Неисправимые

«Кажется, мне сегодня не дадут привыкнуть к новому месту», подытожила Лата, когда, разлеживаясь на койке, услышала стук в дверь.

Никого вызывать в номер она не вызывала, просить что-то принести или подать тоже изворотливо отказалась. И кого там принесло, интересно?

День этот, кажется, из-за своих предложений длился слишком долго и шел довольно-таки томительно: казалось бы, еще с утра она была в Москве, впопыхах выскакивая из своего подъезда прямо в машину к верному и преданному заждавшемуся водителю, уже через пару часов долетела сквозь пробки и аварии в великолепнейшую деревушку с ироничным названием Днище, и сразу же поместилась здесь. А тут тебе и молодые управляющие, только что слезшие со школьной скамьи, безалаберные портье, предпочитающие коверкать имя на свой лад, скромный работающий коллектив, который решил пред ней предстать в первые минуты ее нахождения здесь, и нагловатые доктора, срок знакомства с которыми у Латы перевалил за пятилетку...

Сердце больно сжалось, вспомнив тот накал страстей при их недавней встрече спустя полгода с «побега из Шоушенка» по Юриковски. Ее тело безошибочно прошибло током, когда она вновь вспомнила его последний взгляд на нее, кричащий о злости и несправедливости, которую он дрянно ненавидел. Было в этом что-то страстное и обжигающее, но Лата попыталась прогнать все слишком трепетные и нежные мысли об этом хорошо знакомом ей докторишке, который частенько предпочитает ходить «без сапог», прочь, лишь бы не заполняли ей голову. Это в данную минуту не было самым важным; важен был тот, кто спустя пару секунд нагло открыл дверь и пустил степенную девушку в ярко-бордовом наряде с надписью «шеф-повар» на груди внутрь номера.

Лата вдруг искренне обрадовалась, что не имела пристрастия разгуливать по номеру или квартире в одном нижнем белье или, чего не мудрено, голяком.

Девушка укуталась в длинную мужскую рубашку, давненько стащенную из гардероба Юры, хотя тот маловероятно, что позволит себе это вспомнить, и скрестила руки на груди. Вошедший мужчина вместе с шефиней осмотрели ее с ног до головы изучающими и смелыми взглядами, не лишенного напора, и вдруг сзади них послышался робкий перестук каблуков — это зашла та маленькая управляющая. Ново пришедшая, увидев, что все зрительно уделили ей внимание, опустила голову вниз, дабы избежать неловкости и неудачных мгновений.

— Ну как, Латочка, вы уже тут расположились? — подбоченившись, уточнил пришедший мужчина, и Лата с неподдельным интересом нахмурилась и вгляделась в определенные черты лица мужчины: ну в самом-то деле, как она могла не узнать такого фактурного, действительно отличающегося от других своей пока что абсолютной непосредственностью и вольностью в общении мужчину, на которого ее начальник — на непродолжительный, Лата понадеялась, срок — указывал и делал особый акцент, чтоб она его, не дай бог, в статье нигде не миновала и рассказала все, как есть.

— А вы, я полагаю, — несмело начала она, хотя заочно знала ответ на грядущий поставленный ею вопрос.

— Правильно предполагаете. Лев Глебович, владелец этого, так сказать... отеля! Для вас можно просто — Лев. А это — наш шеф-повар и комплимент от заведения вам, — мужчина оскалил зубы и постарался натянуть на свое лицо хотя бы какое-то подобие улыбки, и Лате, как девушке, перевидавшей много разных ситуаций и из-за своей довольно неусидчивой профессии, которая вынуждает сталкиваться с абсолютно разношерстными людьми, большинство которых не обладают резким желанием поделиться с журналисткой, а через нее — и с прессой своими личными переживаниями и довольно дёрганными перипетиями, которые так желает и горит услышать молва, нетрудно было догадаться, что Лев не горит большим желанием вообще видеть ее в своём отеле, не говоря уже о том, чтобы делать ей комплименты от шефа. Лата в некотором роде разделяла его позицию — ей было бы в счастье тоже не видеть их всех, но существовал ряд причин, из-за которых она все была вынуждена находиться здесь... и на одну причину с момента встречи с Юрой стало больше... Представительный Лев Глебович продолжил, усмехаясь: — От нашего стола к вашему столу, так сказать.

— Это очень мило с вашей стороны, — девушка сдержанно улыбнулась, и кинула один продолжительный изучающий взгляд на леди в ярко-бордовом костюме. Шефиня выглядела довольно строго, гордо, холодно, неподвластно и сдержанно... даже для Латы. Женщина была, безусловно, красивая, но в ее взгляде сквозило настойчивым холодным расчетом, и желание иметь с ней дело в определенный момент просто отпало с крахом.

Но, как ни крути, весьма привлекательная владыка ложек-поварёшек да кастрюль.

— Но не стоило таких любезностей, да в первый день приезда, — продолжила Лата после продолжительной паузы, лишь бы разрушить этот порочный круг молчания, да выгнать их всех столпившихся из своего номера.

— Да что же вы! — Лев взмахнул руками и засмеялся, — Для нас это — сущие пустяки!

Лата чуть нахмурилась, услышав голос владельца отеля в полную мощь. Голос у него был хоть куда, весьма высокий — хоть в караоке пой. Так как двери в ее номер были открыты, Лата более чем была уверена, что все остальные присутствующие в это позднее время на этаже в своих номерах уж точно услышали зов Федотова, а значит, возмутятся позднему ночному явлению. А раз так, значит, этим троим придется решать существующий наклевывающийся конфликт и покинуть ее скромное общество, которое одной ногой уже смотрело фильм.

Девушка бросила меткий взгляд в дверной проём, мимо которого очень быстро пробежал какой-то высокий молодой человек, и мысленно улыбнулась: ну вот, пошла реакция от посетителей... Но как только она снова глянула в дверной проём, улыбаться живьем уже почему-то не хотелось: прямо пред ней предстал Юра.

— Лев Глебович! — довольно громко воскликнул он, что на его зов обернулись все присутствующие, хотя того он жутко не хотел: он был более чем уверен, что на его лице отразился весь спектр эмоций, которые успешно бушевали в нем, когда он пронзительно смотрел на Лату. Он остановился и замер в дверном проеме, глядя на нее и даже не моргая. Так рядом, так близко... но так, черт возьми, далеко.

Парень тяжело сглотнул и перевел свой уже угомонившийся взгляд на Льва Глебовича, который следил за этими переглядками с немалым интересом.

— Я рад, что вы в добром здравии, Лев Глебович, — откомментировал Юра, увидев на лице мужчины возродившуюся улыбку.

Лата приоткрыла рот, но тут же его закрыла, находясь не в силах подобрать нужный резкий и дерзкий комментарий.

Лев Глебович засмеялся и перевел свой взгляд на Юру:

— Я тоже этому рад! Но больше всего я рад, — сделал секундную паузу, тем самым подчеркнув Юре невыпуклый сарказм в его словах, — приезду нашей новой постояльцы, Юра! — Лев в мгновение ока вернул свой взгляд Лате и властно указал рукой в сторону Юры, начиная представлять его: — Это наш врач, Юрец, — возникла несколько секундная пауза, на которую Юру специально демонстративно выкашлялся, показывая своему начальнику, что это абсолютно неуместно, а Лата едва ли не прыснула со смеху, умело сдерживая улыбку внутри себя. Юра заметил ее смертельно важный порыв улыбнуться, который она усердно пыталась придавить, и свел челюсти, буравя девушку откровенно недобрым взглядом, который спустя пару секунд перевел и на Льва Глебовича. А тот, видимо, заметив, что это все-таки некорректно — так представлять своего лечащего врача какой-то неизвестной девочке-журналистке, добавил: — Юрий Сергеевич.

Юра сам прекрасно понимал, что, по сути, это добавление никак не повлияет на восприятие Латы, ведь она-то как никто другой знает его отчество и многое другое, более повседневное, но это добавление было важно для него как для уважающего себя человека: попустит так ситуацию — вот и будут с ним другие, ниже его по рангу, общаться с ним как с Юрцом, а не как с Юрием Сергеевичем. Это, конечно, не относилось к Лате, но имело немалый вес, ведь это «Юрец» было сказано в присутствии еще двух его коллег: Ксении Борисовны и Регины Марковны. Те, впрочем, умело рассматривали журнальный столик или пробегали взглядом по вещам Латы, которая худо-бедно разложила их, понимая, что на этом празднике жизни они лишние.

Юра с досадой поджал губы, как бы извиняясь за то, что она услышала, но Лата в противовес этому аккуратно кивнула ему, чуть прикусив губу — выразила тем самым ему и приветствие, и понимание ситуации, в которую они умудрились изящно вляпаться.

Лев Глебович продолжил вещать:

— А это, — показывая на хрупкую девушку, — наша постоялица Лата. — он обернулся к ней и нахмурился, пару раз прищелкнув пальцами — очевидно, пытался вспомнить то, чего и не знал: — Как вас там по батюшке величают?

«Лата Дмитриевна», прикрикнули мысли Юры, которые вдруг же отрикошетились Ксенией Борисовной, которая озвучила отчество Латы — очевидно, просмотрела данные ее паспорта.

— Так вот, Лата Дмитриевна, — кивнул и повторил Лев. Юра поднял на нее свой преданный взгляд голубых глаз и уже даже не старался его увести.

Лата покачала головой и рукой одновременно, хмурясь:

— Не нужно.

Ей эта вычурность в таком деле абсолютно не импонировала.

Никакая она не Лата Дмитриевна... даже пока. Особенно не для него. И даже не для Льва. Для Льва даже по статусу неугодна.

— Как скажете, — Лев даже соизволил поднять руки ввысь, демонстрируя капитуляцию, но Лате это внимание и хотя бы демонстративное, но все такие уважение было не к чему — ее волновал Юра, который стоял и неуверенно смотрел на нее, пытаясь, очевидно, понять, как лучше поступить и что предпринять, ведь на них уже уставились все присутствующие.

Шеф-повар, наверняка обладая врожденной прекрасной интуицией, подумала, что вслед за тем последует рукопожатие и даже для этого — или для того, чтоб Лата свободно могла сделать шаг навстречу к Льву или же Юрию — отодвинула тележку с аппетитным блюдом.

Юра, учуяв, что все уже заждались его ответных действий на приветствие с Латой, которая для них несёт на своих плечах не тяжелую ношу журналисткой деятельности, а беду, поэтому и вести себя с ней нужно более чем превосходно, хотя Лата, как он видел, не была в восторге от этого величества и особого внимания, опустил голову и ступил шаг к ней. Он снова встретился с ней взглядом, откашлялся и протянул слишком хорошо ему знакомой даме руку для пожатия. Лата чуть повела головой, и Юра увидел в этом ее толику несогласия с действиями, которые собираются происходить. Он искренне разделял ее позицию, но по-другому просто не мог, а она, одумавшись, пожала ему руку. Юра схватился за ее руку как за спасательный круг и вновь встретился с ней взглядом: теперь в ее глазах не было ничего, кроме как... принятия того, что происходило и... теплоты. Той теплоты, которой он давно не видел и не ощущал.

Очевидно, Юра сжимал руку Латы дольше положенного, ведь Лев Глебович несколько раз даже толкнул его в бок, чтобы он, как тот позже узнал, не был слишком навязчив.

Юра прекрасно давал себе отчет в том, что этим Лату не возьмешь — такими широкими жестами и прочей роскошью, но очень вовремя утихомирил и усадил на пятую точку ровно себя и свое внутреннее желание помочь экстравагантному пациенту: если Юра поделится с Львом Глебовичем хоть намеком, советом или не дай бог припомнит пару лазеек, через которые можно пробраться сквозь темень и гордость Латы, Лев поймет, что между ними что-то было или есть, а этого допустить он никак не мог.

Следующий день Лата решила начать с пробежки. Сделав все привычные утренние процедуры, Лата решила не изменять себе и отправилась на утреннюю мини-экскурсию по окрестностям эко-отеля. Хоть она и уехала из Москвы и вынужденно упала в деревенскую местность с присущим ей амбре в виде навоза, пробежку вокруг никто не отменял. Утренняя пробежка всегда настраивала ее определенный мир лад и убивать людей хотелось уже не так резко, как обычно. А если без неудачных шуток, в беге по утрам существовала какая-то своя определенная романтика, которую она заметила именно в процессе: за спиной — эко-отель, большущая территория, которую Лата в компании с Ксенией Борисовной не успела обойти, и автостоянка, на которой каждая из машин стоит, как вся ее зарплата за несколько лет, по обе руки от нее — поля, чуть дальше — ручеек, который уже было отчетливо слышно, птички пели звонко, вдалеке виднелся лес. Природа звала, и Лату тянуло с неведомой силой в сторону леса.

Раз-два, три-четыре, раз-два, три-четыре, раз-два... держать ритм, главное — держать ритм!

Девушка старательно пыталась держать ритм, не сбиваться, а главное — ровно дышать, но все ее грезы о тихом и мирном времяпрепровождении в сторону леса в одиночку удачно всколыхнулись и одним дуновением ветра повалились, как карточный домик: в сторону леса, со стороны отеля выдвигался белая аналогия тук-тука с очень вялым водителем за рулем, и еще более неподвижными пассажирами на заднем сидении.

Юра старался держать глаза открытыми как только мог: одной рукой периодически постукивал себя по щеке, периодически постукивал ногой, чтоб хоть как-то привести себя и свой разум в движение, но последнее пришлось прекратить делать из-за недовольного вопля совладельца отеля, Игоря Палыча, который просил Айболита местного разлива дать поспать хоть чуток.

Юра по сущности своей весьма миролюбиво относился к природе, но в это утро ему хотелось заткнуть этот птичий хор в один миг, причем самым изощренным образом, лишь бы дали побыть в тишине, пока двое начальников сзади соблазнительно посапывали. Дуновение ветра смачно приводило в чувство, а вот назойливое журчание ручья неподалеку заставляло напрячь слух и зажмуриться. В этот раз природа была не на его стороне.

Юра чуть съехал с тропинки и завернул в сторону леса, как вдруг увидел, что с другой стороны также в сторону леса направляется худая фигура в знакомом ярком спортивном красном костюме. Подъехав чуть ближе, но на безопасную дистанцию — то есть такую, что человек не может разглядеть, а он его — хоть куда — Юра распознал в активно бегущей фигуре Лату.

Парень передернул головой, пытаясь прогнать ее из своей головы и из мыслей — он подумал, что она снова ему снится, только уже не в объятьях этого журналиста, с которым и закрутила, по слухам, роман, а бегущей по тропинке в спортивном костюме, — но она не исчезла с его поля зрения.

Выходит, реальность.

К такой неожиданной встречи он не был готов, поэтому и не мог понять, хочет ли он ее видеть или не сильно того желает.

Юра знал, что Лата приехала сюда по работе, а не по зову сердца, поэтому ее визит не будет дольше двух недель, и именно этой информацией он себя утешал, когда осознал, что им придется находиться рука об руку двадцать четыре часа в сутки в новом, абсолютно чужом и некорректном для них статусе — в статусе бывших возлюбленных, которые играют в чужаков, (коими, как бы ни хотелось это принимать Юре, наверное, и стали). Похоже, с этим просто придётся смириться... Или поменять позицию да ситуацию, обрубив все возможные выходы на волну чужаков.

Итак, Лата всё ближе и ближе, а одна из двух сонных мух на заднем сидении гольф-кара позволила себе даже смачно захрапеть.

Юра покосился на двух олигархов, которые склонились к друг другу и сопели: выводить их из душевного равновесия своими назойливыми предложениями поздороваться с «журналюгой из прэссы» было бы чересчур небезопасно, да и Лев Глебович внятно сказал, что всё должно катиться к чёрту и ни для кого их нет, пока они будут на утренней прогулке по дивному лесу.

«Ни для кого» обозначало действительно ни для кого, и Юра это понял с первого вздоха — они правда не собирались ни с кем панькаться с утра пораньше. И с утра пораньше они вообще мало на что могли сподвигнуться, и Юра в последний момент, когда пытался встать с уютной кровати у себя в комнате, проклял свою же задумку устроить Льву Глебовичу утренние занятия на свежем воздухе. Но вскоре довелось передумать и даже похвалить пациента — сама ведь взялся за это дело, пусть и на слабо.

И всё же. Лата занимает особенную нишу в нынешней ситуации и они должны знать, что она тут мимо пробегала.

— Лев Глебович, вы просили не отвлекать, но я тут подумал, — Юра сделал мимолетную паузу, надеясь за это время услышать хотя бы что-то от олигархов, но получил большое ни шиша, и продолжил: — Тут Лата Дмитриевна нам на встречу бежит.

— Эт еще кто? — сквозь сон пробурчал Игорь Палыч.

— ПропЛата что ли? — недовольно воскликнул Лев Глебович, да так, что Юра постарался перекричать его своим кашлем, лишь бы Лата этого не услышала. Лев всполошился: — Юрец, ты чё? Чувствуешь себя плохо, м? — но услышав в ответ краткое да предельно холодное и невыразительное «все нормально», продолжил свои словоизлияния другу, но получилось это во всеуслышание: — Аа, выдающаяся личность из прэссы? — Юра глянул в окно заднего вида и заметил, что Лев Глебович оглянулся, — Ну и где она?

— Глебыч, ты не мог для этой изящной и искусной девочки придумать что-то другое? — с явным сарказмом в голосе заговорил Игорь Павлович, — А то ассоциации, сам знаешь, дурные в голову лезут... И ничего приличного.

— Специально для тебя, Палыч, чё-т придумаю. Но не щас. Щас рожу над расправить и лыбу давить, — прокомментировал Лев своему напарнику.

Юра не мог видеть, что происходило на заднем сидении, но его внутреннее чутье подсказывало, что Лев Глебович улыбнулся оскалом, и, наверняка сделал это вполне осознанно и намеренно.

Проезжая мимо, Юра заметил, как Лата стремительно стрельнула в него бровями в знак своеобразного приветствия, на что он свойственно махнул свободной рукой, а после, увидев его приветствие и наверняка узрев радостные лица двух олигархов в свою сторону, прыснула со смеху и побежала дальше. И Юра еще раз осознал, что вся эта мишура ей не нужна и особого отношения к себе она не ищет — в Москве того хватает сполна.

Юра, едва разлепив веки и едва отойдя от нежданной встречи с бывшей невестой, остановил гольф-кар. Две сонные мухи сзади оторвали свои пятые точки от нагретого места и вышли в лес по тропинке, с палками. Единственное, что ему хотелось в данный момент — простого человеческого поспать.

Находясь в полной прострации, диком, почти что неземном желании заснуть, где угодно, он уперся одной рукой в крышу гольф-кара, а другой зачесал затылок — парень не понимал, что именно ему нужно было сделать, чтобы уснуть, поэтому предпочел просто постоять, а там, глядишь, и сон сам по себе придет.

В общем, сон пришёл быстрее, чем он ожидал, но еще быстрее к нему добралась причина его последних бессонных ночей — девушка в ярко-красном спортивном костюме. Она остановилась в нескольких шагах от него и спросонья Юра подумал, что она хочет как-то язвительно прокомментировать один его вид, поэтому он предпочел не остаться в долгу.

Юра нервно облизал губы и с сонной улыбкой проговорил:

— Привет великим спортсменам!

Лата усмехнулась. Да уж! Хотела сама подколоть, а нарвалась на неожиданный обмен утренними любезностями. Как будто и не расставались!

Да уж, в семь часов утра Юра предпочитал отсыпаться после тяжелой смены в городской элитной больнице, но теперь приходится едва поспевать за скандинавскими ходоками.

Лата уже издалека видела его полузомбическое состояние и по старой, но такой уж великолепной памяти, отчетливо понимала, что, по сути, беседы с ним в таком состоянии бессмысленны, но она не могла упустить шанса проколоть его, тем самым разбудив. А тут так вышло, что он решил начать марафон доброй воли «уколи бывшую со всей душой».

Ну ладно.

— И вам доброе утро, великие сони! Ты чего? — нахмурилась она, — Выдрали из постели?

— Как видишь, — зевнул он и сладко-сладко потянулся.

Видимо, марафон завершился, не успев начаться...

Но Лата на этот раз даже не расстроилась.

Лата выдохнула полной грудью и глянула в его сонные и задурманенные глаза. Он поднял на нее свой слабо осознающий, но такой преданный и верный взгляд.

И именно сейчас он казался таким настоящим и... милым. Искренним и беззащитным.

Лата, надеясь, что Юра не увидел хоть капли нежности в ее взгляде, выровнялась, пытаясь придавая себе и своему сознанию строгости. Они находились вполне близко, да так, что она с легкостью могла рассказать, как много шрамов от ветрянки осталось на его лице.

Она невольно пробежалась взглядом по участкам его кожи, а после вскинула голову ввысь, на его сумасбродную прическу, которую поправил на свой лад легкий ветерок: его волосы находились во взъерошенном состоянии, а один упрямый локон как обычно нагло стоял дрыном, даже не удосуживаясь хотя бы прилечь. Она наклонилась чуть ближе к нему и уложила вихрь страсти, то есть его наглый локон, аккуратно проходя пальцами по его лбу. И тут произошло то, чего она ожидала меньше всего: Юра перехватил ее запястье, которым она почти что удачно заканчивала свой маневр с его прической, и сам приблизился к ее лицу, сокращая существующее расстояние. Лата приоткрыла рот, чтобы высказать все свое недовольство, но вскоре намеренно прикусила себе длиннющий язык: она ведь сама этого хочет, а значит ругать его за эти действия ну просто незачем.

Но не всё так просто: что-то в ней щелкнуло, как будто включился переключатель, и она отвела голову в сторону леса, пытаясь совладать с эмоциями.

Они так не могут. Они так не должны.

Лата даже не отодвинулась от него — просто перевела взгляд вглубь леса и шепотом проговорила, понимая, что голосовые связки напрягать в принципе не стоит — Юра и без того дышал ей прямо в губы, да так желанно, что она едва сдерживала себя...

— Вон твои бегуны уже запарились... — шепнула ему.

— Они только вышли, — отпарировал Юра, надеясь, что этот аргумент окажется настолько весомым, что Лата передумает и снова повернет свою голову в его сторону. Насильно повернуть ее голову к себе он не мог из-за идейных соображений: он вот так обернёт, даже если они оба этого хотели, а потом она будет обижаться, что он даже не спросил, а хочет ли она, хотя они чисто интуитивно оба догадывались, что оба этого хотят.

— А много ли им надо? — свободно спросила Лата, — С непривычки, да и, к тому же, один из них, совсем не трудно предположить, не просыхающий...

Лата вырвала свою руку из хватки Юры, и тот мгновенно отстранился от нее: значит, не сейчас.

Если вообще это произойдет.

В серьезном взгляде Латы хорошо читалось согласие и некое одобрение его поступка — он ведь, как она считала, не настоял и не сотворил с ней глупости. А он только и думал, чтоб сотворить эту глупость, да несколько раз...

Лата прикусила губу и вновь отвела от него свой взгляд. Нелегко, когда разум кричит громкое и стойкое «нет», а сердце безустанно выстукивает только его имя с криками «да».

Но он ее бросил за несколько дней до свадьбы и вряд ли она это сможет так легко простить. Уехал, даже не попрощавшись. Даже не сказав простого «извини» и назвал бы причину. Лата бы и без «извини» вполне хорошо бы обошлась, знать бы причину...

Но здравый разум и острый юмор по прежнему оставался с ней, и именно этим она решила воспользоваться, дабы не вводить их в неловкое положение.

— Если будут спрашивать — ты меня не видел, ускакала как горная лань в далекую даль.

— Прямиком в Днище? — съязвил Юра в ответ.

— Это скорее глубь, а не даль, — Лата улыбнулась, увидев его сонную улыбку, а после хлопнула парня по плечу: — Просыпайтесь, водитель тук-тука по кочкам и бугорочкам с пятнадцатиминутным стажем, ваши подопечные горят большим желанием бегать, как я танцевать на коньках!

— Сделаем вид, будто ты профи не облизываться со льдом в полете из-за того, что кататься не умеешь, а профи в нормальном и здравом фигурном катании.

— Это будет, конечно, самая большая ложь в нашей жизни... Ладно, я в отель. Удачи тебе, водитель тук-тука!

Лата развернулась и ускорилась в беге, а Юра проводил ее задорным хохотом.

И спать вдруг перехотелось...

Спать перехотелось и после, когда Лев Глебович сам, без всякой подмоги и даже не из-под палки пришел к нему на базовые процедуры. Аврала быть не могло — сюда приезжали все здоровыми, или давно лечившимся в Израиле или Германии в самых лучших клиниках, поэтому все свободное время Юра уделял самому важному пациенту — Льву Глебовичу.

Пока Юра измерял давление Федотову, тот с особым энтузиазмом рассказывал ему об очередной далеко не заезженной истории из своего прошлого. Особый стиль повествования и живенький раскрас картины, которую словами размалевал именно Лев, придавали даже самой не смешной истории некой изюминки. Некоторые отдельные фразы вызывали у Юры искреннюю улыбку на лице, которую он даже не поторопился сдержать.

Их мирную посиделку вместе с тонометром нагло оборвала одна из посетительниц, которая открыла дверь буквально с ноги, но тут же застыла в дверях.

Юра и Лев одновременно перевели на пришедшую взгляд и узнали в ней приезжую журналистку. Юра даже не торопился поднять свою отвисшую челюсть с пола: ее приход действительно был крайне неожиданным, хотя в некоторой мере довольно-таки предсказуемым — единственный человек, который мог вот так вот нагло ворваться в его кабинет без стука была только она, и Юра ей это позволял. Юра ей вообще много чего позволял, чего вообще никому не допускал, но по одной простой причине: они безумно редко виделись из-за ее работы — частые командировки, разъезды, концерты, корпоративы, эксклюзив, ради которого гнать ей приходилось в самую глушь — как сейчас, к примеру; да и из-за его работы тоже — ночные смены, после которых ты приходишь как выжатый лимон и встаешь с кровати тогда, когда твоя будущая жена уже собирается в нее ложиться — не самый сладкий сахар, но и с этим они справились и не жаловались, нашли решение.

Было бы желание найти-то решение. Найти его можно и нужно, лишь бы хотеть этого, а не только бросаться красивыми словами.

И Лата, к слову, никогда не наглела: если она когда-то врывалась в его кабинет, что было крайне редко, на то всегда была весомая и крыше сносящая причина.

Юра недовольно прикусил внутреннюю сторону щеки, припомнив, почему они расстались: измена.

Измена с ее стороны, о которой, кажется, знали все, кроме него родименького — одна из ее слишком заботливых коллег, Лена — Юра как сейчас помнил ее имя, внешность, а также то, с каким сочувствием она говорила ему об этом — рассказала ему о том, что Лата находится в командировке, а эта ее командировка заключается в том, что она находится в соседнем отеле в объятьях одного из коллег-журналистов, в объятьях Саши...

Он поверил просто на слово, понимая, что видеть фото или видео-отчёт — значит прикасаться к гнили и сдавливать собственные рвотные позывы.

Предательство и Лата никогда не вязались в одно предложение у него в голове, особенно после того, как она отнеслась к смерти мамы Юры, как опекала его и как заботилась, но тут Юра поверил на слово.

Поверил на слово и сбежал как самый настоящий трус за несколько дней до свадьбы куда подальше, лишь бы только от нее и от гнилых сплетен, которые обязательно одной сумасшедшей волной убьют кого-то.

Внутреннее чутье так открыто намекало ему «пойди, поговори с невестой, пускай она во всём признается», но видеть ее в те дни просто не хотелось. Интуиция хорошо и верно подсказывала ему, что ему нужно довериться Лате, а не какой-то ее подруге, о которой он даже не знал — вряд ли она скажет правду, — но парень напрочь затыкал рот своим собственным демонам в голове.

Юра даже не надеялся на то, что рана заживет — слишком мало стадий он прошел и слишком мало времени прошло, — каких-то там полгода — чтоб он снова доверился кому-то... или хотя бы ей самой. Но поделать со своей тягой к ней он абсолютно ничего не мог. И с момента ее приезда даже не пытался.

Как рана может зажить, если ее постоянно царапают и не дают рубцам зажить?

Фурия в дверях по-прежнему стояла и как-то зачарованно смотрела на Юру, что парень, бедный, аж всполошился — может, ей действительно помощь нужна? Но вскоре, когда она нервно облизала губы и как-то с безразличным интересом кинула взгляд на Льва Глебовича и соединяющий его с Юрой тонометр, он успокоился — всё с ней хорошо. Или не всё. Но по крайней мере подождать немного точно сможет.

Лата влетела в помещение как фурия и даже этого не скрывала. Весь ее вид показывал, как она была взбудоражена и взвинчена, но, как только девушка увидела помимо Юры ещё и Льва, владельца эко-отеля, замерла в дверном проеме. Ее взгляд нехило пробежался по Юре, его скулам, губам, кистям... Лата настойчиво закусила губу, а после облизнула ее.

Глядя на тонометр и в какой-то степени испуганное выражение лица Льва, очевидно, от ее прихода, Лата предположила, что, возможно, с ним и его здоровьем не все так однозначно хорошо — утренние прогулки говорят, что он пытается держать себя в тонусе, но в каком? Вполне возможно, что он лишь хорохорится — чуть ли не смертельно больной владелец отеля всё-таки сенсация, пусть и не та, что нужна ее начальнику, но...

Но шестеренки отказывались работать именно в этом направлении: все ее мысли занял этот заносчивый докторишка, так прочно и давно обосновавшийся в ее сердце.

Увидев выразительный взгляд Юры, девушка вышла и тихо закрыла дверь.

В этот же момент Юра отключил тонометр.

— Ну что ж, Лев Глебович... Сегодня с давлением у вас все более-менее в норме. Правда сердечное чуть шалит, но...

Лев даже не позволил Юре договорить:

— Да как же ж тут сердечное не зашалит? Ты ее вообще видел? Я ж видел, как ты на нее смотрел, — усмехнулся он и проследил за взглядом Юры, который тут же его попытался опустить и скрыть остатки удивления и испуга. «А он, оказывается, мужчина всё замечающий». — Скажи, девка горяча?! Но язык длинный да пакостный — всякое настрочить может, — Лев Глебович оставил паузу, которую, очевидно, должен был заполнить Юра своим ответом, но тот не потрудился напрячь связки: ответил мысленно, да коротко — «плавали, знаем». Но вдруг Федотов продолжил: — Покувыркаться б с ней, да пару раз, а так...

То ли вся глубокомысленная фраза не завершилась в силу того, что Лев сбился с мысли, то ли это и было ее такое философское завершение.

Если это второй вариант, то Юре оно крайне не понравилось. Представить Лату с Сашей, тем неприятным для него ныне журналистом, еще можно — он давно около нее вился — хоть и болезненно, а вот со Львом... ну просто противно.

В принципе понимать, что Лата может быть с кем-то другим, до сих пор болезненно и как-то абсолютно неправильно. И слишком некрасиво.

Юра даже ничего не ответил — будет лучше, если вся эта беседа о Лате и о том, кто с ней что хотел поделать, закроется — для общего же блага, — лишь задумчиво отвел взгляд и это не ускользнуло от пронырливого Федотова.

— Юрец, ты чего? — удивленно воскликнул мужчина и нахмурился, — Зацепила, что ли?

Видимо, в голове у Льва никак не укладывалось, что такая как Лата может чем-то зацепить, но он, как и многие, не хотят принимать во внимание ее внутренний мир. Никто даже не пытается до него докопаться, поэтому все суждения посторонних о ней для Юры и выглядят поверхностно, ведь никто не знает ее настоящую. Лата абсолютно не та, за кого себя пытается выдать на работе и в светском окружении, и Юра это прекрасно понимал. И сам он не такой на людях, каким пытается себя выдать...

И именно Лата сквозь пелену сомнения, благодаря своему внутреннему чутью, смогла довериться ему и доверить ему себя, потому что была также поломана и предана изнутри и понимала, что от него предательства ждать не стоит, ведь он знал, как это больно.

И именно Юра смог довериться ей, пройдя по пути сомнению и отрицанию, и доверить ей себя, потому что он был также сердечно ранен, и понимал, что она его не обидит. Не зацепит за больное.

Но... Думал так, а вышло эдак.

Юра усмехнулся так открыто и громко, что сам удивился своему порыву. Почему-то не захотелось соврать в ответ.

— Уже лет как пять, — ответил он и тут же пожалел о сказанном, когда услышал негодующий вопль Льва:

— Чего-чего? Юрец, я не понял! Ты что, с ней знаком, а я ни сном ни духом?

Юра перевел на начальника свой взгляд. Он обладал удивительной способностью — за невероятный незначительный срок мог хорошо просчитать человека и его дальнейшие поступки, и Лев Глебович, в общих чертах, входил в этот солидный список.

Юра приблизительно догадывался, что может быть дальше: Лев Глебович обязательно попытается использовать близкие взаимоотношения Юры и Латы в рабочих целях...

Но на такое насилие против своей воли подписываться он не собирался.

— Неудачная шутка, — махнул рукой он и понадеялся, что Лев таки поверит. Юра вовремя заметил, что в глазах Льва было посеяно зерно сомнения, а это — плохой знак. Он решил добавить: — Лев Глебович, я правда пошутил. Неудачно пошутил. Я с ней нигде не пересекался до этого.

«А вот последнее уже — наглая ложь. Побойся совести, Юрик!», кричало подсознание, но в противовес этому Юра вяло качнул головой.

Лев замер, а затем, увидев напряжение на лице Юры, засмеялся во весь голос.

— Все таки признаешь, что неудачная, да, Юра?! — он поднялся с места и покачал пальцем, — Вот не умеешь ты острить, Юрец, еще не наловчился!