Неисправимые

Юра со всего впечатляющего размаху отставил рокс с виски на барную стойку. Для того, чтоб Юра впервые решил круто хлестнуть крепкого алкогольного напитка, должно было произойти что-то грандиозное, что с радостью бы заставило его попрощаться хоть на сутки с таким волшебным понятием, как здоровый образ жизни.

И это случилось. Приезд Латы в этот отель.

Ну и, конечно, ее охренеть какое непонятное поведение по отношению к Юре.

Вчера целый день сплошь и рядом он слышал два своих любимых и хорошо знакомых слога, которые сплетались в одно индийское имя — и угораздило же ее родителей, — Ла-та. И это имя в последние два дня раздражало сильней всего, как бы сильно не очаровывала его обладательница.

Лев Глебович завелся с пол оборота уже вчера и с превеликим чувством собственного достоинства наехал на свою излюбленную Ксению Борисовну, управляющую, которую обычно именовал как Симпапулька — Лев Глебович вообще склонен давать людям своеобразные прозвища, и даже Юра не избежал подобной участи, а прозвище Латы только формировалось, но неплохо закрепилось за ней, хоть и Палыч, друг Глебовича, не сильно его одобрял — а та уж с пролетарской страстью сделала, очевидно, пару дерзких замечаний в сторону своих подчиненных, что аж бедная Валентина Ивановна прибегала к Юре за успокоительным. А все это ради какой-то... Латы. Точнее великого рвения Глебовича, лишь бы та не дай бог не осквернила звание отеля и иже с ним. Весь отдел главенствующих даже сбежался в лобби, лишь бы поздороваться с одной лишь Латой, а его, Юрия Сергеевича, конечно же, Ксения Борисовна решила не предупредить и обойти, тем самым всё-таки задев. Лата явилась и перед ним, но сначала не в столь официальном виде — их первая встреча произошла в лобби-баре отеля, где Юра успешно вскипел на нее прям при всех, а после, причем в этот же день, ему пришлось поприветствовать эту девушку при двух начальниках — Ксении Борисовне и Льве Глебовиче. Нельзя сказать, что эта встреча не пробудила в нем что-то, что ещё даже не успело задремать, но от одного шума, который производят вокруг неё и ради неё, ему хотелось лезть на стенку: слишком много величества не там, где надо. С самого утра нового дня ему снова довелось встретиться с ней, а после чуть ли не поцеловаться, но последнее не удалось сотворить из-за ее строптивости и не понять каких рамок, которые она успешно воздвигла. Последнее раздражало и злило все больше и больше, и зацепленное этим самолюбие периодически покалывало от ноющей боли где-то глубоко внутри, отбиваясь стойкими ударами прямо в сердце. Ну как это, как это она ему отказала?!

А затем последовал ее наглый заход к нему в кабинет, которому он, в общем, не был и против, но факт того, что она ворвалась в его жизнь снова слишком неожиданно, что он оказался к этому не готов, слишком выбивал его из колеи.

Юра думал, что осознал. Осознал, что ему придется слишком часто с ней видеться и даже периодически просить ее о помощи или же оказывать ей ее же. Наивно предполагал. А смириться с этим оказалось куда труднее...

Юра и думать не мог, что его нервы способны так быстро сдать, даже особо до этого не напрягаясь. Постоянные сны с этой девицей в разных амплуа, но довольно-таки четко прослеживающимся намеком — вряд ли сон, где они жарко целуют друг друга прямо у него за рабочим столом можно списать за случайность или хотя бы за то, что подсознание ни в коем случае не играет с ним, боже упаси, — напоминали о себе частенько, и Юра просто не мог не поддаваться соблазну.

Очередное появление этой женщины в его жизни казалось таким желанным, но... слишком неожиданным. Он изначально и подумать не мог, что она появится в этом отеле. Он намеренно согласился работать с олигархом Федотовым, будучи человеком осведомленным в его финансовых делах — он знал, что тот отстроил свой эко-отель за городом, а для Юры это был хороший шанс сбежать от суеты, себя и Латы. Но Юра решительно закрывал глаза на тот факт, что от себя сбежать попросту невозможно и от одной неугомонной журналистки, похоже, тоже.

«Вспомнишь солнышко — вот и лучик», — эта пословица, хоть и не в оригинале, очень ярко и сочно описала «явление христа народу в юбке»: Лата уверенным шагом переступила порог ресторана, чем вновь ошарашила Юру. Парень даже для верности протер глаза, лишь бы убедиться в том, что это пришла она, да еще в таком нетипичном для нее одеянии на людях: узкие джинсы прекрасно сидели и облегали ее бедра, а объемная и прямо-таки большая на нее толстовка, удачно прикрывающая ее костяшки пальцев — как она и любила — и закрывающая тонкие очертания ее фигуры.

Юра замер в удивлении и несвойственном ему умилении.

В этой толстовке она такая хрупкая, трепетная, крохотная и, как некстати, абсолютно беззащитная!

Юра с превеликим усилием смирил душевный порыв обнять и укрыть ее ото всех невзгод, и громко грюкнул стаканом с коричневато-рыжеватой жидкостью по столу, чем, собственно, и привлек ее внимание. Она сделала легкий маневр головой — едва качнула ей в приветственном жесте и, как вскоре понял Юра, направилась к уже нагретому месту — за столик, который, очевидно, выбрала до этого, ведь там уже находился ее ноутбук. Юра даже не успел ответить ей тем же кивком головы или обычной формальностью, которую она сможет различить по губам — его краткое «привет».

Она! Опять она!

И сегодня ее имя — и его любимое имя — он слышал предельно часто, чтобы не возненавидеть его во мгновение. Хотя больше даже не его, а его слишком на этот раз беззащитную и такую очаровательную обладательницу!..

Уставшему от работы, потока людей и энергии этих же людей, а также от надоедливой маски, которую он постоянно носил на своем лице, — надеясь, что она сработает как защитный барьер, и не нарушит его хрупкое моральное состояние, — мозг и разум изрядно опьянели, и Юра лишь смутно был уверен, что размышлял для его теперешнего расшатанного состояния правильно.

Юра обернулся назад, активно рыская взглядом по залу. После быстрых и нелепых мазков взором по чужим и посторонним для него людям, он нашел ее.

Она сидела около панорамного окна и что-то очень быстро печатала в свой ноутбук — либо очередную статью, либо очерк.

Лата! Его родная Лата!

Юра в очередной раз просто боялся задуматься, сколько же всего они вместе пережили и как многое их объединяло: вряд ли он когда-либо забудет ее первые изыски в кулинарии в виде сырых котлет по-киевски, за которые он ее только поблагодарил, желая не убивать ее душевные порывы и зарождающее пристрастие к готовке; Юра помнил неуютную просевшую хрущевку, которую они делили на двоих в первые годы общей совместной жизни, когда у обоих были проблемы с бюджетом; Юра помнил, прямо скажем, отвратительный доширак, и вкусные блинчики, приготовленные Латой; и Юра помнил задушевные беседы на допотопном и не застекленном балконе в той же хрущевке, отдающие своей простотой, нежностью, но в тоже время серьезностью тем и прозрачностью ответов. Юра помнил бедноту и нищету, которую они вместе пережили, а также расцвет их карьер.

Юра помнил всё без сучка и без задоринки, и от этого никак не легче.

<right>Коли ти минеш?</right>

Ну почему она явилась и дала о себе знать тогда, когда он был в двух шагах от того, чтоб забыть ее и окончательно переключиться?

Тем более в этом отеле было на кого переключиться... Ксения Борисовна.

Строптивая и бойкая девчонка, только всему обучающаяся. Провокационная и резкая, но наверняка уязвимая и нежная где-то глубоко внутри.

Юра отчетливо помнил гордую походку Ксении, когда она приносила свою благодарность, а также ее слегка смутившееся выражение лица на его как можно более сухое «это моя работа».

Вряд ли в его работу входило заехать в рожу этому самовлюбленному бабнику-фокуснику после его кордебалета с женой на чувствах окружающих.

Юра прекрасно знал, что доставать Ксению из ящика — не его работа, а забота. Забота не просто о ближнем, а, возможно, о ближнем ярко симпатизирующем ему человеке. Тонкие и изящные, и, что самое главное, абсолютно взаимные подколки, нарочитая деловитость...

Юра постоянно отталкивал от себя осознание, что с Латой, по сути, начиналось все ровно также, но, похоже, это не то время.

И опять Лата! Даже в мыслях о Ксении все равно влазит Лата!

А мама... Как мама была рада от того, что Лата рядом с ним!.. Как она была рада, что они обручены!.. Она считала, что может оставить Юру только на Лату, и высказала это за день до своей гибели.

Лата! Повсюду Лата!

Ух! С самого утра только она! В отеле носились с ней как с писаной торбой, Лев говорил и талдычил только о ней и мнении, которое у нее должно сложиться, подчищал все, что только можно, чтоб она только свой нос нигде не просунула, даже Палыч парился, — а Юра с трудом мог вспомнить тот момент или день, когда Палыч вообще парился или напрягался — Ксения взвинчена до предела... И это только второй день!

Кругом одни воспоминания и Лата... Повсюду Лата!

Юра сделал один глоток, затем еще один, и вот он уже, едва соображая, подорвался с места и стремительно направился к Лате, и на ходу лишь с трудом да едва осознавал, какой из четырех глотков всё-таки был лишним.

А Лата, в свою очередь, даже не потрудилась оторвать свой взгляд от монитора своего ноутбука — лишь отпила немного чая — «с лимоном и с одной ложкой сахара», про себя отметил Юра, — и продолжила усердно и даже слишком активно стучать по клавиатуре одним указательным пальцем. Последнее умение быстрого набора текста на ноутбуке одним лишь пальцем, а не всей пятерней, искренне его приводило в немой шок и нескрываемый восторг, а также постоянно доставляло ему легкий дискомфорт в виде стабильного стука у него над ухом, когда он приходил после трудной смены и заваливался спать, но тень сомнения прокралась слишком незаметно и уверила его, что это не время для аналогичных упоминаний в диалоге, ведь ситуация только издалека может напомнить шуточную или простую, как встречу двух старых друзей.

После всего того, что они вместе пережили и через что они прошли, Юра не хотел с ней дружить. И не собирался.

Юра не мог котироваться у нее в друзьях, и позволять ей делать аналогичное с собой, когда она, черт возьми, снова залетела в его жизнь!

Тормоза сдали очень быстро, и Юра не успел оклематься и прийти в себя, как уже грюкнул по столу журналистки кулаком, и заставил Лату, которая до этого демонстративно игнорировала его резкий и неожиданный подход, резво дернуться и вздрогнуть. На секунду здравый разум Юры кивнул ему в немом приветствии, и прозрачно намекнул, что она, черт возьми, испугалась нешуточно и игнорировала его, боясь нарваться на что-то еще. Она, блин, испугалась его и, кажется, впервые за пять лет знакомства и отношений.

Юре тут же захотелось обнять ее, прижать к себе и укрыть чем-то, — а лучше собой, — лишь бы она была под его надежной защитой, и он отступил на шаг, разглядывая обстановку и пытаясь найти хоть что-то похожее на плед.

Внутренний порыв Юры затуманил его разум откровенно, и он не стал сдерживать себя и свой импульс: какого, черт возьми, хрена, он будет заботиться об ее уязвленных чувствах, если она ни коим образом не заботилась о его чувствах после разрыва?!

Какого она, черт возьми, хрена, вообще явилась сюда?!

Чего она хочет?! Добить его окончательно?! Да это у нее просто великолепно выходит, лучше и не пожелаешь!

— Приехала мне сюда жизнь ломать, да?! — вскипел Юра и требовательно взглянул на ее лицо, в котором уже не было прежнего удивления. По ее лицу очевидно Юре была только одна простая вещь: ее попустило и это факт.

Лата даже не удосужилась оторвать свой серьезно настроенный взгляд от экрана монитора, а лишь предельно ясно и точно ответила своим низким голосом:

— Я приехала сюда статью писать, — четко обозначила границы, а после решила прокомментировать основную мысль, которую тут проорал ей в ухо Юра: — Хотя кто ее еще кому сломал.

Что она несет?! Да это же просто возмутительно!

— То есть ты считаешь, что это я твою жизнь сломал, да?!

Юра вдруг опустил взгляд чуть ниже ее лба и увидел, как ее грудь медленно, но уверенно поднималась, и спокойно опускалась — очевидно, что Лата пыталась принять попытки успокоиться.

Лата убрала руки с клавиатуры, потерла себе переносицу и вдруг внимательно озарила его своим взглядом, отчего он неожиданно поджал хвост и онемел.

— Юр, вот ты вроде парень недурной, вполне себе сообразительный и смекалистый, но порой вот как сморозишь из-за своей бронелобости... — девушка тяжело вздохнула, хмыкнула, очевидно, углубляясь в воспоминания, а после продолжила, упрямо буравя его взглядом: — Иронично, не так ли? У меня имя в переводе с индийского означает побег, а сбежал за день до свадьбы ты.

Юра чуть ли не подавился собственной злобой. Эта женщина удивляла его своей беспросветной наглостью не по дням, а по часам.

Изменила за два дня до свадьбы она — во всяком случае именно так ему заявила ее коллега Лена, — а виноват, как неожиданно, он? Ну обалдеть была команда!

Ее язвительность просачивалась изо всех дыр, и она даже не стремилась этого скрыть. Шуточный настрой Латы ему резко не понравился — он с ней не марафон по острословию решил заделать тут, вообще-то!

— А тебе по-прежнему язвительно! — гневно воскликнул Юра в ответ. Он размашисто взмахнул рукой, а Лата вдруг ни с того ни с сего усмехнулась и прижала руку к груди. Юра ошарашенно вскинул брови, а в голову залетела безбашенная мысль узнать у нее, кто же все-таки из них пьян. Второе парень не решился сделать, хотя, если бы она ещё хоть пару секунд выдержала бы молчание, то бы явно пожалел о таком решении.

Лата еще раз усмехнулась и стрельнула бровями:

— Учусь у лучших!

И Юра знал, о каких лучших она говорила. Именно о нем самом. Именно с ним она отшлифовала свое мастерство в язвительности и острословии.

Он поджал губы, но только на пару чертовых секунд, ведь после этого сразу пожалел о таком поступке: необузданный гнев на нее вновь вернулся к нему, да еще и в трехкратном размере.

Спокойствие Латы убивало его изнутри и подстегивало все сильнее. Сердце разрывалось на куски от информации, которую он хотел переложить теперь и на ее плечи, от тех слов, которые он так давно хотел ей озвучить и от тех дней, когда ее не было рядом.

Мысль в его голове бежала с молниеносной скоростью, и ему не удавалось перегнать тот поток фраз, который резко посыпался из его рта:

— Да какого вообще черта?! Ты хоть знаешь сколько я ночей из-за тебя не спал и как чуть ли не ушел в запой, хотя ты знаешь, что я противник алкоголя?!

— Да, и поэтому сейчас от тебя штырит то ли коньяком, то ли виски, — недовольно проворчала Лата.

— Не перебивай! — резко воскликнул Юра, и даже не проследил за встревоженным взглядом Латы, которая обеспокоено встречала недовольство людей. Он продолжал без всякого на повышенных тонах, ярко взмахивая руками: — Ты хоть знаешь, как сильно ты для меня, черт возьми, значила?! Ты знаешь как многое я потерял, когда ты ушла?! Я себя еле нашел! Я согласился на переезд и работу сюда только для того, чтоб сбежать из города, который буквально повязан с тобой! Я сбежал, чтоб спокойно выходить на улицу и не бояться, что увижу тебя и не сдержусь! Я, мать ее, сбежал, лишь бы не видеться ни с тобой, ни с твоим гнусным окружением! Я, блин, в очередной раз закрылся от всего мира, как тогда, перед встречей с тобой! От меня ушла мама, меня предала ты, и у меня ни осталось никого! Я все эти полгода убивался из-за тебя и по тебе и уничтожал себя изнутри! А ты, поди, жила припеваючи и горя не знала! Ездила по своим бесконечным командировкам и чувствовала себя безупречно! Думала, наверное, как хорошо, что от него избавилась, но, знаешь ли, это слишком гнусный метод, прямо скотский! С твоим-то умом могла бы придумать что-то еще!

Юра выдохнул и попытался перевести дыхание, а Лата скрестила руки на груди вновь, в десятый раз за этот монолог — по ее же собственным подсчетам, благодаря которым она еще хоть как-то держала себя и свой неумеренный пыл и с нахмуренными бровями не переставала сверлить его взглядом.

Юра, ее сдержанный Юра, которого она всегда знала, никогда бы не посмел на нее кричать или, не дай бог, повышать тон.

Всегда, каждую проблему они привыкли решать словесно, сидя за столом, и ни коим образом пытаясь не задеть, не обидеть и не наорать. А тут...

Кажется, то количество спиртного, которое он в себя влил, вышло боком. Слишком боком.

Такой наплыв эмоций и гнева от Юры Лате был действительно удивителен. Да уж, парня не на шутку прорвало. Прямо с первой фразы ее окатила смелая волна мурашек по коже, который не прекращали свои активные гоцания по ее коже вплоть до последней фразы.

Он не досыпал ночи из-за нее, и дичился людей опять-таки из-за нее.

Терял себя, но, вроде как, уже вновь обрел.

Но, что самое интересное, так и не назвал причину своего резкого ухода в закат за несколько дней до свадьбы. Припомнил свою маму, которая всегда относилась с большим трепетом к их союзу... И винил во всем Лату. Последнее все больше и больше походило на маразм, но Лата даже не стала ничего опровергать — его речь была большим криком души, и наверняка половину из этого уже на утро покажется ему ересью и бредом высшего сорта, но его слова, увы, не обратимы.

Лата просто искренне боялась представить, как многое он до сих пор держал в себе и наверняка еще держит.

Он, черт возьми, не имел даже шанса поделиться с кем-то всем, что он чувствовал. Юра, должно быть, совсем закрылся от внутреннего мира и не смел обмолвиться о том, что его пожирало изнутри. Сердце Латы в очередной раз сжалось в тиски, когда она снова почувствовала его прожигающий взгляд на своему лбу. В его взгляде было столько боли, ожесточенности и злобы, что Лата хотела перенять у него эту боль, забрать все то, что так его терзало.

Резкий сердечный и необъятный порыв его обнять тут же погасил здравый смысл, который уклончиво изъяснил, что ситуация может в край ухудшиться, если она вдруг позволит себе хоть что-то предпринять и как-то оторвать его от этого монолога.

Лата закусила губу. Черт возьми, Юра...

Но, между тем, своей вины в состоянии молодого врача Лата не видела: где и когда она так провинилась, что довела его до такого состояния?! Она его что ли пинком под зад прогнала из своей жизни, даже не дав объясниться?

Лата была бы готова согласиться или поспорить, — тут уж как карта ляжет — если бы Юра сказал причину такого своего состояния, четко бы аргументировал, где и когда, а самое главное — что она сделала не так, что он решил без слов и объяснений уйти, даже никак не попрощавшись. Но на такой диалог Юра не собирался идти и для этого не нужно было быть ясновидящим.

«Ты меня предала», — эта фраза мощно ударила по ней, словно жгучим хлыстом, и заставила ее сердце сжаться, а затем застучать, да так, что стало отдавать аж в виски, но обсуждать эту вскользь брошенную фразу в данный момент она не хотела — великолепно знала, что это бесполезно. Вряд ли Юра по пьяни расскажет ей и объяснит весь смысл, который он вложил в эту фразу. Или это было образно? А впрочем, это уже было неважно: Лата нахмурилась, заранее увидев, что Юра находится в полной боевой готовности высказать и разбавить свое пламенное откровение.

— Знаешь, а я рад! — резко повысил голос он, — А я рад, что всё так вышло! Я рад, что мы с тобой расстались! Потому что я наконец свободен! Я могу найти себе кого-то с более гибким графиком и тем, кто будет уделять мне немало времени! С тем, кто будет меня любить также, как и я его, а не меньше, как это делала ты! Если ты вообще любила... Если такая сволочь, как ты, вообще способна любить!

Она должна была. Она должна была знать, как ему все эти полгода было чертовски больно и как многое он вытерпел! Должна!

Последнюю фразу парень произнес с большим надрывом, но Лата на это даже не обратила внимание — не до того. Как бы у Латы не разрывалось сердце от его высказываний и несправедливости, которая свалилась на него, стоило признаться и не утаивать: в своем откровении он перешёл границы дозволенного.

Сломал все барьеры и возвысил новые, доставать до вершин которых Лате жутко не хотелось.

Это уже слишком.

Он рад. Он, черт возьми, дохрена рад, что они расстались!

«Да какого вообще хрена тогда?! Кто тебя просил здесь устраивать бесплатный цирк и вываливать на меня все то, что давно волнует и тревожит? Нахрена?»

«С тем, кто будет меня любить также, как и я его, а не меньше, как это делала ты! Если ты вообще любила», — эти слова набатом отдались в голове Латы, заставляя ее сердце замереть и недовольно треснуть. В очередной раз.

«Если такая сволочь, как ты, вообще способна любить!», — новая фраза настойчиво отдавалась эхом в ее голове, а она сжалась в кулак. Шмыгнула носом и опустила взгляд.

Он, черт возьми, не сбежал ни в коем случае: он принял решение уйти от нее давно, раз теперь с такой легкостью раскидывался подобными фразами.

Он, черт возьми, наверняка нихрена ее не любил, а лишь притворялся, пытаясь сохранить с ней хорошие отношения... и то, наверняка ради мамы.

И он не хотел этого брака. Наверняка не хотел.

Лата издала беззвучный всхлип, но очень вовремя сдержала в себе всё то остальное, что так рьяно хотело прорваться наружу.

Она не будет при нем плакать. Ни за что. Особенно, если он о ней такого высокого мнения.

Лата перевела дух.

А может... А может, это все просто пьяные бредни морально разбитого человека?

Может, Юра просто действительно переборщил с выпивкой и это всё — только лишь ложь и желание уколоть побольнее? Может, он действительно наутро будет сожалеть и скитаться у нее под носом, вымаливая прощение?

А нужно ли ему это?

В любом случае, ему не нужно видеть ее слез. И знать, что хоть какая-то из этих фраз ее зацепила или задела.

— Юрик, — Лата быстро шмыгнула носом и попыталась прозвучать как можно холоднее, и с большой натяжкой это удалось — Лата была уверена, что Юра, будучи в таком бессознательном или вроде как осознанном состоянии вряд ли сделает акцент на ее интонации, — Иди проспись, а. Всю работу мне сбил. Как полегчает и как протрезвеешь — даже не ищи.

— Не смей меня так называть! — резко воскликнул Юра в очередной раз, и Лата краем глаза узрела его обезумевший и задурманенный взгляд.

Его лицо побагровело с новой силой, а Лата нервно сжала кулаки. Юра даже себе представить не мог, чего ей стоило не срываться в этом положении. Лата видела, что он пьян до остервенения, и стоял на ногах только благодаря тому, что опираться на стол, но в ее сердце не осталось для него жалости. Больше нет.

Лата поднялась с места и поравнялась с ним. Юра чуть отшатнулся, но все же устоял на ногах. Она едва приблизилась к нему, но уже ощущала запах виски.

— Не смей, — резко начала Лата, но тут же осеклась, услышав, как ее голос непроизвольно дрогнул. Юра нервно облизал губы и взглянул ей в глаза. Его рука медленно потянулась к ее щеке, а взгляд чуть прояснился, как вдруг она резко оттолкнула его от себя. Лата еще раз начала все то, что пыталась сказать минуту назад: — Не смей на меня повышать голос. Убирайся отсюда, от тебя разит за километр. Ты и твои фразы мне не нужны.

Но в ответ на это Юра лишь самодовольно усмехнулся и плюхнулся на соседний стул. Лата, увидев, что Юра не собирался предпринимать аж никаких действий для того, чтоб покинуть ее, как она считала, весьма неблагоприятное и нежелательное для него общество, недовольно хмыкнула, схлопнула ноутбук и захватила его подмышку. Девушка ступила шаг в сторону выхода из ресторана, как вдруг Юра неожиданно резко поднялся с места и материализовался прямо перед ней. Лата поудобнее перехватила свой ноутбук и вопросительно выгнула бровь, дожидаясь устного ответа от того, кто буквально пару минут назад свободно изъяснялся.

Выждав пару секунд, и заприметив, что Юра нагло, но очень усердно вместе со своим задурманенным взглядом пытался повторить недавний маневр с ее щекой, отмахнулась от его руки и обошла его стороной.

Этого резкого толчка вполне хватило Юре, чтоб споткнуться об собственную ногу, и чуть ли не поздороваться с любвеобильным паркетом, но хватило ясности ума все-таки схватиться за край стола. Он усмехнулся и вдруг окликнул нее:

— А я тебе итак никогда и не нужен был, м?

Лата остановилась. В голове вертелось предостаточно язвительных фраз и мощных словосочетаний, но он вряд ли не позволит себе запомнить их до протрезвления или вообще проговорить у себя в голове, как итог — растрата энергии вхолостую. Девушка обернулась и глянула в его глаза своим пронзительным взглядом.

Неужели он действительно так думает?.. Неужели он действительно думает, что ей абсолютно наплевать на него?..

— Идиот, — гневно процедила Лата и качнула головой напоследок.