7
Тара измеряет больничный коридор широкими шагами. Её взгляд время от времени цепляется за заголовки плакатов по профилактике всяких ужасных заболеваний, но смысл написанного так и не доходит. Кроме того, что мир страшная штука, и в любой момент кто-то очень важный может умереть. Коул, растёкшийся по кушетке, монотонно крутит на пальце какой-то замызганный уродливый брелок не то в виде кота, не то кролика — не разобрать. Его спокойное, даже слегка отстранённое выражение лица невероятно бесит: как можно оставаться таким хладнокровным в подобной ситуации? Они до сих пор не знают, насколько всё плохо. Знают, что точно плохо, но степень хреновости всё ещё под вопросом.
— Меня сейчас стошнит, — говорит Коул, когда Тара проходит мимо него в очередной раз.
— Я не могу не мельтешить! Там, возможно, умирает мой лучший друг!
— Это не из-за того, что ты мельтешишь, а потому, что я всё ещё в зюзю.
Тара в курсе. Они попали в нужное место, координаты которого скинула Ватанабэ, лишь с третьего раза. Сама Ватанабэ сидит рядом с Коулом так тихо и неподвижно, что её можно спутать с манекеном, на котором интерны тренируются попадать в вены. Если бы от этого был хоть какой-то толк, Тара и сама бы с радостью на ней потренировалась. Или просто истыкала иголками. Это ведь она во всём виновата!
— Да где этот врач! — не выдерживает Тара. — Мы тут уже вечность и ничего до сих пор не знаем!
— Мы тут пятнадцать минут, — отзывается Коуо.
— О, это, конечно, меняет дело, — огрызается Тара, зашагав в другую сторону.
Ещё минут через пять открывается одна из дверей коридора, и из неё появляются растрёпанный Кросс и вполне прилично собранный Фенстерматчер.
— Рассказывайте, — говорит тренер, и ему явно требуется вся его выдержка, чтобы не начать орать.
— Как Макс? — одновременно с ним спрашивает Фенстерматчер.
— А по мне, блядь, видно, что я знаю, как он?! — взрывается Тара.
Она в курсе, что срывается не на том человеке, что Фенстерматчер вообще не виноват в происходящем и приехал поддержать, но извиняться за грубость не будет. Сейчас вот вообще не до того.
— Я жду, — между тем требовательно произносит Кросс. — Это опять твои выходки?
Тара замирает. Что?! Какие ещё выходки?
— Не, — вместо Тары отвечает Коул. — Мы тут ни причём. У нас алиби. Если вы подойдёте поближе, могу дыхнуть в доказательство.
— Ты бухой, что ли?! — восклицает Кросс. — Коул, твою мать!
— Капельку, — скалится тот и пытается пальцами продемонстрировать эту самую капельку, но выходит у него так себе.
— У неё вот лучше спросите, — встревает Тара и кивает в сторону притихшей Ватанабэ. — Она с ним была.
Ватанабэ под пытливым взглядом Кросса рассказывает, как Макс припёрся под её окно и стал звать на свидание. Она не то чтобы была против, но так поздно комендантша её бы не выпустила. Макс предложил вылезти из окна, мол, он подхватит, но девушка отказалась. И тогда он подлетел к ней сам.
— Подлетел? — переспрашивает Кросс.
— Ну да, — отвечает Ватанабэ. — Откуда мне было знать, что это у него в первый раз? Выглядело эффектно. Круто даже. Потом он предложил полетать по городу. Я согласилась, я же не знала, что он не умеет нормально. Было весело. Как в комиксах почти. А потом мы упали. Всё, конец истории.
— Нафига ты вообще с ним куда-то попёрлась, если он тебе даже не нравится?! — возмущается Тара, в который раз убеждаясь, что от девчонок одни неприятности.
— Почему не нравится? Он прикольный.
— С каких пор? Ты же по Неубивакалосу сохла!
— Да с чего вы все это взяли?! — восклицает Ватанабэ раздражённо. — Фенстерматчер бьёт меня три раза в неделю! Я не настолько идиотка. Он скорее мне как старший брат, — задумчиво добавляет она. — Так что не ревнуй.
— Я не ревную, — фыркает Тара. — Сейчас вообще речь не об этом, а об Макси-плакси!
— В общем, — отмахивается Ватанабэ, — не знаю, почему вы с Минако так решили, но...
— Кто такая Минако? — лениво интересуется Коул.
— Моя соседка, девушка Фрая.
— У Жуковски есть девушка?! — спрашивают Тара и Коул в один голос.
Тара переводит вопросительный взгляд на Фенстерматчера, старательно подпирающего лопатками стену.
— Да, — подтверждает тот. — Они давно вместе, ещё со школы.
— Это она плюнула тебе в кофе ядом? — снова встревает Коул.
— Ага, она тоже думала, что у меня что-то к Николасу.
— А ей-то что? Она же девушка Жуковски? — спрашивает уже Кросс.
Тара планирует прекратить этот бесполезный разговор и напомнить всем, что сейчас это всё вообще не важно. Какая разница, кто там чья девушка, когда Макс, возможно, не очнется! Но голос Ватанабэ опережает её: — Ну, Фрай сказал ей, что Николас сохнет по Таре, и она думала, я мешаю их счастью.
— ЧТО. ЗА. ЕБУЧИЙ. БРЕД? — вопит Кросс. — Вы совсем все долбанулись?!
Тара поддерживает эту мысль. Во-первых, она сама мешает их счастью. Во-вторых...
— Плюнуть ядом в кофе из-за парня? — продолжает Кросс. — Куда вообще смотрит ваш тренер? Так, стоп. Майер! Я же сказал тебе не подходить к Фенстерматчеру!
— Я и не подходила, он сам припёрся.
— Фенстерматчер, — рычит Кросс.
— У нас всё очень платонически, — заявляет тот.
— Так вы встречаетесь? — спрашивает Коул.
Фенстерматчер не отвечает, испытывающе глядя на Тару. Кросс, да и все остальные, от него не отстают. Тара чувствует себя как на допросе. Что вот прицепились? Какая вообще разница?
— Ну, типа, — мямлит она, посомневавшись пару секунд.
— Меня сейчас стошнит, — произносит Коул, скривившись.
— Эй, это вообще-то их дело! — вступается Ватанабэ.
— Да не из-за этого стошнит, буквально стошнит!
— Ну так иди проблюйся, — рычит Кросс. — А потом вали домой. Толку от тебя всё равно ноль. Капитан, блин. Какой идиот тебя назначил вообще на эту должность!
— Вы, тренер, — лыбится Коул, не слишком уверенно поднимаясь на ноги. — Вы.
— Исчезни.
И Коул с хлопком исчезает. Куда он телепортировался, пока не ясно. Не то в туалет, не то прямиком в кровать. Может, снова промахнулся и бродит теперь где-то по Аляске. В общем-то, на это становится совершенно наплевать, когда к ним наконец выходит врач.
Новости неутешительные. Макс в себя так и не пришёл.
— У него сильный отёк мозга, — говорит врач, и земля уходит из-под ног Тары. — Мы делаем всё, что в наших силах, но гарантии, что он вообще очнётся, к сожалению, нет. Позвоните его родителям.
Продолжение разговора Тара не слышит. Она лишь судорожно пытается найти хоть какую-то опору, хоть что-то фундаментальное, за что можно ухватиться и не упасть. И только спустя время понимает, что сильно сжимает руку успевшего когда-то подойти Неубиваколаса. Тот другой рукой придерживает её за плечи и что-то говорит вкрадчивым голосом, но слов Тара не разбирает. Это и не важно. Она вообще не уверена, что в мире осталось хоть что-нибудь важное.
***
Им так и не понадобился волейбол, чтобы сплотить команду. Аппарат жизнеобеспечения, к которому подключён Макс уже неделю, сам справляется. Аппарат справляется, а вот Макс — не факт, что сможет. Тара — тоже. Однако стоит признать, что благодаря тому, что она практически никогда не остаётся одна, ждать чуда немного легче. Кажется, этим они все и занимаются — ждут чуда.
Кросс освобождает свою команду от большинства тренировок, оставляя лишь индивидуальные и то не всем, притаскивает в фойе большую плазму, и Дрю после громкого разговора с Коулом делится своей приставкой. Так они и коротают большинство вечеров: сгнездившись на одном диване, играя в видеоигры и поглощая нереальное количество вредной еды. По утрам Тара ездит в больницу с Фенстерматчером, днём там дежурит Коул то в компании Дина и Арона, то в компании Дрю, Дейса и Бофара. Нет одного Жуковски, который, кажется, поселился в женском корпусе, хоть правилами это и запрещено.
— Он помогает девчонкам, — поясняет Фенстерматчер, когда Тара возмущается такой безучастности.
— Чем? Сопли им вытирает?
— Они пытаются сделать лекарство.
— Какое ещё лекарство? Мы не будем ставить эксперименты на Макси-плакси!
— Пока они ставят эксперименты только на мне, — говорит Фенстерматчер, погладив по пальцам дрогнувшей руки. — Я не хотел говорить тебе раньше времени, у них может ничего и не получиться, но Ватанабэ считает, что нашу кровь можно использовать в качестве лекарства. Не в чистом виде, конечно. При взаимодействии с некоторыми ядами она ведёт себя по-разному и, в общем... это на крайний случай.
Поскольку Макс всё-таки не самый обычный человек, а перспективный студент ведущей академии, им сейчас занимаются именитые специалисты, но гарантий не даёт никто. Обещали, что к концу недели его осмотрит целитель с весьма выдающимися способностями, но они уже и так пытались задействовать суперсилы, однако это не помогло. Даже Арон на всякий случай попытался «вернуть сломанное в первозданный вид» и не преуспел.
— Эй, — зовёт Фенстерматчер, — всё будет хорошо.
— Ты не можешь этого знать.
— Да, но могу верить. И ты верь.
Если бы от этого был толк, Тара верила бы больше всех, но она не знает, способна ли вера хоть как-то помочь. На всякий случай, конечно, верит, о чём и говорит постоянно утыканному трубками телу Макса.
— А ты не можешь его поцеловать и тем самым заставить проснуться? — спрашивает вдруг Дин в один из вечеров. — Было бы романтично, как в сказке, ой, прости, Неубивакалос. Я не это имел в виду. Ну, не смотри так, о господи. Скажите ему кто-нибудь так не смотреть на меня, Тара!
— Этого категорически нельзя делать, — отвечает Арон. — Даже если у Мисс Майер получится, и Максимиллиан очнётся, это может его убить. Мы же не можем предсказать, как отреагирует на такое тело.
Тара вновь сникает. На миг эта безумная идея Дина показалась ей идеальной, но Арон безусловно прав.
— Поешь что-нибудь, Тара, — говорит Фенстерматчер, перестав испепелять Дина взглядом.
Тара качает головой. Сегодня кто-то притащил поджаренный тофу, а она не может есть любимое блюдо Макса без Макса.
— Может, спать? — вновь спрашивает Фенстерматчер.
И снова нет. В их комнате так пусто, что Тару тошнит. Она вообще не помнит, когда в последний раз нормально спала.
Фенстерматчер задумчиво хмурится, потом просит Бофара пересесть на другую сторону дивана. Сдвигается в угол, подтягивая Тару к себе. Обнимает со спины и не даёт сбежать, когда она дёргается, пусть в его объятиях уютно и хорошо. Именно это и кажется неправильным. Таре не должно быть уютно и хорошо, когда её лучший друг борется за жизнь!
— Прекрати, — шепчет Фенстерматчер на ухо. — Сиди смирно и расслабься. Всё равно сил не хватит удрать.
— Я попрошу кого-нибудь мне помочь! — шипит Тара. — Что вот вы все сидите, спасите! Коул!
— Да ща-аз, ага, — хмыкает Коул, сардонически улыбаясь, запустив персонажу Бофара пулю в голову. — Если Неубивакалос хочет тебя тискать, он тебя тискает. А мне ещё жизнь дорога.
— Нам всем она дорога, — подтверждает Дейс.
— Тоже мне, будущие супергерои, — возмущается Тара. — А если Фенстерматчер взбесится и решить захватить мир? Как вы будете его останавливать? Тоже скажете, ой, ну ладно, что мы ему сделаем?
— Не, — отвечает Дрю, который, наконец, больше не пачка чипсов, а сам собственной персоной. — Мы кинемся в него тобой и убежим.
— Понятно? — усмехается Фенстерматчер, перехватив Тару поудобнее. — А теперь хотя бы попытайся поспать. Иначе я тебя вырублю.
Иного выбора, кроме как откинуть голову на плечо Фенстерматчера и расслабиться, у Тары нет. Тот украдкой чмокает её в нос, пока никто не видит. Это единственный вид поцелуев, которые они себе время от времени позволяют, пусть и нечасто. Ведь сейчас не до этого. Таре кажется, что сейчас вообще ни до чего: ни до сна, ни до еды, ни до любви. Но она всего лишь человек, поэтому уже через две минуты отключается. Ей снится смеющийся Макс. Во сне у того всё хорошо.
***
Тара просыпается в комнате Фенстерматчера и Жуковски, правда в ней нет ни того, ни другого. Сев на кровати, она смутно припоминает, как задремала у Неубивакалоса на плече, потом все стали расходиться по комнатам, а Тара ни в какую не хотела идти в свою, где слишком пусто и не звучит ругани Макса. Она собиралась остаться на диване, но Фенстерматчер предложил пойти к ним — всё равно Жуковски возвращаться из женского корпуса не собирался. Это даже не было флиртом, и того ощущения, когда вы впервые ночуете вместе — тоже не было. Никто ничего такого не подразумевал, просто вынужденная мера. Спали они на разных кроватях, правда, Тара в кровати Фенстерматчера, а Фенстерматчер — в кровати Жуковски. Тот сам так решил, а Тара не спрашивала о причинах.
Проснувшись окончательно, Тара берёт телефон и пишет Фенстерматчеру: «Где тебя носит?». После того, как сообщение остаётся непрочитанным в течение десяти минут, она начинает паниковать. Теоретически с бессмертным парнем мало что может произойти, но Тара всё ещё прекрасно помнит, какой мир жестокий и страшный. С ними со всеми может случиться всё, что угодно. В любой момент. Она не придумывает ничего лучше, как позвонить Жуковски, но и тот не берёт трубку.
Через минуту Фенстерматчер появляться собственной персоной.
— Ты где был?! — накидывается на него Тара сразу же, головой понимания, что распсиховалась без причины, но ничего не может с собой поделать. — Я писала тебе! — Чтобы до Фенстерматчера лучше дошла информация, она с силой долбит его по плечу кулаком.
— Ау, — шипит тот, потирая плечо. — Я не хотел тебя будить. Был с Фраем.
— Мог бы и... в смысле «ау»? — замирает Тара. — Почему «ау»? У тебя не бывает никаких «ау». Что она опять с тобой сделала?!
— Успокойся, пожалуйста, всё нормально.
Таре не кажется, что всё нормально. Ничего, вообще-то, нормального тут нет и близко. И немножко подальше — тоже нет.
— Мы не можем проверить действие лекарства на обычном человеке, — продолжает Фенстерматчер невозмутимо. — Но и на мне не можем, если я в своём нормальном состоянии. Вот ищем нужную дозу яда, чтобы замедлить мои способности, но не убрать их полностью. Пока никак не получается угадать с пропорциями.
— Мне не нравится это. То, что ты бессмертный — это, конечно, утешает, но...
— Я не бессмертный, я неуязвимый.
— А есть разница?
— Конечно. Однажды я умру, как и все. Кажется, зря я это сказал, да? — добавляет он поспешно, глядя, как меняется выражение лица Тары. — Это будет нескоро.
— Откуда ты знаешь? У тебя в роду уже были такие случаи?
— Да, у нас это передаётся через поколение по отцовской линии. В отличие от большинства способностей, наша — не на всю жизнь. Годам к тридцати пяти я достигну наивысшего пика, а потом постепенно всё пойдёт на убыль. Не резко, поначалу я особо не замечу разницы, но с годами сила и способность к регенерации станут уменьшатся. Примерно к восьмидесяти я стану обычным человеком, правда, со здоровьем где-то сорокалетнего. А там как повезёт. Может, проживу ещё лет тридцать, может меньше. Там уже всё как у всех.
— Это... я не знаю, как это, — отвечает Тара, растерявшись окончательно. — Тебе с этим нормально?
— Да, вполне. Мне кажется, бесконечная жизнь — это невыносимо. А так... поскольку это не навсегда, я и соглашаюсь на все эксперименты и исследования. Хочу быть максимально полезным, пока могу.
— На мои эксперименты ты не соглашался, — улыбается Тара впервые за долгое время.
— С тобой — это личное. Я бы согласился, если бы у меня не было к тебе чувств.
Тару даже немного восхищает то, как просто и открыто он это говорит. Не только сейчас, а вообще, в целом. Он как Гугл — всегда отвечает, если нормально написать запрос.
Если бы им можно было целоваться, Тара бы его сейчас поцеловала. Но им нельзя, приходится довольствоваться обнимашками. Обниматься с Фенстерматчером, правда, тоже хорошо.
— Все что-то делают, и только я, как обычно, бесполезена, — говорит она Фенстерматчеру в шею.
— Ты не бесполезена. Ты каждый день проводишь с ним время, разговариваешь...
— Но он не слышит.
— Мы не знаем этого. Может, слышит. А ещё ты утешаешь его маму. На месте Макса мне было бы очень важно, чтобы с моей мамой находился кто-то рядом. И нам, кстати, пора собираться. Пойдёшь к себе или дать тебе что-нибудь накинуть?
— Хочу ту розовую толстовку, — говорит Тара.
Фенстерматчер кивает, расцепляет объятия и идёт к шкафу. Они переодеваются, вызывают такси и едут в больницу. И всё это повторяется изо дня в день. Изо дня в день.