Хоть в гроб клади!

Ночные вылазки были делом нечастым. Обычно мы совещались, обсуждали новые научные и не очень теории, рожали в спорах истину часами, дыша подвальной сыростью, поэтому выбраться из гаража уже было большим приключением. А уж прокрасться среди ночи на охраняемую территорию заповедника с дворцом было просто бешено круто.

Мы были одеты в черное, но это, правда, вовсе не делало нас похожими на спецагентов, каковыми мы себя ощущали. Нормально выглядел только Бруно – в водолазке и штанах карго он был как модель. Гаусс утонул своей худобой в огромной футболке и основательно стал напоминать скелета. Бор не нашел ничего черного, кроме пиджака с похорон отца, поэтому приперся в сером, но мы как-то и не решились его осуждать. Я был в свитере от школьной формы лицея на голое тело и смотрелся совершенно нелепо от непривычности этого образа, обычно дополнявшегося рубашкой.

А этот, на диване вниз башкой в кенгурухе, которого все ждут, у нас Женёк Тесла. Он не совсем понял принцип неразглашения настоящего имени, так что все в курсе, что он - Женёк. Он, в общем-то, и на Теслу отзывается, только если его тут же позвать Женьком. Он, пожалуй, немного псих.

- Чуваки! Я подобрал под это дело музыку! - вечно воткнутые в уши наушники Женька Тесла сменил на колонку. Он невозмутимо копался в настройках устройств блютуза, не замечая сурового взгляда Бруно и утомленного - Бора.

Оба явно выражали сожаление, что когда-то взяли Женька в братство. Несмотря на очевидный талант, дарованный свыше, Тесла оказался невыносимым. Его исключительная полезность как человека с фотографической памятью полностью нивелировалась критической ленью и отсутствием такта. Но у нас не кружок по интересам, у нас братство, а братьев не бросают.

- Или давай быстрее, или мы без тебя свалим, - пригрозил Бруно хмуро. - Тесла! Женя, твою налево, хоть отреагируй. Ты вообще слышишь?

- Да... Ща... - насвистывая, Тесла крутил плейлист в поисках идеального трека для начала путешествия.

Я остро чувствовал сгущающееся напряжение, источаемое Бруно. Он его будто выдыхал и вот-вот должен был взорваться. Хотелось что-то сделать, чтобы спасти Женька, но идти против основателя было бы безумием, и я только настороженно наблюдал, теребя ремешок сумки, пристегивающий меня через плечо к невидимому грузовику спокойствия.

Гаусс вдруг оказался рядом с Теслой и своей призрачной худо-бледной рукой легко вырвал у него телефон. Один клик по экрану, колонка взорвалась Мьюзовской истерией.

- Всё. Пойдём, - Гаусс был, как всегда, немногословен.

- Да я не ее хотел!

- Всем насрать, Тесла. Прекращай быть идиотом, - бросил слишком много слов Гаусс.

Я почти никогда не слышал его таким резким, и теперь ощущал, как это было сильно... Как сильно его достал Женя. Я был уверен, что ссоры не избежать. Тесла выкупит, что это не просто слова, как если бы их брякнул Бруно, это серьезный наезд. И будет ссора.

- Бу-бу-бу, дед занудный! - Женя невозмутимо показал Гауссу язык и сунул колонку в необъятный карман кенгурухи, вспрыгнув на длинные тонкие ноги. Он был готов за мгновение. - Погнали.

Бор устало вздохнул и подпихнул Бруно в плечо, заставляя расслабиться и выдохнуть перед дорогой. Они первыми покинули наше укрытие. Тесла поскакал следом, а мы с Гауссом - позади. Я уже привык, что мы шли в конце - нам не нравилось ходить быстро. Меня, кстати, очень радовало, что так совпало. Иногда, благодаря такому распределению, Гаусс что-то мне рассказывал, и я, честно говоря, впитывал все его слова очень внимательно. Я мечтал быть таким мудрым и все понимать в мире, а не только иногда ощущать и нервничать.

- В следующий раз, ребенок, когда почувствуешь, что нужно что-то сделать, делай, а не стой столбом.

- Я не ребенок, мне шестнадцать, - пробубнил я для приличия, мысленно зафиксировав его совет. Если хватит смелости, я так и сделаю.

- Как скажешь, ребенок, - Гаусс хмыкнул как-то совсем по-взрослому.

Он вообще умел делать случайные мелочи то занудно, то просто как-то очень уж осмысленно, так что выглядел порой совсем не ровесником нам. Да и при дневном освещении, когда я разок застал его до заката, я бы не дал ему семнадцати или восемнадцати. Даже с моим слабым глазомером на возраст я бы оценил его ближе к двадцати.

Ночное небо июля уже розовело на горизонте перед скорым рассветом. Темнело ненадолго. После выпускного из девятого у Женьки едва успели запустить салют за пять минут темноты.

Я смотрел на него, идущего впереди, дрыгающего спрятанной в капюшоне головой под Баблгам битч, которую в последние месяцы слушал, казалось, по несколько раз на дню, и всех уже достал. Его вообще ничего не тревожило, и под моим задумчивым взглядом он убежал с тропинки и взобрался на забор, чтобы с высоты закрутиться в сальто.

- Тупой идиот, - с усмешкой заключил Гаусс, когда Тесла не справился с управлением своим телом и плюхнулся животом на асфальт, тут же заскулив от боли из-за приземления на колонку. Та, к слову, оказалась живучей и продолжала нас раздражать заевшей мелодией.

- Зато счастливый. Может, иногда лучше быть глупым, но беззаботным.

С Гауссом откровенничать мне было легко. Он всегда понимал и прислушивался, пусть порой и свысока.

- А тебя многое заботит? – поинтересовался он, когда мы обогнали валяющегося в траве Женьку.

- Да мелочи всякие... Но да, их много. – я вздохнул и снова сжал ремень сумки обеими руками. – Меня беспокоит новый учебный год в лицее, потому что я не смогу так часто приходить. Меня волнует, что я неказистый и не мужественный, как, например, Бруно. Не беззаботный, как Тесла, не уверенный, как Бор, не мудрый, как ты...

- Зато ты умный, как ты, и сопереживающий, тоже как ты. Если бы ты был таким же, как все мы, зачем нам такой в братстве? Мы должны друг друга дополнять и быть разными, в этом суть, - Гаусс рассмеялся, показывая мне, как Бруно и Бор впереди пихались, о чем-то споря, но уже через секунду сплотились, чтобы отобрать у Теслы колонку и выключить звук перед постом охраны. – Мы затем и собрались здесь, чтобы понимать друг друга и принимать любыми. Не задумываясь о таких вещах, которые приходят тебе в голову. Просто заниматься ерундой, веселиться и все такое.

- И как мне не забивать себе голову?

- Скоро увлечешься другим. А в остальном просто наслаждайся, - он похлопал меня по плечу.

- Не отставайте уже! – кричащим шепотом скомандовал нам Бруно, сворачивая к высокому забору, с другой стороны которого уже послышался очередной глухой удар Женькиной жопы об землю.

Бор, наполовину взобравшийся на ограждение, едва сдержал смех, закрыв рот плечом.

Бруно закатил глаза и ругнулся, в очередной раз за день сожалея о приеме Теслы в братство.

- Я живой, если кому интересно, - прокряхтел страдалец, отползая, чтобы его не прибил, спрыгивая, Бор.

Это было для меня самым сложным этапом похода. От спорта я был далек также, как Тесла от философских размышлений. Впрочем, хотя философией мучался я, а спортом – он, Женьке это мало помогало не отбить себе зад и последние далекие от философии мозги.

Бруно подсадил меня на одной стороне, а Бор, поддерживая с другой, помог спуститься невредимым. Пока все отвлеклись на меня, Гаусс уже оказался за забором, и я даже слегка удивился его неслышному и легкому перемещению, но тут же отвлекся на оставшегося основателя, рассевшегося на заборе как на коне. Бруно держался за вершину ограды одной рукой, покачивая ногами с двух сторон, а вторую вытянул вверх и завопил индейцем в завязавшийся рассвет.

Тесла взвыл следом, а потом и остальные. Я секунду помедлил, рассматривая их, и понял, о чем мне пытался втолковать Гаусс. Я назвал это чувством сопричастности. Ты просто ощущаешь себя на своем месте таким, какой есть, и вопишь индейцем посреди ночи. Голоса сливаются в единый общий вой, одну большую душу на всех, и в этом единении рождается истерический счастливый гогот.

- Быстрее, че зависли?! – приказал спешившийся со своего железного скакуна Бруно, заметив на улице случайного свидетеля нашего беспредела, и мы все дали дёру в парк, продолжая заливаться разнобойным, но единым хохотом.

Мы неслись сломя голову, запинаясь о корни и перескакивая овраги, в сладких персиковых лучах пробуждающегося солнца. В парке шуршали ёжики, кричали птицы, разбуженные нашим выездным концертом дома умалишенных, но прохладный ветер поддержал нас, шелестя листьями.

Я задержался: замер вдруг посреди парка и вскинул голову к светлому небу. Нарнийски высокие деревья упирались в облака, покачиваясь на своих длинных тонких стволах. Свежий воздух ласкал легкие, стирая воспоминания о смоге и густых выхлопах бесконечных машин. Я опустил взгляд на удаляющиеся спины пацанов. Чуть запыхавшийся Бор остался и ждал меня, посматривая с улыбкой, которую не мог сдержать.

- Порядок?

- Конечно, - я подкрепил ответ кивком, нагоняя его легким бегом.

- Тогда вперед, а то они всё интересное без нас сделают, - Бор побежал рядом со мной, подмигнув мне мягко и легко. У него были синяки под глазами от усталости, но он был довольным и легким.

Присоединившись к остальным, я заметил, что и они не идеальны. Гаусс казался больным, Бруно был дерганным и курил, Тесла – безответственным и бестолковым. Я восхищался своими братьями и хотел на них равняться, но вдруг заметил и то, что они тоже простые ребята. Восторг вызывал не каждый по отдельности, а наш союз весь целиком и та энергия, которую мы излучали, соединяясь. Мы были чем-то большим и в тот день, когда мы зарисовывали фрактальные узоры плитки в дальней части Царицына, я ощущал это остро, как никогда.

И, пожалуй, был счастлив.

- Нет, ты внимательно посмотри! – Бруно настойчиво повернул закатывающего глаза Теслу к серому кругу посреди красного тротуара.

- Да какой внимательно, прикалываешься?! У меня сегодня мухи в руках долбятся, не могу я собраться! – Женёк попытался увернуться, но, похоже, действительно, мухи повышали его рассеянность, Бруно он проиграл без боя и принялся-таки смотреть на рисунок плитки.