Глава 22.
Его встретит проводник. Так сказал лемминг, покидая его, но Ким не видел никого, похожего на проводника. Он стоял в одиночестве у подножия холма. Его пологий склон порос елями, а вид на вершину скрывала осиновая рощица. Воздух трещал от птичьих песен, а на вкус отдавал хвоей.
— Эй? — выкрикнул омега.
Интересно, что за создание его встретит. Грызун? Птица? Комар?
Ближе к середине холма одна из осин задрожала. Осины, северные осины, дрожат на малейшем ветерке. Он вспомнил отцовский урок: Populustremuloides, так их называют. Трепещущие осины. Но сейчас шевелилось лишь одно дерево. Ким подошёл ближе. Ствол его, покрытый лоскутьями бледно-зеленой коры, был толщиной с его руку. Тонкие ветви росли на неравном расстоянии друг от друга. Осина затряслась сильнее, словно исполняя танец живота. И тут внезапно она засмеялась. Или, если говорить точнее, засмеялась девочка, сидящая среди ветвей. Тэ прищурился: солнце светило ему прямо в глаза, и, как ни странно, девочка тоже казалась ему зеленоватой.
— Приве-е-ет! — замахала та рукой. Она раскачалась на ветке и легко соскочила на землю. — Я осина.
Тэ уставился на неё, моргая. Она и правда была зеленой. Кожа была многослойной, словно древесная листва, а волосы напоминали прутики.
— Ты мунаксари осин?
— Да, — ответила она. Голос у неё был высоким, похожим на свисток, и жизнерадостным.
— Ты дерево, — сказал Тэ.
— Да, — снова рассмеялась зелёная девочка.
Тэхён решил, что видел вещи и постраннее.
А может, и нет. Он представил, как описал бы это существо Юнги или Хосоку. Они бы ни за что ему не поверили. Хан — возможно. Если бы Ким вернулся сейчас на станцию, им с папой, может, и было бы о чём поговорить.
Следуя за осиной, Тэ взобрался на вершину холма. От открывшегося вида все мысли выветрились у него из головы. Осталось только зрение. «Ох», — прошептал он. Какое великолепие! Далеко вдали он видел вершины: это были горы Маккензи. Темно-пурпурные с прожилками ледниковой белизны, они словно короновали дальний горизонт. Хо всегда мечтал слетать туда на своем Твин Оттере. И теперь омега понимал почему. Реки прорезали подножия гор. Скалы поражали своими размерами. А эта зелень... ох эта зелень! Ели, высокие и густые, заполняли пространство на сотни километров вокруг него и взбирались по склонам вверх. Бледные лиственницы и изящные осиновые стволы словно светились на фоне этой роскошной сосновой зелени.
— Отец Лес обитает в бореальном лесу, — сказала древесная девочка. — Мы поедем к нему верхом.
— Верхом на чем?
Словно не замечая его, осина указала куда-то вдаль:
— Мне нравится вот этот.
Она имела в виду карибу, что пасся неподалеку; это был молодой самец. Он стоял к ним спиной. Почти вся зимняя шкурка уже облезла, но остатки её клочьями свисали с широкой шеи и со спины. Он склонил голову к кустарнику и колотился рогами о ветви, шумя, как десяток маленьких барабанов. Стук заглушал чириканье птиц. Закончив, он поднял голову. Рога у него были окрашены красным. Ким снова услышал пение ласточек и дроздов. Девочка-дерево молнией метнулась к оленю.
Тэ, улыбнувшись, последовал за ней. Так даже лучше, чем бежать с леммингом на руках. Осина вскочила оленю на спину и жестом подозвала Тэ. Вцепившись карибу в загривок, он запрыгнул ему на спину. Из-за огромного рюкзака ему пришлось наклониться к его шее; позвонки животного впились ему в ноги.
— Беги! — скомандовала осина.
Он поскакал галопом, и остальные карибу бросились врассыпную. Его жилы звенели от напряжения, как бывает только у северных оленей: будто рвалась аптечная резинка. Ким подпрыгивал на его костлявой спине, а он, влекомый силой мунаксари, мчался, точно ветер. Омега понял, что они выбрались из тайги и попали в бореальный лес: свет изменился. Хвойные деревья загораживали солнце, и вокруг путников сгущалась тень. Олень бежал по хрустящим иглам и перепрыгивал через поваленные деревья. Ели тянулись темно-зелеными полосами, изредка перемежаясь светлой вспышкой осины. Наконец-то! Он почти добрался до Отца Леса!
Осина прокричала что-то, и карибу остановился. Кима подбросило вверх и швырнуло оленю на шею.
— Ой! — Ему сильно сдавило живот. Он отполз назад, за выступающие ключицы оленя. — Почему мы... — И тут он остановился на полуслове.
Прямо перед ними между елей уютно примостилась живописная хижина.
Она казалась органичной частью леса: кора деревьев перетекала в древесину стен. Крышу заменяли замшелые камни. Тэ улыбнулся: какой чудаковатый домишко. Дверь и окна симпатично обвивали дикие розы. В воздухе разливались ароматы розмарина и мяты. Над трубой зазывно вился дымок. Крошечный двор порос папоротником, а дорогу к двери обозначали широкие синевато-серые камни. Ким соскользнул с оленьей спины, и карибу ускакал прочь.
Открыв деревянные ворота, омега ступил на первый камень. Он услышал перезвон, словно запела стайка птиц. Мимо него по тропинке со смехом проскакала древесная девочка. Каждый камень пел под её ногами — настоящий ксилофон птичьих песен. Тэ проверил другой камень — он зазвенел и для него. Широко улыбаясь, он прошествовал к двери.
Изнутри доносился аромат выпекаемого хлеба. Он глубоко вдохнул.
Осина распахнула дверь. Ким помедлил на пороге. Он прищурился, и зрачки его расширились. Внутри домик был темным, уютным и удобным, точно медвежья берлога. Секунду он постоял, привыкая к темноте, а потом увидел того, кто жил в этой хижине.
Старик, скрюченный и сучковатый, точно черная ель. Он бегал по крошечному дому, выметая грязь из углов и с потолка. Пыль висела в воздухе, как утренний туман. Старик что-то бормотал себе под нос. Девочка-дерево подбежала и крепко его обняла. Тот рассеянно похлопал её по плечу:
— Да, да, дорогуша, — сказал он. — Но надо же как следует прибраться к приходу гостя.
Отец Лес. Ему хотелось запеть или закричать. Чонгук, казалось, был уже так близко, что он чувствовал под своими пальцами его мех и ощущал запах дыхания, слегка отдающего тюлениной. Ким прочистил горло.
Он хлопнул в ладоши:
— Наш гость! — Казалось, он улыбается всеми морщинками. — Пожалуйста, проходи, вот сюда...
— Омега нырнул внутрь, и он засуетился вокруг младшего.
Кухня была битком набита разными шкафчиками и ящичками с резными изображениями кроликов и белок. Полки ломились от деревянных тарелок, мисок и кувшинов. Даже кран в раковине был деревянным. Единственным металлическим предметом была плита из кованого железа, на которой стоял старомодный чайник.
Углы кухни пропадали во тьме. Сквозь одну из открытых дверей Ким разглядел маленькую уютную гостиную, а другая открывала вид на спальню. Ничего похожего на замок Медведя со всеми его бальными залами, контрфорсами и винтовыми лестницами, однако ему здесь нравилось. Тут он чувствовал себя спокойно и надежно, особенно после льдов и тундры.
— Вы Отец Лес?
Старик кивнул:
— Тебе нравится?
Он, наверно, имеет в виду лес, догадался он.
— Да, лес прекрасен.
Он весь засиял:
— Тогда ты должен взглянуть на окрестности озера Абердин. Прекрасные канадские ели. А еще Пикок-Хиллз. Одна из моих лучших работ. Да, тебе надо объехать эти места. Поглядеть на мои осиновые рощи. И речные берега с порослью бальзамических тополей. Реки, конечно, в мою область не входят, но ох, эти берега!
— Простите, но...
— О, да, на ивы тоже посмотри. Заросли прибрежных ив! — Не в силах сдерживаться, он заскакал с ноги на ногу.
Он напомнил Киму рождественского эльфа, а то и самого Санта-Клауса.
— В следующий раз непременно, — улыбнулся он ему. Энтузиазм его был заразителен, и его самого было сложно не полюбить. — Я уверен, у вас отлично получается.
— Это благородное призвание. — На секунду его глаза сделались серьёзными. — Именно благодаря мунаксари этот мир живет. — И он, снова заулыбавшись всем лицом, похлопал омегу по руке. — Иди, садись.
Он провел его в пустой угол и постучал по полу своей метлой. Там, где Тэ коснулся древесины, вспучился древесный корень и распрямился под руководством старика. Отец Лес так же легко ваял из дерева, как Медведь — из льда. Он подумал про сады Чона... теперь разрушенные. Но ничего, скоро они вернутся домой, сказал он себе. Лесной мунаксари похлопал по стулу-корню:
— Пожалуйста, позволь покормить тебя чем-нибудь. Ты, наверное, умираешь с голоду.
Он заспешил на кухню, и именно в этот момент у него заурчало в животе.
— Спасибо, но у меня нет времени, — отказался омега. — Вы правы. Это я насчет мунаксари. Без Медведя весь медвежий род вымрет уже в следующем поколении.
Старик встал на цыпочки и стал заглядывать на свои полки:
— Здесь, в моем лесу, у нас есть самые разные деликатесы. Свежие листья папоротника? Сердцевины сосновых шишек? — Отец Лес наполнил поднос внесезонными ягодами и листьями странной формы.
Но он твердо решил не отвлекаться от главного дела — не сейчас, когда победа была так близка. Хотя мысль о еде его соблазняла. Он ничего не ел со вчерашнего зайца.
— Мне сказали, что вы поможете мне добраться до замка троллей.
Он открыл железную печку, и по комнате заструился аромат свежего хлеба. Желудок омеги кричал от голода. Старик поднял роскошную буханку:
— Сначала отдохни. Потом мы поговорим о твоем полярном медведе.
Свежий хлеб. Он то и дело сглатывал слюну. Может, ничего страшного? Разве не легче будет спасти Медведя на сытый желудок? Насколько омега знал, до замка троллей могут быть ещё тысячи километров, и силы ему ещё пригодятся. Чувство спешки спорило с голодом, и голод победил. Ким снял рюкзак и прислонил его к стене. Он сел на стул из корня. Тот казался прочным, как обычная древесина, хотя только что появился из земли. Старик подал ему поднос и хлеб. Интересно, почему он не наколдовал еду так же, как стул. Но тут он вонзил зубы в хлеб и потерял интерес к теоретическим вопросам.
У хлеба был медовый вкус. Он таял у него во рту. Он проглотил буханку в три укуса.
— Как чудесно, — сказал омега. Некоторые листья были с привкусом латука, некоторые слегка отдавали мятой, а другие напоминали орехи. — Спасибо вам.
Он нежно улыбнулся:
— Ты муж медведя. Мы заботимся о своих.
Тэ тоже улыбнулся. Сова была права. Она сказала, что Ким может на него положиться. Теперь ему не о чем было беспокоиться. Благодаря Седне, Пушистику, леммингу и осине, они с Медведем скоро окажутся дома.
— Далеко ли до замка? — спросил он, покончив с едой.
— Чаю? — отозвался старик, он постучал пальцем по корню. Ким подвинулся: совсем рядом с ним из коры выстрелил зеленый росток. Он развернулся, и на конце его вспух бутон. Он рос и рос, и по виду уже готов был распуститься. Зеленые листочки по сторонам отвалились, и цветок раскрылся. Он был похож на тюльпан. От основания к кончикам разливался и сгущался цвет, переходя от бледно-розового к густо-красному. Омега в восторге рассмеялся. Это волшебство — совсем такое же, как у Медведя. Лесной мунаксари сорвал цветок у самого цветоложа. Зеленый побег сморщился и опал пылью. Старик принес с плиты чайник, налил воды в цветок и протянул эту чашку Киму. Лепестки были теплыми и мягкими на ощупь.
— Тебе понравится, — сказал он с улыбкой. — Это особая смесь. Особо сильная — как раз для тебя.
Тэ поднес чашку к губам; пар облизнул ему нос. Он сделал глоток. У напитка был травянисто-сосновый вкус. Он ощутил спокойствие.
— И ещё раз благодарю.
— Я приготовил тебе постель. Тебе нужно как следует выспаться.
Ким встряхнулся:
— Нет, нет. — Язык его не слушался. — Я уже так близко.
Он встал, ощущая внезапную слабость в коленях. Отец Лес взял чашку из его рук и поставил на стул. Мягко взяв его за локоть, он повел парня к одной из дверей и сказал:
— Если тебе что-нибудь понадобится, только позови. У деревьев, знаешь ли, есть уши.
Сидя в углу, древесная девочка пронзительно захихикала. Ее смех заскрежетал у Тэхёна в мозгу, как металлические опилки. Он затряс головой и почувствовал, что вокруг него всё кружится.
Старик провел его в зеленую комнату с мягкой, как пух, кроватью. Ким нахмурился. Ему не нужно спать; ему нужен Медведь.
— Нет, не буду спать... — Слова его звучали нечетко. Мысли в голове путались. Он смутно подумал: Это все чай. Но ведь такой милый старичок. Проснусь, увижу Чонгука?
Он попытался поднять взгляд, но ресницы были тяжелыми, точно гранит. Ким опустился на кровать.
Он похлопал омегу по руке:
— Отдыхай сегодня, дорогой. И пожалуйста, не волнуйся. Всё будет хорошо. Вот увидишь.
Поддавшись порыву, он обнял заскорузлого старика.
— Да, да, — продолжил он. — Вот увидишь.