9
В комнате, пропитанной мягким светом настольной лампы и звоном неподдельного смеха, воцарилась жизнь, полная звуков и голосов. Стол был завален закусками, банками колы, случайными фантиками, а ребята то и дело спорили о деталях выступления. Но всё это происходило как будто фоном, не касаясь их двоих. Хёнджин сел на мягкий ковёр чуть поодаль от центра событий, жестом приглашая Феликса присоединиться.
- Ликс, - тихо произнёс он, когда тот подошёл. - Послушай... Прости за сегодняшний день. Я... я не знаю, что на меня нашло. Просто...
- Забудь, всё нормально, - отозвался Феликс, опуская взгляд на свои руки.
Хёнджин нахмурился, его губы приоткрылись, будто собираясь выдать что-то важное, но он снова замолчал.
- Почему ты отвергаешь любое моё внимание? - наконец произнёс он, обнажив боль в собственном голосе.
Феликс только поморщился, и молчание между ними стало ощутимым, как стекло.
- Ликс?
- Да потому что я рождён быть... - голос Феликса сорвался на едва слышный смех, полный горечи и сарказма. - ...уродом, недостойным любви.
Хёнджин вздрогнул, будто слова ударили его физически.
- Кто тебе такое сказал?
Ребята за их спинами продолжали петь, кто-то смеялся, обсуждая что-то в сотый раз. Они не слышали.
- Да все, - шепнул Феликс. - Каждый, кто видел мои веснушки или шрамы.
Хёнджин подался вперёд, глаза его были тёплыми, почти обжигающими в своей искренности.
- Мне нравится каждая твоя веснушка, Ликс. Правда. - Его голос звучал так уверенно, что Феликс на мгновение поверил. - Но вот раны... их нужно залечить.
Феликс тихо засмеялся, горько и отстранённо.
- А душевные? - спросил он, бросив взгляд на Хёнджина через завесу своих волос.
- Душевные... - Хёнджин замолчал, но потом твёрдо добавил: - Мы их проработаем.
Тишина вновь воцарилась, но она уже была другой. Феликс сидел неподвижно, уставившись на Хёнджина, пытаясь разобраться в вихре эмоций. Потом его внимание привлекла песня, что звучала за их спинами.
- Так... о чём песня?
- Прочитай, - сказал Хёнджин, протягивая тетрадь с текстом.
Феликс взял её в руки, пальцы дрожали, пока он пробегал взглядом первые строки. Его голос был слабым, но звучал ровно.
- Ты притворяешься, что тебя не трогают, вот так.
Ты улыбаешься и слушаешь меня.
Ты всегда говоришь: «Я в порядке», но я всё вижу.
Твоё сердце рыдает, когда ты один.
После выключения света в тихой комнате
Ты, кто раньше ярко улыбался, медленно умираешь.
Феликс остановился, будто ему не хватило воздуха, чтобы продолжить. Он поднял взгляд на Хёнджина.
- Это... обо мне? - голос его дрожал, как стекло на грани раскола.
Хёнджин кивнул, чуть смущённо улыбаясь.
- Так твоим вдохновением был я?
- Верно, - тихо ответил Хёнджин.
Феликс не удержал слёз. Они покатились одна за другой, тихо и непринуждённо, но их вес чувствовался всем его существом.
- Какие строки мои? - спросил он, когда его голос снова обрёл силу.
Хёнджин подошёл ближе, указав пальцем на строки, в которых читалась вся суть боли и надежды.
- Я буду слушать твой безмолвный крик.
Я потеряюсь в уголке твоего сердца, так что ты больше не устаешь.
Через щели в двери этого плохо закрытого места, называемого «ты».
Феликс провёл пальцами по тексту, будто стремясь запомнить каждое слово, каждую букву. Он прочувствовал каждую строчку, словно она была высечена из его души.
Время словно остановилось. После тихого триумфа, когда последние ноты песни упали в пространство комнаты, оставив после себя эхо восторженных голосов, всё было слишком идеально. Феликс сидел на полу, окружённый ребятами, их восторженные лица смеялись, их глаза блестели в свете лампы. Они ликовали, и на мгновение Ликсу показалось, что он наконец-то нашёл место, где может быть собой, где его слушают, понимают и принимают.
- Это идеально! - Хёнджин воскликнул так, будто мир треснул на миг от громкости его восторга. Глаза блестели, словно звёзды, а улыбка на его лице была такой же яркой, как солнечный свет.
Феликс, казалось, забыл, где находится. Каждое слово песни, словно вырванное из самой глубины его души, заполняло пространство вокруг. Он чувствовал себя оголённым, но впервые в жизни это не пугало его. Каждый вдох, каждая строка - это был он.
Но тишина, наполненная радостью, внезапно разбилась. Глухой стук заставил всех вздрогнуть. Жестяная банка с колой с грохотом упала на пол, скользнув прямо к ногам Феликса.
В тот миг всё перевернулось. Мир, ещё секунду назад казавшийся таким безопасным, рухнул в хаос воспоминаний. Феликс замер, сердце ударилось о рёбра с такой силой, что ему показалось, оно сейчас разобьётся. Его взгляд цеплялся за лица ребят, но вместо них он видел другие лица - тени из прошлого, усмехающиеся, холодные, чужие.
Кто-то из ребят протянул руку - жест искренний, добрый, полный заботы, но Феликс видел в этом движении совсем иное. Это была рука, которая била, которая сжимала, которая ранила.
- Нет... - шепнул он, но голос сорвался на глухое рычание.
Слёзы брызнули из его глаз, как капли дождя в разгар шторма. Он задыхался, воздух становился густым и тяжёлым, словно его грудь сдавила невидимая тисками паники. Его ноги сами понесли его прочь. Он метнулся к ближайшей комнате, дверь захлопнулась за ним с глухим стуком.
Ребята замерли, их лица мгновенно сменили весёлые улыбки на выражения растерянности и тревоги.
- Что с ним? - спросил Крис, оборачиваясь к Хёнджину, который сам выглядел так, будто потерял почву под ногами.
- Я... я не знаю, - признался Хёнджин, его голос был хриплым.
Собравшись с мыслями, они подошли к двери комнаты, за которой скрылся Феликс. Тихий плач, раздающийся изнутри, разрывал воздух, словно это были не слёзы, а куски стекла, падающие на пол.
- Ликс? - осторожно позвал Чан Бин. - Эй, всё нормально. Мы рядом.
- Феликс, пожалуйста, открой, - сказал Сынмин, его голос был мягким, как летний ветерок, но ответа не последовало.
Каждое новое слово было встречено молчанием, смешанным с тихими рыданиями.
- Ребята, дайте я, - наконец сказал Хёнджин. Остальные переглянулись, а потом кивнули.
Крис положил руку на плечо Хёнджина:
- Осторожней с ним, ладно? Если что, звони.
Ребята медленно разошлись, оставив Хёнджина в коридоре. Он выждал несколько секунд, слушая тишину, прежде чем заговорить:
- Кот... открой, пожалуйста, - его голос был низким, почти шёпотом, но каждое слово было наполнено теплотой. - Всё хорошо. Они ушли. Только я остался.
Прошла минута, затем другая. Сердце Хёнджина болезненно сжалось от ожидания. И вот наконец раздался тихий звук поворачивающейся дверной ручки.
Дверь открылась, и перед ним предстал Феликс. Его лицо было мокрым от слёз, ресницы слиплись, а глаза покраснели от непрекращающегося плача. Руки дрожали, бинты на одной из них сползли, обнажая шрамы - старые, почти зажившие, но всё ещё живые.
Хёнджин осторожно шагнул вперёд, стараясь не спугнуть его, как напуганное животное.
- Прости, что так напугали, - мягко сказал он, его голос звучал так, будто он говорил с кем-то хрупким и ценным. - Можно... можно мне остаться с тобой?
Феликс смотрел на него, его взгляд был полон боли, но где-то глубоко внутри Хёнджин уловил тень доверия. Он кивнул, чуть заметно, почти неуверенно, но этого было достаточно.
Хёнджин смотрел на Феликса, словно пытаясь заглянуть внутрь, за маску, за каждую стену, которую тот выстроил за годы боли и страха. Вопрос слетел с его губ мягко, но с какой-то тихой настойчивостью:
- Почему ты так резко испугался шума банки? Да, это было громко, но... не настолько же.
Феликс отвёл взгляд. Губы дрожали, как лист под ветром, но он всё же нашёл в себе силы ответить:
- Каждый раз... каждый раз всё начиналось именно так. Сначала бросали банку. Громко, с грохотом. Потом толкали на асфальт или в грязь, в лужу... А дальше... - он замолчал, словно слова застряли где-то в горле, отравляя всё внутри. - А дальше на мне, словно цветами, расцветали новые увечья.
Его голос задрожал, как струна, которая вот-вот порвётся, а дыхание стало рваным, будто он боролся с волной, стремящейся утянуть его вглубь.
- Больно... - выдохнул он, его рука почти машинально прижалась к груди. - Где-то глубоко, в груди.
На секунду комната наполнилась тяжёлой тишиной, но потом Хёнджин медленно потянулся к нему, как к чему-то хрупкому и ценному. Его пальцы мягко коснулись плеча Феликса, словно он боялся, что любое неверное движение может разбить его на кусочки.
- Ликс, - сказал он, его голос был низким и тёплым, как летний закат. - Я рядом. Слышишь? Теперь я с тобой.
Феликс поднял взгляд. Глаза встретились, и в этот момент всё вокруг перестало существовать. Был только Хёнджин - его мягкие черты, напряжённые плечи, лёгкая дрожь, выдающая заботу.
Неизвестно, какая сила толкнула Феликса, но он сделал шаг навстречу, приблизился настолько, что их дыхания смешались. Он замер, почти не решаясь двигаться дальше, но тут Хёнджин сам склонился к нему, преодолев это крохотное расстояние. Их губы соприкоснулись, и мир, который прежде был серым, вспыхнул миллионами красок.
Поцелуй был мягким, но полным эмоций, словно Хёнджин пытался передать через него всё, что Феликсу так не хватало: тепло, понимание, защиту. Руки Хёнджина, сначала нерешительные, скользнули вниз, осторожно обнимая бёдра Феликса, словно подтверждая, что он здесь, что он его держит.
Пальцы нашли талию, а свитер Феликса, словно потеряв всякую необходимость, оказался на полу. Хёнджин хотел быть осторожным, но его руки всё же надавили на гематомы, которые Феликс старался скрыть.
Феликс тихо вздохнул, но это не был крик боли, это был вздох смешанных эмоций: боль, наслаждение, что-то ещё, чего он не мог объяснить. Его острые, словно кошачьи, клыки чуть прикусили губу Хёнджина, как будто он хотел напомнить, что ещё не привык к тактильной близости.
Хёнджин отстранился на секунду, глядя на Феликса:
- Прости, я... - начал он, но Феликс покачал головой, его глаза блестели от слёз, но это были слёзы не боли, а чего-то нового, ещё неизведанного.
- Всё хорошо, - шепнул он, голос всё ещё дрожал, но в нём была странная уверенность.
И они вновь слились в поцелуе, таком же искреннем, как слова, которыми Хёнджин пытался залечить его раны.
И вот уже оба лежат на кровати в одних боксёрах. Хёнджин, как бы спрашивая, смотрит на Феликса. Тот уже находившийся в агонии кротко кивает и Хёнджин достаёт смазку с нижнего ящика у кровати.
- А ты всегда на готове? - спрашивает кот, мурлыча под Хёнджином.
- Осталось после Хана и Минхо, когда-то мою комнату можно было считать борделью для моих друзей, - усмехнулся тот, нанося жидкость на пальцы, - Ты готов?
И всё случилось быстро, вошёл сначала один палец, Феликс вздрогнул. Хёнджин растягивал его, мучал, но любя. Это были не те муки, что всегда испытывал Феликс, эти доставляли удовольствие.
- Ещё... - крик чёрного кота переходил в мольбу.
После двух пальцев, Хёнджин даже не спрашивая, притянул Феликса к себе, раздвинул худощавые ноги и вошёл. Он двигался плавно, темп начал ускоряться, а стоны Феликса становились всё громче. Кошачьи когти впивались и царапали спину блондина, на что тот рычал. Резкий толчок, Хёнджин задевает простату и крик, смешивающийся со стоном вырывается из уст Ликса. И каждый раз , когда блондин входил в него, Феликса выгибало , выворачивало наизнанку. Это ощущение внизу живота, в глубине, приносило неимоверное удовольствие. Каждый из них сбивался с ритма, не могли ровно дышать. Феликс откинул голову назад, когда руки Хёнджина настигли его члена. Мышцы не выдерживали, хаотично сокращались, что сводило Хёнджина с ума. Феликс был невинен.
Невинен ровно до сегодняшнего дня.
И Хёнджин это исправил
Он зализывал раны, душевные, открытые, пробирался в самую глубь Феликса. Нет, не в органы, хотя мог бы. В кости? В сухожилия? Нет, это было что-то намного глубже физической оболочки.
Хёнджин проводит сначала пальцами от шеи до впалого живота. Потом проделал тоже самое, но языком, встречая мелкую дрожь от хрупкого тела под ним. Не такие уж они сейчас и невинные, как казалось. Оба в эйфории показали настоящих себя, сорвались маски и разломились об пол вместе с одеждой.
То, что Хёнджин вытворял в этот момент с Феликсом, было не подвластно огласке. Это должен быть их маленький секрет.
Из глаз уже летели искры, звёздная пелена обволакивала глаза, член Феликса беспрестанно дёргался от резких толчков. Сейчас не было того милого и смущённого Хёнджина. Над ним возвышался ненасытный зверь, готовый рвать и метать, невзирая на уже имеющиеся раны на теле кота, дабы насытиться.
- Ты пропитан кровью и сигаретами, - облизывая и кусая покрасневшую шею, произносит Хёнджин, - ты чёрный комок из веснушек, крови и сигарет.
- Это всё, что мне осталось, - Феликс стонет и выдыхает, - это и есть я.
Стоны утягивали их в беспорядочные повороты сегодняшней ночи. Они забылись, ушли друг в друга с головой и возвращаться не собирались.