Глава 18.
Хватит ожидания.
Хватит страха.
Хватит проклятой белой мглы. Он отказывается дальше лежать здесь, зацикливаясь на Медведе, пока не окажется в цепких лапах смерти или безумия. Не важно, собирался он предать его или нет; всё равно оставаться здесь нет никакого смысла.
Омега, черт возьми, был полярным исследователем. Он может выжить здесь. У него были очки, чтобы защититься от снежной слепоты, и навигатор, чтобы не ходить кругами — ну, пока хватит его батареи. У него были собственные навыки и уроки отца, которые помогут ему не провалиться под лёд. Даже учитывая все риски, так у него оставались хоть какие-то шансы на выживание. Ему надо идти дальше на юг, и, может, Хо (или другой пилот) заметит его. Пережидать белую мглу он больше не мог: кончались запасы еды. Я уже иду, подумал он. Суставы у него задеревенели, но Ким оделся, вылез из спальника и встал.
Голова у него кружилась. Колени Кима подогнулись, и он резко опустился на землю. Оказалось, он ослабел сильнее, чем думал: уменьшенный вдвое паек и вынужденное бездействие сделали своё дело. Омега подождал, пока зрение его прояснилось, видимость была около пары метров, не больше. Медленно, он обернул дополнительную пару шелковых подштанников вокруг очков, чтобы солнце не так слепило, и попытался свернуть спальный мешок. Однако он сильно вспотел, пока лежал в нём, и пот замёрз. Мешок плохо поддавался. Он еле свернул его в приплюснутый многоугольник и закрепил на рюкзаке. Парень закинул рюкзак на спину. Лямки врезались в плечи. Задубевшими руками он попытался застегнуть поясной ремень: он тоже был весь покрыт льдом. С третьей попытки у него получилось.
И он побрёл, продираясь сквозь заснеженный воздух.
Через несколько минут у него скрутило живот, и холод проник в самые кости. Сухой воздух высасывал влагу у него изо рта, и он чувствовал уколы обморожения на щеках под замерзшей маской. Неразумно идти в белой мгле. Только идиоты так поступают. Киннак, прошептал ему разум. Безумец. Но, если он остановится там, среди ледяных валунов, тогда Хосок не сможет его найти, даже когда распогодится. Ему нужно дойти до плоского льда, иначе его не спасут. Мне нужно хотя бы попытаться сделать так, чтобы он смог спасти меня, подумал омега . Это логично, а не безумно. Сдаться — вот что было бы безумием. И, как он сказал Медведю однажды, он никогда не сдавался. Ким продолжал идти, прислушиваясь к знакомому потрескиванию ломающегося льда. Вокруг него постепенно — очень постепенно — рассеивалась белая мгла. Он краем глаза заметил медведей — всё ещё рядом, всё ещё идут за ним. Ну и пусть, подумал Тэ. У него больше не было сил их бояться. Он шаркал по льду, глядя прямо себе под ноги. Вспомнив наконец, что надо иногда поднимать взгляд, он понял, что видимость увеличилась до двадцати метров.
Там, дальше, мир был захвачен снегом.
Шторм разорвал льдины по швам.
Разломы — трещины, похожие на реки, — то и дело пересекали лёд. Над открытой водой поднималось густое марево. Появились новые хребты, а старые схлопнулись. Он пристально глядел на открывшуюся картину. Буря нанесла больше разрушений, чем он думал. Ему ещё повезло, что он нашёл прочный лёд. Ещё несколько метров — и... Да, очень повезло.
Ким несколько минут собирался с духом, прежде чем пойти дальше. Он перешагнул трещину и ступил на ещё более хрупкий лёд. В иных разломах вода замёрзла гладкими тропинками. Омега пошёл вдоль одной, высматривая тонкий, серый лёд. Льдины гнулись под его весом. За его спиной раздался треск, и он заспешил вперёд. Пластины льда кренились, как детские качели. Из-под ног доносился еле слышный скрежет. Было сложно сосредоточиться. Медведя здесь нет: он не спасет его от холода и воды, напоминал он себе. Ему придется выбираться самостоятельно.
— Не ошибись, — шептал он.
Холод проникал внутрь. Казалось, кровь сгущалась у него в венах. Он поставил ногу на лёд, и пластина льда выстрелила вверх. Ким прыгнул вперед и схватился за верхушку. Нога заскользила и свесилась над чёрной водой.
Полярные медведи стояли и смотрели на него.
Подтянув ноги вверх, он заставил пластину наклониться, и прыгнул на следующий участок льда. Плита отклонилась в противоположную сторону, и омега зачерпнул ногами воды. Лёд порвал его мембранные штаны, пока юноша в адреналиновом припадке (он и не знал, что в нём столько адреналина!) выбирался из воды.
Он заставил себя встать. Холод... Он жег его. Он резал его на части. Отцовский голос в голове орал команды. Сбросив рюкзак, он упал на лёд и стал по нему кататься, словно пытаясь потушить огонь. Снег впитал влагу с его ног. Штаны треснули: верхний слой на них намертво замёрз.
Ему надо было двигаться. Одежда высохнет, если ты будешь шевелиться, сказал ему отцовский голос. Дрожа всем телом, Ким поднял рюкзак и зашагал по льду. Ветер пронзал его насквозь. Он представлял себя в замке. Он представлял, что всё это уже позади. Нет, он представлял, что ничего этого и не начиналось. Он бы отдал что угодно, всё, что угодно, лишь бы всё стало по-прежнему. Чонгук, где ты? Он до боли скучал по нему; его внутренности словно сжимал кулак. Или это был холод? А может, голод?
Он тосковал по нему каждой клеточкой тела. Не важно, что он чувствовал по отношению к омеге. Любил альфа его или нет, это ничего не меняло в его чувствах к нему. Тэ любил его независимо от того, было ли его чувство взаимным. Жаль, что парень не понял этого раньше. Иначе он бы в жизни не включил тот фонарик. Он был бы сейчас с Чонгуком.
Он продолжал идти: милю за милей, час за часом. На нём вырос небольшой сугроб. Маска, прилипнув в коже, приняла форму его лица, а парка и штаны были покрыты слоем плотного льда. Ещё одна ледяная лента обернулась вокруг капюшона; по шее бежали ручейки ледяной воды. Слой льда пролегал между паркой и одеждой, что была под ним. Парка казалась смирительной рубашкой. Изморось покрыла очки. Холод пробирался в суставы, идти было больно. Ад, подумал он, не имеет ничего общего с огнем. Минхо бы прав: в аду ужасно холодно.
Он знал, что мог получить обморожение. Может, он медленно замерзает насмерть. Его убивает лёд, который он так любил. Он продолжал идти, скорее по привычке, чем благодаря сознательному выбору. Ким пробирался через хаос льда, рожденный бурей и тягой волн к луне. Низкое солнце удлиняло очертания курганов и погружало пространство между ними в холодную синеву. Тэхён дрожал в тенях. Холод занимал все его мысли. И Медведь. Неизменно Медведь. Увидев участок теплого золота прямо перед собой, он заспешил ему навстречу.
И тут желудок у него свело от голода. Схватившись за живот, омега потерял равновесие и упал лицом в снег. Падая, он пытался взмахнуть руками, но они двигались медленно, точно в замедленной съемке. Он столкнулся со льдом, не успев и наполовину вытянуть руки.
Ему нужно подняться. Продолжать идти. Надо продолжать идти.
Не двигаться значило умереть. Сколько раз отец говорил ему об этом?
Из глубины льда он услышал знакомый треск. Он звучал, как голос призрака: усталое, печальное бормотание. Ким представил, что это говорит лёд, но не смог разобрать слов. Рюкзак пригибал его к земле, словно черепаший панцирь, и он пополз на четвереньках. Локти его дрожали. Он медленно тащился по замёрзшим волнам.
Довольно, подумал омега. Теперь лёд достаточно плоский. Он может отдохнуть. Если растянуться во всю длину, то с самолета Хо его будет видно лучше, чем если он продолжит идти. Прилечь будет разумно. Тэ закрыл глаза. Спаси меня, Хосок. отец. Медведь. Чонгук...
Голос внутри шептал, что он не придет. Он никогда не увидит его снова. У него не было сил плакать.
Его засыпал снег.
* * *
Тепло окутывало Кима. Вокруг него громоздились подушки, и было темно, как в утробе. Он обнимал эти подушки, прижимаясь к ним щекой, вжимаясь маской для лица. Оттаявший флис влажно холодил ему кожу. Ему до чесотки хотелось сдёрнуть всё это целиком, и маску, и кожу. Он зарылся в подушки. Наконец ему было удобно, и никакая глупая маска не...
Левую ногу его свело судорогой.
Он очнулся от дремоты. Бедро было зажато между подушками под странным углом. Он повернулся на кровати и принюхался: кислый пот. Наверное, я еще не умер, подумал Тэ. Может, скоро умру. Он повернул голову, чтобы оправа очков не впивалась в скулы, и снова погрузился в сон.
Ему снился Чонгук. Ему снилось, что он лежит рядом с омегой в своём полярно-медвежьем обличье, прижимаясь к нему тёплым мехом и обдавая горячим дыханием щеку. Ким снова проснулся. Мутно оглядевшись вокруг, он заморгал в теплой темноте.
Он не умер. Эта мысль пронеслась в его сознании, и Тэ захотелось расплакаться или закричать. Он не умер! Спасибо, спасибо!
Он проверил мышцы: они всё ещё работали. Ким надавил на подушки, и варежки погрузились внутрь на десяток сантиметров. Однако ткани сквозь варежки, перчатки и подкладку он не почувствовал.
Подушки дышали.
Ким вздрогнул в ужасе; от внезапного движения у него свело желудок. Он чувствовал, как мир вжимается в него, словно он опять очутился в плену спального мешка во время грозы.
— Выпустите меня! — закричал он. Толкнув локтем теплую тьму, омега, извиваясь, потянулся вверх.
Он протиснулся сквозь слои меха и появился на поверхность среди целого моря полярных медведей: спящие туши простирались, насколько хватало глаз. Чернота накатила ему на глаза, а потом отступила. Когда у Тэ перестала кружиться голова, медведи всё ещё были там.
— О Боже, — пробормотал он.
Десяток медведей повернули головы на звук его голоса. Он сглотнул. Ещё десяток равнодушных морд обернулись к нему. И тут все как один эта масса медведей — медведей, а не подушек! — задвигалась, освобождая его. Ноги у него тряслись, и ветер вгрызался в плоть.
Они согревали омегу во сне. Медведи спасли ему жизнь.
— О Боже, — повторил он, и колени его подогнулись. Медведи подкатились ближе, чтобы не дать ему упасть.
Ким повернул голову и уставился прямо одному из медведей в нос. Он фыркнул. Омега ответил ему пристальным взглядом.
— Вы же медведи, — сказал Тэхён. — Вы даже не волшебные медведи.
Он ничего не понимал. Туман в его голове не желал рассеиваться. Мысли не слушались. Почему медведи спасли его?
Один из них ткнулся в него носом.
— Что? Не ешь меня. — Слова прозвучали неясно. Он откинулся назад: там был ещё один медведь. Он толкнул омегу в спину. — Чего вы хотите? — Ещё один толчок. Они хотят, чтобы он встал? Он попытался заставить мозг работать. Он что, спит? Но это не было похоже на сон; у него слишком все болело, во сне так не бывает. Морщась, Ким поднялся на ноги.
Это Медведь прислал их, чтобы спасти его?
Животные расступились, и он увидел свой рюкзак.
— Я не могу, — сказал омега. Глаза у него пекло, и он чуть не плакал. Медвежья помощь пришла слишком поздно. У него не было сил продолжать путь.
— Я устал. Я хочу есть. — Он сделал вид, что жует. — Ну, вы знаете? Есть!
Одна из медведиц услужливо перекатилась на спину, являя взору круглые соски. Омега облизал растрескавшиеся губы. Склонив голову на бок, медведица внимательно смотрела на него. Упав на колени, Ким подполз к её животу. Тэ заглянул самке в лицо, и та безмятежно закрыла глаза. Парень стянул рукавицу, а затем маску. Сделав глубокий вдох, он прикоснулся к соску. Тот был твёрдый, точно палец. Парень сжал его, и на кончике проступило молоко: это была сама жизнь. Медведица не сделала попытки его прибить — на самом деле, она даже не пошевелилась, — и Ким склонился к ней, вытянув язык, словно кошка. Он сильно сжал сосок, и молоко брызнуло ему в рот. Оно было маслянистым и пахло тюленем. Питательное, густое, оно с трудом проходило по горлу. Тэ удалось сделать три глотка, и потом ему пришлось отдохнуть, прислонившись к медведице головой. Омега задремал, но через несколько секунд очнулся и принялся дальше глотать молоко. Так, чередуя сон и еду, он отдыхал, пока опять не почувствовал себя человеком.
Я выживу, подумал он, лежа бок о бок с мамой-медведицей. Издалека, из-за пределов земли, Чонгук все-таки нашёл способ спасти его. А я уж как-нибудь найду способ спасти его самого.