Глава 11
Головная боль – это первое чувство, с которым я просыпаюсь на утро. Или день. Не знаю, сколько сейчас времени и, если честно, знать не хочу. Ноги болят, как после длительной тренировки, а в висках пульсирует с такой силой, что кажется, ещё чуть-чуть и мозг взорвётся. Подняв одеяло, я понимаю, что заснула прямо в платье.
Я совершенно ничего не помню о вчерашнем дне. Блеклая часть эмоций пляшет где-то на краю сознания, надеясь таким образом вернуть мне память, но без толку. Её будто ластиком стёрли.
— Проснулась, пьяница? – в осуждающей манере спрашивает вошедшая в комнату мама. В руках она держит стакан с мутной водой, где, по всей видимости, растворён аспирин. Я осторожно поднимаюсь на локтях, чтобы принять дань из её пальцев и телефон, покоившийся у меня на груди, скатывается на бок.
— Спасибо, — хрипло благодарю, прижимаясь горящими губами к холодному ободку ёмкости.
— Ты зачем вчера так напилась? Мне пришлось открывать тебе двери, потому что ты даже ключи в сумке найти не могла, не то, что вставить их в замок! – мама чуть прикрикивает на меня, и я сморщиваюсь. – Больше ты ходить по таким местам не будешь.
— Вообще-то мне уже восемнадцать, — с укором напоминаю я, как будто она могла забыть об этом факте.
— Спешу напомнить, что ещё вчера ты была подростком. Не думай, что если по паспорту и закону ты уже взрослая, то и ум у тебя такой же. До взрослого ума тебе ещё расти и расти!
Мне хочется кинуть в неё подушкой.
— Ты пришла почитать мне нотации с утра пораньше? – раздражаюсь я, отдавая стакан ей обратно.
— А давно у нас пять часов вечера утром стало? – с сарказмом отвечает мама, и я поражённо откидываюсь на подушку. Пять часов вечера?! Я никогда так долго не спала. Мой желудок, должно быть, с ума сошёл за это время!
Бросаю взгляд на окно: улица озарена ярким солнцем, птицы оживлённо поют песни, сидя на крышах многоэтажных домов и понять, что сейчас вечер можно только по часам. Я протираю глаза, удивляясь, сколько грязи в них успело скопиться.
— Во сколько я пришла домой?
— В пол четвёртого.
Замечательно. Судя по всему, дойти удалось без приключений, хотя я не могу быть уверена в этом на все сто процентов.
— Я надеюсь, у тебя хватило ума вызвать такси? Или ты, будучи пьяной и беззащитной, шла одна по пустым улицам? – мама строго смотрит на меня из-под нарощенных ресниц, и я тяжело сглатываю, изо всех сил напрягая память, которая показывает только чёрный экран.
— Я… я не помню, что вчера было, — стыдливо признаюсь, опуская глаза.
— Жаль, — неискреннее расстраивается она, — мне бы хотелось послушать твой рассказ. Думаю, он очень увлекателен, если учесть, что вчера домой ты заявилась с улыбкой от уха до уха.
Молча тереблю кончик одеяла, молясь, чтобы мама перестала допрашивать и отчитывать меня. Терпеть этого не могу.
— Ладно, — вздыхает она. – Как вспомнишь – поделишься. Сейчас от тебя всё равно мало толку.
Мама уходит, оставляя меня в абсолютной тишине, а я беру в руки мобильный, чтобы написать Рие и спросить об её самочувствии после нашей совместной попойки. Экран загорается, и я с ужасом натыкаюсь на свою ночную переписку с Майклом, где, прости Господи, волнуюсь о нём!
«Ты в порядке?» — спрашивала я.
«В порядке, Мальвина, спи», — служило его ответом.
И тут я вспоминаю весь вчерашний день в самых мельчайших подробностях.
— Доченька, ты что, не узнала меня? Это же я, Киан, твой папа.
Я резко сажусь на постели, и головная боль не идёт ни в какое сравнение с той, что сейчас исполосовывает мне сердце и душу. Я говорила с папой. Я приказала ему никогда больше не возвращаться в мою жизнь, тем самым возвращая старый, покрытый пылью времени должок.
Я до сих пор не могу разобраться в своих чувствах к нему. Одна, более детская часть меня, жаждет его внимания, а вторая, уже взрослая, презирает за поступок, который он совершил. Правильно ли я поступила, наговорив ему гадостей на эмоциях или стоило сесть и нормально поговорить? И был ли вообще смысл говорить с человеком, принявшим тактику давления на жалость?
— Ты зовёшь меня по имени.
— Потому что ты мне не отец.
Маленькая девочка внутри меня яро противиться этим словам и умоляет не вычёркивать имя «Киан» из жизненного списка. Возможно, он понял свою ошибку, раз приехал сюда и достоин шанса на исправление? Несмотря на все ополчения, я не могу отрицать, что хочу поддерживать с ним связь. Даже редкую. Прожив десять лет без отцовской ласки, я полагала, что больше не нуждаюсь в ней, однако Киан смог доказать обратное своим неожиданным появлением. Может, мне ещё по силу всё исправить? Если он не уехал, то я могу договориться с ним о встрече и попробовать поговорить, как двум взрослым людям, какими мы и являлись.
Листая список контактов, наконец, натыкаюсь на нужный номер, подписанный одним коротким словом «Папа». От него веет холодом и затаёнными обидами. Гипнотизирую кнопку вызова, колеблясь, повторно взвешиваю все «за» и «против» в конечном итоге прикладывая телефон к уху. Пульс зашкаливает, пока я вслушиваюсь в длинные гудки. В моменте мне хочется наплевать на всё и сбросить, но я насильно заставляю себя дождаться его наконец
— Иви? – удивлённо раздалось на том конце провода. – Это ты?
— Привет, пап, — говорю, чувствуя неловкость. – Ты ещё в городе?
— Я буквально только что вернулся домой в Ирландию, — отвечает он, разбивая мои надежды о суровую действительность. – Как ты мне и сказала.
— Я хочу встретиться с тобой, — на выдохе говорю я, вытирая потную ладошку правой руки об одеяло.
Папа молчит, пытаясь переварить сказанное мной. Я до крови кусаю нижнюю губу, надеясь, что он не бросит трубку. А вместе с ней и меня.
— Хочешь, чтобы мы поговорили? – его голос звучит напряжённо.
— Очень, — признаюсь почти шёпотом. – И не по телефону.
Он тяжело вздыхает.
— Я позвоню тебе снова за день до приезда и скажу, где мы встретимся, хорошо?
— Хорошо, — я облегчённо улыбаюсь, вытирая со лба выступивший пот.
— До встречи, Иви, — папа завершает вызов раньше, чем я успеваю попрощаться в ответ.
Для себя решаю, что мама ничего не узнает о нашей с ним связи. По крайней мере, сейчас. Расскажу ей обо всём спустя время, чтобы она не отговаривала меня от встречи.
Тем временем в голову ударяют следующие фрагменты:
— Твою налево! Тебе сдохнуть захотелось?! Я чуть не сбил тебя, идиотка!
— Извините.
— Привет, — только и смогла вымолвить я, глупо улыбаясь. – Кажется, мы с тобой уже встречались в школе, да?
— Какая разница? Лучше скажи какого чёрта ты попёрлась переходить дорогу, когда для пешеходов горел красный свет!
Чёрт, девушка Итана спасла меня от гибели, а я посмела забыть об этом! Мне нужно будет обязательно найти её в школе и ещё раз отблагодарить. И заодно узнать её имя.
В памяти всплывают все-все-все фантазии о Майкле, которые сопровождали мой развратный танец, и щёки покрываются алым румянцем. Я со стоном отчаяния утыкаюсь лицом в подушку, проклиная весь мир, а в особенности себя.
Не успеваю оправиться, как загорается новая вспышка:
— Мальвина, ты что, с дуба рухнула? На тебя, между прочим, ещё пол клуба пялилось! И не только пялилось, — с тихой ярость цедит Майкл, а я, осмелев, с ухмылкой наклоняюсь к его уху и мурлычу:
— Ну вот видишь, пол клуба пялилось на меня, а я только на тебя. Задумайся.
Боже мой… Неужели эти слова действительно произнесла я? Ответ напросился сам собой: нет, эти слова произнесла та личность, которая в обычное время сидит на цепи в самом тёмном уголке подсознания и является полной противоположностью той личности, которую окружающие привыкли видеть.
— Кстати, а зачем ты сюда явился? Небось, чтобы со всякими девушками по углам обжиматься?
Это было отвратно даже произносить. Ревность кольнула в бок и оказалась такой жгучей и неприятной, что заскрипели зубы.
— Иви, извини за такой бестактный вопрос, но ты что, ку-ку? – Майкл смотрит на меня как на городскую сумасшедшую, и я фыркаю от возмущения.
— Неужели ты правда думаешь, будто я поверю в то, что такой красивый парень никогда в жизни не обжимался с девушкой?
Да что я такое несла?! У меня в бокале точно вино было? Такое ощущение, что храбрая водичка. Хоть бы он тоже вчера напился и забыл обо всём, что произошло! Иначе я не смогу смотреть ему в глаза без чувства стыда.
— Ты кричала, чтобы охрану вызвали? – шипит мне на ухо слетевший с катушек мужик.
— Н-нет, — хрипло отвечаю я, парализованная страхом. Он наматывает мои волосы на кулак, оттягивая голову и открывая доступ к шее.
— А если я сделаю так? – дебошир с хищным оскалом прижимает зазубренный осколок к моему горлу, и я сокрушённо понимаю, что абсолютно бессильна против него.
Мне конец.
— Эй, громила! Тебя разве не учили, как с девушками общаться нужно?
Значит, Майкл в очередной раз спас меня от невменяемого придурка. Это начинает входить в какую-то нездоровую привычку.
— Ты в порядке? – обеспокоенно спрашиваю я, подходя к Майклу ближе. – Боже…
Поддавшись какому-то странному, совершенно необъяснимому порыву, я тянусь к нему и аккуратно стираю большим пальцем алые струйки с крохотной ямочки над его разбитой губой. Он стоит, не шевелясь и, кажется, не дыша. Смотрит очень изумлённо, явно не ожидая, что я могу так себя повести.
— Сильно больно? – спрашиваю с сожалением, пока мой палец медленно спускается ниже, минуя его рот и останавливаясь на подбородке.
Нет, это точно была храбрая водичка. Ну не могла же я на полном серьёзе слететь с катушек после каких-то жалких четырёх бокалов?
— Иви, у тебя с ним правда ничего нет? – расстроенно вопрошает Рия.
Я тяжело сглатываю.
— Я ведь уже всё тебе сказала.
— Знаю-знаю, просто все твои касания к его лицу, нежность во взгляде, они… наводят на разные, не самые положительные мысли, понимаешь?
— Я понимаю. Я всё прекрасно понимаю. И, если тебе станет легче, то повторю ещё раз: между мной и Майклом нет никаких чувств.
От страха, окутавшего меня в эту секунду, лоб покрывается испариной. Сердце заходится в груди как бешенное, а к горлу подкатывает тошнота. Рия видела нас. Она не ошиблась, когда упомянула о нежности во взгляде, и не ошиблась в своих подозрениях. Она могла бы с лёгкость раскусить меня, если бы не то вселенское доверие, успевшее выстроиться между нами за восемь лет дружбы. Вновь становится противно от самой себя. Я признаюсь ей во всём сегодня же. Приведу себя в порядок, договорюсь с ней о встрече и расскажу всё, как есть.
На телефон прилетает сообщение от Рии, которая словно почувствовала, что её вспоминают:
«Это ты на видео?»
Я с опаской нажимаю на скинутый подругой файл. На записи чётко видно, как меня, пьяную и не совсем устойчивую, тянет назад за волосы какой-то лысый татуированный мужчина больших размеров. Я убавляю звук, когда крики людей на фоне становится невыносимо слушать. Видео резко обрывается: в камеру влезает перепуганное лицо незнакомой мне девушки. В её глазах читается такой животный ужас, что волосы на затылке встают дыбом.
Чëрт, в сеть просочилось видео, в эпицентре которого нахожусь я! Надеюсь, мама не увидит его... Иначе мне крышка.
«Да, я», — печатаю Рие, тут же добавляя лживое: «Только я совсем этого не помню…»
«И я… Слушай, а мы с тобой нигде головой не прикладывались?» — спрашивает она, и я усмехаюсь.
«Может и прикладывались, кто знает? Наш мозг предпочёл стереть это из памяти», — ответ выглядит таким невозмутимым, будто я и вправду ничегошеньки не помню.
Мысленно даю себе оплеуху за то, что на секунду обрадовалась утечки её воспоминаний.
«Давай встретимся сегодня в парке?» — предлагаю я.
«Прости, крошка, но я пас. Сегодня в моих планах лежать в кроватке и отдыхать».
Поджимаю губы, понимая, что признание придётся отложить до завтра. Возможность рассказать ей правду в переписке я даже не рассматривала. Она заслуживает узнать об этом в живую, глядя мне в глаза.
Общаясь с Рией, я вдруг вспоминаю её же слова, произнесённые до входа в клуб: «Иногда просто необходимо брать всё в свои руки, если не хочешь потом сидеть, забившись в угол, и ненавидеть человека, который с большой вероятность даже не подозревает о том, что тебя в нём что-то не устраивает. Твоя мама не умеет читать мысли, Иви, и никто не умеет. Хочешь, чтобы в ваших отношениях царил покой? Значит, прояви инициативу, а не жди её прозрения. Потому что иначе успеешь состариться».
Я думаю о том, что не заслуживаю от неё таких дельных советов, что не достойна и капли той мудрости, какую она в них влила. И всё же я пообещала самой себе переступить через гордость и принципы, а значит, сделаю это.
Засунув ноги в розовые меховые тапочки в виде котиков, шоркаю до комнаты мамы, предварительно стучась.
— Что, уже вспомнила? – без особого выражения спрашивает она из недр кухни.
— Я по другому поводу, — отвечаю, садясь напротив неё за столом. От волнения меня охватывает лёгкая дрожь.
Мама отпивает кофе из своей кружки, не выглядя заинтересованно. Похоже, сегодня она встала не с той ноги.
— И по какому же?
— Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, — поднимаю на неё голову, игнорируя боль, которую таблетка до сих пор не устранила и концентрируясь только на словах. Вот теперь в её глазах загорается интерес. Она устремляет на меня всё своё внимание, и я неуютно ёрзаю на стуле. – Это касается твоей зацикленности на экзаменах и легкомысленном, даже скорее, наплевательском отношении к моей жизни.
Брови мамы удивлённо ползут наверх.
— Наплевательском отношении к твоей жизни? – переспрашивает она, думая, что ослышалась. – Почему ты так считаешь?
Какой глупый вопрос.
— Потому что ещё со времён девятого класса я не слышала от тебя ни одного вопроса, касающегося меня и моей личной жизни. Единственное, что тебя всегда интересовало, это готовлюсь ли я к экзамену, как у меня оценки в школе и на сколько я пишу пробные. Даже когда мы не виделись целый месяц из-за твоего отъезда к тёте Мирай, первое, что я услышала, едва ты вошла в дом, был вопрос про школу, а не… — на глаза наворачиваются слёзы, голос вибрирует, и мне приходиться собрать в кулак последние крупицы мужества, чтобы продолжить речь без запинки: — а не про моё здоровье или дела.
Мама смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию. На её лице застывает маска отстранённости, и я не могу понять о чём она сейчас размышляет.
— Ты поэтому так отдалилась? – спрашивает она, разрезая установившуюся между нами тишину.
— При таком раскладе невозможно было не отдалиться.
— Но я ведь периодически интересовалась как у тебя дела! – негодующе выкрикивает мама.
Устало вздыхаю.
— Не путай пожалуйста обычную формальность с искренним интересом, — кровь в жилах начинает закипать. – К тому же после того, как я рассказывала тебе о своих делах ты просто молча кивала или отстреливалась тупым «понятно».
— А что ещё я могла сказать? – искренне не понимает она. – Нет, ты такая интересная, конечно! Нагоняешь на меня ни за что, ещё и считаешь себя правой! Просто уму не постижимо! А называешь себя взрослой! Взрослые такой чуши бы не несли.
Мама раздражённо поднимается с места, а я не предпринимаю никаких попыток, чтобы её остановить. Мне становится так обидно от услышанного. До жути. Хочется обнять себя за колени и разреветься крокодильими слезами. «Взрослые такой чуши бы не несли», — вот как она называет мои переживания, вот, чем она их считает. Чушью. Белибердой. Полнейшей несусветицей.
Что ж, по крайней мере, я проявила инициативу. Сделала первый шаг. А делать ли остальные девять решать уже не мне.
***
Рия успешно исполняла свой план, состоящий из двух простетских пунктов: лежать и отдыхать, параллельно просматривая скучные новости в Интернете. Потеря воспоминаний её совершенно не заботила, более того, она спускала всё на самотёк, приговаривая: «Как забылось, так и вспомнится. А даже если не вспомнится, то и чёрт с ним». Девушка предпочитала думать, что такие провалы в памяти означают очень хорошо проведённое время и не нуждалась в большей конкретике.
В комнату бесцеремонно вошла Астория, важным голосом объявляя:
— Завтра в шесть часов вечера к нам на ужин придёт Руперт. Он хочет познакомиться с тобой, так что оденься поприличнее и веди себя достойно, а не как капризная девчонка.
Рия едва не подавилась воздухом.
— Ты же сейчас шутишь, да? – она широко распахнула глаза, надеясь, что мама просто перепутала сегодняшнюю дату с первым апреля, но после отрицательного кивка эта надежда затухла быстрее, чем зажжённая спичка под струями дождя. – НЕТ! Я не подпишусь на это даже под дулом пистолета!
— Это всего лишь ужин, Рия, — Астория нахмурила брови, не одобряя реакции дочери.
— Какой на хрен ужин, мама?! – девушка подорвалась с кровати, разрываясь от злости и возмущения. – Ты прекрасно знаешь, как я ненавижу твоего нового хахаля и всё равно насильно заставляешь меня идти с ним на контакт!
— Тебе в любом случае придётся с ним контактировать. Рано или поздно, — тон женщины холоднее льда. – И тебе нужно смириться с тем фактом, что у меня другой мужчина.
— Я не собираюсь ни с чем мириться, — сквозь зубы процедила Рия, испытывая острое желание вмазать матери по лицу. В эту секунду она ненавидела её больше, чем кого бы то ни было.
— Завтра ты будешь присутствовать на ужине и это не обсуждается, — строго сказала Астория, морща лоб.
Девушка пилила её глазами долгие две минуты, после чего подошла к шкафу и стала наобум вытаскивать из него уличную одежду.
— И куда ты собралась? – женщина удивлённо следила за действиями взбешённой Рии, сложа руки на груди.
— Я не собираюсь оставаться в доме, где моё мнение считают грязью и смешивают его с дерьмом, — она быстро стянула с себя пижаму, в которую переоделась после душа, надела джинсы и лёгкую футболку. Плевать, если на улице будет слишком холодно для такого прикида, плевать. Главное – свалить отсюда как можно быстрее.
— А ну вернись! – крикнула мама, когда Рия пронеслась мимо неё со школьным рюкзаком в руках.
– Прекрати устраивать мне концерты, слышишь? Я не нанималась быть их зрителем!
— А я не нанималась сидеть под одной крышей с твоим грёбанным Срупертом и делать вид, что всё нормально! – орёт девушка, пытаясь потуже завязать шнурки трясущимися от гнева пальцами. – Но раз мои желания здесь не учитываются, то и свои ты можешь заснуть глубоко в задницу.
— Господи, в наказание за что ты послал мне такую дочь? – Астория подняла глаза к потолку, строя страдальческое выражение лица.
— О, я тоже каждый день задаю ему этот вопрос, только он касается тебя! — рявкнула Рия, собираясь выскочить из квартиры, но мама перехватила её за руку, больно стискивая запястье.
— Маленькая мерзавка! Я сказала ты никуда не пойдешь! – от истерического крика женщины заложило уши. – Ты остаёшься здесь и присутствуешь завтра на ужине и не дай Бог я услышу, что ты ляпнула в его сторону какое-то непотребство – прикончу на месте и глазом не моргну. Ты поняла меня?
Не помня себя от злости, Рия вырвала руку из чужой хватки и залепила матери хлёсткую пощёчину. Ладонь тут же начала гореть. Астория схватилась за щеку, отшатываясь в сторону от силы удара, а девушка, впервые испугавшись своего же условного рефлекса, замерла на месте.
— Желаю вам вкусной трапезы и целую надежду на то, что Руперт чем-нибудь подавится.
С этими словами она выбежала из квартиры, не оглядываясь и не останавливаясь.
— РИЯ! – разъярённо летело ей вслед, но девушка продолжала перескакивать через ступеньки, крепко держась за перила.
На воздух. Рие срочно нужно на воздух. Она потеряет сознание, если ещё хоть одну секунду пробудет в этом треклятом подъезде.
Улица встретила её вечерней прохладой. Ветер поднял ввысь копну не расчёсанных светлых волос и погладил по раскрасневшемуся лицу. Девушка не понимала, чем заслужила все эти страдания. Сначала развод родителей, потом отъезд любимого отца, затем мама, поставившая перед фактом того, что они переедут жить к другому мужчине с двумя сыновьями. Может, это расплата за грубость? Или паршивый характер? Но ведь в мире существуют куда более гнилые люди, так почему судьба решила оторваться именно на ней?
Сколько бы Рия не пряталась за маской беззаботности, её очень пугал этот переезд. Она ведь совсем ничего не знала ни про сыновей Руперта, ни про него самого, чтобы чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности. Про комфорт даже речи не шло. Вдруг кто-то один из его отпрысков окажется извращенцем и изнасилует её, пока дома никого не будет? Или всё будет намного хуже, и извращенцами окажутся оба. Девушку душили подобные мысли, но она не могла выскоблить их из головы, не могла заткнуть пробкой и спокойно выдохнуть. Рие очень хотелось верить, что это обычная паранойя. Только так она держалась на плаву. Только так спасала себя от падения в бездну кошмаров.
Девушка шла по вызубренному наизусть маршруту: к дому Иви. Ей была жизненно необходима её поддержка. Сегодня она собиралась переночевать у подруги, а в девять вечера следующего дня, скрипя зубами, вернуться домой с надеждой на то, что ненавистного ей мужчины там уже и след простынет.
Рия не хотела бить маму по-настоящему – это вышло само собой, на автомате. Наслушавшись с десяти лет родительских ссор, она взяла в пример бить своего оппонента, когда заканчивались аргументы или когда её выводили из себя окончательно. И избавиться от такой пагубной привычки не получалось по сей день.
Не смотря на стыд, Рия всё ещё злилась на маму. Её приказной тон, беспонтовые угрозы, оскорбления... Неужели нельзя было изложить информацию об ужине в более спокойной, мягкой форме? Какой реакции она ждала? Астория ведь прекрасно знала, на какой стадии сейчас находилась её дочь – отрицания. Рия не хотела мириться с суровой действительностью. Реальность убивала её изнутри, поэтому она жила миром иллюзий и занималась самообманом. Потому что так было проще. Потому что в воздушных замках легче дышалось.
Если спросить, кого из родителей Рия любит больше, то она незамедлительно ответит, что папу. «Папина дочка», — именно так ей нравилось себя называть. Ещё с раннего возраста между ними образовалась особая трепетная связь, которую годы и расстояние не разрушили, а, наоборот, укрепили. В детстве он всегда разрешал ей делать всё, что запрещала мама, например, есть конфеты перед обедом, валяться в траве после дождя или прыгать по лужам в открытых босоножках. Он понимал её ребяческие желания и поощрял их, а вот его жена была категорична: никаких сюсюканий с бродячими котами или собаками, никаких мультиков перед сном, никаких развлечений в тихий час. Астория никогда не отличалась особой мягкостью, и Рия гадала: как папа вообще мог влюбиться в такую чёрствую женщину и прожить с ней в браке двадцать с лишним лет? Он либо сумасшедший, либо мазохист – третьего не дано.
Девушка чахла без отцовского внимания, которое привыкла получать почти на постоянной основе. Она бы с превеликим удовольствием уехала вместе с Бардом в Рочестер, если бы не школа, где оставалось доучиться последний год и Иви – единственный якорь, держащий её жизненный корабль на волнах трудностей. Рия до безумия ценила эту синеволосую каланчу и так же до безумия боялась потерять её. Ей казалось, что лишиться Иви – это значит потерять ориентир. Между ними протянулась прозрачная, не заметная простому глазу нить, на которую были нанизаны безоговорочное доверие, комфорт, понимание и, самое главное — верность. Рия никогда не сомневалась в своей подруге: Иви не предаст её. Никогда. Потому что друзья не предают.
***
На втором этаже в рекреации старших стоит вязкая тишина. У всех классов, за исключением девятых и двенадцатых, давно начались летние каникулы, чему я искренне завидовала. Хотелось бы и мне также беззастенчиво бродить по улицам в полуденный час, поедая вкусное мороженное, а не торчать здесь, забивая голову сдачей АСТ, поступлением в ВУЗ и выпускным, который явно проигрывал на фоне двух вышеперечисленных пунктов. Глядя на дверь кабинета химии, я почему-то не могу поверить в то, что когда-то училась в начальных классах. Что точно так же резвилась, перебегая от стеночки к стеночке, и переживала только о том, как бы меня не «заляпали». Сейчас всё это кажется таким невероятно далёким, что создаётся ощущение, будто я никогда и не была той маленькой девочкой в плотных серых колготках, плиссированной юбке, белой блузке со стразами и дурацкими косичками. Будто после садика я сразу же пошла в одиннадцатый, наплевав на закон об образовании. Ностальгическая и немного печальная улыбка трогает моё лицо.
Рия сидит на стуле, удобно устроив голову у меня на плече, пока я с увлечением читаю подаренное ею «Преступление и наказание» Фёдора Достоевского. Поскольку дарить книгу в срок было бы неразумно, особенно с учётом того, что в сумке, она почти наверняка бы помялась, мы договорились, что она вручит мне её сегодня. Я давно хотела познакомиться с этой историей, потому что мне нравилось творчество русских писателей золотого и серебренного веков. Их романы, как и стихи, чаще всего были пропитаны драмой, наполнены страданиями, приправлены невзаимной любовью и покрыты толстым слоем тоски. Несомненно, это привлекало. И подкупало. Английская литература отличалась от русской: в ней основной упор делался на любовную линию, душевные метания героев. Иногда такое наскучивает. Хочется окунуться во что-то более мрачное, тёмное, но при этом не лишённое лёгкого флёра романтики. И, судя по отзывам, которые я читала, эта книга идеально подходит под описание.
Сегодня вся параллель девятых и одиннадцатых классов шушукается о том, что мисс Олдридж и мистер Аттвуд спят. И, конечно же, этот слух не пошёл из неоткуда: его пустила моя подруга в отместку им обоим. Посчитала нужным убить двух зайцев одним ударом. Она в красках описала, как якобы пришла на консультацию по математике, чтобы задать пару вопросов, касающихся итого тестирования, и вдруг услышала за дверью протяжные женские стоны. Сначала не поверила, что это англичанка, но потом услышала, как тот обратился к ней по имени и всё встало на свои места.
Рия очень искусно пустила пыль в глаза нашим одноклассникам, а те и не почувствовали подвоха: мигом подхватили и разнесли грязную весть по школе. Эффект сарафанного радио сработал почти мгновенно, и сейчас в стенах учебного заведения нельзя было встретить такого человека, который не знал бы об этом слухе. Я видела, с каким бледным лицом мисс Олдридж вела урок, заметила отстранённый взгляд мистера Аттвуда и, придя в ярость, сделала Рие выговор на прошлой перемене. Мне было обидно за обоих учителей, но, в частности, за математика, который не совершил чего-то ужасного, а получил такой серьёзный удар по репутации. Его коллеги не верили слухам, оно и ясно, однако в глазах большинства учащихся образ серьёзного статного мужчины разрушился подобно карточному домику.
Впрочем, Рия на их репутацию плевала с высокой колокольни: она даже не раскаивалась в содеянном. Выслушав мои упрёки, спросила лишь: «Это всё?» и после положительного кивка вышла из туалета, полностью уверенная в том, что я последую за ней. Было приятно разочаровать её.
— Теперь будешь обижаться на меня? – рассердилась она тогда.
— Я не обижаюсь. Я просто не одобряю твоего решения. Даже вариант расцарапать машину мисс Олдридж звучал лучше, чем то, что ты провернула в итоге. Мистер Аттвуд не заслужил всех этих смешков в спину.
— Я и не просила одобрять моё решение, — ухмылялась подруга, пожимая плечом. – Главное – жажда мести, которую я утолила, приняв его.
В ответ я качала головой, невольно вспоминая слова Майкла:
— Она сама по себе весьма неприятная персона.
— Ты совсем её не знаешь.
— Я знаю достаточно, чтобы делать такие выводы.
Да, после этой выходки выгораживать Рию станет определённо сложнее.
Должна признать, её появление вчера стало неожиданным подарком, сумевшим застать меня и маму врасплох. Я боялась, что она не разрешит ей остаться из-за нашей ссоры на кануне, но, к счастью, мои опасения оказались ложными. Мама даже напоила Рию чаем с ромашкой, лишь бы та отошла от истерики. Больше всего меня удивило отсутствие пропущенных от Астории на моём и мамином телефоне. Я думала, что женщина обзвонит всех и вся, чтобы выяснить, точно ли её дочь находится в безопасности, но оказалось совсем иначе. Было две версии: либо Астория непоколебимо уверенна в том, что Рия убежала к нам, либо ей просто безразлична её судьба. Конечно, я склонялась к первому варианту. Второй казался каким-то чересчур жестоким.
Когда подруга с порога кинулась в мои объятия и, обливаясь слезами, рассказала об ужине с Рупертом, я поняла, что признание в очередной раз придётся запереть в пыльном шкафу на неопределённый срок. Потому что рассказать об этом в момент, когда Рия итак морально раздавлена, означает убить её окончательно.
«Ты просто тянешь время», — лениво причитает внутренний голос, и я хмуро отвечаю ему:
«Нет, я пытаюсь сделать как лучше. Я обязательно сознаюсь Рие во лжи, но только когда чёрная полоса её жизни хотя бы немного посветлеет. Я не хочу, чтобы моя тайна только всё усугубила».
«Она итак всё усугубит», — с довольной интонацией сообщает голос, раздражая меня.
«Я всё делаю правильно», — слова, которые должны излучать твёрдость и уверенность, больше походят на навязчивое самовнушение. Опускаю веки, медленно выдыхая через грудь. Наверное, я начинаю сходить с ума, раз спорю сама с собой у себя же в голове и бешусь с этого. Хотя в моём положении сойти с ума – это не самая тяжкая кара.
В столовой, как всегда, целая куча народа. Больше всего из этой массы меня раздражают те личности, которые по полтора часа гипнотизируют порции еды, задерживая других и создавая столпотворение. Хочется хорошенько их отругать, но я держусь из последних сил. Рия обгоняет меня, ловко лавируя между голодными старшеклассниками и, умело растолкав всех зевак, берёт себе порцию рисовой каши. А ещё хапает с подноса аж три бутерброда с сыром под убийственным взглядом поварихи. Мне от него даже чуточку не по себе становится.
— Ой! – слышу я где-то сбоку и поворачиваю голову. Дин Эддингтон стоит около Рии с полупустым стаканом чая в руке и выдавливает из себя виноватую улыбку, больше похожую на оскал. – Какая жалость. Прошу простить мне мою неуклюжесть!
Никакого раскаяния в голосе. Из Эддингтона вышел никудышный актёр. Да и мужчина тоже.
Цепляюсь глазами за шокированную подругу и вижу, как на её некогда белой футболке стремительно расплывается коричневое пятно.
— Ах ты урод! – она с грохотом ставит свою тарелку на стол ничего не понимающих учителей, хватает с подноса такой же гранённый стакан и выплёскивает его содержимое прямо на штаны Дина, под всеобщий смех учащихся.
— Ты чё творишь, стерва?! – верещит он, с ужасом оглядывая себя. Чай расползается в районе паха, создавая ощущение, будто Эддингтон обмочился, и я прыскаю в кулак, чувствуя внутреннее удовлетворение от этой картины.
— А ты прикажешь мне одной такой нарядной ходить?! – орёт в ответ Рия, указывая на испорченную благодаря его усилиям футболку. Мне кажется, что если бы в столовой были вилки, то она бы точно воткнула одну из них в горло Дина. Я мысленно радуюсь каждой ложечке в подставке для столовых приборов, потому что никогда не горела желанием стать свидетельницей убийства. Даже такой персоны, как Эддингтон.
Уже хочу подойти и вмешаться в их перепалку, но учитель химии действует оперативнее:
— Ребята, успокойтесь, — она кладёт ладонь на плечо моей подруги и ласково предлагает: — Давайте вы сейчас сходите домой, переоденетесь, а потом вернётесь в школу и продолжите ходить на уроки, хорошо?
Рия грубо стряхивает с себя её руку и яростно обращается к виновнику торжества:
— Клянусь, хоть один жалкий писк из твоей вонючей пасти, пока мы идём домой, и я с радостью обеспечу тебе поездку в травмпункт со сломанными рёбрами!
Она выходит из столовой под шокированные взгляды учителей и весёлые учеников. Шутливые аплодисменты последних были обращены ей в спину. Бросив испепеляющий взгляд на Дина, бегу за подругой несмотря на то, что пришла моя очередь брать порцию еды и, догнав, спрашиваю:
— Ты ведь не собираешься идти к себе, правда? Подожди пару минут, я быстро возьму из рюкзака ключи от квартиры и вернусь.
Примчавшись обратно, я вижу оживлённо ссорящихся Рию и Дина:
— Ну что ты, Риечка, мне совсем не сложно подождать даму и проводить её до дома, — сладко воркует он.
Она даёт ему затрещину и шипит, точно дикая кошка:
— Ещё раз назовёшь меня Риечкой, и я вырву твой поганый язык к чёртовой матери!
— Меньше слов – больше дела, Риечка, — Эддингтон нагло ухмыляется и прежде, чем взбешённая таким поведением подруга замахнётся на него, я обозначаю своё присутствие громогласным:
— Я принесла ключи и твой рюкзак.
Они синхронно поворачивают на меня головы, от чего становится немного неудобно. Прочищаю горло, прежде чем заговорить снова:
— Вот, возьми, — я вкладываю лёгкую связку ей в ладонь. – В шкафу на второй полке найдёшь мою школьную форму. Выбери любой верх, на своё усмотрение.
— Хорошо, — Рия улыбается мне, продевая руки в кожаные лямки и пряча ключи в передний карман джинс.
— Доверяешь ей ключи от квартиры? – несколько скептически отнёсся к моему действию Дин.
— Я доверяю ей больше, чем кому бы то ни было, — искренне признаюсь я, и подруга растягивает губы в ещё более широкой улыбке.
— Что, даже жизнь бы доверила?
— Несомненно.
— Забавно, — хмыкает он, задумчиво почёсывая подбородок.
— Не вижу ничего забавного. Никто не виноват в том, что ты своему дружочку Вильяму не доверяешь так, как мы с Иви доверяем друг другу. Учись не проецировать на других людях свои загоны, кретин, — встревает в наш диалог Рия.
— С чего вдруг такая уве…
— Мне не интересно продолжать с тобой этот разговор, — отрезает она и переводит взгляд на меня. – Я постараюсь не оставлять тебя одну слишком долго.
Мы обнимаемся напоследок, и Эддингтон утомлённо вздыхает.
— Вы ещё долго будете в десна долбиться?
— Тебя здесь никто не держит, можешь проваливать!
— А как же подождать даму и проводить её до дома? – одновременно с Рией говорю я, после чего разражаюсь смехом.
— Боже, вы даже говорите синхронно, — Дин закатывает глаза, словно его это как-то оскорбляет.
— Ты удивишься, когда узнаешь, что ещё мы умеем делать. Особенно с личностями вроде тебя, — произносит она тоном маньяка, жутко улыбаясь.
— По моим наблюдениям, конкретно ты не умеешь делать ничего. Разве что угрожать и думать, что выглядишь устрашающе, хотя на деле больше похожа на нахохлившегося цыплёнка.
Я не ослышалась? Он действительно только что сравнил её с цыплёнком? Рия в моих объятиях на мгновение перестаёт дышать. Кажется, удивление мне скрыть не удаётся, потому как Эддингтон взрывается от хохота.
— Чё вытаращилась, Мораис? Дух умершего родственника за моей спиной увидела?
Я качаю головой и выпускаю подругу из рук. Она тут же оборачивается к Дину, произнося сквозь плотно сжатые зубы:
— Никакой я тебе не цыплёнок, Эддингтон. Оставь свои ласковые словечки для запудривания мозгов других дур.
Рия идёт к выходу самой модельной походкой из всех возможных, и Дин с довольным лицом следует за ней. Глядя им вслед, я думаю о том, что они ведут себя как типичная парочка из романа с тропом «от ненависти до любви». Может случиться чудо, и они тоже друг в друга влюбятся? Точнее, Рия влюбится, Эддингтону она итак нравится. М-да. Похоже у кого-то книжная передозировка. Наверное, стоит взять перерыв от таких историй, а то я уже начала странно мыслить. Дин её не достоин и уверена, Рия сама это прекрасно понимает.
Направляясь к дверям столовой, я вспоминаю, что сегодня после школы должна буду идти домой к Майклу и внутри поднимается волна злости. Как же он меня бесит! Ненавижу! Всю жизнь мне испоганил! Нет, даже не испоганил: перевернул её на триста шестьдесят градусов! Перестав контролировать себя всего на одно короткое мгновение, я с отчаянием пинаю рядом стоящую мусорку, от чего та шумно заваливается на бок, вываливая на плиточный пол засохшие объедки.
— Я не поняла, что там происходит?! – слышу я из глубин столовой разгневанный голос директрисы, мигом поднимаю упавшее ведро и ретируюсь с места преступления, надеясь, что никто из учителей меня не заметил.
Чёртов Буратино! Чуть выговор от директора из-за него не получила. Вот как ему удаётся создавать проблемы на расстоянии? Грёбанный волшебник! Чтоб он провалился!
На географии я уныло подпираю рукой подбородок, стараясь не поддаться соблазну закрыть глаза и тихонько засопеть. Учительница включила нам очередной скучный видеоурок, где женщина средних лет монотонно вещала о всех чудесах природы Америки и её полезных ископаемых.
— Можно выйти? – спрашиваю я, решая спуститься вниз и попить воды.
— Выйди, — разрешает географичка, ненадолго отвлекаясь от работы в компьютере.
Не успеваю я подняться с места, как слышу позади шёпот Вильяма:
— Мораис!
Нехотя оборачиваюсь, тут же натыкаясь на его изучающий взгляд.
— Да?
— Где Дин? – он немного хмурится, смахивая со лба белёсую чёлку.
— Думаешь, я слежу за каждым его шагом? – вопросом на вопрос отвечаю я, выгибая бровь.
— Он пропал вместе с твоей сумасшедшей подружкой и мне показалось это странным, — Вилсон расслабленно откидывается на спинку стула. – Так, где он?
— Напиши ему и спроси. Вы ведь друзья, — беззастенчиво бросаю я, наконец вставая из-за стола и покидая класс. Общаться с Вильямом, а уж тем более что-то ему докладывать я не хотела: он был неприятен мне на том же уровне, что и Эддингтон.
Не успев толком отойти от двери кабинета, я вдруг слышу в соседнем коридоре обрывок чьей-то речи:
— … наскучила мне, Грейс. Мы расстаёмся, — этот голос кажется мне смутно знакомым… никак не могу вспомнить, где я его слышала…
— Нет, Итан, пожалуйста! – с отчаянием умоляет женский голос, который я узнаю в два счёта – он принадлежит девушке, спасшей меня от костлявых рук смерти в последний момент! Жажда воды резко пропадает. Подслушивать не хорошо, однако в эту секунду я не могу заставить себя развернуться и пойти по своим делам. Любопытство берёт верх. Я на носочках подкрадываюсь к стенке, навострив уши, дабы отчётливее слышать их диалог:
— Ты говорил про излишнее послушание? Хочешь, я стану непокорной? Или сделаю пирсинг пупка? Тебе ведь такое нравится. А хочешь, я набью тату с твоим именем на руке, чтобы все видели, кому я принадлежу? Прошу, Итан, я сделаю ради тебя что угодно, хоть с парашютом прыгну, только не бросай меня, умоляю, не бросай!
Не могу поверить своим ушам: неужели всё это сейчас говорит та бойкая девушка, которая не постеснялась подойти к Рие с упрёком и которая прилюдно отчитала меня за невнимательность на дороге? Осторожно выглядываю из своего укрытия и теряю дар речи: Грейс стоит на коленях перед Итаном с зарёванным лицом и держится за его ногу так крепко, словно боится угодить в пропасть.
Парень смотрит на неё без тени сочувствия.
— Сука, отцепись от меня! – он пробует вырваться из чужого захвата, едва не рыча от злости, но нога по-прежнему остаётся в девичьих оковах.
— Не уходи. Пожалуйста не уходи, — горечь в шёпоте Грейс заставляет моё сердце трещать по швам от жалости и обиды за неё.
— Ты чё реально тупая? Я сказал отвали от меня! – Итан остервенело хватает её за волосы, от чего та испуганно вскрикивает и в конечном итоге отпускает его. – Не забудь поплакаться своей ебанутой мамаше о том, какой я плохой. Сраная жалобщица, – напоследок выплёвывает он и быстро удаляется с места, оставляя скрюченную на полу девушку в полном одиночестве. Как будто их никогда ничего не связывало. Как будто они были незнакомцами.
— Итан! – кричит ему вслед Грейс, захлёбываясь собственными слезами. – Итан, стой! Не уходи, прошу! Не уходи...
Стой я хоть немного дальше – точно бы не услышала последнего предложения – так тихо оно звучало. Несколько секунд в холле стоит тишина, прерываемая лишь частыми всхлипываниями девушки. Я сжимаю кулаки, твёрдо намереваясь выйти и поддержать её. Не потому, что она спасла мне жизнь, не чтобы откупиться, а потому, что совесть не позволяла просто взять и оставить человека в беде. «Если можешь чем-то помочь – помоги, не проходи мимо. Тогда тебя запомнят лучиком света, а не бесчувственной глыбой с пустотой в глазах», – сказала однажды мама, когда десятилетняя я спросила зачем она отдала целый пакет продуктов какому-то плохо пахнущему бездомному. Прогоняю мимолётную боль, стрельнувшую грудь, и опускаюсь на колени рядом с дрожащей Грейс.
— Я всё видела. Он не стоит этих унижений, поверь, — шепчу я ей на ухо, ласково поглаживая по голове в том месте, где Итан схватил её за волосы. – У любящего бы язык не повернулся так тебя обозвать, а оставить одну – тем более. Ты не должна лить слёзы по такому человеку, Грейс.
— Не должна, — тихо соглашается она. – Но разве я могу перечить сердцу? Ради него я отказалась от всех своих подружек, родителей, личных интересов. Я отдавала ему всю себя, не получая ничего взамен, но и не возражая. Я любила, заботилась, закрывала глаза на все его интрижки, только бы не остаться одной, а в итоге… в итоге он ушёл, ни разу и не обернувшись. Скажи, может, дело во мне? – Грейс вдруг отстраняется и заглядывает своими влажными оленьими глазами мне прямо в душу. – Может, я чего-то не додала ему в отношениях? От хороших ведь не уходят. Значит, я совершила какую-то оплошность.
Я медленно качаю головой из стороны в сторону, понимая, насколько сильно она травмирована и привязана. Грейс считает, что является источником всех бед, в то время как истинный корень проблемы произрастает в Итане и только в нём.
— Именно хороших чаще всего оставляют у разбитого корыта, Грейс. Ты не виновата в том, что любила подонка – это он виноват в том, что является подонком.
Она медленно поднимается с пола, утирая нос рукавом пиджака, и я встаю следом, беспокойно оглядывая её с ног до головы.
— Как думаешь, он вернётся ко мне? – вопрос слетает с губ девушки тихим хрипом. Грейс зомбировано смотрит в одну точку, не моргая и не ожидая от меня никакого ответа.
— Если вернётся, то не принимай его извинений. Таких, как Итан ничто не способно исправить и ты просто в очередной раз потратишь время на ненужного человека.
— Это приказ? – уголок её рта дёргается в лёгкой ухмылке.
— Это дружеский совет. Можешь прислушаться к нему, а можешь сделать вид, что не слышала, — я пожимаю плечами. – Я не в праве тебе приказывать. Ты хозяйка своей жизни и вольна распоряжаться ей сама.
Она садится на подоконник, игнорируя стулья и ставит ноги на холодную батарею.
— Тебе не стоило подслушивать, — напряжённо изрекает Грейс, сцепляя руки в замок.
— Я… прости, — тяжело вздыхаю, опуская глаза. – В начале я не смогла побороть своё любопытство, а затем и желание поддержать тебя в… чрезвычайно трудной ситуации.
— Я не люблю, когда меня видят такой слабой. Лучше бы ты прошла мимо.
Меня будто со всей силы швыряют об стену. Я открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба, не зная, какие слова подобрать. На языке вертится одна нецензурная брань, поэтому я избираю вариант тактично промолчать, проглатывая её.
— Ты не поняла? Проваливай отсюда и держи рот на замке, — Грейс смотрит на меня в упор, больше не выглядя разбитой. – Не дай Бог кто-нибудь узнает о произошедшем здесь – поймаю после школы и в укромном месте изобью до полусмерти, ясно?
Я стискиваю зубы. Мне невероятно хочется накричать на неё. До сорванного голоса и порванных связок. Но я насилу заставляю себя глубоко дышать, чтобы успокоиться и не разжигать конфликт. Я покидаю рекреацию с поганым чувством на душе, так ей ничего и не ответив. Сев обратно за парту, стараюсь отвлечься и сконцентрировать внимание на монотонном голосе женщины, вибрирующем из колонок. Когда сконцентрироваться не получается, я пускаюсь в рассуждения о том, что Грейс совершенно не понимает, кому стоит угрожать и грубить, а кого стоит послушать, раз мне она пообещала избиение, а паршивца Итана на коленях молила вернуться. Сидящая внутри обида жжёт слишком сильно для того, чтобы я могла спихнуть её выпад на травмы, пережитый стресс и отнестись к недавнему инциденту чуть проще. Мне крайне неприятно осознавать, что этого человека я называла своим ангелом-хранителем и считала хорошим.
На ум пришла одна старинная поговорка, которую часто повторяла моя умершая бабушка:
«Не делай добра, не получишь зла».
Только сейчас я до конца осознаю, сколько истины заложено в этих буквах. Только сейчас с горечью понимаю, сколько лет она пряталась от меня из-за наивности и веры в лучшее. На фоне этой поговорки слова мамы блекнут, становясь с каждым разом всё прозрачнее и прозрачнее.
— Не делай добра, не получишь зла, — мой шёпот тонет в поднявшемся после звонка шуме.
***
Теранс усердно зазубривал билеты к предстоящей летней сессии, когда вдруг услышал из приоткрытого окна чью-то ругань. Признаться честно, он любил подслушивать чужие ссоры и размышлять, кто из сторон прав больше, однако в данный момент ему было не этого: перспектива получить зачёт казалась куда соблазнительнее очередной развернувшейся внизу драмы. Парень считал так ровно до тех пор, пока из общей какофонии звуков не сумел разобрать голос Рии.
Теранс резко вскочил со стула, больно ударившись коленом об стол и, слегка прихрамывая, подбежал к окну. Полупрозрачная тюль немного искажала видение, поэтому старшему пришлось раздвинуть её в стороны, затаив дыхание. Слух его не подвёл – это действительно была она, идущая бок о бок с каким-то темноволосым парнем, который не понравился Терансу с первого взгляда. Они активно дискутировали, и парень, желая знать, что послужило тому причиной, осторожно открыл створку окна нараспашку, слегка высовываясь из него.
— Ну перестань уже отвергать меня, Риечка! – задорно крикнул попутчик разъярённой девушки, и эта уменьшительно-ласкательная форма её имени резанула старшего брата по ушам. – Разве ты не чувствуешь, как сильно нас тянет друг к другу?
— Отъебись, Эддингтон! – рявкнула Рия, от души ударив его по спине и ускорив шаг. Теранс удовлетворённо улыбнулся, подумав, что так ему и надо.
— Дорогая, разве ты не в курсе, что девушек не красят маты? – нравоучительным тоном спросил тот самый Эддингтон, поднимая в парне волну негодования. Где она выкопала этого стереотипного придурка? Пусть закопает туда же.
— А парней не красит отсутствие мозгов, но ты же как-то дожил до своих лет!
Эрни-старший мысленно обрадовался тому, что не лишён мозговых извилин. Хотя, возможно, он сильно заблуждался в этом утверждении: разве человек с мозгами продолжил бы любить и вожделеть девушку, которая отшила его самым жестоким образом? Наверное, нет.
«Значит, я всё-таки безмозглый», — сделал вывод парень, глядя на Рию тем же влюблённо-мечтательным взором, что и раньше. На протяжении долгого времени Теранс задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь разлюбить её. Хватит ли у него духу вырвать из груди тот трепет, который неизменно возникал каждый раз, когда она проходила под его окнами? Чувства к ней были похожи на ядовитые пары: они отравляли организм, затуманивали рассудок, сворачивали кровь, медленно убивая и принося невыносимую боль, но вместе с ней даря какое-то странное, необъяснимое простым языком освобождение.
Старший считал себя поехавшим мазохистом.
— Тебе стоило бы поубавить пыл. Грубиянок никто не любит, — со снисхождением провозгласил темноволосый, и Теранс захотел оспорить это смелое заявление.
— Моя грубость – оберег от таких мудазвонов, как ты! – оскалилась она, останавливаясь на месте. – Я и шагу вперёд не сделаю, пока ты не свалишь отсюда. Ну, чего встал? Ультиматумы с первого раза плохо усваиваешь? Могу повторить, раз ты такой тугоухий баран.
— И как малышка Иви с тобой вообще общается? – притворно удивился Эддингтон, даже не думая сдвигаться с места. – Признаться, я искренне восхищён её терпением.
Тут старшего осенило. Он ведь говорил о подружке Рии, которая ходила с Майклом на вечеринку! А ещё она, кажется, должна была помогать им с ремонтом. Только вот с какого перепугу этот скользкий тип называет её малышкой? Теранс подумал, что его младший брат этого бы явно не оценил.
— Ещё раз назовёшь её малышкой, и я точно отправлю тебя в травмпункт!
И ответил бы примерно так же.
— Сколько угроз, сколько угроз! Мы когда-нибудь перейдём в исполнение или ты боишься потерпеть поражение, м? – он подошёл к ней вплотную и с такой высоты парню почудилось, будто они поцеловались, пока Рия наотмашь не ударила Эддингтона по лицу. Терансу, сердце которого за эти две секунды успело расколоться на части, от её действия заметно полегчало.
— Я СКАЗАЛА ПОШЁЛ К ЧЁРТУ, ИЗВРАЩЕНЕЦ!
Её визг был слышен во всей округе — даже лающая за домом собака умолкла. Темноволосый начал в панике озираться по сторонам, выбирая путь отступления, после чего убежал настолько быстро, что даже гепард бы позавидовал.
Рия осталась стоять, пытаясь прийти в себя после произошедшего. Парень почувствовал непреодолимое желание выйти к ней, крепко обнять и шепнуть на ухо успокаивающие слова. Неожиданно для Теранса девушка подняла голову и встретилась с ним глазами. Его душа ухнула в пятки, а пульс подскочил до непозволительно высокой отметки. Она сощурилась, не поверив изначальному видению, однако Эрни-старший успел вовремя пригнуться, прячась в самых низах комнаты. Он прислонился спиной к холодной батарее, пытаясь унять бешенное сердцебиение.
«Хоть бы Рия меня не заметила», — повторял про себя Теранс, как заклинание, в надежде, что хоть раз в жизни удача повернётся к нему лицом.