Глава 6. Трэвис
Внутри своих покоев Трэвис нашел убежище от шумного и суетливого мира, что когда-то окружал его. Его комната была не просто спальней, а настоящим святилищем, где он мог быть самим собой, без необходимости вступать в социальные взаимодействия, без принуждения общаться с кем-либо. Он затворял дверь, и буквально погружался в собственное убежище, в свой мир, где никто не мог до него дотянуться.
Видеть Трэвиса в его покоях было нелегким делом: он сидел скрючившись за деревянным столом, окруженным стопками бумаг и рисунков, словно заваленный обломками собственной души. Он был изолирован от внешнего мира, от его требований и ожиданий, но через свои портреты он передавал свои самые глубокие мысли и желания, свои тайные страдания.
Всё началось в тот день, когда Трэвис обнаружил свой талант в рисовании. Перед ним открылся новый мир возможностей, где он мог выразить свои самые глубокие чувства и даже изменить свою реальность, создавая новые миры на холсте. Он передавал портретам всю свою страсть, все невыполненные желания, всю свою боль, которая накопилась в его сердце.
Так Олдман просидел в своих покоях следующие шесть лет. Шесть лет одиночества, шесть лет безмолвия, шесть лет борьбы со своим внутренним миром. Его покой и мир нарушились в один судьбоносный день, когда Купер попытался заговорить с ним, нарушить эту стену молчания.
— Мой господин, разрешите с вами поговорить? — прозвучал мягкий, но настойчивый голос за дверью покоев, полный мольбы и надежды.
Купер знал, что переполняющая печаль хозяина не дает ему покоя уже долгие годы, что она разъедает его изнутри, как кислота.
— Опять ты? Я же сказал, я не хочу разговаривать, — раздраженно отозвался Трэвис, не сдвигаясь с мрачной спинки кресла, его голос был глухим и безжизненным.
Купер продолжал стучать об деревянную поверхность, настойчиво, но с уважением. Он хотел помочь Трэвису, освободить его от того, что долгие годы теснило его душу, словно камень на сердце.
— Мистер Олдман, я знаю, это больно, но вы должны попрощаться с ней. Отпустите обиды на мать, — Купер передавал свои слова с верой и пониманием, надеясь, что эти простые действия помогут начать лечение раненой души Трэвиса, помогут ему исцелиться.
— Что ты несёшь? — парень сорвался со стула, его тело напряглось, и он быстро, почти агрессивно подошел к двери, словно готовясь к схватке.
— Мой господин, Миссис Олдман позавчера направилась к рынку. Говорят, что местные воришки хотели стащить у нее некоторые драгоценности, а хозяйка начала кричать, тем самым привлекая внимание к себе. Эти злодеи вонзили в нее нож и и убежали, как подлые собаки. Ваша матушка погибла от потери крови, прости Господи, — слуга нервно подбирал правильные слова, его голос дрожал, и он вытирал лоб от выступающего пота, его лицо было бледным.
Мгновение затишья, густого, давящего, и потом ответ, протянутый сквозь горечь и тревогу, словно из глубины бездны.
— Погибла, говоришь, — вымолвил Трэвис. Голос его дрогнул, словно находился на грани слез, его тело слегка покачнулось. Он отошел от двери, застыл на пару мгновений посреди покоев, словно пораженный молнией, но через несколько секунд уже бился в истерике. Его лицо выдавало непонятную реакцию: то ли безумный смех, то ли горькие слезы, то ли всё вместе, слившееся в одно целое.
В голову парня начали лезть все моменты разом, словно навязчивые, болезненные воспоминания: когда Купер таким же образом оповестил его о смерти отца, сейчас о матери, тут же всплывали сцены жестокости Ксандры, день, когда он раз и навсегда закрылся от всех, позволяя поедать себя разными мыслями и ненавистью к матери.
В эти минуты жизнь молодого господина изменилась бесповоротно, навсегда. В голове начали появляться мрачные и таинственные голоса. Они хрипели, шептали, кричали, и постепенно становились невыносимыми, превращая его существование в пытку. Чтобы справиться с ними, Трэвис нашел свой необычный выход — он научился прогонять голоса через порезы на теле.
С самого начала парень пытался их игнорировать, надеясь на то, что они исчезнут сами по себе, растворятся в воздухе. Но постепенно они становились всё более настойчивыми и невыносимыми, требуя внимания, требуя выхода. Голоса подсказывали Трэвису о том, что делать, что говорить, даже контролировали его поведение, превращая его в марионетку. Они наполняли его голову потоком мыслей, которые становились всё более страшными и мрачными, погружая его в безумие.
С каждым днем Трэвис с трудом сохранял рассудок, голоса всё сильнее завладевали его сознанием, словно паразиты, питающиеся его душой. Но в одно мрачное утро, когда повсюду царила тишина, он ощутил странное облегчение, острое жжение на своей коже. В этот момент его охватило чувство, что он обрел контроль над своими мучителями, что он нашёл способ справиться с ними.
Без колебаний Трэвис взял нож, который он держал скрытым от окружающих глаз, свой тайный инструмент спасения. И, позволив голосам говорить внутри себя, он начал медленно резать свою кожу, его движения были уверенными, почти ритуальными. При каждом порезе он почувствовал, как голоса слабели, пытаясь убежать от острой боли, которую создавали. С каждым разрезом они отступали всё дальше, и мир вокруг становился тише, яснее, освобождая его разум.
Так парень продолжал ритуал борьбы с голосами. Его тело стало живым свидетельством его психической борьбы, его внутренней войны. Он прогонял голоса через свою плоть, выжигая их из своего внутреннего мира, находя в этом акте странное, извращённое облегчение.