Глава 8.
Неделя сменилась двумя, потом тремя, четырьмя и так далее. Дни шли за днями, и Киму становилось всё проще придумывать отговорки, чтобы не возвращаться на станцию и не встречаться лицом к лицу с тем, что ждало (или, вернее, кто ждал) его там. Он не простил отца за то, как он, не спросив его мнения, попытался сплавить омегу в Инчхон. И за то, что он всю жизнь ему лгал. Что же до папы... Парню хотелось его увидеть, но всё равно каждое утро Тэ просыпался и говорил себе: «Еще один день, и я поеду домой». И каждую ночь он ложился в постель один, и ему снились медведи и льды.
Летели недели, и он вовсе перестал вспоминать дом. Однажды, закончив вырезать ледяные розы на колоннах бального зала (вернее, вырезал Медведь, а Тэ давал указания), они разлеглись на полу и восхищенно залюбовались своей работой.
— Но зачем в этом замке вообще бальный зал? — спросил он. — Что, какой-нибудь из Медвежьих Королей любил давать балы? Тут собирались вальсирующие нарвалы? Теперь скажи это в десять раз быстрее: вальсирующие нарвалы...
Медведь тяжело поднялся на задние лапы. В таком виде он смутно напоминал человека — если забыть о том, что в нём было четыре метра роста. Он вытянул вперед лапу:
— Разрешите пригласить вас на танец.
Омега широко улыбнулся:
— С удовольствием, ваше медвежекоролевское высочество.
Он вложил ладонь в его лапу. Пальцы его казались совсем крошечными.
— Не упади на меня, — приказал он. До его плеча ему было не достать, поэтому Тэ довольствовался тем, что положил руку ему на предплечье. Пальцы глубоко погрузились в кремово-белый мех.
Он аккуратно повёл его в танце по залу. Лапа закрывала ему половину спины. Они танцевали в полной тишине; далеко за садом низкое солнце освещало горизонт густым янтарем. По льду разлился тёплый оранжевый свет. Это было... Ему в голову внезапно пришло слово «романтично». Он кружил омегу. Он смотрел на его мех, и у него кружилась голова.
Я счастлив здесь, понял вдруг омега. Мысль эта словно поставила его на самый край берегового утёса.
— Нам нужна музыка, — сказал Тэхён, пытаясь развеять эту атмосферу.
— Я могу для тебя спеть.
— Ты умеешь петь?
— Нет.
Он снова заулыбался; альфа наклонил его в танце. Мне так хорошо здесь из-за Медведя, подумал он. В лицо ему блеснул золотой луч, и на глаза накатили слёзы. Он потянул омегу вверх, и он выпрямился.
— Солнце, — поспешил объяснить Ким.
— Это последние лучи солнца, — отозвался Медведь.
Омега оступился и чуть не упал. Альфа поддержал его под руку. Как же случилось, что он задержался здесь так надолго? Что думает его отец? А бабушка? И папа. Он потряс головой. Ему не хотелось сейчас думать о папе; не сейчас, когда солнце закатывалось за горизонт. Ему всегда нравилось ловить эти последние лучи солнца перед долгой полярной ночью.
— Пошли со мной, — сказал Чон. Он опустился на четыре лапы и трусцой поспешил из зала.
— Ты разве не хочешь посмотреть? — окликнул его омега.
— А ты разве не хочешь найти обзорную площадку получше? — отозвался он.
Расплывшись в улыбке, Тэ погнался за ним. Ему всего пару раз случалось бывать на башнях. Чонгуку не нравились узкие лестницы. Один из предшественников создал их для людей, совсем не подумав о медведях. И, как сообщил Тэхёну его спутник, альфу смущала необходимость вилять, поднимаясь и спускаясь. Тэ неделями дразнил его на этот счет, но сейчас не стал. Сегодня всё казалось ему каким-то другим. Может, из-за того, что они расставались с солнечным светом? А может, из-за танца...
Медведь протиснулся на лестничную площадку и стал взбираться по винтовым ступеням. Выйдя на балкон, омега подошёл к изящно изогнутым перилам.
— Осторожно, — предостерег Альфа.
Он, не слушая, перегнулся через ограду:
— Ты только посмотри! — выдохнул парень.
Перед ним расстилалась Арктика, вся залитая золотом и серебром, точно огромная сокровищница. Невероятное, громадное небо светилось синевой. Ленты розовых облаков таяли в сгущающейся синеве, окрашивая небо лазурью.
— Не оборачивайся, — сказал он. Голос его стал похожим на человеческий: мягче, выше. Он слышал его лишь однажды, но сразу узнал. Тэ распрямил спину; по его коже побежали мурашки. Альфа обнял его сзади за талию, и ему показалось таким естественным накрыть его ладони своими; Ким так и сделал без лишних раздумий. Они оба стояли, повернувшись лицом к горизонту, и смотрели, как последняя капля золота таяла в синеве. Он разомкнул объятия. Когда парень повернулся, он снова был Медведем.
— Чонгук... — начал он. У него внезапно замёрзла спина. Ветер задувал волосы ему на лицо, и он смахнул их со лба.
— Я с нетерпением буду ждать завтрашнего дня, — сказал он. Эту фразу он говорил каждый вечер, прежде чем Тэхён уходил спать.
А где же спал он сам? Омега никогда не спрашивал. Возможно, он уходил во льды? Или в сады? Или в одну из других сияющих комнат? Однажды он сказал мальчишке, что теперь он спит в его комнате.
— Останься, — попросил он.
Медведь посмотрел на него. Ким видел сумеречное небо, что отражалось в его чёрных медвежьих глазах. И почувствовал, что краснеет. Сегодня вечером всё было... иначе. Ему просто не хотелось, чтобы день заканчивался, вот и всё.
— То есть тебе необязательно уходить, — сказал он. — Всё в порядке. Я тебе доверяю. Ты можешь опять спать в своей комнате. — И он быстро добавил: — Просто спать.
Альфа ещё мгновение разглядывал его лицо. Он переминался с ноги на ногу и уже жалел, что не может поймать и проглотить сказанные слова. Может, ему следовало сначала подумать, а потом уже предлагать такое? Если он останется, это многое изменит: омега инстинктивно знал это, но не решался думать о том, что же именно поменяется.
— Как пожелаешь, — ответил Медведь.
Он подождал, пока та уйдет с балкона, и пошёл следом. Парень скользнул мимо, походя запустив пальцы в его мех. Он уже тысячи раз касался его шубы, но сейчас впервые отдернул руку. Он был не просто медведем. Тэ вспомнил человеческие руки у себя на талии и дыхание на своей шее. С той ночи он до сих пор не превращался в мужчину.
Когда они подошли к спальне, он заставил его подождать снаружи, пока он будет переодеваться в свою фланелевую пижаму. А потом он подождал ещё, потому что Тэ передумал и поменял пижаму на шёлковую сорочку, которую обнаружил в первую ночь в замке. Он сказал себе, что делает это из вежливости. Ночная рубашка была подарком. Ким забрался под одеяло:
— Хорошо, теперь можешь войти. У меня приличный вид.
Полярный Медведь неслышно прошествовал в комнату.
Пока он подходил к ночному столику, Тэ успел подоткнуть одеяло. Он знал, что всё ещё может передумать. Если омега попросит его уйти, он так и сделает. Но это было бы... трусостью? В конце концов, это же Медведь. И Тэ пригласил его в качестве друга. Друзья могут спать на одной кровати.
Он пожалел, что не остался во фланелевой пижаме.
Чон подул на свечу. Та колыхнулась и погасла, оставив после себя запах воска и дыма. Теперь в комнате царила вязкая темнота. Медведь (вернее, человек, как догадался он по продавившемуся матрасу) забрался на кровать рядом с ним. Он припомнил последний раз, когда тот это сделал: в их брачную ночь.
— Только прикоснешься — и я опять возьмусь за топор, — сказал он и услышал его вздох.
— Я бы никогда не причинил тебе вреда, нет, особенно намеренно. Я думал, ты уже это понял.
— У меня не такое вкусное мясо, как у тюленей.
— Да, слишком мало подкожного сала, — согласился он.
Он почувствовал, как зашевелился матрас: Медведь устраивался на подушках поудобнее.
Омега лежал на спине, твёрдая, точно лёд.
— Не храпи.
— Как прикажете.
Он хмыкнул:
— Очень мило.
— Спокойной ночи, Тэхён-и~.
— Спокойной.
Подтянув одеяло до подбородка, он слушал, как альфа дышит. Словно мягко поднималась и опускалась волна. Наконец, дыхание его замедлилось. Он что, засыпает? Тэ ткнул его в бок:
— Ты не спишь?
— Уже нет.
Он перекатился на другой бок и, судя по всему, повернулся к нему лицом. Он чувствовал это каждой клеточкой кожи. Ну ладно, хорошо ещё, что четырёхметровый медведь не превращается в четырёхметрового человека, сказал он себе. Два десять — это максимум.
— Поговори со мной, — попросил омега. — Расскажи что-нибудь.
— Как пожелаешь. Однажды, давным-давно, жил да был маленький кенгуру...
Он улыбнулся:
— Кенгуру?
— Ага, кенгуру. И жил он...
*************
Он совсем зажарился под этим одеялом. Ким дернул ногой. Стопа его наткнулась на нечто твёрдое. Тэхён услышал негромкий рык. Он сонно заморгал. Стены не рычат.
— Чонгук, это ты?
— Х-м-м-м.
Он пнул сильнее.
— Ой!
Так ему и надо. Разлёгся на самой середине. Тэ дернул одеяло и уютно улёгся на подушках.
— Воровка, — сказал он и потянул одеяло на себя.
Омега тоже зарычал.
— Я что, храпел?
— Нет, ты не храпишь, — сообщил он. Да, это плюс.
— А вот ты храпишь. Как кошка мурлычет.
Он отпихнул одеяло:
— Слишком жарко. Уже утро?
Тэ выполз из кровати и, нащупав фонарик, включил его. И увидел только копошащуюся гору простыней. С кровати свалился Медведь, замотанный в белое.
— Убери свет! — воскликнул он.
Парень направил на него луч.
— Я думал, я тут единственный, кто не любит утро, — шутливо сказал он, но Медведь продолжал прятаться. — Эй? Что случилось?
— Тебе нельзя видеть меня.
Омега внезапно понял, что никогда не видел его. Оба раза, когда он превращался в человека — прошлой ночью и тогда, в первый раз, — он его не видел. Ким перебрался через кровать с фонариком в руках. Он всё ещё сидел на полу, погребенный под покрывалами. Не было видно ни единого сантиметра кожи.
— Да ладно тебе. Обещаю, что не буду смеяться.
— Тебе нельзя! — Взметнулись простыни, и он встал, словно облачённый в дешёвый костюм призрака. Он выбил фонарик у неё из рук, и тот укатился под кровать. — Тебе нельзя видеть моё лицо в человеческом обличье. Пообещай мне, что не будешь и пытаться.
— Но почему нет?
— Пообещай.
Голос его звучал серьезно, даже отчаянно. Тэ никогда не слышал, чтобы он так говорил.
— Ну, ладно, у всех свои странности, — весело ответил он. — Что, недостаточно просто быть гигантским медведем?
Он не рассмеялся; вместо этого он попросил его:
— Пожалуйста, возлюбленный, если я хоть немного тебе дорог, не смотри.
Он не называл его возлюбленным со дня их первой встречи.
Тэ свесился с кровати и достал фонарик. Он выключил его, и комната вновь погрузилась во тьму.
— Теперь ты доволен? — спросил парень; голос его дрожал.
Мольбы альфы его обеспокоили. Тэ ощущал себя так, словно нарушил какое-то священное табу. Но он ведь не хотел ничего плохого! Ему просто хотелось посмотреть на него.
Медведь ничего не говорил.
Он подождал ещё секунду.
— Чонгук? Всё хорошо?
— Мне надо идти, — ответил он.
Неужели он настолько разозлился?
— Но я же не... — начал он.
— Там рождается медведь, — сказал мужчина. — Меня ждут.
— Сейчас? — Но ведь сезон ещё не начался. Медвежонок, наверное, недоношенный. — Ты... чувствуешь?
Он рассказывал ему об этом однажды: о том, как мунаксари чувствуют приближающиеся рождения и смерти. А ещё они, по его словам, могут вызывать друг друга. Этого он при нём ещё не делал.
— Можно мне с тобой?
— Это долг мунаксари.
Омега почувствовал порыв воздуха, а потом услышал, как открылась дверь. Тэ крикнул ему вслед:
— Увидимся за завтраком?
Дверь хлопнула. Парень обнял себя за плечи: в комнате становилось прохладно.
*************
Следующей ночью, он не понял, когда именно, Медведь скользнул под одеяло. Тэ, не раздумывая, клубочком свернулся у его тёплого тела. Это казалось таким естественным. Парнишка пробормотал: «Привет».
Он ничего не ответил, просто зарылся лицом в его мягкие волосы.
Постепенно просыпаясь, он вспомнил, что злится на него. Альфа оставил Тэ одного. Весь день пошёл наперекосяк: пришлось есть сухие фрукты и орехи из рюкзака. Без него волшебный стол не работал. Что ещё хуже: он впервые за своё пребывание здесь соскучился. И это напомнило ему метели на станции: нечего делать, некуда пойти.
Он дышал прерывисто и как-то приглушенно. Омега нахмурился и протянул руку, чтобы коснуться его лица.
— У тебя всё в порядке? Ты не заболел?
Щека у него была влажной на ощупь. Он отдернул руку, будто обжегшись.
— Чонгук, что случилось?
— Я опоздал, — ответил он трясущимся голосом. — Они были слишком далеко. Я пришел слишком поздно.
— Слишком поздно? Что ты имеешь в виду? — Жаль, что омега не может на него посмотреть. Тэ вглядывался в темноту, словно мог пронзить её взглядом. — Что произошло?
— Мне надо было обходить льды. Если бы я был поблизости, я бы успел дать этому малышу душу. Появись я там на час раньше, всё было бы в порядке. Но я опоздал на многие мили.
— Опоздал? — Тэхён переспросил ещё раз, пытаясь понять. Он не успел на рождение медвежонка?
— Мертворожденный. Без жизни. Без души.
Он слышал слёзы в его голосе. Хотел ли он, чтобы парень его утешил? Он нерешительно обнял альфу одной рукой:
— Всё в порядке. Я тут.
Омега прижал его к себе.