Клетка из лебединых костей

На Вашингтон стрит меня чуть не сбил автобус. Трёхэтажный мат и грязная вода из лужи встретились с полным отчаянием на моём, весьма вероятно, бледном лице. Ровно минута потребовалась для того, чтобы отговорить себя от шальной мыслишки броситься под следующую машину.

Я вжала шею и низко опустила голову. Сиэтл был слишком оживлённым городом для той, что хотела остаться незамеченной и выйти сухой из воды. Буквально. В этом городе вообще когда-нибудь перестаёт идти дождь? С другой стороны, здесь было очень просто затеряться в толпе.

У меня при себе не было ни телефона, ни денег, впрочем, чего греха таить — нихрена у меня не было, и смысла в жизни, кажется, тоже. Я думала о Скотте, оставшемся на пороге дома Сэм, думала о Саманте и о Гибби. Я думала о людях, которым причиняю боль, и о тех, кто причинил боль мне.

— Что ты там гундосишь себе под нос?

Я стояла, широко раскрыв рот, прижимая ладонь к щеке. Не то чтобы то, что сейчас случилось, было статистически невозможным. Признаться, я готовилась к этому даже гораздо раньше, но сиськами Боженька наградил меня лишь к пятнадцати годам. Ну, как наградил... скорее подарил мне утешительный приз, мол, у всех есть, и ты держи, но уже что осталось.

Видимо, титьки вдруг сделали из меня женщину, по крайней мере, так решил сожитель моей мамаши, облапав меня за грудь. Долго не думая, переживая за сохранность ещё девственного прохода, я схватила в руки горячую сковороду, прикладывая её к его жирной роже.

Вплоть до нашего с ним знакомства я правда думала о том, что толстые люди — богатые. И я была готова продать душу за свисающее до колен жирное пузо, пока глубоко не разочаровалась. Карлос был ёбаным нищебродом, живущим на пособие моей матери.

— Он трогал меня своими грязными руками! — со всей обидой в голосе закричала я.

— Не ври! — она не всегда была такой, но сейчас кроме как полоумной я больше никак не могла её назвать. Сраная героиновая шлюха.

Если она сейчас скажет, что я просто ей завидую, я въе... ей в ответ. На все мои попытки выгнать непонятный, ебущий её на глазах несовершеннолетней дочери сброд она всегда отвечала кратко и по делу — я ей завидовала и мне просто следовало найти себе хорошего мужика.

— Я не вру!

— Ты...

У меня задёргался правый глаз. Если бы у меня были деньги и мне не было пятнадцать лет, я бы легла в клинику. Я просто мечтала о том, как проведу несколько месяцев в тишине и изоляции под присмотром врачей. Позднее, правда, я всё же загремела в больницу, и мои радужные фантазии меня же и погубили. Никому не советую лежать в отделении для людей с зависимостями, особенно, если у тебя самая дешёвая страховка.

— Мне...

Я уже давно переросла ту стадию, когда мне было больно видеть то, во что превратилась мама, хоть я и допускала, что другая она была лишь плодом моего воображения. Возможно, она всегда была такой, а я просто была слишком мала, чтобы это понять.

Я смотрела в её красные глаза, расширенные зрачки. Это не то, что было нужно пятнадцатилетнему подростку для того, чтобы вырасти зрелой и здоровой личностью. И я ей не выросла.

— Завидуешь.

Мне не было обидно за себя, но мне было обидно за таких же, как и я, за миллионы жертв насилия и домогательств со стороны мужчин, которым всё сходило с рук. Я правда хотела её ударить, хотела отрезвить её, но жирная туша Карлоса помешала мне. Прежде чем он стал вонять, я схватила свои драные кеды и выбежала на улицу.

Две знаменательные вещи произошли в тот день: мой первый секс и моя первая доза. Я не хотела, чтобы кто-то принудил меня к половым отношениям, и я принудила себя сама. Опыт был настолько отвратительный, что, когда ближе к полуночи Тайлер предложил мне мефедрон, — я согласилась.

Мне обещали, что это поможет залечить душевные раны, но никто не предупредил, что лечиться придётся всю жизнь и выбора уже не будет. Впрочем, я никогда не винила пособников своего первого раза в том, во что я в итоге превратилась. Каждый предыдущий и последующий выбор целиком и полностью принадлежали только мне.

Я стояла у телефонной будки с намотанным на указательный палец проводом. В карманах куртки, которую стянула с той вечеринки, завалялось пару долларов. Одну часть бюджета я израсходовала на бутылку свежей воды, чтобы хорошенько проблеваться и очистить организм, другую — впервые в жизни решила использовать с толком.

— Кто?

— Трэвис?

— Кто?

На остановке, у которой стояла будка, остановилась пожилая женщина, тащившая за собой тележку, хлюпая ногами по грязным лужам, образовавшимся в разбитом асфальте. Уставившись на меня, она несколько раз перекрестилась, прокричав что-то нечленораздельное.

— Это Кэсси.

— Малая? Чего тебе? С чего звонишь? Копы рядом?

Рауш был огромным лысым мужиком с маленькой писькой. Говорил только низкими басами и носил свисающие штаны, создающие иллюзию того, что там что-то есть, но там ничего не было.

— Белый, — что означало, что я не в полиции. — Слушай, ты не помнишь, когда я в последний раз к тебе заходила?

Судя по звукам, на той стороне провода кого-то шлёпали. Или... трахали. Трэвис был не из тех, кто склонялся к необходимости сохранять таинство процесса. Напротив, он безмерно гордился тем, что в силу своего статуса мой трахать самых симпатичных из списка самых безнадёжных.

— Да давно не заходила, малая, ты куда пропала? Я же скучаю.

Я проглотила рвотный рефлекс.

— Как давно? Неделю или...

— Да недели две тебя уже не видел. Ты обиделась из-за того, что я в тот раз сказал, что у меня ничего нет? Это не из-за того, что ты мне должна. Стаффа реально не было, всё отдал, а новую партию задержали...

Значит Трэвис отпадает. Сухо попрощавшись, попав в тональность финального стона той несчастной, что имитировала под ним оргазм, я сбросила и засунула новую монетку, набирая Рауша.

С десятого гудка мне наконец ответили, с порога предупредив:

— Пыли нет, — то есть кокаина. — Остались только пончики.

— Это Кэсси.

— Брать будешь? — без всяких эмоций спросил Катлер, заместитель Рауша. Номер самого Рауша получить было почти невозможно.

— Позови главного.

— Пароль.

— Кило сахара и пять грамм каши, — я могла забыть собственное имя, даже имя Скотта, но забыть кодовые пароли для барыг или номера их телефонов — никогда.

Спустя пару секунд и одно громкое «блять», раздался сиплый голос хозяина вечеринки. Затянувшись сигаретой, Рауш спросил:

— Чего тебе, сахарок?

— Прости, что беспокою. Я хотела спросить, я давно к тебе заходила? Не помнишь?

— Не помню, — выдохнул дым, попросив Катлера открыть кому-то дверь. — А что случилось?

Я цокнула:

— Опять ничерта не помню.

— Не знаю, сахарок, неделю назад меня не было в городе. Поспрашивай кого ещё.

И сбросил, даже не попрощавшись.

***

В одной руке я держала старые ножницы, в другой — локон русых волос. Из зеркала в туалете на заправке на меня смотрело таинственное чудовище с опухшими красными глазами, ссадинами и мелкими синяками по всему телу.

Мне хотелось живьём снять с себя кожу, хотелось выкинуть в помойку это испорченное тело. Сколько всего оно пережило и сколько ещё ему предстояло пройти? Сколько мужчин его трогали, и скольких из них я любила?

Один локон упал в раковину, и я тяжело сглотнула. Пальцы немного задрожали, отрезая третий и пятый пучок. Причёска стремительно быстро превращалась в рваную катастрофу, и я стала ненавидеть себя чуточку больше.

Один из побочных эффектов наркотической зависимости — пониженное либидо, то есть я буквально не помню, когда в последний раз возбуждалась. Это относилось и к тому, что меня мало волновало то, как я выгляжу. Я не чувствовала себя женственной, чёрт, да я, кажется, вообще забыла о том, что я девушка.

А выглядела я плохо, и это показалось мне чертовски смешным. Прескотт Перес — один из богатейших людей Европы приехал в Сиэтл, чтобы мне помочь, потому у него, видите ли, ко мне всё ещё остались какие-то чувства.

Я рассмеялась: сипло, глухо, как это делают серийные убийцы в фильмах.

Я не представляла, как меня вообще можно было желать, любить. Порой мне казалось, что меня и не существует вовсе. Наркотики полностью стёрли мою личность, и от меня осталось лишь тело, но и то знатно поносилось.

Я вспомнила его чёрный костюм, обтягивающий бугрящиеся под рубашкой мускулы, вспомнила аромат его парфюма и давно забытое тепло его тела. На секунду мне даже показалось, что низ живота стянуло приятным спазмом, и я провела пальцами по своей шее.

Близость с ним не была похожа ни на одну из тех, что были до или после него. Это была отдельная, платная подписка на порнхабе, и я коснулась пальцами резинки на шортах. Мне хотелось почувствовать хоть что-то, и я решила начать с самого простого.

Последний месяц выдался тяжёлым для нас обоих. Мы долго не виделись, и я не планировала и дальше мириться с тем, что выпускные из Гарварда лишают меня счастья любой половозрелой женщины.

Именно это я и сказала охраннику кампуса, когда тот отказался меня пропустить. Под моим пальто не было ничего, кроме пары кружевных трусиков, и никто не смел портить мне сюрприз.

Спустя два часа уговоров, с замёрзшей жопой и бутылкой дорогого вина я радостным галопом мчалась по студенческому общежитию, предвкушая нашу встречу. И под «встречей» я имела в виду нижнюю часть туловища Переса.

Гарвард выглядел именно так, как должен был, — местом, в которое я ни за что в жизни не хотела бы поступить учиться. И, хотя на улице было свежо, мне было просто пиздец как душно. Сейчас бы я вряд ли осудила косые взгляды на пьяную малолетку в образе эксбиционистки.

Ещё два интересных факта обо мне, которые вы, скорее всего, не знали. Я любила рисовать и делала это настолько хорошо, что даже задумывалась над тем, чтобы после гэп года попробовать поступить в художественный колледж.

Факт номер два: Скотт был в комнате не один. Немного пошатываясь на высоких шпильках, поправляя растрёпанную причёску, я открыла дверь. Пальто упало на пол, и я широко улыбнулась, пока не поняла, что из угла на меня смотрят три пары глаз, и две из них были уже явно в том возрасте, в котором груди молоденьких девочек можно было увидеть только за деньги или на сайте для взрослых.

Изумление на лице Скотта быстро сменилось смущением. На нём была белая рубашка и мой любимый джемпер, который вместе с очками превращал моего Переса в эдакого занудного ботана. Самым приятным в этой ролевой игре моего сознания с его образом было то, что мы оба знали, как жёстко он мог нас, то есть меня, придушить. Ну просто секс-гигант в школьной униформе.

Мы смотрели друг на друга, его научный руководитель и консультант — на нас. Это заняло порядка трёх минут, пока Перес наконец не вскочил с кресла и не бросился в мою сторону.

Я, честно, думала, что он меня прибьёт.

От волнения он вспотел и очаровательно нервно поправил очки на переносице.

— Одетта, твою мать, что ты здесь делаешь?

— Упс, — я неловко улыбнулась, прикрывая руками грудь.

Скотт поднял с пола пальто и быстро стал меня в него запихивать.

— Прошу прощения, — он обернулся на двух застывших позади нас мужчин. — Это недоразумение.

Признаться, даже мне стало немного неловко, и я протянула, выглядывая из-за его плеча:

— Простите.

Скотт уже пихал меня к двери, выронив из рук планшет.

— Прости, пожалуйста, я же не знала, — стала оправдываться я, пятясь задом вон из его спальни.

Он молча закрыл за нами дверь и толкнул меня дальше, в другую комнату. Там было темно, и я не сразу поняла, где мы оказались, пока мокрая плитка не коснулась моих плеч. Рука Скотта нашла мою талию и крепко её сжала, лишая меня возможности дать дёру. Впрочем, не скажу, что мне хотелось. Ощущение веса его тела действовало на меня опьяняюще, и я правда безумно по нему соскучилась.

— Ты вообще ненормальная?

Я обиженно надула губы, задевая щекой его подбородок. Была своя прелесть в нашей близости посреди тёмного студенческого толчка.

— Я просто хотела сделать тебе сюрприз.

Его бёдра прижались к моему животу. Он тяжело задышал, кончиком носа касаясь моих плеч, шеи.

— Отлично, кис-кис, теперь мой научный руководитель будет думать, что я снял шлюху, — мне показалось, или он улыбнулся?

— Разве не этим занимаются студенты Гарварда каждые выходные? Вряд ли он будет удивлё...

Прежде чем я окончила свою полную метафор мысль, язык Переса перебил доступ к кислороду, оказавшись у меня во рту. Его пальцы сжали волосы на моём затылке, подталкивая моё лицо ему навстречу, крепко вжимая меня в его тело.

— Но там же, — я хотела напомнить ему о двух мужчинах через стенку, ожидавших его.

Скотт подкинул меня вверх, не отрывая губ от моей шеи. Ниагарский водопад в ту минуту казался мне просто лужей в сравнении с тем, что происходило у меня между ног. С одной точки зрения, я полагала, что это было нечестным.

Перес засунул два пальца под насквозь мокрую полоску нижнего белья, надавливая в самых чувствительных местах. Его эго и так было раздуто до размеров земного шара, а моя реакция только подливала масла в огонь его самомнения.

— Какой джентельмен оставит свою даму в одиночестве в таком состоянии? — хитро прошептал мне на ушко, ритмично вбивая в меня пальцы.

— Вы такой галантный, — выплюнула я, стискивая зубы от нарастающего желания запрокинуть голову и застонать.

— Не обольщайтесь, это лишь для того, чтобы переспать с вами, — его вкрадчивый голос смешался с звоном пряжки ремня.

— Все студенты Гарварда любят заниматься сексом в туалете? — признаться, это заводило меня до безумия, но куда больше меня приводила в восторг сама мысль о том, что нас могли услышать. Нет, нас точно услышат, я не собиралась сдерживаться, а он не собирался сдерживать меня.

Я коснулась губами его носа, языком снимая с него очки. Скотт в отместку шлёпнул меня по заднице, открывая презерватив.

— Ты всегда носишь в кармане презик?

— Никогда не знаешь, когда к тебе заявится твоя чокнутая, озабоченная подружка, — тем же язвительным тоном ответил он, раздвигая мои ноги одним резким, грубым движением. Уже в следующую секунду я почувствовала глубокий толчок.

От неожиданности я вздрогнула, плечом задевая кран душевой. Скотт рассмеялся мне в губы, немного резко и жадно прижимая меня к себе:

— Мне так даже больше нравится, — улыбнулся он.

Вода стекала по моему лицу, шее, груди, но я была слишком занята тем, чтобы полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Перес замедлил ритм, и его толчки стали более чувственными.

В тот момент мне казалось, что счастье будет длиться вечно.

Я достала руку из трусиков, но, как и опасалась, совершенно ничего не испытала. Воспоминания в моей голове были такими яркими, и мне показалось, что их может хватить на весь город, но правда была в том, что моё тело медленно умирало.

Я заглянула в полную волос раковину, затем перевела взгляд в зеркало, любуясь рваным каскадом чуть выше плеч. Из плюсов, как мне тогда показалось, до было в целом не сильно лучше. Из минусов, я фундаментально задумалась над тем, что в 21 веке по всему городу расставлены камеры с системой распознавания лиц. Это буквально означало, что никакая смена имиджа мне не поможет, но мне почему-то стало легче.

Я выкинула локоны в унитаз, утёрла слёзы и, натянув на голову капюшон, вышла с заправки. У меня не было какого-то чётко продуманного плана, кроме желания самой разобраться в том, что произошло той ночью.

Мне выдвинули обвинения в убийстве, а я сбежала. Единственным знакомым мне человеком, которого никто бы не стал обо мне расспрашивать, был Кэл. На секунду мне стало стыдно за то, что я не видела его столько дней и, признаться, совсем про него забыла.

Дорога заняла несколько часов. Я старалась держаться особняком, об общественном транспорте и думать не думала: во-первых, у меня совершенно не было денег. Ко всему прочему, я была просто безумно голодной.

Я, идущая мимо МакДональдс, с завистью пялящаяся на, в большинстве своём, малоимущих, — жалкое зрелище. Я почему-то вспомнила вкуснейшую в своей жизни пасту, которую мы со Скоттом всегда заказывали в одном маленьком ресторанчике в Тоскане. Мы могли выбрать лучший ресторан во Флоренции, но всегда возвращались в одно и то же место. В моём стакане с апельсиновым соком частенько умирали мухи, да и в целом место было не самым стерильным, просто оно было нашим, и, возможно, макароны тоже были невкусными.

Я прижала ладони к ноющему желудку, по кусочкам собирая в голове вчерашний ужин. Если бы я могла, то не раздумывая бы вернулась к нему, простила бы всё, даже то, на что не имела права обижаться.

И самое страшное во всем этом было то, что я, в отличие от многих, понимала, в какую яму качусь, точнее прикатилась, и, тем не менее, продолжала дальше рыть землю зубами.

К ночи подворотни Сиэтла, в которых я обитала, превращались в площадку для съёмок «Криминального чтива». Тёмные переулки, кучи мусора и странные типы́ могли отвернуть большинство здравомыслящих людей, но я... я с облегчением выдохнула.

Издалека я увидела знакомую фигуру, и какая-то часть груза свалилась с моих плеч. Имея дело с бездомными вроде Кэла, всегда нужно быть готовой к тому, что следующим утром его съедят собаки, но он был тут: целёхонький, будто бы даже не пьяный, просто сидел и играл с бездомным щенком, что-то напевая себе под нос.

Я села рядом с ним на бордюре и запрокинула голову, любуясь звёздным небом и крышами кирпичных многоэтажных бюджетных застроек. С проспекта свистели сирены, выли моторы, и, думаю, порядка пяти машин в этом потоке активно занимались моими поисками.

Во-первых, полиция. Предполагаю, что Скотт тоже хотел найти меня, хоть я и не понимала его стремление помочь мне. Последнее, во что я могла поверить, — его чувства ко мне, а даже если и так, он, должно быть, конкретно умом тронулся. Я почему-то склонялась к тому, что его просто замучила совесть, как-никак когда-то мы были друг другу не самыми чужими людьми.

Это касалось и Кинсли. Мы не особо хорошо ладили, и ему были не нужны проблемы, но мне почему-то было легче от мыслей о том, что ему не всё равно на то, что со мной. Я бы хотела, чтобы он искал меня, даже если это было всего лишь банальное содействие следствию.

Кэл протянул мне маленький свёрток, продолжая гладить щенка.

— Тебя долго не было, — немного обиженно заворчал он.

Я развернула его подарок и обнаружила там ломоть вполне свежего сэндвича с тунцом. Я не совсем доверяла продуктам питания, которые для себя выбирал мой друг, и он поспешил заверить меня:

— Не с помойки. Мне подарили!

Я откусила половину, а вторую вернула ему, вытирая горчицу с губ.

— Кто тебе подарил? — между прочим спросила.

— Мужик какой-то, — полушёпотом ответил Кэл. — Весь в татухах, кожаной куртке и на чёрном тонированном джипе.

Образ такого мужчины не совпадал с благотворительностью, но я решила быть непредвзятой.

— Он о тебе спрашивал, — вдруг огорошил меня Кэл. — Сказал, что он твой близкий друг.

И всё бы ничего, если бы не тот факт, что в кругу моих друзей никогда не было огромных татуированных мужиков.