Скандал
Ураганом ворвавшись в номер, я первым делом швырнула рюкзак в стену, а вторым — достала чемодан из шкафа. Давясь слезами, я начала запихивать свои вещи в чемодан, даже не утруждаясь их по-человечески сложить. Мобильный разрывался от звонков, и у меня не было никакого желания на них отвечать. На следующем входящем телефон с воплем полетел в стену, а через секунду он разлетелся на несколько частей. Увидев эту картину, я завыла волком, потому что час назад точно также разлетелась в хлам моя душа.
Я сгребала в кучу свои шмотки в надежде побыстрее убраться отсюда. Мне не хотелось больше здесь оставаться, и наверно, скажу больше — мне больше не хотелось работать с этими людьми. Да, пусть сейчас эмоции говорят за меня, но для меня это — чистой воды предательство. И если я неправа, то пусть меня прямо отсюда заберут в ад.
— Уроды! — Заорала я, не щадя своего голоса. — Уроды! Уроды! Уроды!
— Наташ!
Дима и Илья были уже тут как тут.
— Темнова, ты совсем...
— Не подходите ко мне!
Парни резко затормозили.
— Предатели! Как вы могли? — Сквозь слезы кричала я им.
— Нас попросили...
— Да мне плевать, кто вас о чем попросил! — Заткнула я Диму. — Вы мне не могли сразу сказать об этом?
Я кричала... Нет, я орала до срыва голоса. Занин отвернулся от нахлынувшего чувства вины, а Трифанов тихо прошептал:
— Нас Антон попросил. Без всяких объяснений.
Это был удар ниже пояса. Внутри меня что-то лопнуло, и, прикрыв глаза, слезы полились рекой. Это было мощнейшим ударом и последней каплей одновременно. Реактивно застегнув чемодан, я дернула его за ручку и пошла на выход.
— Куда тебя...
Видя, как Илья пытается схватить меня за руку, я крикнула:
— Не трогай меня!
Он отпрыгнул назад и спрятал руки в карманы. Меня охватил приступ истерики, и руки начали судорожно трястись.
— Мы же одна команда. Мы же друг другу доверяем. Один за всех и все за одного.
— Нат...
— Да какая мы нахер команда, когда вы не отвечаете за свои слова? — Срывала голос я. — Какая команда, когда вы все разом меня предали? Какое тут к чертовой матери доверие?
Ребята понуро опустили головы, и судя по всему, им больше нечего было сказать. В принципе, от них я ничего другого не ожидала. Потянув за ручку чемодан, я с нотами горечи выдавила:
— С этого дня у вас больше нет коллеги Натальи Темновой. Прощайте.
После этого дверь номера с треском хлопнула.
***
В аэропорту я бежала сломя голову, сбивая зазевавшихся людей. Мне было тяжело осознать предательство коллег, но осознать предательство любимого человека было просто невыносимо. И если для него это — знак заботы, то для меня это — бесповоротное предательство.
— Один билет до Москвы. — Сказала я дрожащим голосом, чуть ли не сбив чемоданом стойку.
Девушка быстро начала стучать пальцами по клавишам.
— К сожалению, прямых рейсов до Москвы нет.
Я закинула голову наверх. Господи, какой же сегодня неудачный день! Такой же неудачный, как и вся моя жизнь.
— А непрямые есть? — Не унималась я.
Снова послышался шум клавиш.
— Да, с пересадкой в Риге. Пять часов полета.
— Отлично, я беру этот билет.
Я сдала багаж, а через пару минут получила заветный билет. После я медленно побрела по направлению к «зеленой комнате». Смотря на незнакомцев, я поняла, насколько мала в этом большом и суровом мире. Слезы были уже на подходе, но я их старательно сдерживала, правда из последних сил. Мне снова хотелось себе доказать, что я не слабак, что я еще пару минут могу быть крепким орешком. В этой гуще я не услышала, как кто-то пытался отчаянно меня дозваться. Во входной зоне начался кипиш, но я даже не соизволила повернуться.
— Стой!
Этот голос я узнала сразу. Меня забила дрожь, но я продолжала идти вперед. Отчетливый топот ног, а через мгновение меня хватают за руку.
— Отвали! — Взвизгнула я, вырывая руку.
Наручные часы звонко лязгнули об пол. Этот знак стал подтверждением того, что черная полоса в моей жизни взяла свой старт.
— С тебя пять тысяч, ирод.
— Да хоть десять. — Рыкнул Криворучко, приближаясь ко мне. — Хоть миллион, лишь бы ты вернулась.
Вернуться за миллион? Да никогда в жизни! Вот если бы за десять — то я бы еще подумала... Разумеется, это была шутка.
— Вы мне вот тут уже. — Провела я рукой по горлу. — Задолбали в доску. Задрали до белого каления. Заебали в край. Понимаешь?
Я отвернула голову в сторону, чтобы не показывать Криворучко своих слез.
— Я тебя считала близким человеком, — дрожащее произнесла я, — а в итоге что? Одно сплошное дерьмо!
Леша попытался сгрести меня в охапку, но я усердно била его в грудную клетку. В конце концов оператор буквально вжал меня в себя, и мне не было смысла вырываться из его цепких рук. Нет, смысл был, но я еще жить хочу.
— Нат, нам самим ничего не объяснили. Нам просто сказали, что так будет лучше для тебя. — Сказал он мне на ухо. — Ты снова все не так восприняла.
И снова фраза «лучше для тебя»... Мне было тошно слушать эти галимые оправдания. Пелена злости захлестнула меня до кончиков пальцев, и мне хотелось только одного — хорошенько втащить по морде этому оператору. Они предали меня, и это они считают лучшим для меня?
— Ничего не спрашивай, просто поверь мне.
— Заткнись. — Шикнула я. — Тебя слушать противно.
— Не пори горячку...
— Криворучко, заткнись. — Плакала я в его плечо. — Заткнись и отпусти меня.
Мы были окружены плотным людским кольцом. Такая драма разворачивалась на территории норвежского аэропорта... Прям Оскаром запахло, ей Богу!
— Я не позволю себе отпустить девушку, которая мне нравится.
ЧТООООО? ОН ЭТО СЕРЬЕЗНО? Я шокировано посмотрела на Лешу, и у него прорисовалось слабое подобие улыбки.
— Не хотел говорить тебе этого, но лучше сейчас, чем никогда. — Выдохнул он. — Несмотря на то, что у тебя сейчас другой, я просто хочу, чтобы ты знала... Ты мне нравишься.
Мать моя наука! У меня что, на лбу написано «Операторы, берите меня, я вся ваша»? Какого Иглесиаса вообще происходит в этом мире? Я думала, что дальше не может быть хуже, но я никогда еще так не ошибалась.
Снова послышался гул голосов. В людское кольцо ворвался Бабиков, а следом за ним — вся творческая свита. Биатлонист решительно шел в нашу сторону, стреляя в меня злым взглядом. И вот, нос к носу, Антон стоял напротив Леши, сжимая кулаки. Ух, что сейчас будет...
***
— Ну че, допелся, лэйзербой?
Удар в челюсть, и Леша валится на кафель. Мой раздирающий горло крик, и начинается потасовка. Люди достают телефоны и начинают снимать происходящее на камеру; бригада начинает оттаскивать ребят друг от друга; я, наблюдая за всем этим, хватаюсь за голову. Триф и Вострик крепко держали Антона, а Валера с Денисом вцепились в Лешу.
— А я знал, что все так и будет. — Плевался Бабиков кровью, которая шла у него из губы. — Мерзкая тварина.
— Тоже мне, святоша нарисовалась. — Рыкнул Криворучко. — Хотел выставить нас иродами, а сам остаться не у дел? Только вот перед ней ты виноват в сто раз сильнее, чем мы. Шакал.
— Она без пяти минут моя жена, урод!
Все ахнули, а Леша, вытирая кровь со щеки, процедил:
— Жаль, что такая замечательная девушка досталась такому ублюдку, как ты.
Бабиков со всего размаху засадил оператору ногой в плечо. Тот покачнулся, но упасть ему не дали коллеги. При виде всего этого меня начало трясти, как после удара током. Бесполезная перепалка, от которой голова пошла кругом, но вдруг...
— ТИХО!!!
Такая интонация будет многим сниться в кошмарах.
— ВАМ ЧТО, СПОКОЙНО НЕ ЖИВЕТСЯ? СУКА, БОЙЦОВСКИЙ РИНГ УСТРОИЛИ, ЕБАНЫЙ В РОТ БЛЯТЬ!
Начальник выражался какими-то невероятными матюками, и мне даже страшно представить, что будет дальше. Мы встретились с ним взглядом, и я даже рыпнуться не успела, как он заверещал:
— ТЕМНОВА, СТОЯТЬ!!!
И вот, произошло деление на два лагеря. В правом углу ринга стояла вся биатлонная гоп-компания, злобно сверлящая меня взглядом, а в левом углу была я, скрестившая руки на груди. Я больше не желаю участвовать в этом цирке Шапито, и всем своим видом я демонстрировала это творческой бригаде. Слезы унесли с собой всю горечь и переживания, и внутри меня пульсировала злость, дерзость и решительная уверенность. Война за жизнь начнется прямо сейчас.
— Если ты еще шаг сделаешь в сторону зеленого коридора — будешь уволена к чертовой матери. — Грозно произнес Губерниев.
— То есть, таким вариантом шантажа вы собираетесь меня оставить? — Хамовато спросила я.
Сейчас, пока они были все в сборе, мне хотелось высказать им все, что я о них думаю. Осматривая каждого сердитым взглядом, я сжимала руки в кулаки. И бывает же так, что-то, к чему ты так долго стремишься — оказывается обычной пылью в глаза.
— У вас ничего не выйдет.
— Это еще почему?
— Потому что я не собираюсь работать с предателями.
Легкий шепот прокатился в толпе. Мда, страсти тут разворачивались покруче Санта-Барбары.
— Да-да, я не собираюсь работать с теми, кто сначала нагло улыбался мне в глаза, а потом воткнул нож в спину без всякого зазрения совести. Я лучше сдохну, чем буду работать в таком коллективе!
Коллеги смотрели на меня во все глаза. Судя по всему, никто не ожидал от меня такого заявления. Моральные принципы окончательно во мне проснулись, и они требовали огласки.
— Я слишком долго участвовала в этом цирке на выезде, но теперь, когда мне терять нечего, я не стану больше молчать. — Показывая на операторов и корреспондентов пальцем, я продолжила: — Вы... Да, вы... Прекрасно знаете, какая я. Прекрасно знаете, что я ценю честность, и что мне лучше говорить все в лоб, но вы опять все делали за моей спиной. Впрочем, как и всегда.
«Темнова, остановись! Закрой свой рот, иначе потом соплями будешь умываться» — Твердил мне внутренний голос, но я не собиралась останавливаться.
— Вы ничего не сказали мне про допинг, только потому что вам так сказал Бабиков? Вы серьезно что ли? — Плюнула я. — Только лишь из-за этого?
Я перевела взгляд на Антона, а он стыдливо опустил свои глаза вниз.
— А ты, Антон... Чего хотел этим добиться? Чтобы я спала спокойно? Чтобы меньше переживала? Нет, дорогой мой, — голос предательски дрогнул, — это не было твоим проявлением заботы. Ты этим только ударил меня сильнее.
Слезы заструились по щекам, и я с надрывом начала произносить:
— И после всего этого вы хотите, чтобы я вернулась обратно и забыла все, как страшный сон? Да я видеть вас не могу! Меня тошнит от вас!
Последние фразы я кричала, захлебываясь слезами. Мне было больно. Я осматривала столпившихся людей с таким презрением, с такой злостью... Я ненавидела всех в этот момент, но больше всего я ненавидела себя за то, что доверилась этим людям. Правильно говорят, что не нужно людям давать никаких вторых шансов. Если проебались разок — пускай идут нахуй после этого. Знаю, грубо сказано, но сказано честно.
— Мы — биатлонная дримтим, мы — лучшая команда мечты. Да мы, да мы... Гадюшник вы биатлонный, ясно вам? Черти, измотавшие все нервы, которые по любому попадут в рай! Ненавижу вас! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ!
С этими криками я опустилась на колени и истошно зарыдала, временами выдавая какие-то проклятья. В воздухе завитали стыд, всепоглощающая вина, грусть. Все молчали, тихо посапывая, а давящая на уши тишина иногда прерывалась моими всхлипами. Ко мне рысью ринулся Антон, который тут же сгреб меня в охапку и стал успокаивать. Оттолкнув его от себя, я поднялась на ноги и вытерла слезы рукавом куртки. Страшно было представить, как я сейчас выглядела, хотя... Мне было плевать.
— А теперь можете увольнять меня к чертовой матери, потому что я иду к зеленому коридору. — Прогундосила я, отворачиваясь от них.
— И после всего этого... Ты даже не поблагодаришь нас за работу? — Осуждающе спросил Трифанов.
Я сделала глубокий вдох.
— Спасибо. — Не поворачиваясь к ним, произнесла я. — За то, что истрепали мне все нервы.
Я пошла медленными и нерешительными шагами вперед. Буду ли я жалеть? Возможно, но это будет точно не сейчас.
***
«Все, через что ты проходишь, подготавливает тебя к тому, чего ты просил»
Сейчас, сидя в самолете, я осознала всю ясность этого высказывания. Вся моя жизнь — сплошные испытания: институтские конкурсы, которые завершались провалом; неудачные сюжеты, которые были высмеяны на старостате; испытание любовью, скандал с Брагиным и пять лет отношений псу под хвост... И все ради того, чтобы я стала корреспондентом одного из самых рейтинговых спортивных телеканалов. Да, с таким обновлением моя жизнь круто изменилась, и я благодарила Бога за выпавший мне шанс исполнить заветную мечту, но я не думала, что мечта способна так безжалостно сорвать розовые очки и швырнуть их куда подальше. Получив эту работу, я и подумать не могла, что вернусь к тому, с чего начала свой тернистый путь, то бишь — с испытаний.
— Да, Темнова, — прошептала я тихо-тихо, — у тебя все, как в главном девизе по жизни — пиздец конечно, но погнали.
Чем я буду заниматься дальше? Возможно, устроюсь в какую-нибудь бухгалтерскую контору и буду работать по специальности. Возможно, кардинально сменю имидж и стану моделью. Возможно, напишу свою книгу про то, насколько тяжела и неказиста жизнь спортивного журналиста. Вариантов масса, на самом деле, но для начала я напишу заявление на увольнение и свалю с этого канала «к чертовой матери», как сказал мне комментатор всея Руси Дмитрий Викторович Губерниев.