Шестьдесят три дня до
Моё сознательное боролось из последних сил.
Я стояла в дверях, наблюдая за тем, как с неба сыплются огромные градины, и зябко ёжилась от промозглого ветра. В голове голосом Скотта набатом гудело: «Останься, Одетта». И я именно так и планировала, пока в конечном итоге весь мир не превратился в одно большое слепое пятно.
Я немного пришла в себя, когда повалилась на дороге, запутавшись в собственных ногах. Это было жалко, но такова была расплата, таков был эффект просроченных таблеток, которые, кстати говоря, моё сознание не рекомендовало пробовать. Срок годности на них вышел ещё год назад, но вряд ли причина была в этом. Скорее в дозировке. Я сожрала целую пригоршню, испугавшись собственных мыслей о том, что буду находиться с Пересом в одном помещении весь вечер.
Я думала, что смогу, но не смогла смириться с тем, как по-новому он теперь на меня смотрел. Нежные улыбки теперь принадлежали другой, а мне досталось сожаление и полное разочарование. Сколько бы мне не осталось, я не хотела запоминать нас такими чужими.
А ещё я не хотела в тюрьму.
Ступни покалывало от знакомых ощущений. Я примерно понимала, сколько времени осталось до того, как меня вырубит. Я была просто настоящим специалистом в этом вопросе, и поэтому было принято решение — блевать.
Я скрючилась посреди дороги, с грустью прощаясь с сытным, горячим ужином. Трясущимися руками заправила свисающие сосулины волос за ухо и тыльной стороной ладони вытерла рот, ощущая, как легчает.
В глубоком детстве у меня был кот. Он был пушистым, я — дохлой и очкастой. Мы идеально подходили друг другу. Когда у Гавжона нашли опухоль, я рыдала трое суток. Даже выставила своё единственное, купленное бабушкой платье в объявлении в газете, надеясь с вырученных денег оплатить Гавжону операцию.
Не сложно догадаться, что в жизни мне вообще редко фартило. С продажи платья я получила 3000 форинтов (около 6 долларов), что, естественно, не покрывало и 10 процентов заявленной стоимости, но суть была совершенно в ином.
Когда я вернулась домой, искренне веря в то, что теперь-то мы с Гавжоном заживём, кот магическим образом испарился. Тогда-то мама и поведала мне трагическую притчу о том, что животные всегда уходят умирать в одиночестве. Они не хотят, чтобы их хозяин грустил.
Я улыбнулась от мысли о том, что в последнее время зачастила с тем, чтобы сравнивать себя с разного рода мохнатой живностью, но что-то трагичное было в том, как я покинула Скотта, чувствуя, что в скором будущем могу обблеваться до смерти.
Я стояла посреди грязной лужи, обнимая себя руками. Ночь была красивой, дополняющей, но в то же время такой тёмной, что казалось, что солнце больше никогда не взойдёт. Но, конечно же, взойдёт. Оно ведь не мои шансы на «долго и счастливо».
Слух постепенно возвращался, и я была искренне рада тому, что не сдохла. В этом мне определённо точно везло — я всё ещё была жива.
Белый шум сменился гомоном, музыкой, и я почувствовала нестерпимую жажду. Именно с этим оправданием и зашагала в сторону громыхающего коттеджа. Затылок прожгло от странного ощущения того, что за мной наблюдают. Пока оборачивалась, снова поскользнулась, корпусом целясь на влажный газон. Мне показалось, что это будет куда приятнее, чем падать на асфальт.
— Чёрт, — заворчала, поднимая вверх испачканные в грязи ладони.
— Вам помочь?
Я приподняла голову, а затем руку, позволяя незнакомцу подтянуть меня вверх.
Стыдно было всего пару секунд. Серая футболка парня стала всего лишь заложницей ситуации, у меня не было к ней совершенно никаких претензий! Я отёрла остатки грязи о уже давно не белую рубашку Скотта, поверх которой была накинута олимпийка.
Парню напротив было не больше лет двадцати, а, судя по взгляду, промилле алкоголя — и того больше. Худой, высокий, с ещё не обсохшим молоком матери на губах он глупо улыбался, глядя на меня сверху вниз. Кажется, я случайно упала на чью-то вечеринку.
— Что празднуете? — я кивнула носом в сторону дома, грохот из которого заставлял землю вибрировать под моими ногами. Я выходила из дома почти в полной отключке и только сейчас смогла полностью оценить свой модный образ, встряхнув съезжающий со ступни шлёпок.
Зашибись картина.
— Твоё падение с небес, крошка, — протянул парниша напротив, качнув головой.
Я вопросительно выгнула левую бровь. Нет, не промилле. Наркотик. Скорее всего трава или что-то седативное.
— А празднуете что?
На секунду признаки мозговой активности промелькнули в стеклянных глазах. Он задумался над тем, а не действительно ли они что-то празднуют, почесав затылок.
— Не знаю, чей-то очередной день рождение вроде бы.
Я посмотрела на огромный дом, прикидывая размеры состояния именинника. Уверена, там и кокос, и хорошие таблетки найдутся...
Две потные ладошки гормонально незрелого подростка вдруг оказались на моей талии. И, хотя ему было явно меньше, чем мне, он был выше, а ещё от него ужасно воняло потом. Уверена, в кроссовках — атомная бомба, а не носки.
Неумелые пальцы забрались под рубашку, а спёртое дыхание мазнуло скулы. Типичный малолетка в том самом гадком возрасте, когда за дырку между ног можно продать родную мать. Впрочем, в последние три года я не отставала, но причина, по которой я вытерпела неумелые прелюдии, крылась далеко не в родстве душ или взглядов.
Я хотела зайти внутрь. Особых планов на то, что делать со своей жизнью дальше, — не было. Скорее всего меня будет искать полиция, а потом, учитывая, что я ни черта не помню, меня закроют за решёткой за убийство того жирного мекоса. Выйду через лет двадцать, махну рюмку водку и... головой вниз или на верёвке в подъезде, как Бог даст. А может и не даст, и убиться получится ещё до первого судебного слушания.
Я могла обойтись косяком. Для этого мне бы потребовалось всего лишь улыбнуться, завести с кем-то непринуждённый разговор, и вуаля — я накуренная в дерьмо, но мне хотелось другого. Меня всё ещё мазало от испорченных таблеток, и лучшим средством на пути к победе был только порошок, но порошком просто так не делятся.
Его нужно заслужить.
— Что-то у меня сегодня нет настроения, — стала задвигать, отстраняясь.
— Не обламывай меня, крошка, — взмолился недоделанный Дон Жуан. Мне было смешно от самого факта нашей встречи.
Я закатила глаза, следя за беснующей толпой позади нас. Моя жертва вцепилась в мою шею губами, и я решительно оттолкнула его. Парень пошатнулся, и тогда я выпалила:
— Есть что-нибудь?
Просто всё как-то сразу навалилось, понимаете? Просто эта цена зависимости.
Я даже не знала, как его зовут, но от этого мне было ни горячо, ни холодно. Я лежала на кровати в куче грязных пацанских носков, ожидая, пока он справится с ширинкой на джинсах.
За закрытыми дверями гудела музыка.
Мы смешали столько наркоты, что я держала веки открытыми лишь потому, что должна была убедиться в том, что он наденет презик и вставит туда, куда нужно.
Потное тело навалилось на меня сверху. Я хотела, чтобы это закончилось как можно быстрее, но он вдруг решил расщедриться на прелюдии, на сухую пихая в меня два своих пальца.
Я продолжала смотреть в потолок, вспоминая собственное имя. На секунду мне показалось, что я забыла что-то важное, более важное чем то, как меня зовут. Я нахмурилась, парень закопошился у меня между ног.
Это было не сексуально, совсем не приятно, так чертовски саморазрушающе, что я пришла к выводу: это именно то, чего я заслуживаю. Я родилась для того, чтобы нести это бремя. Кто-то же должен был?
— Ты такая мокрая, — прошептал мне в глаз, в темноте спутав его с губами.
Конечно, я была мокрая. Он оплевал меня с ног до головы.
А где я была сегодня утром? Что-то не припомню.
Вставить удалось не с первого раза. В дверь постучали как раз в момент того, когда он почти справился.
— Эй, Джекс! Утырок, ты здесь?
— Отвали, — закричал, судя по всему, Джекс, наконец засунув в меня свой член. Маленький. Отлично.
— Давай быстрее, мелкий принёс кое-что очень интересное.
— Да ща, ща, — он задвигался, хаотично и быстро катая моё размякшее тело вверх-вниз. В какой-то момент тряска стала почти невыносимой, и мне пришлось прибегнуть к крайним мерам.
Я почти забыла, что такое хороший секс. Обычно всё было так, как оно есть сейчас. Оргазм был далёкой, несбыточной мечтой. Я оттолкнула Джекса, перевернулась на живот и встала на колени, руками упершись в матрас.
Старалась не думать о том, что ничего не чувствую. Заглянула внутрь себя, пытаясь отыскать хоть толику стыда, сожаления, но там была зияющая пустота. Мне даже не было противно от самой себя, и это испугало меня.
Я закрыла глаза, желая сбежать из этой комнаты, желая сбежать из собственного тела. Вспоминание само нашло меня, скрашивая неприятное времяпрепровождение...
Я не видела его лица, не знала, кто передо мной сидит. Возможно, конечно, и знала, и всё дело было в конской дозе наркотиков. Я словно телепортировалась из этой провонявшей комнаты, оказавшись на мягком, шерстяном ковре.
Обнаженную спину приятно согревал жар камина. Я посмотрела перед собой, любуясь роскошным видом на ночной... не помню, разве что то, что мы были в отеле. Как будто это было очень давно, но совсем недавно.
Он сидел в кресле, сложив руки на пряжке ремня. Я попыталась разглядеть его лицо, но не смогла поднять голову выше. Чушь какая-то.
Вдруг мужчина резко встал. Я предельно чётко ощутила собственное возбуждение от каждого его шага. Незаметно для меня самой рука потянулась ниже, касаясь пульсирующей от желания точки.
Приятный, ласкающий слух смех стянул низ моего живота. Я снова подняла голову, и на этот раз мне это удалось. Скотт. Мы. Пять лет назад. Нью-Йорк.
Он открыл пакетик с порошком, глядя на меня сверху вниз. Его глаза блестели похотью, и мне показалось, что это самое прекрасное из того, что я когда-либо видела в своей жизни.
— Открой рот, — скомандовал.
Я послушалась, позволяя его пальцам заскользить внутри ротовой полости, втирая в десну кокаин. Он мог быть аккуратнее, но намеренно сделал это небрежно, размазывая слюни по моему лицу.
Я бредила: от переутомления, от наркотиков, от всего сразу. Сама засунула член Джекса в себя и стала двигаться, позволяя ему неумело шлёпать меня по заднице. Потребовалось всего семьдесят пять секунд.
— Ты просто космос, детка, — Джекс повалился на спину, переводя дыхание.
— Ага, ты тоже, — съязвила, в груде вещей на кровати подыскивая что-то на смену рубашке, испачканной рвотой, грязью и продуктами спермотоксикоза. Пока снимала, словила себя на том, что принюхиваюсь. Не пострадавшие участки ткани приятно пахли чем-то знакомым. Кем-то знакомым.
Я снова забыла его имя...
***
Я проснулась от металлического привкуса крови во рту. Провела рукой по лицу, потирая вспотевший лоб, щёки. Пальцами опустилась на живот и двинулась ниже, проверяя себя на наличие нижнего белья. С этим был порядок, в остальном — полный бедлам, но бельё, насколько я помнила, было не моим.
Резко села, обнаружив себя на полу. Рядом валялось ещё несколько тел вперемешку с кучами мусора: стаканчики, бутылки.
Провела рукой над верхней губой, смахивая остатки кокаина. Чёрт.
— Тащи ублюдка сюда, он заляпает кровью мне весь ковёр.
Крик. Ругань.
В полной прострации я обернулась на шум, пытаясь понять, что происходит. Подняться оказалось делом не из простых, и я прибегла к упругой заднице по соседству, облокачиваясь. Видимо, спутав мои намерения с чем-то другим, девушка сонно улыбнулась, слегка приоткрыв один глаз:
— Ещё?
Заряда бодрости не хватило на продолжение разговора, и блондинка тут же отрубилась. Я же зашагала в сторону кухни, параллельно оценивая материальный ущерб дому, вспоминая, как я вообще могла здесь оказаться.
Ощущение было сродни беспомощности. Я снова потеряла целые сутки, застряв где-то между завтраком у Сэм и дорогой на работу.
— Пожалуйста, отпустите! — кричал тот, которого за волосы втащили в гостиную и стали пинать ногами.
Зашла на кухню, взяв за правило не вмешиваться в чужие конфликты. Под хруст костей и череду отборного мата подошла к раковине и с головой занырнула под струю воды.
Освежает.
— Тебя мать родная не узнает, уродец. — Удар. Я стояла возле раковины, цедя во рту воду, наблюдая за тем, как пятеро ублюдков таскают по полу одного полузрелого пацана. Я определённо видела вещи и похуже, поэтому меня не особо трогала участь несчастного.
Иногда люди заслуживают то, что с ними делают.
— Я спрашиваю, Гибби Смит...
За окном было солнечно. Я бы могла сказать, что сейчас раннее утро, но часы на духовке показывали половину шестого вечера. Я стала вспоминать, что у меня, кажется, была работа, которую я, естественно, пропустила. Это было проблемой, потому, как оказалось в ходе размышлений, жилья и денег у меня тоже не было. Вашу мать, у меня даже мобильника при себе не оказалось.
А потом я посмотрела на парня, лицо которого уже подверглось нехирургическому вмешательству со стороны мясистых кулаков подростков постарше. Кажется, это была вечеринка в честь восемнадцатилетия сына одного состоятельного хрена, владельца сети ресторанов быстрого питания. И я снова вспомнила.
Это произошло быстро. Я бросила стакан с водой в раковину, рванув в центр драки. Эффект неожиданности позволил мне схватить Гибби за шкирку и потянуть на себя. Маленький ублюдок, что он здесь делал?
Смит стал плеваться кровью. Толпа парней пришла в себя, пнув меня в плечо. Я готова была сожрать их живьём:
— Мелкий идёт со мной, — рявкнула как можно более устрашающе. Как минимум я здесь самая старшая, а старших нужно слушаться!
Низкий, почти с Кинсли ростом парень расправил плечи и запрокинул голову. По его взгляду было ясно, что «возраст» здесь не имеет совершенно никакого значения.
— А ты, блять, кто такая? Кто притащил сюда эту тёлку? — он оглянулся на друзей, что подпирали его со спины. У некоторых на кулаках сворачивалась кровь Смита, пока сам старший сын семейства пытался остановить фонтан из носа, скрючившись за моей спиной.
— Твой батя попросил приглядеть, — огрызнулась я.
Шепотки и смешки тут же стихли. Кажется, мои слова воспринялись всерьёз.
— Его урок ещё не окончен.
Гибби вцепился в мою ладонь.
— Окончен, — вероятно, выглядела я отстойно. Я могла попытаться достучаться до них угрозами, но, честно говоря, по какой-то причине я сама не хотела видеть здесь копов. — Сколько он вам должен?
Представитель современной молодёжи задумчиво потёр подбородок. Калькуляции происходили сложные.
— Три тысячи, — наконец выдал он, довольно ухмыляясь.
Я с трудом поборола желание открыть рот. Гибби в немом ужасе смотрел на меня из-под заплывших век. Меня серьёзно волновало, как в таком виде мы покажем его матери. Сэм нас обоих пришьёт.
— Дайте мне неделю, — выдохнула я.
Парни оценивающе заскользили по мне взглядом. Да, в этом они были предельно правы — мне нечего предложить. У меня даже паспорта с собой не было, но Гибби Смит неожиданно пришёл на помощь.
Он закопошился, из кармана доставая свой страховой полис, пакет с травкой и сопливый носовой платок. По его глазам было видно, что эта мера была крайней.
— Вот, — он положил всё, что было на кухонную тумбу. — Если через неделю не верну всё, что должен, здесь мой адрес.
— Мартин...
Парень махнул рукой. — Пускай идут. Сейчас у них всё равно ничего нет, и терять нечего тоже.
Гибби кивнул головой. Он хотел что-то добавить, но я схватила его за шиворот и поволокла к выходу. Это ж надо было так вляпаться!
— Ты правда от отца? — вдогонку как-то сдавленно крикнул парень.
Но я не ответила, не придумав ничего лучше, чем шутку про «мать». Вдев ноги в первые попавшиеся тапочки, придерживая Смита за основание шеи, вытолкала его из дома.
Я понемногу начала приходить в себя, частично вспоминая вчерашний вечер. Мы вышли на улицу, и ясное небо тут же заволокли тучи. Я оглянулась, примерно соображая, в какой части города мы находимся.
Элитная застройка стала весьма неутешительным ответом. Вряд ли здесь есть общественный транспорт, а даже если и есть, что с того? У нас на двоих едва наберётся один доллар.
Как только мы отошли на сотню метров, я села на бордюр, нашарив в кармане украденных шорт пачку с двумя сигаретами. Это был настоящий джекпот, и одну я протянула мальчишке.
— Твою мать, Гибби, — выдохнула я, стянув волосы на затылке. — Что это было?
Сколько ему было? Шестнадцать? Пятнадцать? Я не особо любила детей и не питала интереса к отпрыскам подруги, поэтому, вероятно, не озвучь кто-то его имя, я бы даже не вспомнила, как Гибби Смит выглядел.
А выглядел он плохо. Худой, среднего роста, с вьющимися русыми волосами, криво, так же как и у меня, стриженными, полагаю, что кухонными ножницами. Тяжёлая рука Сэм явно принимала участие в этом безобразии.
Он молча курил, ковыряя краску на бордюре. На щеках и подбородке уже застыла кровь, а левый глаз опух. Мне было трудно понять, плакал ли он. Его грудь нервно вздымалась, но звуков он не издавал.
— У меня не было другого выхода, — наконец прошептал он, поразительно спокойно. — Вчера вечером мама попала в больницу.
Я была совершенно уверена в том, что его мать — моя лучшая подруга Сэм. Гибби как-то презрительно хмыкнул в ответ на мой немой вопрос.
— Отец пришёл пьяным, — пояснил он, а затем ткнул в свой правый глаз: менее заплывший, но всё равно подбитый. — Ей досталось за нас двоих, но наша медицинская страховка давно закончилась. Я даже не смог купить ей болеутоляющее. Мне срочно были нужны деньги.
— И ты...
— Да, я обманул этих богатых ублюдков, пообещав им качественный стафф. Я получил деньги.
— А продал им что?
Гибби пожал плечами, хлюпнув носом.
— Может и стиральный порошок, я не знаю. Что самое дешёвое продали, то и взял, а им толкнул раз в 10 дороже.
Один раз я снюхала дорожку стирального порошка. Потом ещё неделю не могла ничего нюхать, повредив слизистую. Я шмыгнула носом, решив, что, видимо, мне досталась партия от более надёжного и менее избитого за свою «ненадёжность» поставщика.
— Сэм сейчас дома?
Гибби кивнул головой, и меня вырвало. От всего сразу: наркотиков, истощения, воспоминания.
Я всегда считала, что плохая память на лица и события — моя сильная сторона. Не всё в этой жизни мне хотелось помнить. С детскими воспоминаниями было проще — их вообще никто не помнил, в сознательном возрасте провалы в памяти стали возможными благодаря зависимости.
Квартирка у нас была, мягко говоря, обставлена бедно. В начале двухтысячных органы опеки занимались чем угодно, но точно не своей работой. Пятилетка по имени Одетта буквально жила в притоне.
Большую часть того времени я помнила маму трезвой. Она заботилась обо мне, лишь изредка себе что-то позволяя, в отличие от отца. Зрелище по типу наркоманской оргии заменяло мне мультики перед сном.
Я сидела на полу, за волосы тягая тряпичную куклу. Гавжон покинул меня месяц назад, нового кота завести мне не разрешали, и я нашла себе новую подругу — курву. Я тогда ещё не совсем понимала, что это слово значит, просто слишком часто его слышала.
Мама была на кухне. Пахло картофелем, а отец не ночевал дома вот уже третьи сутки. Это были лучшие три дня в моей жизни.
— Одетта! — судя по голосу, мама тоже была рада нашему девичнику. — Кушать!
Я всегда была голодной. Еды никогда не было в достатке, отчего в сравнении с другими своими одногодками я была похожа на Кощея.
Это была чистой воды случайность. В те времена у всех в коридорах лежал длинный, пятиметровый ковёр. Хоть в чём-то наша семья не была исключением, и я повалилась на пол, запутавшись в ногах.
В двери щёлкнул замок.
Я гоготала, скрутившись в рулетик. Папы не было дома, и, хоть я была ещё очень мала, красные пятна от ремня на попе служили мне напоминанием: громко смеяться, прыгать и мешать папочке нельзя.
Чья-то рука схватила меня за шиворот. Поднять меня не составляло труда. В полном непонимании я забарахталась. Сердце выпрыгивало из груди от волнения. Я ещё не поняла, что это он, но мне уже было страшно.
— Оставь её! — мама выпрыгнула с кухни. Её глаза были такими же испуганными.
Вонь из его пасти сообщила мне о том, что он не в себе ещё до того, как начал кричать.
— Тупая сука, — у меня из глаз полились слёзы, когда отец кинул меня на пол, а затем схватил за волосы и потащил в другую комнату. — Что за бардак ты здесь устроила!
Мама вбежала следом. Я попыталась отползти к ней, но меня снова схватили за бантик на голове и ткнули носом в пол.
— Отпусти её, урод!
Я закрыла глаза. Послышался крик.
Тогда он избил её. Это был не первый раз на моей памяти, но впервые мама так долго не могла встать с постели. Я была слишком маленькой для того, чтобы настоять на том, что ей следует обратиться в больницу. Я вообще ничего не понимала, пока одним утром она не стала кашлять кровью.
Я позвонила бабушке.
Я вспомнила Скотта, полицейский участок, нож. Я посмотрела на Гибби.
***
Добирались на попутках. Найти желающего подкинуть окровавленного мальчика и девушку, больше похожую на проститутку, чем на ответственного за всё того же окровавленного мальчика взрослого, было трудно.
Сэм стояла на пороге. Я издалека увидела, в каком плохом состоянии она была. Почти совершила глупость, но Гибби одёрнул меня. Я словно протрезвела, уставившись на конвой.
Скотт тоже был там. Его прекрасное лицо выглядело уставшим, осунувшимся. Мне стало больно за то, как я с ним поступала, а ещё мне было страшно.
Меня обвиняли в убийстве, и я ничего об этом не помнила. Грёбаная майка, которую я оставила в прачечной. Так и знала, что старая уборщица подпортит мне жизнь.
— Уходи, — Гибби толкнул меня в кусты. — Убегай.
Я посмотрела на него со всей благодарностью и отчаянием, а затем, не разбирая дороги, просто рванула вниз по улице, не зная, куда она меня приведёт.