Глава 7
Профессора Батери, отчаянно сопротивляющегося и не перестающего взывать о скорой кончине, поспешно увели, а ровно через неделю стало известно, что старик сделался до такой степени невменяемым, что было принято решение на время оставить его в психиатрической больнице в Веллоре, проходить долгий курс лечения под зорким присмотром врачей и ментальных магов. Администрация академии в ту же секунду ринулась убеждать напуганных адептов в абсурдности взысканий обезумевшего историка, ссылаясь на то, что он был склонен к алкоголизму, что не прошло даром для его рассудка, шибко помутившегося. «Такое порой случается в нашей нелегкой профессии. Не отвлекайтесь на глупости и продолжайте прилежно учиться» — говорили они, но процесс стремительного распространения слухов был безвозвратно запущен. Слова профессора передавались из уст в уста, обрастая все новыми подробностями.
В Арвинской академии все шло своим чередом. Новоиспеченный ректор, как стали подозревать адепты, в прошлой жизни урожденный хитрым лисом, ввел столь строгие статуты, что под конец учебного дня, адепты боялись из комнат высунуться, что уж говорить о шумных нелегальных мероприятиях под покровом темной ночи. Поговаривали, что устав академии, старая потрепанная книжица с ветхими страницами, сделалась на порядок толще. Адепты были готовы выть и лезть на стену, терзаемые жестокими нововведениями, но противится лорду Эминару Дартиасу, архимагу и члену Светлого Ордена никак не могли.
Если говорить о Аделаиде Тристан, вдаваясь в неутешительные подробности, то вполне вероятно получилось бы написать трагичную балладу о платонической любви с грустным концом. Девушка с каждым днем чахла все сильнее, терзаемая муками разгорающихся в геометрической прогрессии чувств к самому холодному и казалось бы бессердечному мужчине из всех, кого только встречала. Порой ей казалось, что вскоре она захлебнется в волнах своей влюбленности, неправильной, могучей и наветной.
В воскресный день, ранним утром, поднявшись до восхода солнца, когда на небе властвовали предрассветные сумерки, на цыпочках, чтобы не разбудить соседку, она спешно оделась и прошмыгнула за дверь. В столь раннее утро в коридорах академии не было ни души, воздух хранил в себе благоговейную тишину, столь не привычную для искушенных ушей, привыкших в нестройному гулу и вечному смеху. Аделаида успела позабыть, когда в последний раз здесь было так тихо.
Прохладный воздух тут же ударил в лицо, шибко растрепав и без того небрежный хвост с медными и золотистыми переливами. Но леди Тристан ныне это волновало в самую последнюю очередь. Не без удовольствия она втянула в легкие запах свежего утреннего ветра, чувствуя, как ощущение невесомого умиротворения мягкими волнами приходится по изнеженному теплом кровати телу. В миг ей сделалось так легко и беспечно, что улыбка своевольно завладела ее ртом. Перешагнув через ворота академии, она ровным и неспешным шагом направилась в лес, хвойный и прилегающий к стенам академии. Он приветствовал ее пением птиц и приятным слуху треском надломленных веток под ногами. Запах зеленой листвы, приправленный утренней росой пьянил и будоражил. Аделаида присела на замшелый пенек обрубленной хвои и приложила руку к шершавой земле. Вскоре лес стремительно отозвался на посланный ею магический импульс, с радостью приветствую раннюю гостью. Она расплылась в благодарной улыбке.
Но ее единение с девственной природой было относительно недолгим. Вскоре невдалеке послышался треск ломаемых веток и звучание мужских голосов. Сюда кто-то направлялся. Отчего-то это показалось Аделаиде очень важным и захватывающим, и по воле инстинктов, она юркнула за толстый ствол ближнего дерева и притаилась, навострив уши.
— Привратник говорит, что тварь бродит где-то в этих окрестностях, — прокуренный и грубоватый голос, как если бы его обладатель мог иметь тролльи корни, становился все ближе и ближе.
— Нужно поймать его до того, как кто-то посторонний его засечет.
Этот голос Аделаида узнала бы из тысячи. Ее сердце екнуло, а ноги предательски дрогнули в стремительном порыве броситься прочь. Еле как задушив в себе малодушное желание удрать, и ведомая любопытством, она выглянула из-за дерева, чтобы убедиться в правильности своей догадки. Все верно. Это оказался он. Ректор Дартиас собственной персоной.
Но о ком же они говорят? Странный разговор показался леди весьма занимательным. Мужчины остановились в нескольких шагах. На несколько секунд в воздухе повисла глубокая тишина и в этой же тиши собственное дыхание казалось Аделаиде непозволительно громким.
— Здесь кто-то есть, — внезапно констатировал незнакомец и с шумом втянул в легкие воздух, выжидательно принюхиваясь. — Женщина... вку-у-усная.
От удивления Аделаида невольно икнула, но тут же перепугано зажала рот ладошкой. Очень ей не хотелось, чтобы ее недостойное занятие, не делающее чести воспитанной и благоразумной леди, стало достоянием лорда Дартиаса.
Но у архимага были на то совершенно другое мнение и планы.
— Выходите, адептка Тристан.
Боги всемилостивые, как он догадался?!
Выдавать себе вышеупомянутая решительно не собиралась и попыталась незаметно ретироваться, да только все без толку. От этого даже харраги не сбегали, она, что ли, сможет? Не сделала и двух шагов, как тело внезапно сделалось невесомым, подошвы ботинок оторвались от земли, и молотя конечностями в воздухе, Аделаида пролевитировала на суд к грозному магу. От грядущих перспектив невольно затряслись колени и она практически свалилась в хрустящую горстку янтарных листьев, когда ноги наконец-таки обрели почву. Лишь чудом ей удалось удержать равновесие и позорно не шмякнуться под ректорские сапожки, красивые такие, из коричневой кожи, с серебряными вставками.
Испуганно подняв взгляд, она инстинктивно сделала шаг назад, но неожиданно запнулась об сухую корягу и с тихим визгом попыталась шмякнуться наземь, однако была внезапно подхвачена за локоть ректором Дартиасом, проявившим чудеса молниеносной реакции.
— Осторожно, — раздраженно выпалил тот и тут же ее отпустил. О мягкости и речи не шло.
Адептка освободилась и сделала еще одну попытку уйти, но на сей раз все же споткнулась, к слову об ту же корягу и упала на лесное одеяло из трескучих листьев и колючих веток.
Воцарилась тишина. Трагичный идиотизм ситуации зашкаливал. Архимаг устало прикрыл рукой лицо и покачал головой. В своей жизни он поведал сотни несносных девиц, но эта с размахом утерла нос всем своим предшественницам.
— Доброе утро, ректор Дартиас, — Аделаида предприняла попытку изобразить беспечную улыбку на губах, но судя по недовольному лицу архимага, это вышло у нее весьма скверно. — Тоже любите гулять по утрам?
— Почему вы не в академии, Аделаида? — спросил ректор сурово.
— Вышла подышать свежим воздухом. Это запрещено?
— Сейчас — да. Немедленно возвращайтесь и сообщите преподавателям, пусть проследят за тем, чтобы сегодня никого из академии не выпускали.
Ведомая любопытством, адептка собиралась не премнуть возможностью поинтересоваться, с какого перепугу стоит вводить столь категоричные меры, но едва она открыла рот, чтобы озвучить интересующий ее вопрос, как стая черных воронов разом взметнулась с верхушек деревьев и с отчетливым карканьем унеслась в небо. Атмосфера леса резко поменялась. Вдруг к ним выбежал лопоухий заяц, но не задержавшись ни на секунду, стремительно ускакал. Аделаиде показалась, что лесной зверек отчего-то убегал. Уж не от той ли «твари», о которой говорил ректор с этим незнакомым мужчиной? Из глубокой лесной чащи донесся оглушительный, нечеловеческий рев, от которого у нормального человека кровь в жилах стыла. Например, у Аделаиды. Лихо вскочив с земли, с перепуганными глазищами она бросилась за спину лорда Дартиаса.
— Это он, — сказал вдруг этот индивид с тролльими замашками и с решительным видом уставился вперед.
— Кто? — осторожно поинтересовалась Аделаида.
Зря спросила, поскольку ответ на застывший в воздухе вопрос вырос прямо перед ними, а точнее с диким ревом выбежал из-за деревьев. В первую секунду Аделаиде показалось, что это человек, раненый и перепачканный в золе. Но стоило только приглядеться, стало понятно, что это уродливое чудище не имеет ничего общего с человеческой расой. Ободранная сероватая плоть, местами с гнилью свисающая с тела, скрюченные конечности, изуродованное лицо с разорванным ртом и с облитыми кровью острыми зубами, пустые глазницы и свирепый вид. Как раз во время вспомнились картинки из учебников, иллюстрирующие страшный сон для каждого моранина. В следующую секунду лесную чащу пронзил оглушительный визг:
— Харраг!
— Аделаида, не кричите! — рявкнул ректор Дартиас, не хуже всякого харрага.
— Как мне не кричать, если это чудовище нас сейчас сожрет? Скажите! Профессор Батери был прав? Стена пала? Мы все умрем?
Мужчина одарил изрядно болтливую адептку таким взглядом, что та только тихо пискнула и тут же умолкла, затаив дыхание и смотря на него большими перепуганными глазами. Но тут из леса выскочил еще один монстр и оглушительный визг повторился, только набирая обороты в звонкости. А потом появился еще один харраг...и еще... и еще... Вскоре на крики у Аделаиды не осталось сил и она испуганно замерла, железной хваткой вцепившись в руку ректора Дартиаса, казавшейся ей единственной надеждой на спасение.
— Я сейчас открою портал и... — договорить архимаг не успел. Уродливое чудище стремглав бросилось вперед, намереваясь вкусить сладкой человеческой плоти, да только тут же было разрублено пополам световым мечом магистра Дартиаса, воплотившегося в его руке невесть откуда. Брюзжа черной кровью, харраг (или две его половинки) упокоился вечным сном. Противная жидкость отпечаталась на Аделаиде и едва подавив испуганный вскрик, с нескрываемым омерзением она осмотрела перепачканную кровью одежду. Какая мерзость! На гнетущих ногах она отбежала с поля битвы и пока представитель Светлого Ордена, как ему и полагалось, искусно расправлялся с харрагами, юркнула за ствол дерева и отбивающим даже в висках сердцем, притаилась.
Треск ломаемых костей, нечеловеческие вопли, лязг мечей и кровь света оникса. Все это больше походило на страшный сон и Аделаиде нестерпимо хотелось проснуться и очутиться в своей теплой кровати в академии, но сколько она себя не щипала, кожа только краснела, а она никак не просыпалась. Внезапно в нескольких метрах послышались тяжелые шаги и тихое рычание. Девушка замерла, точно каменный истукан, конечности на секунды одеревенели от страха, а когда она наконец повернулась, то могла лицезреть изуродованного монстра в метре от своего лица. Тварь низвергала тихий, точно предупреждающий рык, а гнилые угловатые зубы проглядывались из-за разорванного рта.
— Мама-а...