Глава 17.
Мир развалился на кусочки.
Ветер обрушился на снег, словно разгневанное божество. Он разорвал океан и захлопнул его обратно. Пластины льда громоздились друг на друга и поднимались к чёрному небу. Лёд кричал во всё горло.
Тэ свернулся внутри своего хрупкого кокона. Его мир, почерневший от этой полуденной ночи, сжался до размеров мешка. Лёд под ним дрожал. Стиснув зубы, омега обнял себя за колени, и весь сжался, точно это могло удержать льдины вместе.
Он слышал громоподобный скрежет, словно кто-то сжимал земной шар. Сердце колотилось у него в горле. Пот остужал тело. Каждую секунду лёд под ним может разломиться, и тогда он упадет в океан. Исчезнет без следа. Отец, Ханыль, бабуля... они так и не узнают, что с ним случилось.
Ветер колотил в его спальник. Он свернулся вокруг единственного ледобура. По часовой стрелке, как и сам винт Ким вращался внутри мешка, хватался пальцами за нейлоновую подкладку, и та хлопала, как парус. Ветер задувал под неё, и Тэхён подпрыгивал на льду. Приземляясь, он ушиб локоть, потом колено, потом бедро.
Ветер издал крик баньши и развернулся. Омега снова заскользил по льду. На сей раз против часовой стрелки, вырывая ледобур из земли. Он завопил, но голос его пропал среди рёва стихий. Парень попытался разорвать оковы спального мешка.
— Пожалуйста, выпустите меня отсюда! Пожалуйста! — Он заплакал, продолжая визжать.
Ким метался по своей темнице, с каждым поворотом сажая себе новые синяки. Снаружи бушевала буря.
Много секунд, минут, часов спустя ветер с воем улетел на север, снега затихли, а воздух заполнился снежинками. Тэ всхлипывал, тесно сжавшись в своём спальном мешке.
* * *
Он спал урывками. Ему снилось, что он замурован во льдах; двухметровые тролли преследовали Медведя, а омега не мог пошевелиться. Он хотел закричать, но связки его не слушались. Тролль прикоснулся к Чонгуку, и тот растворился в воздухе. Юноша снова беззвучно закричал, и тролль повернулся к нему. Лицо его было гротескной маской движущихся теней. Омега проснулся от собственного крика, окруженный тьмой и весь в поту.
Наружу! Ему надо выбраться наружу! Ким пытался на ощупь расстегнуть молнию. Ему не хватало воздуха. Он не мог думать. Наружу, наружу, наружу! Он, извиваясь, выбирался из спальника, и на его место забирался холод.
Он выполз в фантастическую белизну. Ничего не было видно: ни красок, ни теней, ни земли, ни неба.
— Помогите! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь! — позвал омега.
Он был совершенно один, окруженный обманчивой белой ночью. Ким ощупал землю вокруг себя. Нашёл канат, который использовал, чтобы привязать к себе свой рюкзак. Он стряхнул с веревки снег и потянул на себя. По крайней мере, он не потерялся в бурю. Он прижал сумку к себе, как любимого плюшевого мишку, а снег потихоньку заползал ему под одежду.
Сзади на шею ему капало холодом, и именно это убедило его, что он еще жил. Инстинкт выживания включился, как только он начал дрожать; Ким заполз обратно в свой спальник.
Там он пролежал несколько часов, представляя, как суставы его затвердеют и застынут мускулы в трупном окоченении. Он представлял, как превратится в скульптуру, похожую на те, что вырезал Медведь... Омега закрыл глаза и увидел, как Чон ведёт его за рукав в самый центр сада, а он следует за ним смеясь. И вот он увидел то, что тот хотел показать: его собственную статую. Он вырезал её в качестве запоздалого подарка на день рождения. Вырезал по памяти, и сходство получилось удивительным. Он сказал, что это — сердце сада. А потом он спел ему серенаду. Он был потрясающим художником и очень хорошим певцом. Вспомнив, как смеялся Тэ тогда, Ким чуть не расплакался.
Он же любил его, разве нет?
А разве теперь это имеет значение? Скульптура исчезла. Медведь исчез.
— Перестань, — сказал омега вслух. Это убьет его: холод, голод, истощение и собственные мысли. Было похоже, будто буря проникла внутрь него и теперь бушевала у него в мозгу, в сердце, повсюду.
Он не без труда прогнал эти мысли и просто лежал в своей немой темнице, прислушиваясь к стуку сердца: будто ровные шаги, которые никогда, никогда не приближаются.
Тэ потерял счёт времени. В какой-то момент мочевой пузырь заявил о своих правах, и он выбрался в белизну. Снег плевал ему в лицо. Всё ещё не было видно ни зги. Он даже своих ног не видел! Вслепую парень выбрался из спального мешка и присел на корточки, накрывшись паркой. Он не решался отойти от спальника дальше, чем на полметра; в голове его звучал отцовский голос. Он говорил ему, как опасно двигаться в белой мгле. Он слышал истории о людях, которые пропадали в паре метров от палатки и скрывались в бесконечной белизне. Теперь омега верил этим историям.
Забравшись обратно в спальник, он лежал, прислушиваясь к ветру. Интересно, как там Чонгук. Каково ему было в замке троллей? Что тролли делали с ним? Хан, побывав в замке, просыпался от кошмаров...
Он слишком рисковал, когда выходил замуж за него. Видимо, омега и правда был для него важен. Ким вспомнил их разговоры ночью, когда они оба засыпали, не договорив фразу. Вспомнил, как они бок о бок работали над его картами и цифрами, разрабатывая оптимальные маршруты для патрулирования. Вспомнил, как он обнимал его по ночам, гладил его волосы, шептал на ушко. И теперь альфа оказался в той же ловушке, что и его папа когда-то, и всё из-за какого-то фонарика.
Часами позже он снова проверил обстановку снаружи. Погода немного прояснялась: сквозь истончившуюся пелену снега он видел красное пятно своего рюкзака, но дальний конец спальника всё ещё скрывался от его взора: от талии и ниже он исчезал в белизне, словно призрак. С другой стороны, в определенном смысле погодные условия стали хуже: мелкие снежинки лучше отражали солнце. Белое пламя резало глаза, и Ким сморгнул слёзы. Казалось, глазницы ему жег песок: первый признак снежной слепоты.
Он забрался обратно. Признайся, твой план провалился. Хосок его не спас, несмотря на всех этих полярных медведей. И теперь он тем более не придёт. Кто станет искать его в белой тьме? Он подвел его. Отец подвел его — так же, как до того подвел Ханыля. Так же, как Медведь, покинувший его в паре километров на север от Северного полюса. И как он сам подвёл Чонгука, обманув его доверие. Он ведь умолял не смотреть на него.
И то выражение в его глазах...
Ему просто необходимо было спастись со льдов. Но пути спасения омега не видел. Ближайшая земля (остров Уорд-Хант) находилась на 83 N и 75 W. Слишком далеко, прошептал ему разум. Слишком много километров и слишком мало еды. Воображение показало юноше возможные варианты развития событий: смерть от голода, от обезвоживания, от переохлаждения, от утопления. Свернувшись клубочком, он обнял себя за плечи.
— Чонгук, ох, Чонгук, — прошептал он. — Мне так жаль.
Шли часы.