10
Возможно, у Тары и не получилось бы с первого раза сформулировать то, как должен выглядеть «мощный телепат», но в её представлении — явно не так. Правда, это только поначалу. Если присмотреться внимательнее, то начинает казаться, будто за добродушной улыбкой и белобрысыми волосами прячется что-то ещё. Нет, не так уж и прост этот Сэм Роджерс. В чуваке, который припёрся с ним пока не понятно, зачем, ничего особо примечательного нет, но Тара всё равно на всякий случай запоминает имя — Ян Вайнер.
— Роджерс готовит научный проект, — говорит Кросс, когда все собираются. — Он связан с... а где Дрю?
— Тут, — с готовностью отзывается Коул и кивает в сторону. Весьма, впрочем, неопредёленно.
— А почему я его не вижу? — пытливо спрашивает тренер.
— А он стесняется, — невинно пожимает плечами Коул. — Знаете, как это бывает? Новые люди...
— Знаю я, как у вас это бывает! Иди и разбуди его, сейчас же!
— Да почему я-то? Вы вообще в курсе, какой он злющий, если его разбудить до заката?
— Он у вас вампир? — спрашивает Роджерс.
— Он у нас придурок, — вздыхает Кросс. — Они тут все такие. Зря вы не дождались, когда освободятся наши медики или биологи. Или погодники. Или... да кто угодно, но не эти бездари.
— Зато мы всегда свободны, — заглушает всеобщий звук негодования Коул. — У нас просто масса свободного времени.
— Потому что вы не ходите на лекции! — рычит Кросс.
— У нас есть лекции? — театрально удивляется Дин. — Так вот где Арон вечно пропадает.
— Тара вон тоже пару раз ходила, — поддерживает его Жуковски. — И Фенстерматчер у нас образцово-показательный студент.
С посещаемостью на их факультете и правда беда, но это и не удивительно. Их будущая специальность — защита жизнедеятельности и обеспечение безопасности в непредвиденных ситуациях. А если ситуацию нельзя предвидеть, смысл этих бестолковых лекций? Их дело — практика. Поскольку у Тары с практикой ещё хуже, чем с несуществующей теорией, она иногда захаживает на лекции, чтобы убить время, ну и более или менее поддерживать нормальный средний балл. Да и на Николаса позалипать, что уж там.
— В общем, — говорит Кросс, обращаясь к гостям из другой академии, — прошу вас не делать выводы обо всём учебном заведении, основываясь на этих вот... Они у меня...
— Креативные? — помогает Коул.
— Оригинальные? — добавляет Дин.
— Неподражаемые! — восклицает Жуковски.
— Придурковатые, но отзывчивые, — завершает мысль Кросс. — И никогда не затыкаются. Но это вы, наверное, уже заметили. В общем, разрешаю ставить на них любые опыты, некоторых можно даже бить. Некоторых — нужно. Можете начинать, а я пойду притащу Дрю. Десятерых же вам хватит? Потому что я — тренер их команды, а не куратор. Так они все из разных групп. Ну не все... но, мне кажется, они и сами не в курсе, с кем учатся. Потому что они не учатся.
Тара в курсе, с кем учится, правда, с большей частью своей группы пересекается разве что на лекциях да на редких совместных тренировках, но чаще команды, на которые их поделили в рамках практических занятий, тусуются раздельно, в пределах своего этажа. Поскольку они вроде как соперничают за звание самой сильной команды академии, подружиться не выходит. Да никто и не пытался, если честно. Ей и тут уютно в своём маленьком адском котелке.
Да, кстати. Ещё где-то есть девчонки, но там своя атмосфера, в которую Тара так и не влилась. Но ей вполне достаточно тех двух психичек, спасших Макса.
— Всем ещё раз привет, — улыбается Роджерс, когда Кросс уходит будить Дрю, — приятно с вами познакомиться. Мы с Яном проводим исследование человеческой памяти, помогаем нашему профессору с разработкой лекарства от амнезии. И сейчас нам нужно проследить за мозговыми импульсами, которые происходят во время извлечения воспоминаний. Ничего сложного не будет, я просто покажу вам картинки, немного цифр и стихов, а потом...
А потом Таре становится скучно слушать. Она косится на Фенстерматчера, который отсел от неё аж на другую сторону дивана, и злится. Они могли сейчас делать что-то очень приятное, а вместо этого должны какие-то картинки рассматривать! И наверняка во второй раз отключить бдительность Непрошибакалоса так легко не выйдет. Он вон уже весь изъерзался, стопудово жалеет, идиота кусок.
«Мы вели себя неразумно, — конечно же, скажет он после. — Такого больше не может повториться, поэтому мы теперь будем встречаться, не подходя друг к друга ближе, чем на восемь метров».
И пусть он ещё этого не сказал, Таре уже сейчас хочется его хорошенько стукнуть. Жаль, толку в этом будет мало, только пальцы заболят.
— Давайте я буду первым, — тем временем говорит Арон, и они с Роджерсом и Вайнером уходят в одну из комнат, где краем глаза Тара замечает какие-то приборы с присосками и мониторы.
— Интересно, это больно? — подаёт голос Дин.
— Не знаю, но выглядит прикольно, — отвечает Дейс, почему-то жутко воодушевившись. — Я следующий!
— У нас, кстати, зачёт скоро по теории сдерживания недружественно настроенных индивидов с особыми способностями, — говорит Тара, чтобы разбавить эту гнетущую атмосферу очереди на медкомиссии.
— У нас это у кого? — уточняет Бофар.
— У нас, это у тех, кто со мной в одной группе. У Коула вот, например. У тебя такое только через два года, балда!
— Это и у меня тоже?! — изумляется Дин.
— Не знаю, ты в другом потоке.
— Мы с Коулом в разных потоках?!
Тара закатывает глаза, а потом утыкается в телефон на манер Макса, который всё это время занимается только тем, что переписывается с кем-то (ясное дело, с кем!), высунув кончик языка от усердия. Как их вообще ещё не отчислили? Они хоть в курсе, где учебные корпуса находятся? Впрочем, к сожалению, ответ она и так знает. Не за научные достижения их тут держат, а за ярко выраженные способности. Они тут как спортсмены у нормальных людей в их нормальных универах. Единственный вопрос, на который она не знает ответ — как сама затесалась среди них. Почему Кросс её выбрал среди стольких претендентов? Как бы тренер не плевался и не жаловался на своих подопечных, все знают — они лучшие. Но Тара-то тут причём?
— Глаз с него не спускай! — громыхает появившийся снова Кросс. — Он пихает заспанного Дрю к Коулу, а затем вновь удаляется, держа правую руку на уровне груди.
— Чё это с ним? — спрашивает Жуковски, проводив тренера взглядом.
— Я его случайно укусил, — отвечает Дрю, зевнув. — Я думал, это Кей! А я сказал ему, что если он меня разбудит, я откушу ему палец!
Все дружно начинают ржать. Да уж, реально дебилы. Зато душевные. Тара их, кажется, всех любит. Даже Бофара немножко. Совсем капельку.
***
— Так и будешь делать вид, что мы не знакомы? — спрашивает Тара, когда за Жуковски закрывают дверь пыточной комнаты и они с Фенстерматчером остаются вдвоём.
Остальные уже закончили свой вклад в исследования и разбрелись, кто куда. Судя по отзывам, ничего сверхъестественного там не происходило, но подробностей никто не рассказывал, чтобы не испортить чистоту эксперимента, типа.
Фенстерматчер отвечает примерно то, на что Тара и делала ставку: они чуть не совершили ужасное, так нельзя, ата-та-та.
— А ещё у меня стояк прошёл только минут пятнадцать назад, — добавляет он тихо. — Не могу на тебя смотреть, сразу начинаю представлять, как... В общем, потом поговорим, ладно?
Ну, после таких откровений злиться на него больше не получается. Тара, конечно, делает недовольную мину для виду, но всё-таки оттаивает.
— То есть, и в этом ты неутомим? — доходит до неё запоздало.
— Вроде того, — отчего-то смущается тот.
Ну класс, чё. У неё есть парень, который умеет трахаться буквально без устали, но, правда, не может. С Тарой не может. Это как эаподс без айфона. Бриллиант без оправы. Ламборджини без двигателя. Херня это, короче — вот что.
Когда Жуковски выходит, Тара идёт следующей. Решает, что подумает, что делать с их недоотношениями, позже. Может, придётся обратиться к психичкам. Вдруг они изобретут какой-нибудь чудесный эликсир? А если нет, что ж, Тара тогда просто выпьет яд.
Роджерс в очередной раз здоровается с Тарой, будто за два часа ожидания предыдущий раз перестал считаться. Показывает ей штук пятьдесят разных фотографий, совершенно не связанных друг с другом. Тут и котики, и пейзажи, и люди в разных локациях. Он говорит, что специально всё запоминать не нужно, только то, что получится.
Вайнер после этого подключает к ней какую-то хероту с присосками и просит описать всё увиденное.
— Ты техник или кто вообще? — спрашивает у него Тара, прежде чем начать.
— Не совсем, я просто помогаю другу. Так моя стихия — это земля. Специализируюсь на сейсмических аномалиях. Готова?
После того, как Тара описывает все те образы, что получилось запомнить, они проделывают нечто похожее с цифрами.
— А теперь, — говорит Роджерс, — нужно, чтобы ты сделала то же самое, но после применения своей силы. Не нужно в полную мощь, просто, чтобы твой мозг... какие-то проблемы?
— Моя сила — это засунуть язык кому-нибудь в рот и вызвать катастрофу, — отвечает Тара, чувствуя такой знакомый укол разочарования. Даже здесь, в тупом универовском проекте, она оказалась не такой, как все. — Не думаю, что кому-то из вас это понравится. Да и мой бойфренд разозлится. А он страшен в гневе. Реально страшен.
— Ладно, ничего, — улыбается Роджерс, переглянувшись с Вайнером. — Пропустим это. Тогда... тогда просто перейдём к следующему этапу. Я воздействую на тебя своей силой и постараюсь вытащить все те образы, которые тебе не удалось вспомнить, идёт?
— Да пофиг вообще, — бурчит Тара, чувствуя себя Дрю. Это его фразочка. Она, кажется, её украла.
Телепаты в их мире редкость, поэтому Тара впервые попадает под действие внушения и пытается запомнить буквально каждое ощущение. Вдруг ей это хоть чем-то поможет? Они с Роджерсом вроде как специализируются совершенно в разных областях, но так или иначе, гипноз есть гипноз, так что оказаться по ту сторону вполне может стать полезным опытом. Она чувствует лёгкую щекотку и что-то чужеродное. Как надеть случайно тапки Макса ночью, когда выходишь в туалет — норм, но непривычно и не так удобно.
— Класс, ты совсем не сопротивляешься, — говорит Роджерс довольно.
— А должна?
— Многие выстраивают целую стену. А тебе как будто... интересно?
— Мне интересно.
В конечном итоге, у Роджерса выходит вытащить из неё все образы, хотя, по его словам, далеко не каждый позволил ему дойти до конца.
— То есть, внушению можно сопротивляться? — спрашивает Тара с надеждой.
— Можно, конечно, но если оно сильное, то не каждому удастся научиться. Хоть мы не видели твою силу в действии, но я даже так, на расстоянии, чувствую, что она у тебя невероятно мощная. Правда, будто бы спит... у тебя есть личный наставник?
— Нет...
— Найди поскорее, — добродушно советует он. — И спасибо. Если вопросов нет, позови, пожалуйста, следующего.
У Тары, на самом деле, миллион вопросов, но она решает дождаться, когда парни закончат, а потом поболтать с Роджерсом отдельно. Вдруг он знает, к кому обратиться?
Она выходит, ждёт, когда за Фенстерматчером закроется дверь, а потом садится на диван рядом с Жуковски и Максом, который тоже вернулся, потому что у них в комнате, видите ли, херовый вай-фай.
— И что ты в ней нашёл, — бурчит Тара, заглядывая в переписку. От обилия смайликов рябит в глазах. Это, что, поцелуйчики? Детский сад, блин. — Она же психичка.
— Она мне жизнь спасла, идиотина, — огрызается Макс.
— Ага, сначала чуть не угробила...
— Чуть не угробил нас я сам, а она спасла. Я же не спрашиваю, что ты нашла в Фенстерматчере? Мне этого тоже не понять. У него даже грудь плоская... И лицо маньячное.
— Нормальное у него лицо, — негодует Тара. — Очень даже. И вообще, он, между прочим, ради тебя умер!
— Он умер не ради меня, а чтобы впечатлить тебя! И ты, судя по всему, впечатлилась. Знаешь, как ты на него смотришь? Вот так!
Макс тычет в Тару смайликом, у которого глаза-сердечки, и ржёт, видя негодование её на лице. И ничего она так не смотрит. Неправда. Дайте адвоката, срочно.
— Знаешь, что! — начинает она, но осекается, потому что дверь их пыточной распахивается и оттуда вылетает какой-то не на шутку взвинченный Фенстерматчер. — Что случи...
Подскочивший к ней Фенстерматчер наклоняется и затыкает её поцелуем. И хорошо, что Тара сидит, иначе бы не устояла на ногах, потому что поцелуй этот очень хороший. Очень. Лучший в её жизни.
***
Тара слышит вопли Макса, чтобы какие-то извращенцы (о ком он вообще?) нашли себе комнату. Он вроде где-то неподалёку, но голос звучит как из-под воды. Как и голос Жуковски, который зачем-то считает вслух. Уже до тридцати досчитал, дебил, что ли?
— Я просто сказал, что он невосприимчив к гипнозу, — доносится обрывок фразы, сказанной кем-то, да какая разница, кем?
Они с Фенстерматчером целуются, и Таре просто хочется, чтобы это не заканчивалось.
— Может, правда, в комнату пойдёте? — снова подаёт голос Жуковски. — Я уже снял видос, порадовался, наделал кучу фоток, чтобы позже показывать вашим внукам, всё харэ, а?
— Исчезни, — шипит Фенстерматчер, и это плохо, потому что ему для этого приходится оторваться от губ Тары.
Тара видит его расширенные зрачки, что тоже плохо, это значит, что он под внушением. И что теперь будет? Чего она там нажелала? А, чтобы поцелуи не заканчивались. Ну и ладно. Умереть вот так — это лучше, чем напившись яда. «Зацелованная до смерти», — так назовут документальный фильм, который снимут о ней после.
— Идём, — говорит Фенстерматчер, тяжело дыша, и его глаза принимают нормальный цвет. Привычно болотные. — В комнате действительно будет удобнее. Эй, ты в порядке? Что-то не так? Мне не стоило так на тебя набрасываться?
Тара ни черта не понимает, но хватает Фенстерматчера за ворот футболки и притягивает обратно, возобновляя поцелуй. Вообще, она хочет в кровать. В любую. Диван, конечно, удобный, но трахаться на публику она не готова. Они же это собираются делать, да? Хоть бы — да.
— Я это тебе и предлагаю, — усмехается Фенстерматчер ей в губы.
И Тара целует его снова. Она хочет, чтобы кровать сама к ним пришла, вместе со стенами или чем-то другим, похожим на уединенный уголок, а переставать целоваться — не хочет.
— Могу донести, но мне всё равно придётся смотреть, куда иду, — говорит Фенстерматчер вновь.
Что вообще происходит? Тара совершенно точно не произнесла ни слова, так какого хрена Фенстерматчер ей отвечает, да ещё и так впопад?
— Ты читаешь мои мысли? — спрашивает она, наконец, продолжая держаться за чужую шею, на всякий случай, чтобы не сбежал, если что.
— Нет, только твои желания. Я чувствую их, но они на меня не действуют. На меня не действует гипноз, Тара. Я не знаю, вообще и было ли так всегда, или это побочки от ядов, но сейчас не действует.
— А, — тупо тянет Тара. Она побесится попозже. Определённо побесится, потому что какого, блядь, хера, но не сейчас. Потом, всё потом. — Почему мы тогда всё ещё здесь?
— Потому что ты не даёшь мне встать.
— А по-моему всё вполне стоит...
— Сука-блядь, — рычит Макс и поднимается с дивана. — Никакой вай-фай этого не стоит. К тебе или ко мне? — спрашивает он у Жуковски.
— Упаси боже, — фыркает тот. — Пошли в женский корпус, ты, говорят, можешь подкинуть до нужного окна.
— Могу. Короче, обе комнаты свободны, — бросает Макс, уходя. — Пользуйтесь любой, только, пожалуйста, не здесь. Это отвратительно, вот честно.
Тара думает, что Макси-плакси путает слова «прекрасный» и «отвратительный». Она обвивает шею Фенстерматчера руками, а талию — ногами, и, повиснув на нём, как коала, говорит:
— Поехали! Но если ты планируешь опять свои эти массажи, то...
— Ну, зачем массажи? — хмыкает Фенстерматчер, перехватывая её удобнее и поднимаясь на ноги. И, судя по всему, ему вообще не тяжело. — Массаж уже был. Я свою часть выполнил. Твоя очередь.
Тара кусает его за ухо. Херовый бартер, если так подумать. Буквально херовый, учитывая её предложения. Впрочем, её устраивает.