Глава 23.
— Ой, ой, ой.
Ким отдирал от кожи одежду — грязь и засохший пот намертво приклеили пижамные штаны к его ногам. Это было все равно что срывать пластырь. Он поморщился: его тело покрывали пятна крови от тысячи царапин и синяки самых разных цветов, от фиолетового до желтого. Как очаровательно. Он включил душ, и вода заструилась из расщелины, чтобы затем устремиться в пространство между корнями на полу. Ким вздрогнул, нырнув под струю.
Грязь стекала с его ног, и вода окрашивалась в бурый. Отец Лес сказал ему, что свежую одежду он найдет в шкафчике в ванной, поэтому он решил ополоснуть свои пижамные штаны и шелковые подштанники. Даже с учетом снотворного чая, который, надо признать, дал ему выспаться (а он давно в этом нуждался), старичок оказался гостеприимным хозяином. Омега чувствовал себя постояльцем отеля; впрочем, представлял это лишь в теории — ему не случалось побывать ни в одной гостинице. Ким тёр кожу куском мыла с запахом хвои. Ох, как Тэ скучал по ощущению чистоты! Он вымыл волосы. На пол душа шлепались комки травы; он заметил, что среди них были и водоросли.
Тэ потряс волосами и забрызгал все стены. Отец Леса должен быть причислен к лику святых, подумал он. Наконец-то Ким снова чувствовал себя человеком. Первое, о чем он попросит Чонгука, когда всё закончится, — это сделать новую ванную. Он воображал, как они рука об руку станут восстанавливать замок.
Ким блаженно потянулся, упиваясь мечтами и наслаждаясь горячей водой. И почувствовал какое-то колыхание в области желудка.
Руки его метнулись к животу. Снова трепет. Будто внутри него кто-то махал крыльями. Тэхён схватился за стенку душа, и колени у него подогнулись.
О нет. Нет, нет. Как это — у него будет ребенок? Он свернулся калачиком у покрытой корой стены. Под струями воды волосы его прилипли к шее. Он не был готов стать папой!
И у него отлично получалось не думать об этом. Но ребенок не станет ждать, пока он свыкнется с мыслью об отцовстве. Каждый день он все ближе подходил к рождению.
Омега заставил себя сделать глубокий вдох. Надо сохранять спокойствие. Медведь ему поможет. Он не будет один. Альфа будет знать, что делать с ребенком — с ребенком-мунаксари. Как только они окажутся вместе, то смогут встретить реальность лицом и лицу.
Ким поднялся на ноги и вытерся полотенцем из плетеного папоротника. Оно рассыпалось у него на коже. Ему надо всего лишь вовремя отыскать Чонгука, и все будет хорошо. С помощью Отца Леса все будет хорошо.
Ким вытащил из шкафчика одежду: та оказалась просторной и мягкой футболкой цвета зеленой листвы и бесформенных штанов,чем-то напоминающих юбку, бурыми, точно древесная кора. На пол выпала пара хлопкового белья. Ким уставился на одежду. Никто не станет бегать по бореальному лесу в таких широких штанах. Он порыскал в шкафу, не найдется ли чего-нибудь еще. Но обнаружил только кукольного вида тапочки. Они были еще хуже одежды — в лесу они просто рассыплются на кусочки. И о чем только думал Отец Лес?
Омега посмотрел на свою мокрую одежду, висящую на ветке-сушилке. Выбора у него особого не было. Если он не хотел разгуливать голышом, придется надеть это. Он надел всё и хмуро оглядел себя.
— Просто смехотворно, — сказал он вслух.
Он натянул свои старые муклуки и пошёл искать Отца Леса. Нашёл омега его снаружи, по пояс в папоротнике. Ким наступил на поющий камень, и старик с лучезарной улыбкой обернулся:
— Хорошо спалось?
— Я прекрасно отдохнул и готов идти дальше, — объявил он. — Спасибо за гостеприимство.
Про штаны он решил не упоминать. Может, у него больше ничего и не было. Если бы он и влез в его крошечные штанишки, то они послужили бы ему шортами. Нельзя быть неблагодарным; он и так столько всего делает для них с Медведем.
Лицо его сморщилось, как чернослив:
— Не сейчас!
Омега почувствовал, как в нём заворочался ребенок; он не хотел медлить ни минуты.
— Почему нет?
Отец Лес махнул в сторону папоротников:
— Они готовы дать семена.
Тэ задерживается из-за папоротников? Не для того Ким пересек Арктику, чтобы какие-то папоротники его остановили.
— Меня ждет Медведь.
— А вот папоротники ждать не могут.
Сжав зубы, он напомнил себе, что старик все-таки кормил его и предоставил одежду. Немного поработать в саду будет честной платой за его труды.
— Отлично, — пробормотал он сквозь зубы. — Дайте я вам помогу.
Он улыбнулся, щурясь, точно Санта-Клаус. Встав на колени, он показал ему, как собирать семена с обратной стороны листьев, разбрасывать их по участку и сверху засыпать ровным слоем сосновых игл. Он был похож на ребенка, что показывает новую игрушку.
— Это вполне могут сделать гравитация и ветер, знаете ли, — сказал Ким.
— Ты так наивен, — ласково отозвался он. — Это просто умиление какое-то.
Он нахмурился.
— Я покончу с папоротниками, и мы пойдем к Медведю. — Склонившись над растениями, он стал отскребывать семена короткими ногтями и швырять их на открытые участки.
— Отлично, отлично, — сказал он, наблюдая за ним.
Толку в этом не было никакого; все равно что срывать осенние листья. Ким скреб и разбрасывал, скреб и разбрасывал, стараясь работать как можно быстрее. Медведь ждал его. Омега представлял, как альфа шагает по клетке, а тролли тычут в него палками и смеются. Как отвратительна была ему мысль о том, что Чон заперт в ловушке и беспомощен! Тэ скреб так быстро, что рвал нежные листья.
Насвистывая себе под нос, Отец Лес неторопливо склонялся над папоротниками, выковыривал семена по одному, рассматривал каждое в косых лучах солнца, оглядывал участок и складывал семечки на землю. Киму хотелось потрясти его. Ему пришлось закусить губу, чтобы не закричать, чтобы он поторопился.
Омега проработал и в обед, и в ужин. Отец Лес приходил и уходил, то спеша по своим делам мунаксари (или, как думал Ким, ему просто надо было часок-другой почесать локоть). Он вставал и вытягивался, разминая спину и морщась, а он нюхал розы, что обвивали одно из окон домика. Он разворачивал лепестки, чтобы цветок полностью раскрылся. Этот старик, решил омега, просто киннак, безумец. Но раз он приведет его к Медведю, то ему все равно. Он закончил с папоротниками.
— Теперь мы можем идти?
Отец Лес с мастерством художника прилаживал лепестки один к другому:
— Все семена разбросаны?
Он оглядел двор:
— Да.
Он указал на лес:
— А те?
Ким бросил взгляд через плечо: там, за частоколом, простирался бореальный лес.
— Да вы, наверно, шутите.
* * *
Он оставил омегу смотреть на лес в одиночестве. Ким снова почувствовал, как внутри зашевелился ребенок, и машинально положил руки на живот. Если он будет послушной, то этот киннак поможет ему найти Медведя. Седна сказала, что он поможет. Даже сова сказала, что на него можно положиться и что он сделает все, что будет в его силах.
И впервые парень задумался над тем, что бы значило это «всё».
Он повернулся лицом к домику. Тихий и безмятежный, он словно сошел с картинки. Янтарный свет незаходящего солнца согревал крышу. Тэ не хотел больше провести ни единой ночи без Медведя. Отцу Лесу придется это понять.
Омега прошагал в домик и прошла сквозь кухню. Старик сидел в деревянном кресле-качалке в гостиной. Когда он вошёл, старик поднял взгляд:
— Уже закончил?
— Я хочу вернуть своего мужа.
— А я хочу выпить чаю, — сказал он. — Присядь, выпьем чаю и поговорим.
Он просеменил на кухню и вернулся с чайником.
— Медведя надо спасти, — сказал парень насколько возможно спокойным голосом. Спасение Медведя было важнее чая, папоротников, душа и сна. Спасение Медведя было важнее всего в мире. Тэ прошёл за Отцом Лесом на кухню. — Не подумайте, что я не ценю ваше гостеприимство, но, если Медведь проведет еще хоть секунду в замке троллей, это все равно будет слишком долго. Пожалуйста, постарайтесь понять.
Он разлил чай по двум чашкам:
— Не присоединишься?
Ему хотелось кричать от растерянности. Но он скрипнул зубами и попытался улыбнуться:
— Если бы я не знал правды, то подумал бы, что вы нарочно меня задерживаете.
Он пошаркал к стулу из корней и присел. Не глядя на него, старик принялся помешивать свой чай.
— Тебе нельзя путешествовать с ребенком в утробе. Риск слишком велик.
Ким застыл. Наверное, он ослышался.
— Простите?
— Мне жаль тебя разочаровывать.
Омега дважды открыл и закрыл рот, а потом сказал:
— Но я не понимаю. Вы же должны мне помочь. Предполагалось, что вы мне поможете. Русалка сказала... Мунаксари же должны быть добрыми. Вы должны сделать все, что в ваших силах.
— Так и есть. Я делаю все, что в моих силах. Нельзя рисковать будущим смотрителем.
Сидя на краешке стула и болтая в воздухе ногами, он был похож на сморщившегося ребенка.
Она сжала кулаки:
— Риск меня не волнует. Я обязан попытаться!
Его отец не попытался, и смотрите, что случилось: Тэ вырос без папы, а Ханыль кричал по ночам.
В его морщинах залегли тени.
— Это небезопасно...
— Медведю нужно, чтобы я это сделал. — Он прошагал в гостевую спальню и вернулся со своим рюкзаком. — Мне нужно это сделать.
Вопрос обсуждению не подлежал.
Отец Лес поднялся, скрипя костями:
— Прости, но я вынужден настаивать.
— Вы — и ваше несуществующее войско? — Омега направился к двери.
Тихим печальным голосом он ответил:
— Мне не нужно войско.
Резко повернув запястьем, он отдал приказ стенам. К Киму потянулись новые побеги; они оплели ему руки. Он завизжал. Ветви все крепче сжимали ему кисти и поднимались к подмышкам. Обернувшись вокруг его груди, они подняли его над полом. Он брыкался, но ноги его колотили по воздуху. Он крутился среди лиан:
— Отпустите меня!
— Конечно, отпущу, — ответил старик. — Как только ты поймешь, что должен остаться здесь до рождения ребенка. Твой ребенок нужен нам. — Голос его был так спокоен, что он впал в уныние. — В мире слишком мало мунаксари, а именно благодаря мунаксари этот мир и живет. Пожалуйста, постарайся понять. Я делаю это для всеобщего блага.
Ким пытался вырваться, но побеги держали его на весу, и он болтался, точно пугало: руки в стороны, ноги молотят по воздуху. Голова его торчала между потолочных балок.
— Вы не можете так поступить! Не можете удерживать меня здесь.
Он взял чашку с чаем:
— Как только ты пообещаешь, что будешь хорошо себя вести, то сможешь спуститься.
Он направился к двери.
— Вы куда? — Омега выгнулся и увидел, что он открывает дверь. — Вернитесь! Не оставляйте меня висеть вот так! — Он ещё раз пнул воздух.
Прихлебывая чай, он вышел и закрыл за собой дверь.
Он вертелся и крутился, без толку молотя ногами:
— Вернитесь сюда!
Тэ услышал звук последнего поющего камня, скрип калитки, и вот старик скрылся в лесу.
Ким пытался раскачаться, дрыгая ногами. Ему удалось расшевелить ветви. Он качался взад-вперед, увеличивая амплитуду.
Почуяв движение, лианы укоротились. Ким ударился головой о потолок и выругался. Седна, лемминг, сова, осина... Они что, знали, что Отец Лес собирается заточить его здесь? Они нарочно сбили его с пути, или это Тэ умышленно их не понял?
Ким вцепился в побеги ногтями. Они сжали ему запястья. Ему пришлось остановиться, а то они перекрыли бы парню кровоток в руках. Он висел в воздухе, шумно дыша. Ох, Чонгук, я найду выход!
Свисая с живого потолка, он крутился медленными кругами.
* * *
Ким услышал, как Отец Лес кипятил свой утренний чай. Омега не поднял головы.
— Вы должны спустить меня. Мне надо в туалет.
— Птицы и белки не пользуются туалетом. Ты мне не помешаешь.
Он перелил чай в чашку. От звука стало только хуже. Тэхён крепко сжал ноги. Ветви перекрутились вокруг его ног, удерживая их вместе.
— Если, конечно... — В голосе его звучала надежда. — Если, конечно, ты не решил остаться.
Барахтаясь среди лоз, Тэ бранил его, пока у него не закончились слова.
— Такие слова — и при ребенке, — мягко упрекнул он омегу и вышел из домика.
Через несколько минут Киму пришлось прекратить борьбу. Было слишком больно. Руки чуть не выскакивали из суставов; ощущения были такие, что его распинают. Слезы подступили к глазам, но он сморгнул их обратно. Омега не станет его радовать. Он его не победит. Ничто омегу не победит: ни лёд, ни море, ни тундра, ни этот треклятый лес.
Тэ пропустил пальцы сквозь ветви, и те в ответ обкрутились вокруг каждого пальца, обездвиживая ему руки. Он дернулся, и лианы плотнее оплели его. «О боже», — прошептал Тэ. В душе его зародилась паника; он ничего не мог с ней поделать. Ким бешено замолотил руками, но поверх старых ветвей стали появляться новые. От шеи и ниже он был весь опутан корой, точно коконом.
Скоро его накроет с головой, как тогда, в спальном мешке в бурю. Ужас бурлил у него в глотке.
— Я больше не могу, — прошептал он. — Не могу. Не могу.
Он что угодно вынес бы, только не это: быть связанным, беззащитным, не контролировать собственное тело. Омега глубоко вдохнул, пытаясь загнать страх поглубже, но ветки сдавливали ему ребра. Он сделал ещё один вдох, и лианы откликнулись, выдавливая из него последний воздух. Всё, больше сил не было.
Он взмолился:
— Пожалуйста, не давите меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Лозы слегка ослабили хватку, и парень сделал пару коротких вдохов. Он напоминал себе, что еще может думать и разговаривать. Ветви не опутали ему ни разум, ни язык. Ким содрогнулся, представив себе, как побеги обвивают его язык. Дрожь, сдерживаемая коконом, была скорее легким подрагиванием. Он и не знал, что Отец Лес так могуч. Мог бы и догадаться: Медведь обладает такой же силой. Но Медведь никогда не использовал свою власть в таких целях. Когда омега хотел уйти, он отпускал его.
Лишь однажды он воспользовался своей магией без его согласия. Тэ в сотый раз проиграл в голове их разговор. Он утверждал, что не так его понял. Надеялся, что он обрадуется, когда узнает, насколько важен ребенок-мунаксари, что он будет счастлив. Теперь, когда Тэ своими глазами увидел, как другие мунаксари реагировали на его нерожденного ребенка, Ким наконец поверил, что он не хотел его обмануть, использовать или предать. Может, он обманывался, но зла парню не желал.
Девять часов спустя он услышал перезвон камней. Его неподвижный кокон, в три раза толще него, мешал ему повернуться к двери лицом. Он увидел, как солнечный свет разлился по полу, когда открылась дверь.
— Отец Лес?
— Да, дитя мое. Как поживаешь?
В этой деревянной скорлупе омега страшно вспотел, и у него болело всё, что только могло болеть: ломило ребра, кололо в мочевом пузыре, чесалась кожа. И у него ещё хватало наглости спросить, как он поживает? Называть его «дитя мое», будто благодушный священник? Тэхён не был ребенком, и уж точно не был его.
— Вы должны меня отпустить.
Он закрыл дверь, оборвав поток света.
— Прости, но ты не оставил мне выбора.
Он слышал его шарканье, но видеть его не мог. С парализованной шеей, Ким был обречен смотреть на резные шкафчики.
— Вы совершаете ошибку, — сказал омега.
Отец Лес оказался у него на виду: он ставил на плиту чайник.
— Ты безрассуден, как и многие молодые. И раз уж так, старшие должны проследить, чтобы твое эгоистичное поведение не причинило никому серьезного вреда. Ты рискуешь жизнью мунаксари, и этого нельзя допустить.
— Медведь — мунаксари! — Почему этого никто не мог понять? Он был на их стороне, пытался помочь одному из них! Тэ заставил себя говорить спокойно и размеренно. — Если вы оставите меня здесь, то обречете полярных медведей на гибель.
Тэ увидел на его лице жалость.
— Медведя больше нет, — мягко сказал он. — Я знаю, тебе это сложно принять, но он находится за пределами нашего мира. Он все равно что умер.
— Он не умер! — Ким дернулся, и ветви сжали его крепче.
— Теперь тебе надо думать о ребенке. А полярные медведи и так уже давно вымирают. Смирись с утратой, и...
— Я не смирюсь. Он не умер!
Нет, он не умрет. Он и подумать о таком не мог. Это неправда. Он был в темнице и ждал освобождения, как и его папа задолго до него.
— Вот сейчас поешь тушеных овощей, и тебе полегчает. Морковка, картошка, лук. — Он доставал овощи из шкафчика. — Помидоры. Если ты по-настоящему его любишь, то позволишь ему уйти.
— Он пообещал мне, — ответил омега. — Пока душа не покинет моё тело.
Мунаксари же не могут нарушить обещание, так? Если только оно не противоречит какому-нибудь другому обещанию. Ким вспомнил бабушкину сказку: сын Северного Ветра побил обещание отца своим собственным. Парень почувствовал, что его крепко схватило отчаяние. Куда крепче, чем все эти ветки.
Отец Лес почистил и нарезал овощи, а потом положил их в кастрюлю.
— Так вот чего хотел твой Медведь? Чтобы ты искала смерти — своей и вашего ребенка? Никто еще не был восточнее солнца и западнее луны.
— Неправда, — ответил Тэ. Ханыль там был, его сдул туда Северный Ветер. Северный Ветер... Ким тихо выругался на себя. Надо было сразу пойти к Северному Ветру. Он бы отнес его к Медведю. Ну он и идиот. Теперь у него есть план. Теперь, когда он тут болтается, как кролик в ловушке.
— Нет, дитя мое. Любая попытка добраться до замка обречена на провал. Для тебя лучше всего остаться здесь. Именно этого хотел бы Медведь.
Пообещай, что не будешь пытаться.
— Он не это имел в виду!
Если любишь меня, отпусти.
— Он не хочет быть узником троллей. Он хочет быть со мной!
Омега сам удивился тому, как был в этом убеждён. В решающий момент он по-настоящему поверил, что он любит омегу. От этого осознания у него перехватило дыхание.
— Иногда плохие вещи случаются и с хорошими людьми. — Отец Лес переложил овощное рагу в миску. Он поднес еду ближе к Киму и скомандовал полу поднять его, чтобы оказаться вровень с Тэхёном. Голову его наводнил аромат тушеных овощей. В животе предательски заурчало.
— Все устроится к лучшему, — сказал Отец Лес. — Вот увидишь. — Он поднес ложку к его губам. — Открывай-ка рот. Силы тебе еще пригодятся.
Рот его заполнился слюной.
— Ну давай же, — продолжал уговаривать старик. — Ложечку за ребенка...
Ким плюнул ему в лицо.
Отец Лес вытер глаза:
— Глупое дитя. Это для твоего же блага.
— Надеюсь, у тебя случится лесной пожар, — ответил омега.
Он не должен увидеть, что парню страшно.
— Ты останешься наверху, пока не придешь в себя. — Он слегка шевельнул рукой, и пол спустил его вниз. Ветви больно дернули Тэ за руки, и он прикусила губу, чтобы не закричать. Старик повернулся к нему спиной и вывалил рагу обратно в кастрюлю.
Руки болели так сильно, что на глазах у Кима выступили слезы. Он поморгал, чтобы влага не мешала смотреть.
— Однажды, — сказал он, — ты поблагодаришь меня.
И старик ушел.
* * *
Той солнечной ночью Ким обмочился. Он почувствовал, как теплая влага заструилась по бедрам и собралась лужицами у колен, где ветви сжимали его плотным кольцом. Зажмурившись, он постарался переключить мысли на что угодно, лишь бы не вспоминать, где сейчас находится. Омега подумал о станции. Отец, бабуля, Хо... Раньше он думал, что если у него и появится ребенок, то все они будут рядом с ним. Он представил самого себя в детстве: маленький ребенок, окруженный учеными и снегоходами. У него было такое счастливое детство.
Утром омега наблюдал, как Отец Лес копошился на кухне, поджаривая яичницу на завтрак. Ким надеялся, что у его еды будет вкус мочи. Но когда он принес и ему, он съел свою порцию.
— Вот умница, — сказал он, вливая омеге в рот воды; почти вся она пролилась ему на шею и заструилась между ветвей. — Ну что, теперь ты готова слушаться?
— Я не хочу умереть от голода до того, как спасу Медведя.
Он нахмурился:
— Возможно, потом ты изменишь свое мнение.
— Я бы на это не рассчитывал.
Он снова ушел, и он висел у потолка весь оставшийся день. Не отчаяться было очень тяжело — гораздо тяжелее, чем он мог бы себе вообразить. Он думал о папе, что восемнадцать лет провел в плену у троллей. Неудивительно, что Ханыль снились кошмары. Удивительно, что он вообще смог остаться в здравом уме.
Отец Лес вернулся вечером. Тэ услышал звук открывающейся двери, но не смог повернуться.
— Вы само зло, — сообщил он ему ровным, спокойным голосом.
— Неправда, дитя мое. Я блюду твои интересы.
По его велению ветви ослабили хватку, и Ким рухнул вниз. Там он лежал, уткнувшись щекой в пол, и пытался вспомнить, как работают мускулы. Он слышал, как мунаксари опустился рядом с ним на колени.
— Мне больно смотреть на тебя в таком состоянии. Пожалуйста, одумайся. Если ты перестанешь бунтовать, то тебе у меня понравится. Ты будешь моим гостем.
Он приподнялся на трясущихся руках. От него страшно воняло, и штаны прилипли к бедрам. Кровь хлынула к его онемевшим пальцам. Ким поднял взгляд на старика.
У него в глазах стояли слезы.
— Я не жестокий человек, — сказал он. — Я просто хочу как лучше для тебя и младенца. Пожалуйста, не Тэхён ринулся к двери. Ноги его не слушались. Омега сделал ещё рывок, и тут ветки снова схватили его и дернули назад, как собаку на поводке. Парень рухнул на землю.
Клацая языком, Отец Лес сказал:
— Ну, значит, в другой раз.
Он перешагнул через него, и Тэ услышал, как открылась и закрылась дверь в спальню.
— Ох, Медведь, — прошептал он. Как же ему теперь его спасти? А кто спасет его самого? Если он пробудет среди этих ветвей еще хоть день, он просто сойдет с ума. Ким бы выдержал что угодно — любую муку, любые тяготы, — но только не эту ужасающую беспомощность. — Прости меня.
Ему надо было спастись от ветвей.
Тихий голосок в его голове твердил, что, как только он освободится, он сможет втереться к Отцу Лесу в доверие, усыпить его бдительность и сбежать, когда он будет меньше всего этого ожидать. Омега попытался убедить себя, что в этом состоит его план, а не оправдание теперешнего бездействия.
Казалось, он предает своего мужа, предает своего отца, и, что самое худшее, предает своего папу. Его тошнило от одной мысли об этом. Но суставы его ломило, а мышцы горели.
Он услышал, как Отец Лес зашел на кухню. Тот переступил через него и пошел ставить чайник.
— Ладно, — прохрипел омега. — Твоя взяла.
Он заулыбался, как персонаж детского мультика:
— Освободите его.
Побеги отступили, и на этот раз Ким не стал бежать. Он тихо лежал на полу, говоря себе, что это часть его плана. Но ему хотелось плакать.