Тридцать дней после
Всё, что я делал, было неправильным. Чёрт, кажется, я не принял ни одного правильно решения за всю свою долгую, полную неправильных решений жизнь. И как бы я не пытался жить с этим и нести ответственность, у меня ничего не получалось.
Очередное собрание директоров, очередной пафосный банкет. Моя ответственность. Моё бремя. Моя семья. И она, Лизбет Куппер.
— Лиззи, милая, — я усмехнулся тому, как приторно-сладко имя Куппер звучало из уст матери. Теперь, когда та носила под сердцем очередного золотого наследника вся семья Пересов вдруг резко забыла о том, что Куппер им не нравится.
Куппер, в свою очередь, забыла о том, что она беременна, держа в руках бокал с красным вином.
— Как ты себя чувствуешь?..
Не знаю, кого я искал взглядом. В шумной галерее на закрытии выставки, которую наша компания привезла в Сиэтл, было не протолкнуться. Я терялся в лицах, ослеплённый вспышками журналистов. Избегать их вопросов было сложнее, чем обычно. Всех интересовал мой роман с самой разыскиваемой преступницей Сиэтла. Адвокаты позаботились не только о том, чтобы запретить полиции преследовать меня, но и о том, чтобы пресса не использовала наши совместные фотографии пятилетней давности...
Не помню мотивацию, которой мы руководствовались. Кажется, идея отправиться на ту закрытую вечеринку принадлежала моей сестре. Не уверен, что она не знала, где мы окажемся в конечном итоге.
Одетта хихикнула в ладонь, которой прикрывала рот, когда мы вышли из такси. Кажется, она что-то заподозрила раньше всех остальных.
Дом, в который мы приехали, находился в элитном пригороде Сиэтла. Отсутствие шума — первое, что насторожило меня, когда мы ступили на гравийную дорожку, ведущую к стеклянным дверям, заставленным кусками грубой фанеры.
— Что за странная вечеринка без музыки? — спросил Микки.
Поппи, крадущаяся впереди нас, многозначительно ухмыльнулась.
— Прескотт, — промурлыкала мне на ухо Одетта. — Помнишь, как ты говорил, что в Сиэтле больше нечем заняться?
Иногда казалось, что у них с Поппи между мозгами протянута невидимая нить. Какая-то телепатическая хрень творилась, когда они подмигивали друг другу. Уверен, что Барна не догадывалась о том, куда мы идём, примерно с сотню раз спросив об этом в такси.
— Добро пожаловать в новый мир, — торжественно заявила Поппи, когда перед нами распахнулась дверь и в лица удар красный неон с запахом... похоти.
Я оглянулся назад в поисках поддержки, но Микки и Кларк замерли, словно вкопанные. Они видели тоже, что и я: десятки, нет, сотни голых людей, словно змеи ползающих по мраморным полам. Отовсюду играла музыка, но не та, к которой я привык. Ничего громкого, лишь секс. Везде: в музыке, в красном обволакивающем свете.
Я поперхнулся вязкой слюной, медленно повернув голову в сторону Одетты. Не знаю, что было написано на моём лице, но на её — восторг. В этом была вся она. Где бы мы не были, чтобы не делали, всё в этом мире вызывало у неё интерес. Мужчина, трахающий девушку прямо на лестнице в главном холле, отразился в её расширенных от удивления зрачках, и Одетта повернулась ко мне.
— Ты правда затащила нас на секс-вечеринку? — недоуменно прохрипел Микки севшим голосом. Я разделял его чувства.
— О, нет, — Поппи была хорошей актрисой. Я почти ей поверил. — Я не знала, мальчики.
— А ты? — Одетта довольно улыбалась мне в губы, явно заходясь восторгом от места, в котором мы оказались.
— Тебе не нравится? — она надула губы. — Я видела эту вкладку у тебя на телефоне. Две молодые девушки, — опустила взгляд на мою грудь, ведя пальцем от шеи к ширинке. — И один крепкий парень с огромным пенисом. Вот, о чём ты мечтаешь, Перес?
— А мне нравится, — отозвался Кларк. Его глаза горели от предвкушения.
— Развлекайтесь. Но без меня. Это уже перебор, — Микки стал отступать. Я был очень близок к тому же, когда Одетта отвлеклась, глядя в сторону приближающегося к нам наполовину обнажённого парня.
Поппи, конечно же, узнала его. Не знаю, сколько неловкости было в этом объятии между ними, но нам с Микки поплохело. Рот и язык моей сестры во рту незнакомого парня — последнее, что я хотел видеть в своей жизни.
— Знакомьтесь, ребята, это Леннон, — думаю, мы все смотрели в одно и то же место. На его огромный член, свисающий до колена. — Он играет в рок-группе в баре на шестом авеню. Это его вечеринка.
— Неплохой дом для человека, который выступает в барах на шестой, — присвистнул Кларк, осматривая люстру, свисающую с высоты третьего этажа в холле.
По ревностному взгляду Микки было ясно, что его надолго не хватит. С ролью старшего брата он всегда справлялся лучше меня, из-за чего иногда и перебарщивал. Кажется, он пропустил тот день, когда Поппи исполнилось восемнадцать, и был свято уверен в том, что она — девственница.
Я был старшим братом так называемых свободных взглядов. Чем-то средним между взрывной Поппи и занудой Микки, которого приходилось насильно вытаскивать с работы. К воспитанию младшей сестры он относился даже серьёзнее, чем наш отец. Мне часто приходилось прикрывать её перед ним, но, куда отступать сегодня, не знал даже я.
— Мой отец работает здесь садовником, — размахивая пивом в стакане и одной рукой приобнимая Поппи, пояснил... Леннон? — Хозяин уехал на месяц, а я позаимствовал эту громадину.
— Мало того, что эта оргия незаконна, так мы ещё и в чужом доме? — Микки покраснел от возмущения. В отличие от меня и Поппи, брат был больше всего похож на отца: смуглый, с тёмными волосами. Красные цвета редко так сильно оттеняли его лицо.
— Это очень плохая идея, — прошептал я, вжимая в себя Одетту. Хотелось засунуть её под футболку. Спрятать от каждого взгляда, оценивающего потенциальную возможность с ней переспать. Чёрта'с два, я снесу лицо любому, кто подойдёт к нам ближе, чем на десять метров.
— Это авантюра, — пояснила главная авантюристка.
— Авантюра? Твоя последняя авантюра закончилась татуировкой у меня на заднице, — та ещё не зажила и зудела.
— Это тебе за то, что переписывался с той тёлкой.
— Это Куппер, — фыркнул я, будто односложная фамилия оправдывала меня в глазах девушки. — Я учился с ней. Я тебе уже говорил.
— Очень любезно с твоей стороны было предложить забрать эту силиконовую куклу из аэропорта, — глаза Одетты засверкали яростью.
— Я ничего ей не предлагал. Она у меня спросила, а я...
Микки перебил меня, вцепившись рукой в плечо.
— Мы уходим отсюда, сейчас же. Если кто-то из этих, — он поморщился от неприязни. — Людей узнает тебя или меня, а потом выложит в сеть, сам знаешь, чем всё закончится.
Я был согласен с ним на все сто процентов, поэтому развернулся к Одетте, чтобы сообщить ей об этом, но её уже не было рядом. Как и Поппи. Заметив, что девочки исчезли в толпе, Кларк принял это за зелёный свет и слинял, опередив Микки в попытке вытащить его на улицу.
— Я убью её, — рявкнул брат.
— Я убью её, — согласился я.
— Ты направо, я налево. Встречаемся здесь через десять минут. Кларка можешь оставить. Чёрт с ним.
Разделяться стало очень плохой идеей. Некому было прикрывать спину. Используя ладонь как козырёк, чтобы спрятать лицо, я протискивался вперёд, ощущая запахи и слыша... звуки. К разочарованию старшего брата и собственному, удержаться от того, чтобы вглядеться в происходящее, было трудно.
Признаюсь, это возбуждало. Местами больше, чем положено, но вкладка на порнхабе совершенно не означала, что подобное хочется попробовать в реальной жизни.
Чья-то рука легла мне на плечо и слабо сжала. Я остановился, чтобы отмахнуться, но было уже поздно — холодные пальцы пробрались под ремень. Первой мыслью стало кричать, потом — бежать, но я не мог пошевелиться. Незнакомка крепко сжимала мой член в своей руке, высунув наружу острый язык, предлагая красную таблетку.
— Тридцать баксов, красавчик, — подмигнула она. — Если слижешь с языка, сделаю небольшую скидку, — я чуть не задохнулся от самых неправильных в мире чувств, когда холодные пальцы оттянули резинку трусов и стали пробираться глубже.
— Спасибо, не сегодня, — сдавленно промычал я, отходя от неё на безопасные три шага.
— Хороший мальчик, — ухмыльнулась она, а потом развернулась ко мне боком, притягивая рядом стоящую Барну к себе в поцелуе.
Такое обширное количество потрясений за день сказалось на моём внешнем виде. Музыка и свет обволакивали два женских тела, сплетённых в поцелуе, а я стоял и потел, не понимая, куда девать себя. Что, чёрт возьми, вообще делают в таких ситуациях?
Одетта ухмыльнулась, не отрываясь от губ незнакомой девушки. Грёбаная чудачка схватила меня на ткань футболки на груди и притянула к ним. Я ничего не успел сказать, когда она засунула свой язык мне в рот и заставила проглотить половину таблетки.
— Отпусти себя, Перес, — прошептала она, гипнотизируя меня взглядом, голосом, запахом. — Времена хороших мальчиков давно прошли...
Чей-то пост в инстраграме, на котором я целовался с двумя девушками по очереди, разлетелся по всему интернету. Благо они не застали тот момент, когда нас накрыло в более уединённом месте, но, как сказала Одетта Барна: «Времена хороших мальчиков давно прошли».
Для репутации семьи Перес тот вечер стал переломным. Тогда же родители узнали, что я встречаюсь с Одеттой, а не с той курицей, что мне пророчили в будущие супруги. Они долго не хотели принимать мои новые отношения, пока не познакомились с ней ближе. Одетта Барна из прошлого никого не оставила равнодушным.
Увидев, что отец направляется в нашу сторону, я залпом осушил стакан виски и поморщился.
— Сын.
— Отец.
Осязаемое между нами напряжение можно было без труда потрогать руками. Как бы я ни старался, мне так и не удалось стать похожим на старшего брата, что автоматически означало отсутствие любого рода сходства с отцом. Не знаю, делал ли он тест ДНК, когда мы с Поппи родились, но я бы на его месте перестраховался. Внешне, даже пьяным, даже с прищуренным взглядом, было сложно сказать, что мы родственники.
И всё же мы ими являлись. Упёртость я позаимствовал от него, именно поэтому уже вторую неделю подряд настаивал на пересмотре нашего контракта с Филип Моррис.
— Мистер Перес, — Лиззи протянула ему руку, как делала это всегда. — Рада вас видеть.
Отец натянул на лицо улыбку, которой удостаивались все, кроме меня и моих «неверных» решений.
— Как ты себя чувствуешь? Прескотт тебя не обижает?
Куппер качнулась в мою сторону, прижимаясь щекой к груди. Что бы она ни планировала сейчас ответить, всё заранее было ложью. Эта отличительная черта её характера была моей любимой. Куппер идеально подходила на роль жены, прикрывающей задницу неверного мудака, бегающего за бывшей.
— Не обижает, — она очень убедительно улыбнулась. — Скотт станет прекрасным отцом.
— В этом нет никаких сомнений, — мама прижалась ко мне с другого бока. Поразительно чуткая, проницательная женщина, которой я был обязан всем. Не знаю, делили ли родители детей между собой, но я определённо был в её команде.
— Когда вы планируете пожениться?
Я поперхнулся слюной от такого резкого вопроса. На помощь пришла Лиззи.
— Скотт, милый, что-то мне нехорошо. Отведёшь меня в уборную?
Порой, когда находилось время подумать о Куппер, я не мог понять: что ей от меня надо? Деньги? Тогда зачем уходить от вопроса о женитьбе? Любовь? Точно нет. Она была одной из первых, кто узнала, что эра хорошего Прескотта окончена. Я трахнул её через неделю после расставания с Одеттой, а потом почти два года игнорировал попытки начать со мной общение.
Мы остановились в первом пустом коридоре. По ироничной случайности это оказался тот самый коридор, ведущий в кабинет, в котором я впервые за три года встретил Одетту почти месяц назад.
Лизбет облокотилась о стену, поправляя провокационного характера верх платья. Я встал напротив, достав из кармана пачку сигарет. Рядом с ней всегда много курил, тем самым скрашивая неловкое молчание. Сколько бы дипломов Куппер ни получила, нам не о чем было разговаривать. Дело не в её или моём скудоумии, просто так сложилось.
— Как Одетта? — её голос звучал неуверенно.
Я запрокинул голову, рассмеявшись. Чёрт возьми, странные женщины — вот мой типаж.
— Что смешного? — Куппер тут же стушевалась.
— Ничего, прости, — я закурил. Хотел не быть для неё последним мудаком хотя бы на этот вечер, но не сдержался и спросил, приподняв одну бровь: — Ты ведь в курсе, что я тебе изменяю?
На секунду мне стало её жаль. Куппер сжала силиконовые губы, контролируя прерывистое дыхание. Выдержка полетела к чертям, когда облако дыма ударило ей в нос и она закашлялась, всхлипнув.
— Все мужчины изменяют, — прошептала она как-то неуверенно.
— Одетта в порядке.
— По её делу есть какие-то подвижки?
— Ты для кого интересуешься?
— Для себя, — сглотнула Куппер, внимательно наблюдая за тем, как я тушу сигарету. — Может быть, когда всё закончится, это перестанет тебя мучить и ты...
— Что я? Стану верным мужем?
Не знаю, как эта чёртова херня внутри меня работала. Какой-то неисправный механизм, поломанный Барна три года назад. Не могу полностью винить её в том, что стал бесчувственным уродом, но её заслуга всё же была в том, как теперь приходилось смотреть на мир, на секс, на женщин. Совсем недавно групповуха могла ранить мои собственные чувства в первую очередь, пошатнуть идеалы. Теперь мой мир избавился от белых полос, оставив место лишь чёрному цвету. Ничто не могло пошатнуть то, чего не было.
В мире не было ни одной достойной причины, способной объяснить то, каким я становился рядом с Одеттой, почему чувствовал слабость у её ног, и почему всё кардинально отличалось, когда рядом были другие.
Никто из них не был виноват в том, что я был привязан к грёбаной чудачке, и у меня не было ни одной оправдательной причины обращаться с ними как с куском мяса. Но в этом животном мире не было места справедливости, а те, кто считал иначе, вскоре больно падали с высоты своих чистых взглядов.
Я клацнул зубами у носа Куппер, почувствовав исходящий от неё страх. И желание. Сраный век капитализма, стандартов, возводящих меня в ранг одного из самых желаемых мужчин в мире. Я был в курсе, как действую на женщин. Знал, что теперь в моде конченные уроды: это сексуально, это драматично.
Я не специально играл эту роль. Просто так сложилось. Просто Куппер не повезло. Думаю, она правда влюблена в меня. Девочка из хорошей, но недостаточно богатой семьи.
Прозаичным было лишь то, что меня тянуло к Одетте по тем же самым причинам, по которым Лизбет тянуло ко мне. Протест. Вызов. Драма. Занавес. Как чертовски глупо.
Куппер прикрыла глаза, затрепетав нарощенными ресницами, когда я приблизился к ней, коленом прибив к стене. И я бы трахнул её, не скрывая свой к ней физиологический интерес, но... всё работало иначе, когда речь заходила об Одетте Барна.
Я оставил Лиззи в том коридоре, так и не прикоснувшись к ней. Попрощался с родителями и дядей Одетты, пригласив того завтра проведать племянницу. Выставка, с которой всё началось, закрывалась. Пришло время признаться, что в действительности мне было глубоко насрать на то, куда пойдут вырученные с неё деньги.
Всё это было лишь предлогом. Я хотел вернуться в Сиэтл.
Снова сел пьяным за руль. Сделал два полных круга вокруг центра, прежде чем сдался и признался себе в том, что мой новый дом там, где живёт она. Полный решимости провести этот вечер так, как мечтал о нём весь день, не сразу заметил, что что-то не так.
Лишь когда вышел из машины, понял, что Люка нет у дверей. Он всегда стоял на там, охраняя Одетту. Звонил мне, когда полиция дважды приезжала без ордера в попытках провести обыск. При самом худшем раскладе в его обязанности входило отбивать Барна от Корсезе, на связь с которым Арчи пытался выйти уже вторую неделю.
В той автомобильной катастрофе погиб один из его людей, но от самого Эмира не было ни единой новости.
В окнах дома горел свет, а входная дверь была приоткрыта. Первая мысль, посетившая меня, казалась неутешительно: Одетта сбежала. Я думал об этом вплоть до того, как положил ключи на кухонную тумбу и оглянулся.
Погром. Разбитый телевизор, сломанные стулья.
— Люк?
Никакого ответа.
— Поппи?
В тот момент я не мог даже представить себе, что могло случиться что-то хуже драки. Одетте было не впервой слетать с катушек и громить дом.
Моё сердце билось ровно. Я не боялся, открывая одну дверь за другой. Никого не было. Все словно испарились, но и на это у меня было простое, безопасное объяснение. Из всего того, о чём я думал, можно было запросто найти выход. Из всего...
Дверь в последнюю комнату жалобно скрипнула. Уверен, что петли регулярно смазывали... но она заскрипела, подавив всхлип, раздавшийся из-за угла.
Одетта лежала на полу, привстав на локте. Из виска шла кровь. Она прижимала к ране ладонь, словно пытаясь заткнуть её, но...
Я не видел Одетту. Лишь слышал, как она дышит. Потому что она была единственной, кто дышала. Крупное тело Люка безжизненно привалилось к комоду. Около его ног были разбросаны разбитые фоторамки, свалившиеся сверху.
— Поппи, — голос Одетты надломился. Послышался грохот, с которым она поднялась на колени, пытаясь достать...
— Скотт...
Я перестал видеть. Её голос звучал как белый шум где-то на задворках. Она звала меня и плакала. Умоляла помочь ей, вызвать скорую, но я ничего не видел. Запах крови подействовал как удар тупым предметом по затылку. Всё, о чём я думал, когда упал на колени, глядя на окоченевшее тело сестры, — это конец.