Трудности выбора

Беспокойство нарастает во мне по мере преодоления холодных ступеней. Я напряженна до такой степени, что даже не здороваюсь в ответ с поднимающейся наверх соседкой. Мой палец замирает над кнопкой выхода из подъезда и мелко дрожит от напряжения. Нутром чувствую, что за дверью меня ждёт то, что я ознаменовываю плохим предчувствием и всё равно выхожу на улицу, ярко освещённую фонарями. Сразу же натыкаюсь взглядом на уже знакомого мне мужчину: он скучающе сидит на скамейке и болтает ногой. Оранжевого огонька сигареты в его зубах я на сей раз не замечаю.

Когда он, завидев меня, поднимается с места, я навожу на него перцовый баллончик, задавая два главных вопроса:

— Что вам нужно? Зачем вы второй день преследуете меня?

Мужчина поднимает руки в знак капитуляции и задаёт ответный вопрос, который выбивает почву из-под ног:

— Доченька, ты что, не узнала меня? Это же я, Киан, твой папа.

Баллончик выпадает из моих в миг ослабевших пальцев. Сумка скатывается с локтя и ударяется о бетон.

«Это же я, твой папа», — стучит в ушах. Да, ужасное действительно произошло. В мою жизнь вернулся человек, чьё имя я поклялась навсегда вычеркнуть из памяти. Человек, который разбил сердце моей маме, а потом растоптал его осколки. Мир перед глазами застилает странной пеленой, и я не понимаю, что плачу, пока слёзы не начинают скатываться по щекам.

— Папа? – безжизненно повторяю я, рассматривая его и отмечая наше поразительное сходство. Те же кристально-голубые глаза, улыбка, каштановые волосы и высокий рост. Как же я раньше не обратила на это внимание?

— Иви, доченька, я так рад тебя видеть, — он тепло улыбается, разводя руки для объятий и уверенно шагает ко мне.

— Не подходи, — приказываю я, отступая от него.

Киан останавливается, и улыбка сползает с его лица. Теперь оно изуродовано гримасой боли и сожаления.

— Почему ты так жестоко поступил с мамой? – мне не хватает смелости взглянуть на него. Взглянуть на предателя, подонка и морального ублюдка. – Она ведь любила тебя. До смерти любила и до сих пор не может вступить в новые отношения. Потому что больше не верит мужчинам. И не верит в любовь.

Какие бы недопонимания не царили в наших с мамой отношениях, я всё равно люблю её и буду защищать перед Кианом во что бы то ни стало.

— Так бывает, Иви, — отвечает он, без капли сожаления в голосе. – Чувства к одному человеку угасают, а к другому вспыхивают. В нашем мире это абсолютно нормальное явление.

— Нормальным его сделало общество, а настоящая любовь способна гореть вечность, — возражаю я, стараясь выровнять дыхание. – Для чего ты изменил маме, пока ещё был с ней в браке? Ты мог сначала развестись с ней, а потом уже вступать в отношения с другой женщиной. Но ты специально выбрал самую скользкую дорожку, специально сделал больнее.

Киан тяжело вздыхает и качает головой, словно я утомила его.

— Я выбрал ту, к которой тянулось сердце, а не ту, которая была мне обузой последние три года брака, — эти слова ударяют под дых, выбивая из лёгких весь воздух. Всё-таки я осмеливаюсь поднять на него взгляд и спросить:

— Я тоже была тебе обузой?

Он вдруг умолкает. Складка на его бровях разглаживается, а линия губ становится мягче.

Из моей груди вырывается нервный смешок.

— Можешь не отвечать на этот глупый вопрос. И так ясно, что ответ да, иначе ты бы не пропал на десять лет.

— Я правда люблю тебя, Иви, — произносит он с какой-то обречённостью. – Просто, когда я спохватился о тебе прошло слишком много времени. Я думал, что ты давно забыла меня и у тебя есть отчим, а значит и в моём внимании потребности нет.

Слёзы, высохшие не так давно, снова начинают капать с ресниц, портя мне весь макияж.

— Разве можно забыть про родного отца, даже под надзором другого мужчины? Знаешь, как мне было обидно, когда я не получала от тебя поздравлений с днем рождения, Восьмым марта, Новым годом? Как обидно было слушать рассказы девчонок со двора и школы про то, как здорово они провели время со своим папой? Как больно мне было видеть полные семьи, где родители друг друга любят, а их ребёнок получает внимание с обеих сторон? Чёрт, да даже Рия! Я так завидовала ей, ведь у неё был любящий папа, который играл и гулял с ней, слушал её истории и поддерживал в трудную минуту. А меня всего этого в одночасье лишили!

Я срываюсь на крик, потому что не могу усмирить внутреннюю эмоциональную бурю.

— Ты обыкновенный эгоист, который не способен любить никого, кроме себя, — сипло заключаю я, чувствуя себя опустошенной. Из меня словно разом высосали все эмоции. Осталась только пустота. Бесконечная и холодная.

— Это не так, — протестует Киан, и я резко перебиваю его:

— Если это не так, тогда зачем ты явился к нашему дому, спустя десять лет? Для чего так бесцеремонно ворвался в мою жизнь и сейчас пытаешься доказать, что якобы любишь меня? – осыпаю его каверзными вопросами, ожидая красочной реакции, но он только в очередной раз вздыхает и трёт переносицу.

— Сегодня тебе исполнилось восемнадцать лет. Я захотел поздравить тебя лично, приехал из другой страны, бросил все дела, и вот так ты меня встречаешь? – с укором спрашивает Киан, хмуря брови.

Я вытаращила глаза, пораженная его наглостью. Это что ещё за предъявы?

— А чего ты ждал? Что я брошусь к тебе на шею, радостно крича: «Папа, папа!»? Разве ты заслужил такой реакции?

Он всплеснул руками.

— Может и не заслужил, но…

— Здесь не может быть никаких «но», Киан, — отрезаю я. – Ты бросил нас с мамой, уехал неизвестно куда и неизвестно к кому, за десять лет ни разу не позвонил и не написал мне и думаешь, что за такое отношение я тебе спасибо скажу и по головке поглажу? Нет уж, облезешь.

Он отшатнулся, словно мои слова обожгли его.

— Ты зовешь меня по имени.

Я смотрю прямо ему в глаза, когда с убийственным холодом произношу:

— Потому что ты мне не отец.

Его дыхание учащается, сбиваясь с привычного ритма. Он медленно сжимает и разжимает кулаки, будто это помогает ему совладать с собственными эмоциями.

— Да если бы не я, тебя бы сейчас вообще не было! Как у тебя только язык повернулся так сказать, бессовестная! – кричит он мне прямо в лицо, испепеляюще глядя сверху-вниз.

— Если бы не мама меня бы сейчас не было. Оставить ребенка или сделать аборт решает женщина, потому что ей предстоит его вынашивать, а не тому, кто зачал, — перечу я, хотя и понимаю, что мужчина тоже вносит свой «вклад» в появление ребёнка, однако уступать ему в этой схватке не собираюсь. – Мне стыдно за то, что твоя кровь течёт по моим венам. Стыдно за наши общие черты лица, фамилию и за то, что такой подонок, как ты, приходится мне отцом.

Киана перекосило от ярости. Этой речью я попадаю точно в цель, задевая тонкую струну его души своей ядовитой стрелой. Он отворачивается от меня и шагает обратно к скамейке, а я, решая, что на этом наш диалог окончен, принимаюсь поднимать укатившийся к забору баллончик и сумку, слегка заляпанную грязью.

— Я жил и живу в Ирландии, с прекрасной женщиной по имени Морта, которая каждое утро готовит мне вкусные завтраки, не пилит мозг и не обижается по пустякам, — неожиданно начинает свой рассказ Киан, и я замираю. – С ней легко и свободно, в отличии от Ланы, которая постоянно меня в чём-то попрекала и подозревала.

— То есть ты просто нашёл более удобную женщину, я правильно поняла? – не могу удержаться от едкого комментария. Обида за маму достигает вселенских размеров и поглощает меня от макушки до пяток.

— Морта оказалась бесплодной, поэтому мы взяли ребёнка из детского дома, — продолжает вещать он, пропуская мой вопрос мимо ушей. – Его зовут Гантэр, ему десять лет и каждый раз, когда я смотрю на него, меня разъедает чувство вины, ведь в нескольких тысяч километров живёт моя родная дочь… Дочь, которой я не писал и не звонил, потому что внушил самому себе, что моё внимание ей не нужно и что у неё уже давно есть новый папа.

— Не строй из себя жертву, — рявкаю я. – Ты прекрасно знал как мама любила тебя и прекрасно знал, что после твоей измены ей будет трудно довериться другому мужчине. Всё, что ты сейчас рассказываешь, не более чем тупые отмазки.

— Ты даже не пытаешься понять меня! – отчаянно кричит Киан, разворачиваясь ко мне всем корпусом. – Ты и представить себе не можешь какие муки совести я испытывал все эти десять лет, вдали отсюда! Я выслеживал тебя со вчерашнего дня и думал, что рехнусь, если не поговорю лично!

— Да лучше бы ты рехнулся! – ору на него в ответ, теряя последние остатки самообладания. – Лучше бы транспорт, на котором ты добирался до Нью-Джерси во что-нибудь врезался, и ты сдох прямо там!

Он вновь отшатнулся от меня, как от удара по лицу и уставился немигающим взглядом. До этого момента я не желала людям смерти, даже когда они поступали со мной как последние мрази. Считала это перебором. А сейчас он так вывел меня своей позицией жертвы, что удержать язык за зубами не получилось.

Киан точно не до конца верит в то, что в эту секунду перед ним стою я. Не верит в то, что родная дочь может произнести такое вслух, да ещё и глядя в глаза. Я знаю точно: на этот раз ядовитый наконечник стрелы пробил его сердце и прошёл насквозь. Я ранила Киана точно так же, как он ранил мою маму своей изменой. Как он ранил восьмилетнюю меня своим внезапным уходом.

— Я ненавижу тебя, — подхожу к нему вплотную и едва ли не выплевываю эти слова. Они сочатся желчью. – И раз уж ты соизволил приехать сюда в такой важный день, то сделай мне один подарок, будь добр.

— Всё, что захочешь, — бесцветно произносит он. Мне чудится, что его глаза тускнеют.

— Исчезни и больше никогда не возвращайся в мою жизнь.

Киан молчит, опаляя моё лицо тёплым прерывистым дыханием. Секунды, которые мы смотрим друг на друга, по ощущениям растягиваются в часы, и когда он наконец размыкает губы для своего последнего слова, я чувствую прилив облегчения.

— Хорошо, — его голос звучит так хрипло, словно до этого момента он хранил молчание долгие годы. Киан обходит меня с абсолютно непроницаемым выражением, и я слышу только его торопливые удаляющиеся шаги.

Я стою, не в силах пошевелиться и усмирить колотящееся в груди сердце. Я нахожусь в глубокой прострации, сквозь которую не слышу ничего, кроме звона в ушах. Оглушительного и больно бьющего по перепонкам. Я только что общалась со своим отцом. Это не сон, не галлюцинация и не сумасшествие. Он в самом деле приехал в Джерси-Сити, в самом деле говорил со мной. И он действительно ушёл. Не могу ручаться за то, что он сдержит своё слово, ведь совсем не знаю его как человека, однако иного выбора не остаётся. Я вспоминаю слова Рии: «Словесно ты никогда не отомстишь человеку и не почувствуешь себя победителем. Только униженной размазней». Наверное, всё зависит от того, кем тебе приходиться человек, потому что я с уверенностью могу сказать, что чувствую себя победителем. Я чувствую, что отомстила ему всего парочкой сказанных слов и что отстояла чувства мамы. Он ушел отсюда униженной размазней и со стрелой в сердце. Проиграл этот бой. А я…

— Ты что, бессмертная?! – сквозь шумящую пелену мыслей доносится до меня чей-то визгливый голос. Меня силой дёргают назад, от чего я едва не валюсь на землю. Несколько раз моргаю, возвращаясь к реальности. Вокруг стоят автомобили, сигналящие и ослепляющие своими через чур яркими фарами и ошалело мигает красный свет светофора. Чтобы понять, где я нахожусь, требуется всего лишь один бранящийся из окна машины водитель:

— Твою налево, тебе сдохнуть захотелось?! Я чуть не сбил тебя, идиотка!

— Извините, — тихо бормочу я ему, не понимая, как вообще здесь оказалась. Мозг, ещё не полностью оправившийся от недавней прострации, заторможено реагирует на происходящее. Разворачиваюсь, чтобы пойти правильным путём, как вдруг врезаюсь в кого-то ниже себя. Опустив глаза, я вижу миниатюрную девушку, которая, похоже, спасла меня от поцелуя с капотом машины и… узнаю её. Не может быть, это же та самая русоволосая девушка, которая ссорилась с Рией из-за Итана!

— Привет, — только и смогла вымолвить я, глупо улыбаясь. Почему-то все слова благодарности в один миг выветрились из головы. – Кажется, мы с тобой уже встречались в школе, да?

— Какая разница? Лучше скажи какого чёрта ты попёрлась переходить дорогу, когда для пешеходов горел красный свет! – она выглядит крайне взволнованно и немудрено: у неё на глазах только что чуть не сбили человека.

— Я… я просто слишком крепко задумалась о своём. Мне очень стыдно за предоставленные людям неудобства. Извини и спасибо за то, что выдернула из-под косы смерти в последний момент.

Девушка возмущённо фыркает.

— Задумалась она! Да я чуть не поседела от страха! Как вообще можно было так задуматься, чтобы не видеть, куда идëшь и не слышать этих проклятых бибиканий машин? Или ты кошка в обличии человека и у тебя девять жизней?

Я тяжело вздыхаю, краснея с каждым её предложением.

— Мне правда жаль, что я заставила всех так нервничать. Я не нарочно пошла через дорогу на красный.

— Это не аргумент.

— Но это правда.

Она раздражённо закатывает глаза.

— В следующий раз контролируй свои приступы «крепких дум», потому что не все умеют реагировать так же быстро, как я.

— Да, конечно, ещё раз изви… — я не успеваю закончить, как девушка обходит меня и перебегает пешеходный переход на зелёный сигнал. А я даже не узнала её имя. Впрочем, погоревать об этом мне не дают: телефон в сумке начинает неистово вибрировать, требуя взять его в руки и ответить на звонок.

— Твою мать, Мораис, где тебя черти носят?! Я позвонила тебе больше сорока раз и дозвонилась только с сорок первого! Знаешь сколько всего я себе успела нафантазировать за это время? В моей голове тебя уже сто раз убили, расчленили, похитили и утопили! Сейчас же говори, куда мне подойти, иначе я за себя не ручаюсь! – Рия кричит так громко, что я отвожу мобильник от уха, под страхом оглохнуть.

— Со мной всё в порядке, не волнуйся, — заверяю я в динамик, когда её крики стихают. – Я уже почти на месте, не нужно никуда подходить.

— Адрес, Иви.

— Я же сказала, что...

— А я сказала, что не ручаюсь за себя, если ты не назовешь мне чёртов адрес!

— Авеню Уэст Сайд, — сдаюсь я. Толку спорить с человеком, который упрямее барана?

— Жди меня там и приготовься объясняться, — Рия вешает трубку.

Я всё ещё нахожусь под неприятным впечатлением от всего произошедшего. Сначала неожиданный приезд отца, выбивший меня из колеи, потом происшествие на дороге, в ходе которого я едва не погибла. Меня пробирает дрожь, когда я понимаю, что этот день рождения мог стать последним, если бы эта русоволосая девушка вовремя не подоспела. Мне становится ужасно жаль из-за того, что я не узнала её имени. Всё-таки сегодня она стала моим ангелом-хранителем, любезно спустившимся с небес. В голове уже нарисовалась страшная картина моей чёрной надгробной плиты, с которой медленно стекают капли недавно прошедшего дождя и падают на алые лепестки гвоздик. Я снова потираю виски, надеясь, что потоку мыслей это поможет сменить направление и прислоняюсь спиной к холодному мрамору супермаркета. Спина сразу же покрывается мурашками: Тонкая ткань платья не особо помогает сохранить телу тепло.

— Мне дико интересно что же за событие заставило тебя опоздать на час, особенно если учесть, что ты всегда приходишь вовремя, — раздаётся над ухом важный голос Рии, и я вздрагиваю от неожиданности. Когда я поворачиваю к ней голову, она ахает.

— Боже мой, что с твоим лицом? – подруга осматривает меня с таким удивлённым выражением, словно у меня во лбу вырос рог. – У тебя вся тушь растеклась, ты что, плакала?

— Немного, — замялась я, вытирая запачканные щёки дрожащими пальцами.

— И кто виновник?

— Папа. Он вернулся.

— ЧТО?! – вскрикивает она. – Как это вернулся? У него правда хватило совести заявиться к тебе после стольких лет?

— У него никогда не было совести.

— Можешь рассказать о вашей встрече подробнее? Если тебе тяжело, то…

— Всё нормально, — прерываю её, — я расскажу.

За время пересказа Рия перебила меня раз пятьсот, а всё для того, чтобы облить Киана помоями, послать его на три весёлых буквы и обозвать такими словами, что уши вяли. Наверное, это и есть дружба – когда друг злиться из-за твоей ситуации больше, чем ты сам… Такое отношение греет душу и даёт понять, что человеку на тебя не наплевать.

— А ещё меня чуть не сбила машина, — между делом говорю я, и Рия уже второй раз за этот вечер кричит изумлëнное:

— ЧТО?!

Я смеюсь, и она пихает меня в плечо.

— Ты находишь это смешным?!

— Мне просто смешно с твоей реакции.

— Я бы посмотрела на твою реакцию, узнай ты новость о том, что меня чуть не сбило авто! – Рия обгоняет меня, агрессивно цокая каблуками по асфальту и смеша ещё сильнее. – Ты в порядке вообще?

Я киваю и какое-то время мы идём молча, пока я не решаю добавить хитрое:

— Кстати, меня спасла девушка Итана, которая подходила к нам после твоей прогулки с ним.

— Реально? – её эта деталь цепляет, и она ошеломлённо останавливается, устремляя на меня неверящий взгляд.

— Да. Теперь я про себя называю её своим ангелом-хранителем.

Рия хмыкает.

— Что ж, оказывается, она не такая уж и безмозглая, как я думала.

— Она и не была безмозглой, — хмуро возражаю я.

— Она прекрасно знала о том, что Итан сам согласился на прогулку со мной, находясь в отношениях с ней, но виноватой почему-то выставила меня, хотя я даже не знала о её существовании! По-твоему, это поступок не безмозглого человека?

— Это поступок человека, которого ослепила любовь, — продолжаю спорить я. – Может, потом она и устроила Итану разборки, откуда нам знать?

— Умная первым же делом пошла бы разбираться со своим парнем, потому что только он ответственен за свои решения, — Рия остаётся непреклонной. – Да и что это за любовь такая, когда ты не видишь очевидных косяков своего возлюбленного?

— Люди любят по-разному. Кто-то готов простить измену и побои, а кто-то уйдёт после первого крика во время ссоры. Потому что каждый человек выкован из разных металлов и имеет свои собственные принципы и взгляды на жизнь. К примеру, что бы ты сделала, погуляй твой парень с другой? Конечно же рассталась бы с ним, не тратя времени на объяснения причины. Потому что у тебя такие принципы. А у неё эти принципы и взгляды другие, поэтому она поступила так, как поступила, — я рассуждаю так, будто являюсь каким-то великим философом, наблюдая за меняющейся в лице подругой. До неё словно начинает доходить смысл сказанных мной слов.

— Может ты и права, не знаю, — Рия ведёт плечом, выглядя озадаченной. – В любом случае я не хочу сейчас спорить с тобой о какой-то девке, когда мы вот-вот войдём в клуб и начнем отрываться.

— Эта «девка», между прочим, спасла мне жизнь, если ты вдруг забыла, — с укором напоминаю я.

— Да-да, за это ей большущий респект и великанское спасибо, но всё-таки сейчас я бы предпочла забить мысли вкусной выпивкой, красивыми парнями и волнующей музыкой, а о твоей этой спасительнице поговорить попозже, — она смахивает с плеч закрученные волосы и поправляет сползшую лямку своего короткого бордового платья.

Я закатываю глаза, ни капельки не удивляясь её словам.

Тем временем мы подходим ко входу в клуб, у которого стоит целая куча народа в откровенных нарядах и костюмах. Я переглядываюсь с Рией, понимая, что придётся простоять здесь не менее получаса и то, если ни с кем из посетителей не возникнет проблем.

Неоновая вывеска «Midnight Pulse» отбрасывает свет на толпу, окрашивая макушки их голов в ярко-красный свет. Охранник, отвечающий за проверку входных билетов, не внушает особого доверия и немного пугает своими габаритами: казалось, стоит только к нему подойти, как он зароет тебя в землю с помощью одного сурового взгляда. Я поднимаю глаза на потемневшее небо: зажжённые звезды кружат вокруг серебряной луны, словно пытаясь сберечь её от промёрзлого ветра, двигающего облака.

— Что у вас там в отношениях с мамой? Ты, конечно, сказала, что воинственно защищала её честь перед папенькой, но ведь это ещё не ознаменовывает ваше примирение, верно? – вдруг спрашивает меня Рия, видимо, решая скрасить наше ожидание разговором.

— Да, — грустно вздыхаю я. – После нашей последней перепалки она больше не старалась заговорить со мной на эту тему. Предпочла сделать вид, будто ничего не было, хотя я до последнего ждала, что она придёт поговорить.

— Ну, значит, поговори с ней первая, — деловито предлагает она, пожимая плечом.

— Как легко у тебя решаются все проблемы, — я хмыкаю. – Если маму действительно беспокоит моя отстранённость и сдержанность в общении, то она сама подойдёт и узнает в чём дело. В конце концов, кто кашу заварил, тот и расхлёбывает. Я не собираюсь делать первый шаг.

— А если она никогда не заведёт с тобой разговор об этом, что будешь делать? – поставила меня в тупик своим вопросом Рия. Я молчу, не зная, что ответить. – Я уже давно поняла, что люди слепы, когда речь заходит об их проступках. Иногда просто необходимо брать всё в свои руки, если не хочешь потом сидеть, забившись в угол и ненавидеть человека, который, с большой вероятностью, даже не подозревает о том, что тебя в нём что-то не устраивает. Твоя мама не умеет читать мысли, Иви и никто не умеет. Хочешь, чтобы в ваших отношениях царил покой? Значит, прояви инициативу, а не жди её прозрения. Потому что иначе успеешь состариться.

Я обнимаю себя за плечи, обдумывая слова Рии. В них есть истина, но гордость… её не так просто вырвать из сердца или вытеснить из души. Она всегда цепляется мёртвой хваткой, царапая внутренности, разрушая отношения, дружбу, жизнь. Я обещаю себе, что обязательно переступлю через неё. Обязательно поговорю с мамой, наступая своим глупым принципам на горло.

— Спасибо за совет, — улыбчиво благодарю я.

— Кто ещё будет ставить твои мозги на место, если не я? – Рия самодовольно усмехается, гордо расправляя плечи.

— Между прочим твои мозги приходиться ставить на место гораздо чаще моих, поэтому не заикайся тут! – я шуточно толкаю её в бок, едва сдерживая смех.

— Враньё! Я всегда отдаю себе отчёт в действиях и словах и не нуждаясь в вправке мозга, — подруга напускает на себя важный вид, и я всё-таки не сдерживаюсь и начинаю громко хохотать на всю улицу. Парочка людей из очереди смотрят на меня, как на придурошную, а я никак не могу справиться с приступом безудержного смеха и перестать хвататься за живот.

— Что смешного? – Рия пытается быть серьёзной, но, когда я случайно хрюкаю от переполняющего меня веселья, сгибается пополам и бросает эту идиотскую затею.

— Ты… ты и всё… вышеперечисленное… никогда не встанет в один… ряд, — в перерывах между судорожными вздохами говорю я, пытаясь отсмеяться.

— Да иди ты, — лениво отмахивается от меня подруга, разгибаясь.

Веселье заканчивается, когда наступает наша очередь протягивать охраннику флаеры. Меня охватывает какое-то необъяснимое беспокойство, граничащее на ровне с предвкушением. Я искоса смотрю на Рию: она кусает щёки изнутри и заламывает пальцы рук, выглядя не менее взволнованной. Мы синхронно переступаем порог клуба и мои уши моментально закладывает от вопящей из колонок электронной музыки. Мерцающие огни стробоскопов и лазеров рисуют причудливые узоры на танцполе, полному людей, и я жмурюсь, в попытках привыкнуть к такому специфическому освещению. В воздухе витает запах крепкого алкоголя, вперемешку с табачным дымом, потом, но вопреки всему отвращения я не чувствую. Я чувствую только острое желание напиться. Выбросить из памяти тяготы сегодняшнего дня, растворить отвратительные мысли в бокале с вином. Раньше я пила в маленьких количествах и только под надзором мамы или Астории, в зависимости от того, где справляла праздник. А сейчас рядом со мной была лишь Рия, от чего момент с дегустацией кроваво-красного напитка приобрёл особую степень смятения.

— Если что, я могу оставить тебя одну? Ты не обидишься? – осторожно уточняет подруга, после первого глотка текилы.

— Конечно нет, — улыбчиво отмахиваюсь я, хоть нутро и яро противится этим словам. – Ты ведь пришла сюда веселиться, а не присматривать за мной, как за маленькой девочкой.

Она широко улыбается, обнажая идеально ровные зубы.

— Тогда давай выпьем за тебя! – Рия торжественно чокается своей стопкой с моим бокалом, после чего осушает её содержимое буквально за секунду. Зачем-то следую такому же примеру, о чём моментально жалею: горло и желудок обжигает, как если бы я глотнула уксусной кислоты или этилового спирта. Оказывается, вино умеет быть гадким, если пить его неправильно.

— Есть чем закусить? – наклоняюсь поближе к уху подруги, чтобы она могла услышать мой хриплый голос, сквозь орущую музыку. Рия окидывает взглядом барную стойку и, заметив у сидящего в соседнем кресле мужчины тарелку с канапе, незаметно крадёт одну штучку и быстренько всучивает мне.

— Отвернись, чтоб он не заметил! – подсказывает она, и я повинуюсь, засовывая маленький бутербродик на шпажке в рот. Жжение отступает.

— Здесь ведь было ещё одно канапе! Куда оно делось? – слышу я растерянный голос обокраденного мужчины и едва сдерживаю смех, чтобы случайно не подавиться и не выдать нас с потрохами. – Ты его украла?!

— Кого? – умело притворяется Рия дурочкой.

— Моё канапе!

— Да сдалось оно мне! И вообще я на диете, ты слепой что ли?!

Дожевав, я оборачиваюсь к ним и тут его глаза останавливаются на мне.

— Ты украла?! – ещё более сердито спрашивает он, сжимая кулаки.

— Как бы я, по-твоему, дотянулась до этой тарелки с такого расстояния? – выгибаю одну бровь, делая вид, что совсем не при делах.

— Если вы меня обманываете…

— То, что ты сделаешь? Расплачешься или маме пойдешь жаловаться? У тебя украли какой-то вшивенький бутербродик, а ты на весь штат разорался, как будто ключи от машины свистнули! – похоже, Рия решила воспользоваться тактикой «лучшая защита – это нападение». Я напряжённо слежу за их перепалкой, готовясь в любой момент увести подругу подальше от бара.

— Знаешь сколько я за эти «вшивенькие бутербродики» отдал?! Да тут любой бы на моём месте бунт устроил!

— Значит будет тебе уроком не щёлкать лицом в кругу незнакомых людей!

Мужчина мычит под нос что-то неразборчивое и отворачивается от нас, принимаясь агрессивно поедать канапе. Я облегчённо выдыхаю, позволяя себе улыбнуться. Чуть не попались.

— У меня скоро задница квадратной станет, пошли на диван сядем, — Рия манит меня пальчиком, и я со вздохом следую за ней, по пути преодолевая препятствия в виде танцующих пьяных тел и стараюсь при этом не выронить вино и бокалы.

— Выпьем за удачу! - подруга игриво подмигивает мне, когда мы удобно обустраиваемся на новом месте и чокается со мной.

После четвертого бокала зрение становится мутным, и я чувствую странный прилив радости, взявшийся из ниоткуда. Всё вокруг начинает казаться таким привлекательным и удивительным, что дискомфорт, который я ранее испытывала, растворяется, как по волшебству. Киан, мама, происшествие на дороге – всё это отходит на второй план. Неуклюже встаю с дивана, на всякий случай держась за подлокотник и слегка покачиваясь, следую в сторону разгорячённого танцпола. Рия уже давно ускакала от меня и сейчас мило ворковала с каким-то симпатичным брюнетом, попивая из трубочки коктейль. Я делаю ещё один шаг и сливаюсь с толпой. Люди в ней не знают слова «стыд»: они жмутся друг другу, целуются, прыгают, едва ли не ударяясь головой о диско-шар, и срывают голоса на припевах своих любимых песен. Здесь пахнет страстью. Жгучей, неутолимой, граничащей наравне с безумием. Она электризует воздух и попадает в мой организм подобно опасному вирусу, стирая скованность в пыль и преподнося в качестве альтернативы раскрепощëнность.

Взгляд случайно падает на барную стойку, и я едва могу сделать вдох, когда вижу Майкла. Он одет в ту самую чёрную водолазку и держит в руке рюмку с золотистой жидкостью. Сердце пропускает удар. Интересно, наша встреча – это проделка судьбы или Буратино просто преследует меня? Словно ощутив на себе чьё-то пристальное внимание, он бегло оглядывает каждого, кто находится в толпе, пока не натыкается на меня. Его лицо вытягивается от удивления. Майкл недоверчиво щурится, наверное, думая, что у него начались глюки. Я и сама не до конца верю в реальность происходящего. Может, четвёртый бокал был лишним? Пробую ущипнуть себя и проморгаться, но он не исчезает. Во мне вдруг поднимается волна облегчения. Я не хочу, чтобы он был лишь моим видением. Посылаю ему широкую улыбку и хочу подойти поздороваться, однако внезапно сменившаяся мелодия переворачивает этот план верх тормашками. Из колонок полилась моя любимая песня: «Sao Paulo – The Weeknd&Anitta», которая породила в затуманенном разуме коварную и абсолютно сумасшедшую затею. Что, если я прямо сейчас станцую перед ним? Заставлю неотрывно следить за каждым случайным движением, жестом, сгорать от волнующих душу эмоций…

Я протискиваюсь чуть вперёд, чтобы меня было лучше видно, ни на секунду не прерывая наш зрительный контакт. Майкл по-прежнему выглядит шокированным и, кажется, даже забывает про напиток в руке. Я преступаю к исполнению плана: окидываю назад волосы, обнажая шею и ключицы, виляю бёдрами в такт музыке и наслаждаюсь огнём, который вспыхнул в его глазах. Плавные движения сменяются резкими, соответствуя битам и со стороны этот танец выглядит так, словно в меня вселился сам Асмодей: сексуально, чарующе. Майкл не моргает, как будто боится, что я исчезну. Смотрю ему прямо в глаза, когда выгибаю спину и делаю медленный разворот вокруг своей оси, оглаживая бока, а после поднимая руки вверх для изящного поворота обратно. Я отсюда вижу, как сильно он сжимает рюмку. Кажется, она вот-вот лопнет от давления. Его томный взгляд тает на каждой части моего тела. Мы оба не замечаем никого вокруг: здесь пусто. Только я, он и музыка, что разжигает в нас страсть и вместе с тем беспощадно губит. Из самых тёмных глубин сознания стали выбираться мысли, которые я боялась допустить даже под покровом ночи, лёжа в полном одиночестве. Они были сокрыты ото всех и заперты на несколько замков, однако выпитое вино смогло отыскать ключи и выпустить их наружу.

Воспалённый мозг рисует Майкла за моей спиной: он опаляет открытую для его губ шею горячим дыханием, крепко удерживает меня за бёдра и оставляет за ухом нежный поцелуй… Продолжать удерживать зрительный контакт становится сложнее. Я представляю, как Майкл очерчивает изгибы моей талии, но делаю это сама. В этот миг мои руки – его руки. Он ведёт ими выше, невесомо касаясь груди подушечками пальцев и срывая с губ рванный вздох. Мне ужасно жарко. Ощущение, будто внутри искрит костёр, испепеляющий все внутренние органы к чертям. Я больше не могу смотреть на него. Откидываю голову назад и хватаю ртом воздух, которого так катастрофически не хватает в лёгких. Фантазия заходит дальше, и Майкл целует меня в ключицу, по-свойски скользя ладонями вниз, а затем несмело оглаживая внутреннюю сторону бедра… Возбуждение бежит по венам, смешиваясь с алкоголем и приятно оседая где-то внизу живота. Никогда раньше я не испытывала такой яркой феерии эмоций – это что-то совершенно новое и необычное.

В какой-то момент мне кажется, будто он действительно прижимается сзади, но, когда с надеждой оборачиваюсь и вместо него вижу какого-то другого парня, только разочарованно вздыхаю, не сразу соображая оттолкнуть его от себя.

— Отойди от неё, — гремит появившийся вовремя Майкл. Он отпихивает этого парня с такой силой, что тот отлетает в толпу, сбивая всех с ног.

— Слышь, мудила, ты чё толкаешься?!

— Поменьше будешь к чужим девушкам прижиматься, — Буратино зло сверкнул глазами, уводя меня в более тихое место, подальше от танцпола. Я совсем не успеваю обдумать сказанное им, потому что он принимается отчитывать меня, как маленькую девочку:

— Мальвина, ты что, с дуба рухнула? На тебя, между прочим, ещё пол клуба пялилось! И не только пялилось, — последнее Майкл цедит сквозь зубы с тихой яростью, а я, осмелев, с ухмылкой наклоняюсь к его уху и мурлычу:

— Ну вот видишь, пол клуба пялилось на меня, а я только на тебя. Задумайся.

И отстраняюсь, тут же натыкаясь на его удивлённо-довольное лицо.

— Знаешь, а пьяненькой ты нравишься мне ещё больше, — Буратино выглядит таким восторженным, словно голливудскую звезду увидел.

Я закатываю глаза, не заостряя внимания на красноречивом «ещё» и пихаю Майкла в грудь. Он даже с места не сдвигается.

— Пошёл ты.

По-деловому разворачиваюсь и собираюсь уйти, но Буратино ловит меня за запястье и притягивает обратно к себе.

— И куда ты собралась? – он выгибает бровь.

— Танцевать! У меня сегодня праздник вообще-то, — обиженно надуваю губы, и его взгляд на секунду падает на них, после чего возвращается обратно к глазам.

— Какой?

— День рождения.

Буратино удивленно отпрянул.

— Не знал. Поздравляю, сколько лет тебе исполнилось?

— А сколько дашь? – я с интересом поддаюсь вперед.Майкл несколько долгих секунд молчит, внимательно меня рассматривая.

— Много.

— Я что, настолько старо выгляжу? – расстраиваюсь я.

— А, ты про возраст… ну, лет семнадцать.

— Восемнадцать.

— Почти угадал.

Я усмехаюсь и снова собираюсь уйти, как вдруг до меня доходит смысл сказанной им фразы, и я резко разворачиваюсь.

— Подожди, что ты только что сказал? В смысле, после моего вопроса про возраст.

— Ничего. Тебе, наверное, послышалось, — это предложение идёт вразрез с его ехидной улыбочкой.

— Ты флиртовал со мной?!

— Нет, что ты, я не умею, — строит он из себя невинную овечку, продолжая дебильно улыбаться.

— Думаешь, меня смутят твои тупые подкаты? – я воинственно задираю подбородок, чтобы быть с ним на одном уровне. Этому придурку удается быть выше, даже когда на моих ногах одеты каблуки!

— Ни в коем случае, — качает головой Буратино.

— Кстати, а зачем ты сюда явился? – решаю выяснить я. – Небось, чтобы со всякими девушками по углам обжиматься?

Это было отвратно даже произносить. Ревность кольнула в бок и оказалась такой жгучей и неприятной, что заскрипели зубы.

— Иви, извини за такой бестактный вопрос, но, ты что, ку-ку? – Майкл смотрит на меня как на городскую сумасшедшую, и я фыркаю от возмущения. Нет, он ещё и обзывается! Скотина бессовестная.

— Неужели ты правда думаешь, будто я поверю в то, что такой красивый парень никогда в жизни не обжимался с девушкой?

Буратино весь засветился от счастья.

— Ну наконец-то я узнал, что ты обо мне думаешь! Но только если пункт про красоту мне очень нравится, то со вторым я в корне не согласен.

— Правда глаза колит? – не перестаю язвить я.

Майкл подходит ближе и его взор смягчается.

— Ты сейчас, наверное, грохнешься в обморок, но кроме тебя я ни с кем не обжимался. Если, конечно, хождение за ручку и пару секундных объятий можно считать за обжимания, — вполне искренне признаётся он, и я сканирую его недоверчивым взглядом с ног до головы.

— Честно?

— Честно.

Не знаю с чего вдруг, но я верю ему. Может, потому что до этого он и вправду никогда не врал мне или по каким-то другим причинам, спрятанным глубже.

Мы молчим, задумчиво разглядывая друг друга. Его шея скрыта высоким горлом водолазки, растрёпанная чёлка падает на лоб, а руки спрятаны в карманы брюк. Лицо расслаблено, глаза отражают разноцветные огни лазеров, и он выглядит таким красивым, что у меня на секунду замирает сердце.

— Ты в курсе, что это не законно? – вдруг ни с того ни с сего спрашивает Майкл.

— Что не законно? – глупо хлопаю ресницами я.

— Быть такой, как ты.

— «Такой как я» — это какой? – всё никак не пойму я.

Буратино уже открывает рот, чтобы дать чёткий ответ, но вдруг замечает что-то позади меня и замирает. Я прослеживаю за его взглядом и вижу Рию, жадно целующуюся с тем самым брюнетом, который угостил её коктейлем. Майкл кривит губы, будто только что увидел самую омерзительную вещь в мире, а я смотрю то на него, то на забывшуюся подругу и думаю: а может?.. Нет! Боги милостивые, Иви, о чём ты вообще думаешь весь вечер?! Знала бы я, будучи трезвой, о своём поведении после четырёх бокалов вина, ни за что бы сегодня не пила.

— Твоей подружке нормально обмениваться слюнями с первым встречным? – брезгливо спрашивает меня Буратино.

— Почему ты так уверен в том, что этот парень – первый встречный? – удивляюсь я. – Может они давно знакомы.

— Потому что у Бартли бегущая строка на лбу: «Мне не нужны серьёзные отношения, я кручу всеми как хочу», - пренебрежительно пародирует он её.

Вообще-то, это правда. Рия не ищет длительных связей и живёт в своё удовольствие, но сказать об этом Майклу у меня язык не повернётся.

— Ты так говоришь только из-за своего брата.

— Нет. Она сама по себе весьма неприятная персона.

— Ты совсем её не знаешь.

— Я знаю достаточно, чтобы делать такие выводы, — деловито возражает Майкл.

В этот раз ответить не успеваю уже я, поскольку уха касается грубое:

— Слышь, параша на ножках, тебе чё от неё надо? – Рия будто почувствовала, что речь зашла про неё и появилась так неожиданно, что я вздрогнула от звука её голоса. Оказывается, она пришла не одна, а с этим смазливым брюнетом. Он встал рядом, явно не понимая творившейся чертовщины. – Надо мной поиздевался, теперь решил на Иви переключиться? Я из тебя бифштекс сделаю, если ещё раз рядом с ней увижу, понял?! – она говорит это с интонацией ревнивого парня, отчего я тихо прыскаю в кулак.

— Боже, — утомлённо произносит Буратино, — пьяная ты ещё более невыносимая.

— Что-что? Погромче говори, а то со дна слышно плохо, — в открытую издевается над ним моя подруга.

— Ну дак почисти уши, Бартли, ты ведь лежишь там же, — ловко парирует её выпад Майкл, и я, не выдержав, начинаю громко смеяться, запрокидывая голову вверх. Они такие милые! И почему я раньше раздражалась с их перепалок?

— Ой, ребята, вы у меня такие хорошенькие! – визгливо озвучиваю я свои мысли, хлопая в ладоши. – Я вас так люблю, вы себе даже вообразить не можете!

Я чувствую себя такой счастливой, что хочу прыгать и хохотать без остановки. Рия и Майкл удивлённо переглядываются между собой, после чего смотрят на меня, как на сбежавшую из дурдома. Я же про себя отмечаю, что это единственный и, скорее всего, последний раз, когда они взглянули друг на друга без взаимной ненависти.

— Рия, а что происходит? Кто все эти люди? – вдруг подаёт голос брюнет, и всё внимание переключается на него.

— Не твоего ума дела! – рявкает подруга. – Иви, пойдём отсюда.

Она берёт меня за руку и тянет за собой, а я оборачиваюсь назад, чтобы в последний раз взглянуть на Майкла. Мы встречаемся глазами, и он дарит мне самую тёплую в мире улыбку.

— Эй, Рия, подожди! – кричит недоумевающий с происходящего парень, которому даже не потрудились ничего объяснить. – Куда ты уходишь?

Он нагоняет нас и пробует остановить её за предплечье, но она пресекает его попытки одним резким:

— Отвали от меня!

Брюнет действительно отстаёт, но не потому, что Рия так приказала, а скорее от шока. Впрочем, не удивительно: ещё пару минут назад они в буквальном смысле поедали друг друга, а сейчас она отшивает его так, словно их дороги никогда не пересекались.

Внезапно я вспоминаю о том, что послезавтра должна буду явиться к Майклу домой, чтобы помочь с ремонтом и чувство вины в привычной ему манере протягивает ко мне свои склизкие мерзкие щупальца, обвивая ими горло. Может, признаться во всём Рие сейчас, пока из колонок гремит музыка, и есть шанс, что она не расслышит меня? По крайней мере, так мне станет чуть легче, ведь я озвучу это вслух.

— Рия, — робко зову и она оборачивается. – Я…

Договорить не даёт страшный грохот, раздавшийся совсем недалеко от нас. Я испугано оглядываюсь по сторонам, крепче сжимая руку подруги и вижу какого-то пьяного в хлам мужика: он со злости перевернул стол, вместе со всеми бутылками, посудой и столовыми приборами. Музыка резко прекратилась. В воздухе заискрила паника, люди вокруг подняли галдёж, живо обсуждая случившееся.

— Я СПРОСИЛ КАКОГО ХУЯ ВЫ ОСЛУШАЛИСЬ МЕНЯ И УГНАЛИ ТАЧКУ? – громкий баритон дебошира сотрясает стены и разом затыкает всех присутствующих. Я приподнимаюсь на носочках, чтобы видеть картину целиком: лысый татуированный мужчина грозной тенью нависает над двумя перепуганными парнишками, на вид моложе него лет на десять.

— М-мы… мы… так получилось, — залепетал один из них, трусливо вжимая голову в плечи.

— ПОЛУЧИЛОСЬ ТАК, ЧТО ВЫ МНЕ ВЕСЬ КАПОТ РАЗЪЕБАЛИ? – продолжает орать мужчина.

— Кто-нибудь позовите охрану! – запищал чей-то тонкий голосок.

— Да, вызовите охрану! – живо поддержал его кто-то.

— Тебе сейчас скорую придётся вызывать, если пасть не захлопнешь! – в подтверждение своих слов, невменяемый дебошир хватает с пола крупный осколок бутылки и с кровожадной ухмылкой надвигается с ним на толпу под всеобщие охи.

Люди разбегаются кто куда, не разбирая дороги: они толкаются, затаптывают друг друга, кричат и молят о помощи. Среди этого хаоса я вдруг с ужасом осознаю, что больше не чувствую под пальцами ладонь Рии. Уши закладывает. Во рту образуется вязкая слюна, и меня начинает тошнить. Должно быть, её унесло толпой, а я под действием шока не услышала и не почувствовала, как она ускользнула. В панике пытаюсь высмотреть подругу глазами, но из-за царившей в клубе полутьмы ничего не выходит. А вдруг с ней что-нибудь случилось? Вдруг она сейчас отчаянно нуждается в моей помощи? Давка – это худшее из того, что может случиться с человеком при такой ситуации. А Майкл? Что, если он тоже пострадал? Мне нужно их найти.

Не успеваю сделать и шага, как кто-то хватает меня за волосы и тянет назад с такой силой, что я взвизгиваю от боли.

— Ты кричала, чтобы охрану вызвали? – шипит мне на ухо слетевший с катушек мужик, обдавая вонючим дыханием.

— Н-нет, — хрипло отвечаю я, парализованная страхом. Он наматывает мои волосы на кулак, оттягивая голову и открывая доступ к шее. Слёзы рекой стекают по щекам. Пульс учащается, делая каждый вздох прерывистым и судорожным. Где же охрана? Почему они идут сюда так долго?

— А если я сделаю так? – дебошир с хищным оскалом прижимает зазубренный осколок к моему горлу, и я сокрушённо понимаю, что абсолютно бессильна против него: Сумка с перцовым баллончиком осталась висеть на плече Рии.

Мне конец.

— Эй, громила! Тебя разве не учили, как с девушками общаться нужно?

Этот голос… я вычислю его из тысячи других, даже если он будет единственным шёпотом среди общего хора.

Мужик замирает, убирая от моей шеи осколок и ослабляя хватку на волосах. Он разворачивается к оппоненту со скоростью черепахи, но не выглядит испуганным. Его лицо скорее выражает: «Кто посмел влезть в мои разборки?»

Я моментально отскакиваю от него, едва не запинаясь о собственный каблук. У Буратино определённо есть дар появляться в нужное время, в нужном месте. Стоит отдать ему за это должное.

— А ты чё дохуя бор…

Майкл бьёт его в челюсть, не давая окончить предложение. Замираю на месте – такого поворота мною не предвиделось.

— Иви!

Я оборачиваюсь на зов и вижу Рию, несущуюся ко мне с невероятной скоростью для девушки в туфлях. Она заключает меня в объятия, взволнованно шепча:

— Я так испугалась, когда не смогла прорваться сквозь толпу к тебе!

— Я тоже за тебя переживала, — вдыхаю аромат её волос, чувствуя невероятное облегчение. Она в порядке.

— Держи, я чуть не потеряла её, — подруга вручает мне сумку, и я благодарно ей улыбаюсь, отводя в сторонку, подальше от стремительно развивающейся потасовки.

Дебошир удивлённо потирает место, в которое пришёлся удар, после чего, не жалея сил, врезает Майклу кулаком в нос. Кровь брызгает ему прямо на одежду, оставляя после себя тёмно-бурые пятна. Я судорожно бегаю глазами по помещению, ища что-то, чем можно вырубить этого невменяемого психа или выиграть немного времени для побега. На барной стойке стоит полупустая бутылка шампанского, и я, не думая и не мешкая ни секунды, хватаю её и со всей дури разбиваю об лысую татуированную голову. Мужик хватается за неё, ругаясь матом и проклиная всех на свете. И в этот момент Майкл хватает меня за руку, уводя с места происшествия так быстро, что я едва успеваю взяться за запястье перепуганной Рии.

— Что за дерьмо… — слышу сзади себя её растерянный голос.

Понятия не имею откуда у Буратино имеется информация о чёрном входе, но выводит он нас именно через него. Мы выбегаем на улицу и отходим как можно дальше от клуба. Тьма города и густая листва скрывают нас от чужих глаз.

— Ты в порядке? – обеспокоенно спрашиваю я, подходя ближе. Кровавое месиво на его лице заставляет меня в ужасе прикрыть рот рукой. – Боже…

Поддавшись какому-то странному, совершенно необъяснимому порыву, я тянусь к нему и аккуратно стираю большим пальцем алые струйки с крохотной ямочки над его разбитой губой. Он стоит, не шевелясь и, кажется, не дыша. Смотрит очень изумлённо, явно не ожидая, что я могу так себя повести.

— Сильно больно? – спрашиваю с сожалением, пока мой палец медленно спускается ниже, минуя его рот и останавливаясь на подбородке.

Майкл словно зачаровал меня. Заставил бедный мозг отключиться, а пульт управления передать бешено колотящемуся сердцу. Оказывается, у него такие красивые глаза… Просто невероятные. Тёмно-зелёные, бездонные. Совсем как болото. И я ясно чувствую: мои ступни уже погрузились в его вязкие воды.

— Всё хорошо, я привык, — хрипло отвечает он, возвращая меня в реальность.

«Я привык», — два простых слова, от который брови хмуро сдвигаются к переносице. С ним уже случалось подобное? Как часто? И почему он говорит об этом так невозмутимо, если подобное – ненормально?

К сожалению, времени на расспросы нет: из его носа по-прежнему хлещет кровь, которую нужно немедленно остановить.

— У меня есть платок, сейчас, подожди, — в спешке копошусь в сумке и выуживаю из неё светло-голубую тряпочку, с вышитым посередине журавлём. – Вот, возьми.

— Спасибо, — Майкл надеется спрятать улыбку за льняной тканью платка, но я всё-таки успеваю её заметить.

— Я вам там не мешаю? – спрашивает Рия, нарочито громко прочищая горло.

Я вздрагиваю от неожиданности и отвожу взгляд от Майкла, густо краснея. Чёрт, я совсем забылась. Сколько мы так пялились друг на друга?..

— Прости. Как ты себя чувствуешь? – я изображаю спокойствие, хотя внутри вся сгораю со стыда.

— Между вами что-то есть? – она с прищуром оглядывает нас, и я со страху едва не спотыкаюсь об воздух.

Я могу сознаться ей во всём прямо здесь и сейчас, а потом на коленях молить о прощении, но язык предательски немеет, прилипая к нёбу. До этого момента я не осознавала, насколько трудным может быть обычное признание. Насколько трудным может быть выбор между «сказать» и «не сказать». Эффект неожиданности – это именно то, что помогло бы мне, ведь покаяться Рие в своём грехе куда проще, когда она ни о чём не подозревает, а не когда испытующе глядит в самую душу.

— Что за глупости ты несёшь? – спрашиваю резким тоном. – Я помогла ему только потому, что он спас меня от того психа, ничего больше.

«Жмёшь по тормозам в момент, когда нужно изо всех сил давить на педаль газа? Ты и впрямь настоящая трусиха», — плюётся внутренний голос. Я впервые соглашаюсь с ним.

— Неужели? А выглядели вы совсем иначе. Прямо как парочка, — последнее она произносит с особенной интонацией, намереваясь вывести меня на чистую воду.

— Рия, тебе пора перестать воспринимать обычную доброту за любовные знаки, — я едва не рявкаю на неё. – Этот платок – не более, чем дань уважения за вовремя оказанную помощь, ясно?

Она смотрит всё ещё недоверчиво, но уже без того язвительного огонька в глазах, и тогда я решаю дожать её:

— Слушай, я понимаю, как это выглядело со стороны, но поверь: у меня с ним ничего нет, — ложь выходит такой сладкой и правдоподобной, что Рия тут же расслабляется, облегчённо выдыхая. Мне становится тошно от самой себя. Я только что сознательно соврала лучшей подруге во второй раз. Во второй раз опустилась ниже плинтуса. И во второй раз доказала, что не имею права называться её другом. Соврать всегда легче, чем сказать правду. Так было и будет всегда, сколько бы поколений не сменилось и сколько бы людей не пыталось внушить обратное.

«Ты будешь гореть в аду за свой брехливый язык», — решает добить меня внутренний голос.

— Извини, — вдруг понурила голову Рия. – Сама не знаю, что за чушь сморозила. Ты бы не стала крутить роман с Майклом за моей спиной. Не знаю, как я могла даже в мыслях такое допустить…

Эти слова вонзаются в душу острыми ледяными иголками. К горлу подкатывает тошнота и мозг отчаянно скандирует: «скажи ей, скажи, скажи, скажи», но я не могу вымолвить ни слова. На глаза наворачиваются слёзы бессилия. Я не могу. У меня не получается разомкнуть губы, не получается дать лёгким жизненно важный кислород, не получается пошевелить хотя бы пальцем. Я могу только молча прожигать дыру во лбу Рии и про себя обещать, что в скором времени обязательно сознаюсь ей во всём.

— Я провожу т… вас, — быстро исправляется Майкл, разрежая накалённую до предела обстановку. Отмечаю, что кровь из его носа больше не течёт.

— Себя проводи, — грубит ему Рия, одаривая испепеляющим взглядом.

— Не стоит, — отмахиваюсь я, обретая способность говорить.

— Уверены, что сами доберётесь? – несколько обеспокоенно спрашивает он.

— Да.

— Перестань уже строить из себя героя, — закатывает глаза подруга. – Бесишь.

— Тебя все бесят, — также колко отвечает ей Буратино.

— А ты – в особенности!

— Хватит, — устало сиплю я. Теперь их перепалки не кажутся столь милыми и радужными и вызывают раздражение. – Спасибо за предложение, Майкл, но мы дойдём до дома без твоей помощи.

Ответ выходит таким холодным, словно не я пару минут назад окружала его своим теплом и заботой. Мне хочется надеется, что это не причинило ему боли, ведь, как выяснилось, её было достаточно в его жизни.

Гнетущее молчание между мной и Рией нервирует. Я вижу, как её терзают сомнения, и решаю пойти на хитрость: напоить алкоголем так, чтобы на утро она ничего не вспомнила. Ни о сцене, которую увидела, ни о своих подозрениях. Да, это подло и эгоистично, но страх быть пойманной раньше положенного оказался сильнее.

На все мои попытки разговорить её, Рия отделывается общими фразами, явно не горя желанием общаться и пребывая мыслями где-то далеко отсюда. Когда в поле зрения показывается алко-маркет, я облегчённо выдыхаю, спрашивая:

— Хочешь ещё выпить?

— А? – растерянно моргает подруга. Я без лишних слов беру её под руку и веду в магазин, понимая, что сейчас она достаточно рассеяна, чтобы не противостоять мне в этом.

Я покупаю две бутылки бренди, вручая одну из них Рие, которая, кажется, до сих пор не может поймать связь с Землёй.

— Давай выпьем за нас, — предлагаю с широкой улыбкой, когда мы доходим до скамейки, стоящей у подъезда знакомого двора.

Она поднимает на меня расстроенные глаза.

— Иви, у тебя с ним правда ничего нет?

Я тяжело сглатываю.

— Я ведь уже всё тебе сказала.

— Знаю-знаю, просто все твои касания к его лицу, нежность во взгляде, они… наводят на разные, не самые положительные мысли, понимаешь? – Рия произносит это с такой печалью, что моя душа разрывается в клочья. Как же я влипла.

— Я понимаю. Я всё прекрасно понимаю. И, если тебе станет легче, то повторю ещё раз: между мной и Майклом нет никаких чувств, — я будто пытаюсь убедить в этом и себя, только ничего не выходит: если человека ещё можно обмануть, то сердце – никогда.

— Хорошо, — она буквально оживает: глаза принимают свой оттенок, гримаса печали больше не искажает её красивого лица, и Рия снова становится самой собой.

Я радуюсь этому ровно до тех пор, пока не осознаю, что такую быструю смену настроения вызвало не чистосердечное признание, а всего лишь очередная жалкая ложь. И тогда отвращение к себе поднимается до самой высокой отметки.

Подруга откупоривает бутылку бренди, делая первый большой глоток.

– Ну и гадость!

Я следую её примеру, лишь бы поскорее затопить чувство вины и заглушить режущие изнутри мысли.

Напившись до состояния свиней, мы звонко гогочем на всю улицу, материмся, как сапожники и держимся на ногах только за счёт того, что сняли туфли. В ином случае пришлось бы ночевать в кустах.

Я добираюсь до дома только благодаря высшим силам и, то собрав по пути все столбы.

— Да где эти… — у меня начинается икота, — сраные ключи?!Я пытаюсь отыскать их в сумке, но из-за скудного освещения в предбаннике и расплывающихся кругов перед глазами выходит лишь неуклюже покачиваться из стороны в сторону. Внезапно над ухом раздаётся тихий щелчок, и дверь открывает мама.

— О! – восклицаю я. – Маму-у-у-улечка моя пришла!

Из груди вырывается волна неконтролируемого смеха, и она поражённо вскидывает брови.

— Ты где так нажраться успела?

— Я не… — снова икаю, — не нажиралась вообще-то!

Каблуки, которые я воинственно несла весь путь, бросаю на коре в прихожей и нетвёрдо ступаю по леденящему ступни полу.

— То есть воняет от тебя не потому, что ты пила, а потому, что просто рядом стояла? – с издёвкой спрашивает мама, идя вслед за мной.

— Да, — уверенно подтверждаю я, врезаясь лбом в дверной косяк. – Ауч!

Потираю ушибленное место и хочу уже излить все свои претензии этому идиотскому косяку в самой нецензурной форме, как вдруг мама уверенно берёт меня за плечи и заводит в комнату, осторожно укладывая в постель.

— У нас с тобой будет серьёзный разговор, Иви, а сейчас спи, — она выключает свет, погружая комнату во мрак и уходит, прикрывая за собой.

Я уже собираюсь послушно исполнить её приказ, но резко вспоминаю про Майкла, который пострадал в потасовке и неуклюже поднимаюсь на кровати, чтобы дотянуться до сумки и выудить из неё телефон. Из-за яркости экрана глаза начинают слезиться, веки кажутся свинцовыми, однако я не обращаю на это внимания, печатая трясущимися пальцами:

«Ты в порядке?».

Ответ приходит быстро:

«В порядке, Мальвина, спи».

И только после этого я позволяю себе провалиться в глубокий, беспробудный сон.