Глава 10.
Тэхён никогда не думал, что станция так ужасна на вид. Ему всегда казалось, что здание напоминает лежащую на боку банку из-под супа, но он не замечал, какой старой была эта банка. Металлические стены были все рябые, да ещё с красно-коричневыми пятнами многолетней ржавчины. Стены сарая были еще хуже. Постройки совершенно не вписывались в белоснежно-чистый пейзаж ледяной пустыни. После того как омега многие годы входил в эту проржавевшую, изрешеченную дверь и выходил из неё, смотреть на неё сейчас было... странно.
Тэ слез с Медведя, но руку оставил на его шее. Он повернул голову и посмотрел на парня проникновенным взглядом.
— Всё выглядит по-другому, — ответил Ким на его невысказанный вопрос.
— Это потому, что ты изменился. Это место больше не твой дом.
— Не драматизируй. — Он убрал руку с его шеи. — И без этого нелегко.
— Я не хочу, чтобы тебе было легко покинуть меня.
— Ну так мне сложно. Правда. Перестань.
Он подчинился, и Тэ вернулся к созерцанию окрестностей. Следы от полозьев Твин Оттера начинались у сарая и вели к задней стене станции. Хо был здесь. Хосок. Юнги. Феликс. Намджун. Минхо. Отец и... И папа. Теперь, когда Тэ не прикасался к Медведю, холод иглами вонзался ему в щёки даже под маской. Тэ поплотнее завернулся в капюшон.
— Тебе страшно? — мягко спросил Гук.
— Чёрта с два, — отозвался омега. Глупо нервничать из-за встречи с собственным папой. Это должен быть лучший день его жизни.
Но ноги его не слушались. Ему надо было лишь подойти к двери и распахнуть её, и там, за этой дверью, будет... будет его папа.
— Ты можешь пойти со мной, — сказал Ким.
Снег неслышно заметал порог.
— Я знаю, что тебе этого не хочется, — произнёс наконец Медведь.
Он кивнул: непонятно, зачем он вообще предложил.
— Подними флаг на станции, и я приду за тобой, — сказал Чон.
Хватит думать, приказал Тэ себе. Пора действовать. Взвалив на плечи рюкзак, омега быстро прошагал по освещённому снегу. Подойдя ближе, он услышал гул генератора — успокаивающе знакомый звук, похожий на дружелюбное повизгивание домашнего пса — и остановился перед дверью.
Он слышал, как Медведь пророкотал за его спиной: «Я тебя люблю». Внезапно войти внутрь стало легче, чем остаться снаружи. Не оборачиваясь, он толкнул дверь. Его волной окатил запах немытых тел, и парень отпрянул оттого, какой он был кислый. Собравшись с духом, Ким ступил внутрь и закрыл за собой дверь. Стараясь не делать глубоких вдохов сквозь маску, он открыл вторую дверь.
И вот он дома.
*************
Тэ стоял у второго порога и моргал; глаза привыкали к внезапно нахлынувшим краскам. Оранжевые спасательные жилеты, красные парки, ярко-синие сумки, зелёные и фиолетовые канаты. Медленно цвета приобрели привычные формы, и он немного успокоился. Груды разной утвари, стопки папок, горы одежды на столах и вокруг столов, на шкафах для бумаг... Знакомый бардак. Тэ снял верхний слой одежды. Из мастерской Юнги доносились голоса. Омега оставил рюкзак и снаряжение на своём столе и подошёл к приоткрытой двери.
Сцена оказалась очень знакомой: Хосок и Юнги стояли у верстака и что-то бормотали, склонившись над деталью от двигателя. Тэхён наблюдал за ними, прислонившись к дверному косяку. Хосок и Юнги. Его ненастоящие дяди. Раньше, когда они так же нашёптывали над каким-нибудь куском металла, Тэ обычно играл неподалёку. Он почувствовал, как губы его растягиваются в улыбке.
— Симпатичный тостер, — негромко сказал омега.
Юнги уронил зажим.
— Надо быть осторожней с оборудованием, — спародировал Ким. — Оно требует бережного обращения, как новорожденный младенец.
Хо протёр очки; они напоминали узор на мордочке хорька.
— Тэша? Мальчик! — Он перепрыгнул через козлы для пилки дров и сжал его в медвежьих объятиях.
Хосок! Омега так соскучился! Тэ крепко обнял его в ответ.
— Да ты посмотри на себя, Тэша, малыш!
Юнги уставился на него, непонимающе нахмурившись:
— Тэ?
— Да, это я. Собственной персоной. Рад тебя видеть.
Он говорил искренне. Омега был очень рад их видеть, прямо-таки удивительно, как рад. До этого он так много думал о родителях, что даже не представлял, каково будет встретиться с остальными членами семьи.
— Хорошо быть дома!
Он раскинул руки и вдохнул домашний запах: затхлый, зимний. Тэ закашлялся.
— Тэша... Мы даже не знали, жив ты или умер, — сказал Хо.
— Твой папа не сомневался, что ты жив, — добавил Юнги.
Твой папа. Сердце Тэхёна пропустило удар. Медведь выполнил обещание. Его папа был здесь. Здесь, живой. Ким не осознавал до этой минуты, что в глубине души всё ещё сомневался. Услышав эти слова из прозаических уст Юнги, здесь, на этой совершенно не волшебной, обычной станции... Когда сердце у него забилось снова, оно стучало громче, словно под кожей кто-то бил в тарелки. Собственный голос звучал будто издалека:
— Где он?
Хоби широко заулыбался:
— Пойдем со мной, Тэ, малыш. — Он приобнял его за плечи и провёл через дверь. — Хочу посмотреть на их лица, когда они тебя увидят.
Ким позволил себя увести. Он не чувствовал, как его ноги касаются земли; он едва видел, куда они идут. Их лица, сказал он, когда они тебя увидят. Во множественном числе. Хосок толкал его через лабораторию на кухню. Когда они зашли внутрь, он убрал руку с омежьего плеча.
На кухне был только один человек.
Отец сидел за столом, склонившись над записной книжкой. За его спиной на плите что-то кипело в кастрюле. Долго, долго Тэ смотрел на старшего альфу; парень чувствовал, что внутри у него всё полетело вверх тормашками, но не мог понять, что же он думает или чувствует.
После нескольких месяцев, что он провёл в обществе Медведя, его двухметровый отец казался маленьким и хрупким. В его волосах пробилась седина, а шея под окладистой бородой морщинилась. Он уже забыл, что альфа седеет. Тэ смотрел на него, пытаясь найти общее между этим человеком и своими воспоминаниями о нём. Как он вообще мог казаться омеге таким грозным и суровым раньше? Младшему захотелось подойти к нему и убрать волосы с лица. Он выглядел так... так по-человечески.
Хо прокашлялся, и отец поднял взгляд от бумаг.
— Привет, отец.
На его лице отразилось такое потрясение, точно он свалился на кухню прямо с небес. Придя в себя, он вскочил со стула; стул упал на пол. Двумя большими шагами отец подлетел к сыну и чуть не раздавил в объятиях:
— Ох, мой маленький мальчик.
Он уже много лет не называл его так; Тэ сглотнул комок в горле.
— Где папа?
Слово оставило на языке странный вкус.
Отцовское лицо от улыбки совсем преобразилось. Всё ещё держа его за плечи, он позвал:
— Ханыль! Ханыль, он дома! — Он сильнее сжал плечи сына. — Ханыль!
Омега услышал шаги из зала за спиной. Это папины шаги; он бежит. Все мышцы на спине Тэ застыли. Шаги замерли у двери, и отец выпустил сына из объятий. Но он не мог обернуться. Ноги у него прилипли к линолеуму. Он слишком давно, слишком часто мечтал об этой секунде. Чего ты боишься? спросил он себя. Обернись.
Нет, я не хочу.
А ну соберись. Обернись, чёрт бы тебя побрал.
Медленно, медленно, он развернулся. Столешница. Шкафы. Стена. Хосок. Юнги.
— Ханыль, — сказал отец мужчине в дверях. — Это Тэхён. Тэ, это твой папа.
Зелёные глаза. Долгий миг Тэ не мог думать ни о чём другом. Он смотрел на папины глаза и чувствовал, как мозг его вращается, словно венок полярного сияния. У него и правда были папины глаза.
Но на этом сходство и заканчивалось. Ханыль по сравнению с Тэ казался коротышкой: всего-то сто семьдесят четыре сантиметра, не больше. Чёрные волосы, а не русые. Вместо острых скул у него были мягкие, кукольные щёчки. Облачённый в красную блузку и джинсы, он был совершенно непохож на Тэхёна — за исключением глаз.
— Папа, — сказал Тэ, пробуя слово на вкус.
Тот шумно сглотнул и всплеснул руками, словно не зная, что с ними делать; словно удивившись, что у него вообще есть руки.
— Можешь называть меня Ханыль, если так тебе будет спокойней, — отозвался он дрожащим голосом.
Его папа был незнакомцем по имени Ханыль.
— Ханыль, — повторил омега. Он не представлял, как будет произносить папино имя. Парень попробовал улыбнуться. — Очень забавно. Сын Северного Ветра — «Ханыль», это же значит «небесный».
Папа заискрился белоснежной улыбкой, как из рекламы зубной пасты:
— Всё верно, Тэ.
— А-а, — сказал парень, продолжая таращиться. В мечтах его папа казался выше.
Улыбка погасла, и Хан заломил руки:
— Можно я... Будет нормально, если я тебя обниму.
— Наверно, — ответил Тэ. А будет ли? — Да.
Хан сделал шаг вперед и неловко протянул руки. Тэ тоже шагнул ему навстречу. Папа пах соснами, диким воздухом. Его руки на спине Тэ были все из острых углов. Тэ положил ладони на папины ключицы. Он обнимал незнакомца. Оказавшись так близко, Ким чувствовал, как между ними протекают прошедшие годы, минута за минутой.
Его папа тихо сказал: «Мой малыш. Мой маленький мальчик».
И что-то внутри у омеги сломалось. Он почувствовал, как это нечто поддается, словно молодой росток под тяжестью зимнего льда. Внезапно щёки его стали влажными. Вода наполнила глаза, и он не мог ничего разглядеть. Тэхён зарылся лицом в острое плечо его папы с сосновым запахом. Папины руки затряслись. «Мой малыш, мой малыш». Голос его дрожал. Тэ тоже плакал.
*************
Дальше что-то должно было случиться. Ким никогда не продумывал свою встречу с папой дальше первого «здравствуй». Но теперь этот момент закончился, и Тэ не знал, что сказать этому мужчине: этому незнакомцу, своему папе.
Ему на выручку пришёл — кто бы мог подумать — Юнги. Он даже забыл, что они с Хо всё ещё находятся в комнате.
— Как ты... Как ты спасся? — спросил он.
Ким повернулся к нему, чувствуя огромную благодарность.
— Я не сбежал. Я попросился обратно, и Медведь отвёз меня домой.
— Вот так, запросто? — удивленно спросил Хан.
Тэ вспомнил о том, как они прощались около станции. Я люблю тебя, сказал ему Медведь тогда.
— Да, вот так запросто, — солгал он.
— Но обещания мунаксари нельзя разрушить, — начал папа.
— Не важно, — оборвал его отец. — Теперь он здесь. Он свободен.
Но нет, это было важно. Обещания мунаксари. Его папа — Ханыль, поправил себя он, — был прав. Тэ дал клятвы мунаксари, пообещал ему нечто. Альфа мог бы заставить его остаться, если бы захотел. Но выбрал отпустить, несмотря на то, что любил омегу, или, внезапно подумал Ким, именно потому, что любил?
— Мы не позволим ему забрать тебя снова, — сказал отец.
— Нет, дело совсем не в этом, — быстро отозвался Тэхён. — Он не такой. Мы... друзья, — закончил он, не найдя более подходящего слова. До начала сезона он был его постоянным спутником. Они болтали, говорили, всё время проводили вместе.
— Друзья? С чудовищем, которое забрало тебя от семьи? С чудовищем, которое месяцами держало тебя вдали от нас? Тэ, мы думали, что ты умер...
Лицо его залила краска. Он должен был хотя бы попытаться послать им весточку. Но ему даже в голову это не приходило! Это он виноват, что они беспокоились.
— Он не чудовище, — сказал омега. Он сказал, что любит его... Перестань думать об этом. Омега был здесь со своим папой, его папой, живым и здоровым.
— Ты поступил очень отважно, — сказал Ханыль. — Спасибо тебе.
Ну, насчёт отваги он не знал. Ему нравилось в замке. Он катался по полу в бальном зале, придумывал новые скульптуры для сада, проигрывал в шахматы. Папа ждал, когда он заговорит.
— Я не мог оставить тебя... там, — сказал младший омега. Там, в замке троллей. Это до сих пор звучало невероятно. Хан взмахнул руками, очевидно, смутившись. У него были пальцы, как у институтки: длинные, тонкие, с идеально чистыми ногтями и гладкой кожей. Видимо, восемнадцать лет с троллями пошли ему только на пользу.
— Ладно, а кто такие тролли? — спросил Тэхён, и вопрос прозвучал грубее, чем ему хотелось.
— Тэ, твой папа не любит об этом разговаривать, — сказал отец.
Хан покачал головой.
— Всё в порядке, Донмин. — Он обратился к Тэхёну: — Они и правда были троллями, и я правда был заточён в их замке.
Ким отвернулся, не в силах больше глядеть в эти знакомые, но чужие зелёные глаза. Омега не хотел грубить папе, совсем нет. Отцу — может быть; это он позволил утащить своего мужа в какой-то невозможный замок и оставил цель спасти его для Тэхёна.
— Тролли... Сложно объяснить. Это не совсем подходящее название, — продолжил Хан. — У них нет определенной формы, физических тел. Королеву или короля они выбирают из тех, кто способен как можно дольше сохранять одно обличье, но всё равно... — Голос его дрогнул. — Это остров диких духов.
— Как Медведь освободил тебя оттуда? — спросил омега. Медведь никогда не рассказывал об этом. А он никогда и не спрашивал. На самом деле, похоже, что он избегал говорить о его папе и всем, с ним связанном, включая троллей и ветра. Теперь он жалел, что не расспросил "своего" альфу.
Старший омега опять потряс головой:
— Я не знаю. Однажды ночью я отправился спать, а когда проснулся, то очутился на льду: Король Полярных Медведей вёз меня домой.
В кухне воцарилась тишина. Мальчишка смотрел на своего папу — сын Северного Ветра, освобожденного из замков троллей, — и не мог не слышать голос бабули. И вот Медведь отнёс сына Северного Ветра к его человеческому мужу...
На плите кипящая жидкость, бурля, перелилась через край, и конфорка зашипела.
— Ой, бобы! — И отец устремился к кастрюле. Облегчение отразилось на лице Хана; радуясь тому, что его отвлекли, он отвернулся от сына и подставил отцу под локоть миску. Он слил жидкость с бобов, Хан взял кастрюлю, и Мин взял миску. Кастрюлю понесли на стол, миску — в раковину. Это выглядело точно хорошо отрепетированный танец. Танец, в котором для омеги места не было.
Он вспомнил, как они с Медведем танцевали в бальном зале, а потом решительно отогнал от себя это воспоминание.
— Где бабуля? — спросил Тэ. — Она вернулась в Инчхон?
— Я отвез её примерно через месяц после того, как ты ушёл, — сказал Хо. — Она прождала целый месяц, надеясь, что ты вернешься.
Ким не хотел причинять беспокойство ещё и бабушке. Ему много перед кем надо было извиниться.
— Тэша, — сказал отец. — Остальные не знают... обо всем.
Он поморгал:
— Как они могут не знать?
Хоби и Юнги знали. Конечно, они были знакомы с папой Тэхёна, а другие — нет, но всё же. Его папа восстал из мёртвых. Конечно, они должны были это заметить!
— Согласно легенде, мы только думали, что он скончался, — восторженно заявил Хо. — Но на самом деле он был в коме, и никто не знал, кто он такой, пока в один прекрасный день он не очнулся. И как только его отпустили из больницы, я отвез его сюда, чтобы сделать твоему отцу сюрприз.
Тэхён в изумлении распахнул глаза. Это была самая нелепая история из всех, что он слышал.
— И они поверили? Из какого романтического сериала вы украли сюжет, признавайтесь.
Хоби со смущённым видом пожал плечами.
— Мы решили, что так будет лучше всего, — ответил отец. — Надо было создать ощущение нормальности. Ради твоего папы.
У Кима не было времени ответить: в кухню ввалились двое исследователей, Феликс и Намджун. Тэхёна охватил внезапный шок: он понял, что так давно их не видел, что почти забыл, как они выглядят.
Намджун заметил его первым. Он широко заулыбался.
— Тэ, — похлопал он его по спине. — Рад тебя видеть. Как дела? Что на ужин? — Набрав бобов в тарелку, он сел на стул верхом.
Феликс потряс ему руку:
— Ты пропустил такой отличный сезон! Как там Инчхон?
Он метнул на отца быстрый взгляд. Если он утверждал, что Ханыль был в коме, то что за историю он придумал про омегу?
— Всё хорошо, — ответил он.
Отец одобрительно кивнул.
Минхо шумно протопал на кухню:
— При такой погоде застынет и жидкий азот. — Сбросив варежки, он направился к бобам; набил рот и небрежно кивнул в сторону Кима, словно он не исчезал на целый сезон миграции: — Знаю, знаю. Да, я всё ещё тут.
— Он должен мне ещё три месяца, — сказал отец, протягивая сыну миску с бобами.
Пережевывая еду, Минхо сообщил:
— А потом я смоюсь из этого морозильника. Ох, прекрасный Лос-Анджелес с его целебным теплом. Поменяю специализацию на джунгли Амазонки.
Ханыль подколол его:
— В Лос-Анджелесе ты будешь жаловаться на солнечные ожоги, а в джунглях просто растаешь. — Он улыбнулся Минхо, показывая свои белоснежные зубы. У Тэ внезапно сжалось сердце. Его папа был чужаком для собственного сына и другом для этого новичка, этого чичако, который даже не был членом семьи и не смог бы выследить полярного медведя даже в зоопарке. Ким помешал бобы в тарелке; голода он не чувствовал.
Минхо взмахнул ложкой:
— Попомните мои слова: в аду одни льды. Не надо было выбирать исследования Арктики. Но во мне достаточно мужества, чтобы решиться на перемены.
Тэхён мучительно думал, о чём бы таком безобидном им поговорить:
— Так это... как поживают медведи?
У Намджуна загорелись глаза:
— Недавно зафиксировали сто двадцать шестого. Это на тридцать два больше, чем у НПИ!
Национальный Полярный Институт находился в двухстах сорока километрах на запад, рядом с Прадхо-Бей. Учреждение соперничало со станцией Восточного Бофорта, как борются за звание чемпиона две футбольные команды.
— Не то чтобы мы считали, — добавил Хо, садясь на табурет и накладывая себе риса и бобов.
— Естественно, нет, — поддержал его младший. — А ты как, в гости заехал или снова в штате?
Улыбка Чона стала ещё шире:
— Мы получили грант. На два года.
— Совместно с НПИ и ребятами с Чукотского моря, — объяснил Феликс. — Но Хо вернулся в штат, а Юнги получил оборудование. Новенькие компьютеры. Очень мощные.
Чон вернулся! И они получили грант! А он всё пропустил.
— Как прекрасно! — отозвался он с деланым энтузиазмом. Нет, это и правда были прекрасные новости. Он уже много лет мечтал о том, чтобы Хоби вернулся на станцию. Омега улыбнулся своей няньке. — А на что грант?
— Поведение во время спячки, — ответил отец. — Участвуют все пять стран с полярными медведями, но именно мы будем сопоставлять и анализировать данные.
— Донмин заставил нас тыкать палками в медвежьи берлоги, пока нам не разрешили вернуть Хо. Бродили по льду с фонариками на лбу. Тебе бы понравилось, малый, — сказал Джун. — Жаль, что ты пропустил.
Ему тоже было жаль.
Минхо содрогнулся:
— Безумная затея, и смертельно опасная.
— Но тебя же не съели, — возразил отец.
— Чистая удача. И я рад, что всё это позади.
Он всё пропустил. Ну ладно, зато сейчас вернулся и больше ничего не пропустит. Краем глаза Ким наблюдал за Ханом: тот примостился на краешке стула и расправил на коленях салфетку. Теперь я дома, подумал омежка, и я остаюсь.
*************
Ким резко сел на кровати. Что это ещё за чертовщина?
— Медведь? — позвал он.
Где-то кричал мужчина омега. Тэхён лишь через несколько секунд вспомнил, где находится, и ещё через несколько — что на станции был ещё один мужчина омега.
Это кричал его папа.
Ким скинул тёплое одеяло и выбежал в дверь. Когда он добежал до отцовской двери, крики перешли в тихие всхлипы.
— Всё в порядке, — говорил отец. — Ты тут. Ты свободен. Всё закончилось. Всё хорошо. Тебя больше не унесут.
— Ты этого не знаешь, — раздался папин надтреснутый голос.
Тэхён толкнул дверь:
— Папа? Ханыль? — Он остановился в дверях. Папа лежал, свернувшись калачиком, рядом с отцом и рыдал на его плече.
Отец поднял голову; на лице у него было написано такое страдание, что омеге пришлось отвернуться.
— Кошмары, — объяснил он сыну. — Всё будет хорошо. Возвращайся в кровать.
Тэ шагнул обратно к двери. Ему хотелось уйти. Он не знал, что ему делать, когда папа так рыдает, а отец выглядит таким... таким ошеломлённым, таким беспомощным. Морщины сильнее проступили на его лице и обросли тенями. Глаза были похожи на пятна сажи.
— Точно? — переспросил он.
— Ступай, ступай, — отозвался он и вжался лицом в папины волосы. Омега понял, что на него он больше не обращает внимания.
Он шагнул наружу и закрыл за собой дверь. В коридоре Тэ помедлил. Отцовский голос доносился изнутри чётко и громко:
— Тот самый сон?
Ответа он не услышал.
— Вини меня. Это я тебя подвёл. Я должен был тебя спасти. Вини меня. Ненавидь меня. Но не бойся. Тебе нечего бояться; всё закончилось. Всё позади. Ты дома.
***
DHC-6 Twin Otter — двадцатиместный турбовинтовой пассажирский самолёт с укороченным взлётом и посадкой и не убираемым шасси.