Глава 7.
Ледяные листья звенели в такт его шагам, когда Король Медведей прошествовал обратно к замку.
— У тебя есть вопросы, — сказал он, обернувшись через плечо. — У меня есть ответы. Может, заключим сделку? За каждый вопрос, на который я отвечаю, ты обещаешь остаться в замке ещё на день.
— Тебе, видимо, очень нравятся сделки, — крикнул ему омега. — А откуда мне знать, что ты выполнишь свое обещание? Как я узнаю, что мой папа вернулся домой?
Альфа зашёл за угол.
— Эй, вернись! — Он поспешил следом.
Король Медведей ждал его у парадного входа; по сторонам от него стояли мерцающие колонны.
— Мунаксари не может нарушить обещания. Так природа заставляет нас играть нашу роль. Это — цена, которую мы платим за власть.
Он зашел внутрь. Тэ последовал за ним, и снова его окружили переливающиеся скульптуры.
— Ветра принесли твоего папу на лёд, пока ты спал, — сказал он. — Я отнес его на твою исследовательскую станцию ещё до твоего пробуждения.
Он замер. Дыхание замерло у него в груди. Ледяные фрески поплыли в глазах, и он резко заморгал. Его папа был сейчас на станции, ходил по тем же комнатам, что и Тэхён, сидел на кухне, чистил зубы в ванной: делал все те повседневные дела, которые, в сознании Тэ, были его папе совершенно недоступны. Он же был мифической личностью. Одной мысли об этом хватило, чтобы младший омега почувствовал, будто лёд разверзается у него под ногами.
— Как он... У него всё хорошо?
— У него всё в порядке.
Ким хотел расспросить его: что альфа сказал, что папа сказал, как он выглядел, какой у него голос. Но в горле у омеги застрял комок, а Чонгук уходил всё дальше.
— Куда... Куда ты? — Голос у него дрогнул.
Он обернулся через плечо:
— Я хочу показать тебе, что ты потеряешь, если вернешься домой. Пойдем.
Мальчишка пошёл за ним. Он повел омегу вверх по синим лестницам в комнаты, которые казались вырезанными из чистого бриллианта. Тэ увидел музыкальную комнату с прозрачным роялем и массой скрипок и виолончелей, которых хватило бы на целый оркестр. Струнами служили невозможно тонкие ледяные нити. Он бродил по залу, освещённому радужными канделябрами и обшитому панелями из зеркально-гладкого льда. В гостиной с отороченными инеем диванами он подивился шахматной доске с ледяными фигурами размером с его руку, каждая из которых изображала какое-нибудь арктическое животное.
Он был прав. Тэ никогда не видел похожего места. Он и представить себе не мог, что такое существует. Чего еще он не мог себе представить? Своего папу. Дома.
Может, если я уйду не сразу, подумал он. Побуду тут пару дней... просто чтобы всё осмотреть. Тут ведь столько тайн, столько знаний. Медведь, превращающийся в человека, нетающий лёд, сокровенный замок... Каждый из этих феноменов Ким мог бы изучать годами. А еще он сможет совершить прорыв в изучении полярных медведей! У него есть столько вопросов, и альфа может ответить на все.
— А твой папа... — спросил он первое, что пришло в голову, — он тоже мунаксари?
— Нет.
Омега обернулся на него: он сидел у замерзшего фонтана; резные рыбы застыли в прыжке в его водах.
— Мой отец мунаксари, — продолжил он. — Он... я думаю, проще всего будет назвать его «смотрителем». Среди мунаксари есть своя иерархия. Есть те, которые присматривают за душами конкретного вида, — как я. Есть старшие мунаксари, которые отвечают за всех мунаксари конкретной области, — как мунаксари ветра. Мой отец отвечает за мунаксари одной горной гряды в Скандинавии. Я не видел его с тех пор, как взялся за работу с полярными медведями.
Он отвернулся от него, словно разглядывал замерзшие воды. Тэ попытался представить, каким альфа был до того, как стал Королём Медведей.
— Ты не всегда был медведем?
— Дети мунаксари должны сделать выбор, принимают ли они власть и ответственность. Потом смотритель назначает вид живых существ, о которых ему или ей предстоит заботиться.
— И ты выбрал стать мунаксари? У тебя был выбор? — Он не знал, почему этот вопрос был для него настолько важен.
— Во мне нуждались. Все в мире — медведи, птицы, насекомые, реки, моря — нуждаются в мунаксари, который бы помогал им существовать. Для большинства видов необходимо даже несколько. У людей, например, их целые сотни. У жуков и того больше. Полярным медведям хватает одного, потому что их совсем не много. Но все же в мунаксари есть нехватка. Дети у нас рождаются редко, и миру отчаянно нужны все мы.
Не сказать, чтобы у него был особый выбор.
Тихим и спокойным голосом Король Медведей произнес:
— Раньше я гневался на отца из-за того, что у меня не оказалось выбора. Жизнь у мунаксари такая, что... Мир зависит от нас, но мы ему не принадлежим.
Жизнь на станции тоже нельзя было назвать вполне обычной. Тэ потряс головой. Невероятно, но он, кажется, ему сочувствует. Может ли такое быть, что у них есть что-то общее?
— Ты, наверно, голоден, — резко сменил он тему, словно и так сказал слишком много.
Король Медведей повел омегу вниз по ещё одной лестнице обратно в зал для банкетов. По его велению на столе расцвели новые яства: блюда с фруктами раскрывались, словно цветы; вот появился стебель, и на нём вырос поднос с хлебом. Он оторвался и проплыл к Киму. Он отступил на шаг, не отрывая от хлеба глаз.
— Не тревожься, — сказал Чонгук веселым голосом.
Поднос покачался, словно в нетерпении; булочки перекатились набок. Парень застыл на месте, а потом схватил круассан. Он не «тревожился». Просто не привык есть парящую в воздухе еду. Альфа своей гигантской лапой взял кекс.
Тэ осторожно присел на ледяной трон. На нём он казался совсем крошечным: ноги еле доставали до пола. Внезапно он понял, каким незначительным и бессильным он был в безупречном совершенстве замка.
От тарелок поднимался пар, и у него заурчало в животе. Тэ облизал губы. Никогда прежде ему не доводилось видеть столько еды разом, и вся она выглядела так аппетитно. Парень неодобрительно покачал головой: с ним случилось нечто невероятное, с ним и сейчас происходило нечто невероятное, и что же он чувствует по этому поводу? Голод. Может, он привыкает ко всей этой нелепице. Или, во всяком случае, его желудок привыкает. Он протянул руку к дымящемуся блюду с морковью в белом соусе.
Наступила тишина, прерываемая лишь звоном тарелок, спешащих через стол. Тэ попытался представить папу на станции за обедом. Он представил, как тот сидит, зажав в руках любимую кружку Тэхёна, а Юнги в это время переворачивает оладьи. Он представил четырёхлетнего себя, сидящего рядом с папой за столом. У него опять защипало в глазах.
Тэ попытался придумать вопрос, какой-нибудь безобидный вопрос, который вернул бы ему ощущение контроля над ситуацией. Стараясь, чтобы его голос звучал беззаботно, Ким сказал:
— Расскажи, каким ты был медвежонком!
— Очень человекообразным, — сухо ответил Медведь.
Омега почти улыбнулся. У него правда было чувство юмора.
— Моё детство... — Он помолчал, глядя на него, словно оценивая, как ему лучше ответить. — Моё детство закончилось много лет назад, — проговорил он наконец. — Я старше, чем кажусь. На несколько столетий старше.
Несколько столетий? Он попытался это осмыслить.
— Но ты выглядишь не таким старым.
— Спасибо.
Несколько веков?
— У меня было хорошее детство. Человеческое.
Парень накладывал еду на тарелку, а он рассказывал ему, как рос, разрываясь между отцовскими горами и папиной Норвегией. Его папа, сказал он, был обычным человеком, и он вырастил его, как человека. Альфа играл с другими деревенскими детьми и брал уроки у учителя. Папа надеялся, что альфа станет юристом. Выходные он проводил у отца, учась всему тому, что не смог бы найти в книгах своего преподавателя: узнавал о магии и об обязанностях мунаксари, о том, как мунаксари используют свою силу, чтобы выполнять эти обязанности.
— Твоя очередь, — сказал он, закончив.
— Что? — Тэ вздрогнул от неожиданности.
— Расскажи мне о своем детстве.
Он помолчал, но так и не смог придумать отговорки, почему бы ему не рассказать. Кроме того, по какой-то не очень понятной для него причине, ему хотелось поговорить об этом. Омега рассказал ему про Хосока и его самолёты, про бабулю и ее сказку, про Юнги и его железяки. Он рассказал, как его жизнь отличалась от жизни, скажем, племянницы Юнги, которая живет в Инчхоне. Жизнь той состоит из косметики и кино.
— Я впервые попал в кино, мне было четыре, во время моей первой поездки в Инчхон. Я был в полном ужасе.
— Я не нахожу это удивительным.
— Это не был ужастик. Это была «Мэри Поппинс». — Когда он впервые увидел, как Джули Эндрюс парит по воздуху на своем зонтике, он завопил, и отцу пришлось пихать в него попкорн, чтобы успокоить. — Я держался до той сцены, когда дети прыгнули в рисунок на асфальте.
Ему показалось тогда, что их засосало в тротуар, и он опять разорался так, что потом у него болело горло.
Они делились историями, пока Тэ заглатывал медовый хлеб, изысканно приготовленную рыбу в специях, малиновый пирог. Наконец разговор затих.
Он поёрзал на ледяном троне. Он не собирался столько болтать, но с альфой было так легко. Киму не нравилось, как... спокойно он себя чувствовал. Альфа ведь должен быть Королём Полярных Медведей, а сейчас, когда он смотрел на того, он скорее был похож на переросшую мягкую игрушку или медведя из рекламы кока-колы. Он резко встал:
— Ну что, есть еще что-нибудь в этом замке?
— Тебе некуда спешить. У тебя в запасе целая неделя.
Он нахмурился:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты задал по меньшей мере семь вопросов; теперь ты должен мне по меньшей мере семь дней. Это не то чтобы целая жизнь, но надо же с чего-то начинать.
— Я никогда не соглашался на эту сделку, — запротестовал он.
Он моргнул и удивленно сказал:
— И правда, не соглашался.
Они пару секунд смотрели друг на друга. Потом Король Медведей сосредоточил внимание на столе: блюда начали пропадать. Тарелка Тэхёна лопнула, как пузырь; парень вскочила со стула. Его приборы растаяли, как лёд. Морозная скатерть скукожилась.
— Останься на неделю, а там посмотришь. Всего на неделю. Ты восемнадцать лет ждал своего папу. Подожди ещё неделю.
Он подумал обо всех воспоминаниях, которые сейчас излил перед ним, обо всех тех минутах, когда он жил с мыслью, что его папа давно умер. А теперь... Тэ отвернулся, чтобы не смотреть в сияющие черные глаза Короля Медведей. Он не хотел об этом думать.
— Покажи мне ещё что-нибудь в замке, — сказал омега.
Он отвел парня в великолепный бальный зал: колонны арками сходились высоко над его головой, а над крышей сияло бледное, безоблачное небо. В густой синеве пола отражались ленты северного сияния. Заглядевшись на небеса, омега сделал несколько шагов по залу, поскользнулся и шлепнулся прямо на задницу.
Король Медведей склонился над ним:
— Как ты?
— Хорошо, хорошо... — У него ломило копчик. Медведь наклонил шею, чтобы помочь ему, и Тэ непроизвольно отстранился. И встал на ноги самостоятельно.
— Никогда не замечал, что тут скользко, — попытался он извиниться.
— У тебя медвежьи лапы. А мне нужна обувь с шипами. Или коньки.
Он заковылял к колонне. Между арками, снаружи, он разглядел скульптуры в саду: они мерцали, отражая огни полярного сияния. Зрелище было столь прекрасным, что у него перехватило дух.
И тут парню в голову пришла идея. Он даже не остановился, чтобы подумать, а хороша ли была, собственно, эта идея. Стремительно опустившись на пол, он развязал муклуки и пошевелил пальцами в тройных носках.
Над ним склонился Король Медведей:
— Ты поранился?
Омега встал, опираясь на колонну:
— Еще нет.
Он оттолкнулся от своей опоры и заскользил в носках по бальному залу. Это же просто идеальный каток! Парень с гиканьем врезался в колонну у противоположной стены. Вцепившись в нее, он крикнул Королю Медведей:
— Твоя очередь.
Он уставился на него с потрясённым видом.
Омега расхохотался в голос. Ему уже стало лучше.
— Что, недостаточно величественно для вас, ваше медвежекоролевское высочество?
— Мунаксари — не короли. Я просто Медведь.
Широко расставив лапы, Медведь заскользил по залу на животе. Чтобы остановиться, ему пришлось развернуться на сто восемьдесят градусов. Тэхён со смехом оттолкнулся от колонны и покатился к центру комнаты. Он врезался в Медведя.
— Ой, прощения просим, — сказал человек, пытаясь распутать собственные конечности. Что он делает? Он ему не друг; он какой-то там волшебный перевозящий души медведь.
— Стой смирно, — сказал он ему.
Он напряженно застыл, но повиновался. Не надо было всего этого начинать. Он должен был уже ехать домой, а не... Он не успел закончить мысль. Чонгук его толкнул, и он помчался через весь зал.
Остановившись у колонны, омега схватился за неё с хохотом.
И оглянулся на полярного Медведя, внезапно посерьёзнев. Одна неделя. Он просил одну неделю. Разве слишком велика цена за все те чудеса, что он увидел?
— Неделя, — сказал мальчишка. — Я останусь на одну неделю.
***
Муклуки — это мягкая обувь, которую традиционно изготавливают из кожи северного оленя (карибу) или тюленьей шкуры.