за еду тоже, и на совсем краткое мгновение Хёнджин позволил себе отнять взор от тарелок и посмотреть на убийцу, на то, как он ел. Мама как-то рассказывала, что по тому, как ест человек, о нём можно многое сказать, и Хван точно видел, что Чан ел аккуратно, не роняя ничего с палочек, и раздельно: сначала рис, потом овощи, потом мясо. Жаль, что Хёнджин не знал точного толкования, но ощущал, что человек, сидящий напротив него, был психопатом чистой воды.

— Можно поинтересоваться? — Хван выпил стакан воды и опёрся рукой о стол. Бан Чан поднял на парня глаза и посмотрел немного уничижительно, будто бы стараясь вновь подавить волю своего пленника, но всё же кивнул. — А на кого ты учился в университете?

— Психиатр.

«Не дай бог к такому психиатру попасть на приём, — подумал Хёнджин. — Даже если не был психом, станешь им».

После того как Бан Чан поел и выпил воды, он опустился рядом с Хёнджином и отковал его ногу от ножки стула. Перехватив руки, убийца повёл студента вновь к лестнице, прикрывая его лицо от солнца, чтобы вновь не было рези в глазах. Хван и отплатил благодарностью — даже не рыпнулся, не попытался сбежать, а просто шёл вперёд по коридору и в конечном итоге упал на кровать, смотря в потолок. Но он оказался совершенно не таким, как в его собственной комнате, там, где его держали, и потому Хёнджин вскочил, осматриваясь.

— Это не моя комната.

— Я знаю. Ты не поблагодарил за завтрак, — Бан Чан холодно опустил парня за плечи на кровать обратно.

— Ну... спасибо.

— Ты не понимаешь, меня надо благодарить по-особенному, — убийца лёг рядом, а Хёнджина парализовало от страха — двигались только глаза, а пальцы скрючились, накатила такая дикая слабость, что Хван понял — он не сможет сопротивляться. — Иди сюда, мой хороший.

Губами Хёнджина завладел грубый поцелуй, а потом Бан Чан возник над парнем, оглаживая его бока и понимая, что в этот раз парень такой же податливый, как и вчера ночью. Только не было темно, и теперь лицо Хвана было видно полностью, но оно абсолютно ничего не выражало: ни презрения, ни омерзения, ни мольбы о помощи. Как бы ни было Джину тяжело, он знал, что ничего не может сделать, и просто абстрагировался от ситуации: это не его сейчас насильно целовали, не над ним нависали, и вообще, всё это происходило не с ним. Не его сейчас раздевали полностью, не его руки приковывали к изголовью кровати, не его ноги привязывали ремешками к изножью, не его член оказался во власти ладони, обтянутой кожаной перчаткой.

Пускай Хёнджин и чувствовал, что тело не его, он ощущал, что стал возбуждаться, как встал член, как он сам задёргался и пытался выскочить из пут, но верёвки держали крепко, не давали соскочить с крючка.

— Ты не любитель такого, это видно точно, — произнёс Бан Чан и склонил голову к плечу. — Но если ты хочешь есть, если хочешь быть в тепле и открыть шторы, чтобы видеть солнце, то ты обязан покориться мне.

— Не любитель чего? — тошнота подкатила к горлу, и Хёнджин вновь забился в своих путах, понимая, что ремни на лодыжках слегка ослабились — теперь можно было не натереть кожу.

— Не очень здоровых способов донесения удовольствия, — и член Хвана оставили в покое, но как только Хёнджин выдохнул, его губ коснулся половой орган Бан Чана.

Удушение не было в числе фетишей студента, и он попытался отстраниться, когда Бан Чан толкнулся ему в горло, сжимая шею обеими руками. Джин замычал, попытавшись вновь высвободиться, но ему не дали, лишь спровоцировали рвотный рефлекс, но, слава богу, рвота не вырвалась за пределы желудка. Его отпустили, дав судорожно задышать, но доступ к кислороду был перекрыт кляпом, что прижал язык и заставил Хёнджина замычать вновь.

— Знаешь ли ты что-нибудь о БДСМ? Хотя молчи, особо говорить не надо, я тебе запрещаю, — Хван следил за каждым действием Бан Чана, за каждой его задумчивой позой, а потом со страхом увидел, что он взял что-то наподобие небольшого хлыста. — Мне однажды попался мальчик, кажется, его звали Джухон, он стонал от всего этого, как сучка. Просил больше, говорил, что выдержит ещё несколько раз, а потом я как-то увидел, что ночью он дрочил на меня. Знаешь, это такое приятное чувство, когда кончают с твоим именем на губах, — стек прошёлся по бедру и члену, и если бы рот был свободен, Хван был застонал в открытую. — Но я тебе не позволю ни слова сказать, потому что из твоего рта вылетают только грязные словечки, но не моё имя. А мне грязные разговоры не нравятся.

Стек прошёлся по торсу, слегка хлопнул по соскам, и Хёнджин сдавленно застонал, сжимаясь в комок и надеясь, что его не тронут больше. Страх пересиливал всё, что он только мог испытывать, и парень боялся, что с ним случится то, что бывает с жертвами разных стрессовых ситуаций, когда им зажимают рот и пытаются обездвижить. Он читал в июне книгу доктора Ричарда Шеперда «Неестественные причины» в качестве интересного эксперимента, сравнивал английскую медицинскую систему и корейскую. Там рассказывался случай, когда женщине во время попытки депортации зажали хирургическим скотчем рот и сковали руки наручниками, и она умерла. Причиной смерти было удушение или асфиксия, Хван уже не помнил, но он вынес для себя одно: даже без зажатого носа человек может задохнуться, если ситуация стрессовая и требуется много кислорода. Хёнджин боялся умереть столь нелепо, пытался успокоить себя и свою голову, что жаждала свободы, а холодный здравый рассудок подавился и умер уже как пять минут назад.

Удары сыпались один за другим на обнажённое тело, меж разведённых ягодиц вставили анальную пробку, смазанную лубрикантом, паника поднималась до головы и откатывала к ягодицам, и Бан Чан только потом сжалился, видя слёзы на глазах пленника, и вновь обвил пальцами его член. От стимуляции стало дышать в разы труднее, семя выплеснулось буквально в течение минуты и покрыло живот и руку убийцы, что криво ухмыльнулся и снял кляп со рта Хёнджина. Во все стороны брызнули слюни, что обильно стекли к шее, и студент смог вдохнуть полной грудью, захлёбываясь и кашляя; лицо покраснело, была бы его воля, Хван дёрнулся бы вперёд, но убийца остановил его, прикоснувшись стеком к подбородку.

— Оближи мою руку, быстро, — и Хёнджин уставился на широкую ладонь, на длинные пальцы, на которых была его собственная сперма. Вязкая, белёсая, она никогда не вызывала у Хвана желание её попробовать, её слизать — только проглотил, однажды отсасывая, у Чонина, да и Бан Чану пришлось подчиниться ночью, чтобы тот не бил, не трогал больше, чем надо. — Я считаю до трёх, Хван Хёнджин. Ты запачкал — ты и убираешь, иначе я тебя так выебу, что на жопу ты больше не сядешь, да и в принципе больше не сядешь. Раз...

Зажмурившись и скривившись, Хёнджин прошёлся языком по ладони, что на вкус была немного солоновата, слизывая всё, до последней капли, будто бы его сперма была единственной оставшейся едой на земле. Второй рукой Бан Чан погладил его по волосам, недавно вымытым и уже сухим, улыбнулся и прошептал еле слышно «Молодец»; отвращение брало верх над всеми остальными чувствами теперь, но Хван даже не мог выплюнуть то, что осталось во рту. Мерзость-мерзость-мерзость — только это слово крутилось в голове, но пришлось открыть глаза, ведь Чан, вынув анальную пробку, уже пристроился меж ног, значительно ослабив ремешки на щиколотках.

— А ну покричи, — и как только Бан Чан проник в него во всю длину, не как ночью, Хёнджин заорал во всю мощь своих бедных лёгких, которые даже в детстве не знали, что такое крик отчаяния и безумия.

Уже потом, вечером, когда Хёнджина всего вымыли и вновь одели, будто ребёнка, которому всегда требуется няня, его подвели к окну на втором этаже. Бан Чан позволил ему посмотреть на отблески заката, слегка-слегка ощутить лучи на собственной коже, а потом дал понять, что Хван скоро будет догорать так же, как и этот закат. Он может всего не выдержать, он может окончательно сломаться через день, два, неделю — а дальше что? А дальше пустую оболочку задушат, чтобы из неё вылетели остатки души, изобьют хладный труп, сделают его неузнаваемым и выбросят на заброшку. Это было его будущее, это было то, к чему, кажется, стремился Бан Чан, и с каждой секундой, как солнце закатывалось за горизонт, оповещая о начале ночи, Хван Хёнджин понимал, что это его будущее — ближайшее, обозримое. Будущее, где для него нет счастья, хорошего образования и дружбы с людьми, что ему искренне нравились; где есть лишь улыбающееся лицо убийцы, что похлопывал по плечу и говорил, что так теперь будет каждый чёртов день, потому что он хороший мальчик и должен хорошо благодарить своего хозяина за дарованную возможность пока что жить.

* * *

Чанбин ходил взад-вперёд по комнате, пока Черён на постели Хёнджина печатала на ноутбуке текст для листовок под диктовку своей старшей сестры. Наконец-то они добыли фотографию их общего друга с той вечеринки — пришлось поискать по знакомым, поспрашивать всех, кто имел хоть какое-то отношение к вечеринке, а потом внезапно через Йеджи нашлась некая Вонён — обладательница фотоаппарата, которая как раз проявляла плёнку и раздавала однокурсникам фотографии.

— Я как раз помнила, что этого вашего Джокера сфотографировала с бутылкой пива в толпе, как вам снимки? — кажется, Вонён можно было не идти в медицинский — ей было место на курсах фотографов, где за несколько тысяч вон можно было получить желаемые бумажки и потом работать. Чанбин вертел в руках фотографии, рассматривал, выбирал самую лучшую, где видно чётко лицо Хёнджина, и вскоре идеальная фотография была найдена. — Ну как тебе?

— Чан Вонён, ты просто фотограф от бога, как же хорошо, что его фигура получилась единственной чёткой среди этого океана людей, — Со интересовался с детства фотографией, любил, когда Чеён садилась к нему на колени и заставляла делать селфи, и сейчас любовался на черты друга. Такие родные, они вызывали улыбку и желание, чтобы этот правильный до ненормальности парень наконец-таки вернулся в родную комнату общежития, продолжил обучение. — Полицейские наводки, конечно, хороши, родители Хёнджина дали хорошие его фотографии, но свежих у них не было, а у нас теперь, благодаря тебе, они есть!

— Ой, да что там! Жаль, что я не сообразила проявить снимки раньше — вы бы раньше на неделю всё получили и не мучились. Я сделала ещё по копии каждой фотографии, так что можно даже отправить в полицию, но я, боюсь, этим не смогу заняться. Просто... никакого отношения к Хвану Хёнджину не имею... — Вонён застеснялась, а потом увидела Чеён, что с тревогой стала рассматривать фотографии, которые ей протянул Чанбин. — Но вы же всё сделаете, да? Я, конечно, не близка с этим парнем, но я надеюсь, что он быстро найдётся. Но... — девушка хоть и сильно стеснялась, но была на редкость болтливой, из-за чего Ли-старшая уже несколько раз на неё посмотрела, тем самым давая понять, что Чан пора убегать, — я слышала, что подозревают, что он — новая жертва «Хирурга». Как вы думаете, это правда?

— Ничто нельзя сказать наверняка, мы студенты-медики, а не следаки, — произнёс Чанбин. — Спасибо тебе за снимки. Мы стараемся всех через наш чат в какао оповещать о подвижках в деле, потому что его родители и полиция плотно этим делом занимаются. Уже как три недели, что ли, как он пропал... ладно, не будем. Тебя добавить в чат, чтобы ты обо всём знала? — Вонён кивнула. — Тогда давай мне сюда свой ник, сейчас добавлю тебя.

Сейчас же, когда Черён печатала листовки, вся тройка была более собранной; начиналась четвёртая неделя отсутствия Хёнджина, университет до сих пор гудел, словно улей, и стоял на ушах, преподаватели сами следили за новостями, пускай пытались абстрагироваться и говорили, что у них около тысячи студентов, и неблагодарное это дело — следить за ходом дела. Но казалось, будто даже студенты приобщились к расследованию: опрашивали тех, кто был на вечеринке, старались везде пустить свои сети, и это поощрялось тем, что они могли зайти куда угодно, в любой угол, куда не могли пройти полицейские со своими значками и отглаженной формой. Порой бывает так, что люди не доверяют правоохранительным органам, а если в деле замешаны перепуганные до смерти студенты, когда их заставляют вспоминать тот самый день раз за разом вплоть до подробностей, а их разум и воспоминания скрывались за парами алкоголя, то им было проще молчать. А с такими же студентами отчего же не посудачить, отчего же не поговорить?

— Ну что, примерно тысячу листовок сделаем, — проговорила оптимистично Черён, хлопнув в ладоши, а потом потерев их друг о друга, чтобы избавиться от пота. Она работала порядка пяти часов вдвоём с Чеён, чтобы составить точный портрет-описание Хёнджина, как он тогда выглядел, и обе сожалели, что прошло слишком много дней с того момента, как они видели его в последний раз. — Если скинемся, можем сэкономить на печати, потому что я тогда половину зарплаты урою на это дело, а мне она нужна для оплаты обучения.

— Для начала надо сходить в центр и узнать, сколько у них стоит цветная печать. И если не прокатит, что это дело во благо, чтобы найти пропавшего человека, то ты просто состроишь красивые глазки и тебе дадут скидку, — снисходительно сказала Чеён, из-за чего послышалось полное возмущения «Эй!» — Шучу. Но для начала действительно нужно узнать цену, пойдём.

Чанбин в комнате, сжимающий снимки Хёнджина в костюме Джокера, остался один — и пускай ему было о чём подумать, одиночество вновь навалилось на плечи, давя грудой кирпичей. Он заперся в ванной комнате, включил вентиляцию, воду в раковине и закурил, осознавая, что употреблять пачку сигарет в день, будучи врачом — просто, блядь, отличнейшая идея.