9
Тара бросает на Фенстерматчера вопросительный взгляд, прежде чем засунуть его розовую толстовку в свой рюкзак. Тот никак это действие не комментирует, но всё же кивает, едва заметно усмехнувшись.
— Фрай, если что, не против поменяться с тобой комнатой, — говорит Фенстерматчер, подперев подбородок рукой и наблюдая за Тарой, как за рыбкой в аквариуме.
Зато Макс против. Он, когда узнал, что Тара которую неделю ночует не «дома», впал в такую ярость, что пробил в стене дыру. Кулаком. Он пока ещё не очень в себе — побочкой от лекарства Ватанабэ оказалось совсем не облысение, а немереная сила и вспышки агрессии. По подсчётам Ватанабэ это должно постепенно пройти, но по её подсчётам и кирпич в голове Фенстерматчера — вполне норм.
А дыру в стене заделал Арон одним лишь взмахом руки. Возможно, только потому, что это была дырка и в их с Дином стене тоже, но хочется верить, что всё по доброте душевной.
— Макси-плакси сейчас лучше не оставаться одному, — отвечает Тара. — Конечно, спасибо за предложение и гостеприимство, и вообще, но... то была вынужденная мера. Не в смысле мы с тобой, а я в твоей кровати... То есть, не в том плане... В твоей кровати спала. Просто спала. Без тебя. Ты что там ржёшь надо мной?
— Нет, я бы не посмел, — безбожно врёт Фенстерматчер. — Просто это очаровательно, то, как ты щадишь мои чувства таким корявым образом. Но я в курсе, что мы не расстаемся, пусть твой побег и выглядит именно так. А, чуть не забыл, — добавляет он поспешно, не давая тем самым ответить какой-нибудь колкостью, — держи.
— Зачем мне целая коробка протеиновых батончиков?
— Это для Макса. Мио говорила, что он сейчас очень много ест.
Много? Это, по её мнению, всего лишь много? Да у Макси-плакси чёрная дыра теперь вместо желудка! Тара вообще слегка опасается с ним оставаться наедине, вдруг и её сожрёт?
— В общем, — продолжает Фенстерматчер, — у меня такое тоже бывает после смерти. И почему-то именно эти батончики помогают. В них много орехов, может, поэтому.
Тара влюбляется ещё чуточку сильнее.
— Надо спросить у Кросса, что там с этой канадской тёткой, — говорит она, забирая коробку. — Я сбилась со счёту со всеми этими событиями, но, кажется, она должна уже скоро приехать.
Вместо ответа Фенстерматчер осторожно проводит большим пальцем по щеке Тары, слегка задевая губы. Затем притягивает её к себе целиком и крепко обнимает, рискуя расплющить подаренные батончики.
— Ты что, меня нюхаешь? — смеётся Тара, когда тот зарывается носом ей в волосы.
— Я буду по тебе скучать.
— Я буду на этом же этаже.
Но вопреки собственным словам почему-то от этого недопрощания всё равно немного грустно, и всё же радости от того, что Макс вернулся и теперь привычно будет бурчать рядом — намного больше.
— Ну, пока, что ли? — растерянно произносит Тара.
— Мы сегодня ещё увидимся, ты обещала мне потренировать подачи, помнишь?
А, точно. Навязчивая идея Кросса о том, что им обязательно нужно поиграть в волейбол, никуда не делась. Теперь, когда все в сборе и более или менее в адеквате, им предстоит сыграть друг против друга без использования суперспособностей. Как нормальные люди, типа. И если большинству из них тупо нужно к своим силам просто не прибегать, Фенстерматчеру, который и есть сплошная сила, придётся очень постараться. Именно поэтому он захотел порепетировать заранее. Возможно, Максу тоже стоит.
— Да, бери Макса с собой, — словно прочитав мысли, говорит Фенстерматчер.
— Ты точно не против?
— В любое другое время я не был в восторге от третьего человека на нашем свидании, но в сложившихся обстоятельствах...
Так это ещё и свидание?! Предупреждать же надо! Интересно, много у них таких свиданий было, о которых Тара не в курсе? Возможно, кто-то из них двоих ничего в свиданиях не смыслит.
— Иди уже.
Да, надо идти, пока Макси-плакси не разломал ещё что-нибудь. Поцелуй на прощание был бы кстати, нормальный такой, долгий, с языком... Тара трясёт кудрями, пытаясь избавиться от очередного наваждения, а потом всё-таки целует Фенстерматчера в щёку.
Мало того, что она стал проповедником здравомыслия, так ещё и воздержания! И заметьте, всё это не по своей воле. Но Тара обещала больше не жаловаться на свою судьбу. Принятие и смирение — вот кто теперь его лучшие друзья.
***
— Да какого хрена! — вопит Тара спустя пять минут. — Мы так вообще не договаривались, мистер Кросс. Сколько можно надо мной издеваться? Признайтесь, вы специально? Почему из всех ваших подопечных всегда прилетает мне? Что я вам такого сделала?!
***
Принятие и смирение. Смирение и принятие.
***
Тара делает Фенстерматчеру подачу, но очередной мяч снова взрывается, стоит тому лишь коснуться его.
— Пять из десяти, — комментирует Макс.
— Плохо, — кивает Фенстерматчер.
— Это лучше, чем мой минус три. Как ты вообще по земле ходишь с такой силищей? У меня сейчас и в половину меньше, но это всё равно невыносимо! Я сел на кровать, а она развалилась!
— Ты не сел на неё, а плюхнулся с разбегу, — фыркает Тара.
Ей тоже сейчас хочется взрывать мячи одним лишь прикосновением. И чужие головы. Особенно одну конкретную. Жёлтую такую. Которая даёт людям надежды, а потом отбирает их.
Канадская тётка оказалась слишком занятой тёткой и приехать в ближайшее время не сможет. Может, в следующем году, сказал Кросс. Году. Не месяце, не сезоне. Году! Он вообще в курсе, как много в году дней?
— Устала? — спрашивает Фенстерматчер, не получив новую подачу.
О да, Тара устала. Устала от всего этого дерьма, которое творится вокруг изо дня в день. Устала постоянно чего-то ждать, надеяться хрен знает на что, а ещё играть в хорошую девочку — это особенно утомительно.
— Давай сделаем это, Никки, — говорит она, бесцельно крутя мяч в руке. — Чёрт с ним с волейболом, пошли целоваться.
— Кхм, — демонстративно откашливается Макс. — Я, конечно, всё понимаю, но...
— Да ни черта ты не понимаешь! — вспыхивает Тара и швыряется мячом в стену. — Не хочу я играть ни в какой волейбол! Я говорила тебе, что в школе любила его больше всего в жизни? И что случилось, знаешь? И я кое-как пережила это, забила. Ну, типа... окей, подумаешь карьера, на которую я пахала с начальной школы, наебнулась, зато я, блядь, супергероиня! А в итоге... в итоге я несколько недель проторчала у постели моего лучшего друга, не зная, очнется ли он вообще или нет, а ещё не могу поцеловать своего грёбаного парня! К чёрту, всё! Пойдём отсюда... просто... давайте уйдём.
— Тара, — зовёт Фенстерматчер.
— Эй, — одновременно с ним произносит Макс. — Я бы обнял тебя сейчас, но боюсь сломать.
Будто она и так не поломанная.
— Зато я не боюсь, — говорит Фенстерматчер, в два шага оказавшись рядом. — Извини, что притащил тебя сюда, не подумал. Хочешь, я сам скажу Кроссу, что мы не готовы играть?
— Хочу, чтобы ты меня поцеловал.
— Ладно, я, пожалуй, пойду, — бросает Макс и самоликвидируется.
— Тара, — выдыхает Фенстерматчер, и Таре уже не нравится.
Да что опять не так-то? Разве Фенстерматчер не сам говорил, что нет у них никаких проблем и Тара накручивает? Всё, раскрутила! Почему они тогда ещё не целуются?!
— Я думаю, нам пока не стоит этого делать.
— Ясно, — рычит Тара и дёргается в сторону выхода, но с Фенстерматчером не так-то легко распрощаться.
— Я хочу объяснить.
— Да не нужны мне твои объяснения. Мне всё равно, пусти. Если до тебя вдруг дошло, что я... я...
— До меня вдруг дошло, что я могу тебя убить, — произносит Фенстерматчер негромко, но очень убедительно. — Я прекрасно себя контролирую почти всегда. Какие-то вещи мне нужно предварительно опробовать, как вот с волейболом. Я могу взять мяч в руки и не порвать его, но вот когда он в меня летит и мне надо его отбить, контролировать силу сложнее. И это решаемо. Пару часов тренировок — и я научусь. Но ты не мяч, ты живой человек, и мы не можем поступать необдуманно. Нужно всё делать постепенно, понимаешь?
— Не знаю, — бурчит Тара.
Может, где-то в глубине души и понимает, но эмоций через край. И сегодня не тот день, когда она готова с ними бороться.
— Я боюсь, вдруг ты подумаешь в процессе, что-то вроде «не сдерживайся», — продолжает Фенстерматчер. — А мне нельзя не сдерживаться. Я с восьми лет только этим и занимаюсь, что сдерживаюсь, и это не должно меняться.
— И что ты предлагаешь, ждать целый год?
— А какие ещё варианты?
— Не знаю, — повторяет Тара снова.
Должно же быть что-то? Хоть что-нибудь? Нет, что-то, конечно, есть и сейчас, но опять накачать Фенстерматчера ядом — херовый вариант, рискнуть и воспользоваться подавителем — тоже. Ту идею с сексом как с проституткой можно рассмотреть поближе, но с ней есть свои нюансы — можно увлечься и всё равно накосячить. А поскольку эстафета по здравомыслию перешла к Фенстерматчеру, он вряд ли согласится на что-то, где есть риск.
— У тебя телефон пищит, не замолкая, ответить уже.
Тара достаёт телефон и видит, что там сообщение от Коула. Она почти собирается свапнуть, потому что сейчас совсем не интересно, какая очередная дурная идея взбрела в его лохматую голову, но потом всё же решает прочесть. Вдруг что-то с Максом?
«Дрю случайно подслушал ваш разговор, но ты не кипятись раньше времени. У него идея. Не благодари».
А ниже фото. Фото, на котором Коул делает сэлфи. Всё бы ничего, но его рот заклеен чёрным скотчем. И это... это...горячо. А ещё это просто блистательная идея. Воистину гениальная.
***
Фенстерматчер почему-то в дикий восторг от идеи заклеить Таре рот не приходит. Странно, Макс бы точно поддержал. Не идею трахаться без поцелуев, это не их тема, а вот возможность заткнуть свою подругу хоть на время — да, тут он был бы за, двумя руками голосовал бы.
— Как я узнаю, что всё идёт хорошо? — не унимается Фенстерматчер.
Он уже задал сто миллионов вопросов, чем значительно снизил градус. Почему уже просто нельзя взять и сделать? А там, как пойдёт.
— Я буду кивать, — шипит Тара. — Или мотать головой. Посылать телепатические сигналы глазами, какая разница? Просто давай уже разденемся и хотя бы полежим друг на друге голыми. Хочешь минет? Давай хоть что-нибудь уже сделаем. Хоть что-нибудь...
С каждым новым предложением Тары, густые брови Фенстерматчера ползут всё выше и выше.
— Да ты не в себе, — изрекает он наконец. — Тебе нужно успокоиться. Посмотрим что-нибудь расслабляющее?
— Знаешь, что расслабляет, Непрошибакалос? Оргазм! Нет, ты серьёзно? Я умолять тебя должна? Да иди ты знаешь куда? Ах да. Именно туда ты и не хочешь.
Остатки былого здравомыслия подсказывают Таре, что звучит она безумно. Возможно, события минувших дней сказались на ней сильнее, чем кажется.
Фенстерматчер приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, потом передумывает. Закусывает губу, отводя взгляд в сторону. Может, если надавить чуточку сильнее, он сдастся? Ему ведь тоже наверняка хочется. Не может не хотеться.
— Давай начнём с массажа, — произносит он в конце концов, не давая Таре придумать последний аргумент.
— Тайского? — спрашивает Тара с надеждой. — Того, где все голые и в масле?
— Того, где ты без футболки, но в белье, а я держу себя в руках.
— Не верится, что я предлагаю тебе отсос, а ты мне оздоровительный комплекс, — бормочет Тара, снимая футболку. — Жги, массажист херов.
Почему все люди как люди, а у неё Непрошибакалос?
***
Фенстерматчер прикусывает кожу на загривке Тары, а потом проходится чередой коротких поцелуев по шее и плечам. Когда он спускается к лопаткам, Тара зарывается носом в подушку, чтобы не стонать так позорно громко.
— Всё хорошо? — спрашивает Фенстерматчер полушёпотом, проведя языком по тому самому месту за ухом, которому никак нельзя контактировать с чужим ртом, потому что после этого все мысли из головы сразу перенаправляются в низ живота.
Тара тоже хочет делать с ним это вот всё: рисовать пальцами узоры по спине, пробовать кожу на вкус, видеть реакцию.
— Нет, не хорошо, — говорит она, вынырнув из подушки. — У меня сейчас всё взорвётся там внизу. Но, может, оно и к лучшему. Зачем мне все эти причиндалы, если я ими всё равно не пользуюсь?
— Знаешь, мне начинает нравиться идея, где у тебя заклеен рот.
— Скотч во-о-он на той полке, — тянет Тара, переворачиваясь на спину. — Иди сюда, — расплывается она в улыбке, глядя на хмурый фейс Фенстерматчера. Обещаю, я не буду целовать тебя в губы. Просто...
Фенстерматчер с каким-то отчаянным стоном ложится на Тару сверху, припечатывая к кровати. Он тяжёлый, но это приятно. Тара обвивает его ногами, запуская обе руки под футболку, которую давно было пора снять.
— Знала бы ты, как я хочу тебя, — шепчет Фенстерматчер, впутывая пальцы ей в волосы. — Невыносимо.
— О, я чувствую. Мне сначала казалось, что это колено, но даже моих скудных познаний в анатомии хватает, чтобы догадаться, что у человека не должно быть три колена. Никогда не считала себя обделённой внешними данными, но вот, боюсь, скоро начну комплексовать. Ну, из-за бицухи твоей я и так уже давно комплексую, — усмехается Тара, проведя ладонью по той самой упомянутой бицухе.
— Тебе не из-за чего комплексовать, ты прекрасна.
— Я, кажется, люблю тебя.
— А я уверен, что люблю тебя.
Их губы разделяет меньше сантиметра — ничто практически. Тара ловит себя на мысли, что ей абсолютно плевать на любые риски. У них тут вон любовь, а не просто так. Разве по любви может случиться что-то плохое? На самом деле, она может поцеловать Фенстерматчера прямо сейчас, и тот тоже перестанет париться, думать о возможных последствиях, играть в долбаное здравомыслие. Но она больше не станет делать этого без спросу. Только не с этим человеком. Только не с ним.
— Да? — спрашивает Тара шёпотом, кажется, уже зная ответ. Он там, в расфокусированных болотных глазах.
— Да, — говорит Фенстерматчер.
Тара судорожно выдыхает и лишь успевает коснуться губами губ Фенстерматчера, как дверь в комнату распахивается с диким грохотом.
— Оу, ёбен-бобен, — тянет Жуковски. — Ты ж съехала. Предупреждать же надо, носок там на ручку двери вешать. Смс хотя бы кинуть. Короче, разлепляйтесь. К нам гости приехали, говорят, чувак один — мощный телепат. Кросс сказал быть всем в фойе через десять минут.
Тара откидывается на подушку и закрывает глаза. Говорят, вселенная не даёт больше, чем ты можешь вынести. Так вот, Таре она просто не даёт.