Глава 13
Эрик
– Хочешь посмотреть ещё что-нибудь? - спрашиваю я, пытаясь разрядить напряжение в машине. Я обещал отвезти ее туда, куда она захочет, и хочу, чтобы она знала, что я твердо намерен довести начатое до конца.
– Или хочешь вернуться домой?
– Я...
Райна прикусывает нижнюю губу, задумавшись. Когда я бросаю на нее быстрый взгляд, в ее глазах снова появляется та подавленность, которую я заметил в кафе. Это было непросто, и я не могу этого отрицать, но мне нужно, чтобы она знала, что мы со мной не в ловушке.
– Хочу что-нибудь посмотреть, пожалуй, - говорит она через мгновение. – Но я не уверена, куда пойти.
– Ты слышала о катании на коньках?
Райна кивает.
– Я видела это в паре фильмов. Мне всегда казалось, что это выглядит забавно.
– Как насчет того, чтобы попробовать?
Она радостно мурлычет, и я чувствую исходящее от нее волнение. Я хочу, чтобы она была сосредоточена на настоящем, не беспокоясь о том, как отплатить мне за то, что я увез ее от Чарльза. Она не обязана. Я не хочу, чтобы она это чувствовала.
Проходит всего несколько минут, и вот я уже въезжаю на пустую парковку у катка. Каток закрыт, так как сегодня выходной, но я забронировал место несколько дней назад, на случай, если она согласится, так что до полудня все места в нашем распоряжении. Аренда зала в последнюю минуту обошлась в кругленькую сумму, особенно в канун Рождества, но у каждого своя цена.
Войдя внутрь, я провожу нас мимо таблички в вестибюле с надписью «Закрыто для частного мероприятия», но Райна тянет меня за руку.
– Я не думаю, что мы можем войти, Эрик. На табличке написано, что они закрыты».
– Мы можем.
– Но...
– У нас частное мероприятие, розочка.
У нее отвисает челюсть.
– Оу.
– Эрик Хоторн? - когда мы подходим к катку, нас окликает мужчина.
– Это я.
– Идите сюда. Я выдам вам коньки.
Мы подходим к прилавку, и я называю ему размеры нашей обуви. Мгновение спустя я веду Райну к ближайшей скамейке, держа в руках наши коньки.
– Что значит, у нас частное мероприятие? - спрашивает Райна, когда мы снимаем ботинки.
– В таких местах бывает многолюдно. Я не хотел, чтобы ты была перегружена или рисковала, что кто-нибудь врежется в тебя и причинит боль. К тому же в такие дни, как сегодня, они обычно закрыты.
– Спасибо.
Как только она надевает коньки, я затягиваю шнурки. Я знаю, она способна сделать это сама, но я не могу остановиться. Мне нравится заботиться о ней.
– Давай я завяжу твои, - говорит она, когда я заканчиваю. Она опускается на колени, прежде чем я успеваю ее остановить.
– Что... Нет, Райна, ты не обязана это делать.
Она вздыхает, и в ее голосе звучит легкое разочарование.
– Ты тоже не обязан.
– Это другое дело. Ты...
Когда она поднимает на меня взгляд, протест замирает у меня на языке. Это не та картина, которую я ожидал увидеть вне своей головы. Райна, стоящая передо мной на коленях, смотрит на меня своими голубыми глазами, полными решимости.
Проклятье. Может, мы и одни, но это последнее место, где я хотел бы столкнуться с эрекцией.
– Что?
– Я... - прочистив горло, я пытаюсь вспомнить, что собирался сказать, но ничего не выходит.
– Я потерял ход мыслей. Вот, просто...
Я подхватываю ее под руки и подтягиваю к себе.
– Спасибо, что завязала их.
Она удовлетворенно улыбается.
– Не за что. Теперь будем кататься?
– Будем кататься.
Я выхожу на лед первым. Прошли годы с тех пор, как я делал это в последний раз, но я все еще помню основы. Колени слегка согнуты, ступни не слишком широко расставлены, вес распределен по центру.
– Для начала держись за стену, - говорю я Райне.
Она делает это, практически цепляясь за нее с того момента, как выходит на лед.
– В кино это выглядело не так страшно.
– Тебе просто нужно привыкнуть, вот и все. Переставляй ноги, чтобы они были не так далеко друг от друга. Вот так, вот так. Теперь слегка согни колени.
– Но как мне... о—о-о!
Она поскальзывается, но умудряется удержаться на ногах.
– Все в порядке, - я подхожу немного ближе, протягивая руку. – Давай я покажу тебе.
Она цепляется за меня, все еще крепко держась за стену другой рукой. Я мягко тренирую ее, обучая всему тому, чему научил меня мой отец, когда привел сюда. Кажется, что прошла целая вечность с тех пор, но боль все еще свежа.
Довольно скоро Райна уже скользит по льду. Она все еще держится рукой за стену и продвигается не слишком быстро, но это прогресс.
– У меня получается? - спрашивает она, затаив дыхание.
– Получается, розочка. Я так горжусь тобой.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее губы приоткрываются от удивления. Из-за этого она теряет равновесие и падает, увлекая меня за собой. Мне удается усадить ее на себя, так что я принимаю на себя основную тяжесть падения, защищая ее от твердого льда.
– О-о-о! - вскрикивает она, когда ее голова ударяется о мою грудь.
– С тобой все в порядке? - спрашиваю я, осматривая ее.
Но она игнорирует мой вопрос, глядя на меня сверху вниз.
– Никто никогда не говорил мне этого раньше.
– Чего?
– Что гордятся мной, - шепчет она. – Ты серьезно?
– Да.
Широкая улыбка расплывается на ее лице, и она наклоняется ближе, касаясь губами моей щеки. От того, что она так близко ко мне, у меня в голове проносятся дикие мысли. Хотелось бы прижать ее прямо здесь, на льду, и целовать до тех пор, пока она не забудет собственное имя. Это и многое другое.
Я почти делаю это — почти срываюсь, к черту последствия. Но я нахожу в себе силы вовремя остановиться, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы поставить нас обоих на ноги.
Райна сказала в магазине, что никогда не отпускала меня. Я верю ей, но это не одно и то же. Мой дядя был прав. Последние тринадцать лет Райна поглощала меня целиком. Я не могу ожидать от нее того же, особенно учитывая, что мы только недавно воссоединились.
Ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах. Чтобы понять, что благодарность, а что - желание. Я не могу торопить события.
Я бы никогда себе не простил, если бы сделал это.
Мы катаемся еще около часа. К этому времени мы оба устали и готовы отправиться домой. Хотя здесь никого нет, я вижу по глазам Райны, что она перегружена. Новая обстановка, освоение нового навыка, отсутствие необходимости угождать отцу - это очень много.
Как только мы переступаем порог дома моих родителей, меня охватывает холод. Крики эхом разносятся по комнатам, приказывая мне идти, бежать, не оглядываться.
Что-то мягкое и теплое касается моей ладони, и я почти отдергиваю ее, прежде чем понимаю, что это Райна. Она сжимает свою руку в моей и смотрит на меня, ее брови нахмурены от беспокойства.
– Тебе невыносимо находиться здесь, да?
– Это... трудно. Но мне нужно было быть рядом с тобой, и сейчас еще не время уезжать.
– Почему?
– Я не хочу слишком быстро отрывать тебя от всего, что тебе знакомо. И... я должен кое-что сделать.
– Что?
Я сглатываю.
– Знаю, я сказал, что убью Чарльза, только если он подберется слишком близко к тому, чтобы найти тебя. Но чем больше я узнаю о том, как он обошелся с тобой, тем больше понимаю, что не могу оставить его в живых. Никого из них. Я убью их всех, Райна. Всех, кто причастен к тому, чтобы причинить тебе боль.
Когда она видит, как во мне разгорается гнев, она не отступает. Уголки ее губ приподнимаются в полуулыбке.
– Мне бы этого хотелось.
Я облегченно выдыхаю. На каждом шагу я ожидаю, что она, наконец, поймет, кто я на самом деле, и попытается убежать от меня. Но она твердо стоит рядом со мной, принимая каждую темную часть меня.
– Однако у меня есть одна просьба, - говорит она.
– Какая?
– Не убивай Мариссу. Она этого не заслуживает.
– Она бросила тебя. Она оставила тебя там с этим монстром.
Но Райна качает головой.
– Отец тоже был чудовищем для нее. Сначала я этого не понимала — я всегда завидовала тому, как он к ней относился. Но в ночь перед аукционом я увидела правду. Она тоже боится его. Он всегда манипулирует, находит способы дергать людей за ниточки и превращать их в своих марионеток. Она не виновата в том, что ей пришлось сбежать.
– А что насчет твоих братьев?
Выражение ее лица меняется на безразличное, но не раньше, чем я замечаю боль. Ее обида.
– Может, когда-то они и были жертвами, но не теперь. Они такие же жестокие, как и он.
– А персонал? Должен ли я пощадить кого-нибудь из них?
– Одну. Горничную. Ее наняли всего несколько лет назад. Она тайком приносила мне новые книги и конфеты.
– Больше нет, - бормочу я, приподнимая ее подбородок. — Запомни, розочка. Больше не надо. У меня ты можешь брать столько книг и конфет, сколько захочешь.
Улыбка расцветает на ее лице, и она обвивает руками мою талию, пряча лицо у меня на груди. Мои руки автоматически обхватывают ее, притягивая к себе. С каждым мгновением, проведенным с ней, я чувствую, что возвращаюсь к жизни. Я не осознавал, насколько я был потерян. Как отчаянно я хотел этого. Ради нее.
– Когда ты их убьешь? - спрашивает она.
– Я не уверен.
– Сегодня ночью?
Я приподнимаю бровь.
– Ты хочешь это так быстро?
– Я не хочу, чтобы ты застрял здесь.
С этими словами она высвобождается из моих объятий, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. Ее глаза ясны, выражение лица искреннее и заботливое.
– Не беспокойся обо мне. Я буду...
– Нет! Я знаю, что может сделать с тобой это место. Как оно проникает в твои кости и затягивает в темноту. Ты освободил меня из моей клетки, а теперь я освобождаю тебя из твоей. Мы убьем их сегодня, а потом уйдем.
– Как только ты будешь готова.
Мне придется кое-что подготовить, но это вполне выполнимо.
Она берет мои руки в свои.
– Пока я с тобой, я готова.
У меня болит сердце. Все, чего я когда-либо хотел - это чтобы кто-то заботился обо мне так же, как я забочусь о нем. И вот Райна, принимает каждый мой аспект. Я чувствую, что она отличается от всех, кто был до нее, но что, если это не так? Что, если это все игра моего разума?
И, боже, что, если я потеряю контроль? Я чуть не поцеловал ее, черт возьми. Несколько раз. Черт, как бы я хотел этого. Но лучше быть без нее, чем наблюдать, как она осознает, что ввязалась в это из чувства долга.
Этого я не переживу. Не снова.
– Ты ведь знаешь, что ничего мне не должна, верно?
Разочарованно фыркнув, она отстраняется от меня.
– Почему ты продолжаешь это говорить?
– Потому что я хочу, чтобы ты знала.
Райна со вздохом вздергивает подбородок, но вместо сурового выражения, которого я ожидал, ее глаза смягчаются, когда встречаются с моими.
– Ты правда не понимаешь, да?
– Чего?
– Мое сердце. Каким я тебя вижу. Что я чувствую к тебе. Я хочу тебя, Эрик.
Я смеюсь, но в моем смехе нет веселья.
– Никто не хотел меня, розочка. Уже очень, очень давно.
Она в шоке отступает на шаг.
– Это не может быть правдой.
– О, но это так. Я провел целую жизнь, нигде не приживаясь. С тех пор как моих родителей убили, единственная любовь, которую я получал, была по обязанности. Семья помогает семье, потому что мы одной крови. Потому что то, что случилось с моими родителями, было ужасно. Но... никто не любил меня таким, какой я есть. А потом я вырос, и большинство людей стали избегать меня. У каждого, кто сблизился, были какие-то другие мотивы. Деньги. Секс. Близость с безжалостным человеком, который заработал себе такую репутацию в поразительно юном возрасте. Люди были очарованы. Боялись. Но и любопытны.
Все это заставляло меня чувствовать себя использованной. Загнанным в клетку. Как будто я был чем-то, на что можно было смотреть сквозь толстое стекло, а потом убрать, когда это было выгодно. Так что... Нет, Райна. Я не понимаю. Я не могу. Потому что никто не хотел меня таким, какой я есть, кроме...
– Кроме?
– Кроме тебя. Но это было так давно, и мы оба были маленькие, и я даже не знаю, что сейчас реально, а что я придумал в своей голове.
Смаргивая слезы, Райна качает головой.
– Но ты мне подходишь. Мы подходим друг другу, не так ли?
– Мне хотелось бы так думать, но я не могу смириться с мыслью, что это все из-за того, что ты чувствуешь, что должна это сделать. Что в какой-то момент ты проснешься и пожалеешь обо мне.
– Эрик.
Она обхватывает мое лицо ладонями и ахает, когда понимает, что мои щеки мокрые.
– О, Эрик.
– Я не хочу стать тем, о ком ты пожалеешь, розочка, - шепчу я. – Пожалуйста.
– Ты никогда не станешь.
Но она этого не знает. Откуда ей знать?
Я отстраняюсь и вытираю лицо.
– Уже почти час. Ты голодна?
– Эрик...
Отворачиваясь, я сбрасываю пальто.
– Давай просто пообедаем, хорошо?
– Хорошо.
В ее голосе слышится отчаяние, но я ухожу.
На кухне я готовлю бутерброды, а между нами нарастает напряжение. Я ожидаю, что Райна останется расстроенной, что ее разочарование перерастет в гнев. Но когда я ставлю перед ней тарелку с едой, она смотрит мне в глаза, и я почти поражаюсь тому, что там нахожу.
В ее глазах горит решимость, а не гнев, и я не знаю, видел ли я когда-нибудь более прекрасное зрелище.