КИЕВСКИЕ ШРАМЫ
Печерск Скай, Киев. 07:32, 25 ноября 2024 года.
Ты просыпаешься от слабого света, пробивающегося сквозь шторы в спальне Печерск Скай. Часы на прикроватном столике показывают 07:32, и тишина в квартире ощущается почти осязаемой после бессонной ночи. Твоё тело ноет от усталости, веки тяжёлые, но мысли сразу устремляются к Богдану, который всё ещё лежит рядом, погружённый в беспокойный сон. Его дыхание прерывистое, с лёгким хрипом, и ты замечаешь, как его грудь поднимается с трудом, а рука, переплетённая с твоей, слегка подрагивает. Ты поворачиваешь голову и видишь, как синяк под его левым глазом потемнел за ночь, став почти фиолетовым, а порез на правой щеке покраснел и слегка припух. Его лицо искажено гримасой боли даже во сне, и он бессознательно прижимает ладонь к рёбрам, где под футболкой проступает тёмный след кровоподтёка. Твоё сердце сжимается — его раны кажутся глубже, чем он признал, и страх, что он скрывает что-то серьёзное, не даёт покоя.
Ты осторожно высвобождаешь руку, стараясь не разбудить его, и скользишь с кровати, чувствуя холодный пол под босыми ногами. Надеваешь его кофту, которая лежит на стуле, и её знакомый запах — кедр и цитрус — на мгновение успокаивает, хотя и не разгоняет тревогу. Ты идёшь на кухню, где мягкий свет лампы над плитой разгоняет утренний полумрак. Ставишь чайник, и его тихое шипение становится единственным звуком в тишине. Пока вода нагревается, ты достаёшь из шкафчика пакетик ромашкового чая, пальцы дрожат, когда рвёшь упаковку. Наливаешь кипяток в кружку с трещинкой — ту самую, что он любил утром, — и обхватываешь её ладонями, чувствуя, как тепло медленно растекается по коже. Аромат мёда и мяты поднимается с паром, но он кажется блеклым, неспособным заглушить твои мысли.
Шаги за спиной заставляют тебя обернуться. Богдан стоит в дверях, опираясь на косяк, его фигура слегка сутулится от боли. Лицо бледное, под глазами залегли тёмные круги, а волосы растрепаны, как будто он только что пробудился от кошмара. Он пытается улыбнуться, но рассечённая губа искривляет улыбку в гримасу, и ты видишь, как он морщится, делая шаг вперёд.
— Доброе утро, Т/и, — говорит он хрипло, голос слабый, с лёгкой дрожью. Он делает ещё один шаг, но тут же прижимает руку к рёбрам, и его ноги подкашиваются. Ты бросаешься к нему, поддерживая под локоть, чувствуя, как он напрягается от усилий.
— Ты не в порядке, — говоришь ты, голос дрожит, и ты осторожно усаживаешь его на стул у стола. Твои пальцы касаются его плеча, и ты чувствуешь, как мышцы под кожей напряжены. — Богдан, твои раны... они хуже, чем ты сказал. Нужно что-то делать.
Он качает головой, отводя взгляд к полу. — Не надо врача, Т/и, — отвечает твёрдо, хотя в голосе сквозит усталость. — Это пройдёт само. Просто ушиб и царапины. Я справлюсь.
— Посмотри на себя! Синяк под глазом, порез на щеке, кровь на рёбрах... Это не нормально, Богдан! Ты мог умереть там, а я даже не знаю, что произошло!
Он вздыхает глубоко, проводя здоровой рукой по волосам, и ты замечаешь, как его пальцы дрожат. — Т/и, пожалуйста, — говорит он тихо, поднимая на тебя глаза, в которых мелькает смесь сожаления и упрямства. — Это было одноразово, клянусь. Старый долг, люди из прошлого. Я урегулировал всё. Не хочу, чтобы ты волновалась больше, чем нужно.
— Кто эти люди? — настаиваешь ты, чувствуя, как гнев смешивается со страхом. Ты делаешь шаг ближе, глядя ему в глаза. — Ты не можешь просто сказать "старый долг" и думать, что мне хватит! Я видела твои раны, Богдан. Ты дрался, и это не просто спор. Скажи мне правду, я имею право знать!
Он молчит, опустив голову, и тишина тянется, заполняя пространство между вами. Ты слышишь, как чайник потрескивает, остывая, но не двигаешься, ожидая его ответа. Наконец, он поднимает взгляд, и в его карих глазах отражается что-то тяжёлое — возможно, стыд или боль. — Это было давно, до тебя, — говорит он тихо, слова даются ему с трудом. — Сделки с людьми, которые не брезгуют грязными делами. Долги, старые обязательства. Я думал, что порвал с этим, но они нашли меня. Я не хотел, чтобы ты узнала, потому что это мой крест, а не твой.
Твои глаза наполняются слезами, но ты сдерживаешь их, сжимая кулаки. — Твой крест или нет, но ты ранен, — шепчешь ты, голос дрожит. — И если ты умрёшь, молча защищая меня от правды, что мне делать? Дай мне помочь. Позволь обработать раны, хотя бы это.
Он смотрит на тебя, и его лицо смягчается, напряжение в плечах спадает. — Хорошо, моя девочка, — говорит он наконец, голос дрожит от усталости. — Но только ты. Никаких врачей, ладно? Докажи, что справишься.
Ты киваешь, чувствуя смесь облегчения и страха, и идёшь за аптечкой, которую держишь под раковиной. Возвращаешься с ватой, антисептиком и бинтами, ставишь всё на стол перед ним. — Снимай рубашку, — говоришь ты твёрдо, хотя внутри дрожишь. Он кивает, медленно стягивая футболку, и ты видишь, как он морщится, когда ткань цепляется за раны. Синяк на рёбрах расплылся, став почти чёрным, а на предплечье виден глубокий кровоподтёк, будто от удара. Ссадина на запястье кровоточит, а на груди — мелкие царапины, покрытые засохшей коркой.
Ты берёшь вату, пропитываешь её антисептиком и начинаешь с пореза на щеке. Он шипит, когда жидкость касается кожи, и ты шепчешь: — Потерпи, это нужно. — Твои пальцы дрожат, но ты стараешься быть осторожной, промокая воспалённую рану, пока она не очищается. Он смотрит на тебя, и ты видишь в его глазах благодарность, смешанную с болью. — Спасибо, — бормочет он, и ты киваешь, переходя к ссадине на запястье.
Ты чистишь рану, стараясь не давить, и обматываешь её бинтом, завязывая аккуратный узел. — Держи руку ровно, — просишь ты, и он подчиняется, хотя его пальцы всё ещё дрожат. Когда доходишь до рёбер, ты видишь свежую кровь, сочившуюся из-под кожи. — Это глубокое, — говоришь ты, голос срывается. — Нужно зашить или хотя бы продезинфицировать сильнее.
Он качает головой, стиснув зубы. — Просто забинтуй, Т/и. Я переживу. Не хочу швов.
Ты вздыхаешь, но киваешь, пропитывая вату антисептиком и осторожно протирая рану на рёбрах. Он напрягается, дыхание становится тяжелее, и ты слышишь, как он сдерживает стон. — Прости, — шепчешь ты, обматывая рёбра бинтом, слой за слоем, чтобы зафиксировать рану. Твои пальцы работают быстро, но аккуратно, и ты чувствуешь, как он расслабляется, когда давление уменьшается. Закончив, ты отступаешь, осматривая его. Раны всё ещё выглядят угрожающе, но перевязка даёт надежду.
Ты садишься рядом, берёшь его руку в свои, чувствуя тепло его кожи. — Обещай, что больше не будешь так рисковать, — говоришь ты, глядя в его глаза. — Я не хочу потерять тебя из-за этого прошлого.
Он улыбается, и в его взгляде мелькает тень. — Обещаю, моя хорошая, — шепчет он, наклоняясь и целуя тебя в лоб, несмотря на боль. — Спасибо, что не сдаёшься. Давай чай, мне нужно прийти в себя.
Ты наливаешь чай в две кружки, добавляешь мёд и ставишь одну перед ним. Он берёт её дрожащими руками, делает глоток и смотрит на тебя поверх края. — Ты делаешь это выносимым, Т/и, — говорит он тихо. — Не знаю, что бы делал без тебя.
Ты сжимаешь его руку сильнее, чувствуя, как твои пальцы переплетаются с его. — Я здесь, — отвечаешь решительно. — И не уйду, пока ты не поправишься. Но ты должен рассказать мне больше, когда будешь готов. Я не хочу больше ночей вроде этой.
Он кивает, и ты видишь, как его глаза блестят — от усталости или чего-то ещё, ты не можешь точно сказать. Вы сидите молча, слушая, как за окном светлеет, и первые лучи солнца пробиваются сквозь шторы, отбрасывая мягкие блики на его лицо. Его раны всё ещё беспокоят, но твоя забота приносит ощущение, что этот день может принести больше ясности, если он решится открыть тебе правду.
После того как ты закончила перевязку, вы сидите за кухонным столом в Печерск Скай, окружённые мягким утренним светом, пробивающимся сквозь шторы. Часы показывают 08:15, и тишина между вами наполнена невысказанными словами. Богдан держит кружку с чаем, его пальцы всё ещё дрожат, когда он делает маленький глоток. Ты сидишь рядом, сжимая его руку, чувствуя тепло его кожи, но твои глаза то и дело возвращаются к бинтам на его рёбрах, которые уже слегка пропитались кровью. Его дыхание всё ещё тяжёлое, и ты замечаешь, как он морщится, пытаясь выпрямиться.
— Спасибо, Т/и, — говорит он тихо, ставя кружку на стол. Его голос хриплый, с лёгкой ноткой усталости. — Ты сделала больше, чем я заслужил. — Он смотрит на тебя, и в его карих глазах мелькает что-то тёплое, но быстро гаснет, сменяясь тенью.
— Ты заслужил, чтобы о тебе заботились, — отвечаешь ты, сжимая его руку сильнее. — Но ты должен отдохнуть. Эти раны не шутка, Богдан. Если они начнут воспаляться...
Он качает головой, прерывая тебя. — Я в порядке, честно. Просто нужно время. — Он пытается улыбнуться, но это выходит слабым, и ты видишь, как он сжимает край стола, чтобы не выдать боль.
Ты встаёшь, решительно направляясь к дивану в гостиной. — Ложись туда, — говоришь ты твёрдо. — Я принесу подушку и плед. Ты не будешь сегодня бегать по квартире, пока не станет лучше. — Он открывает рот, чтобы возразить, но ты поднимаешь руку. — Никаких "но". Я не шучу.
Он вздыхает, но подчиняется, медленно переходя в гостиную и опускаясь на диван с тихим стоном. Ты приносишь подушку, подкладываешь её под его голову, и накрываешь его пледом, который всё ещё пахнет вчерашним дождём. Его рука лежит поверх одеяла, и ты замечаешь, как бинт на запястье слегка смещается. Ты поправляешь его, чувствуя, как он напрягается под твоими пальцами.
— Ты слишком хорошая ко мне, — шепчет он, глядя на тебя. Его глаза блестят, и ты не можешь понять, от боли это или от чего-то ещё. — Не привык, чтобы кто-то так заботился.
— Привыкай, — отвечаешь ты, садясь рядом на край дивана. — Я не оставлю тебя одного с этим. Но ты должен рассказать мне больше, когда будешь готов. Я не хочу больше ночей, когда ты уезжаешь, не объясняя.
Он кивает, но его взгляд уходит в сторону, и ты чувствуешь, как напряжение возвращается. Ты решаешь не давить, достаёшь телефон и включаешь тихую музыку — лёгкие мелодии, которые всегда успокаивали вас обоих. За окном слышен шум пробуждающегося города: редкие гудки машин, шорох листвы на ветру. Ты сидишь рядом, наблюдая, как его веки тяжелеют, и вскоре он засыпает, дыхание выравнивается, хотя всё ещё прерывается тихими вздохами.
Проходит около часа. Ты готовишь лёгкий завтрак — тосты с мёдом и чай, — стараясь не шуметь, и ставишь всё на кофейный столик рядом с диваном. Часы показывают 09:30, когда Богдан просыпается, его глаза открываются медленно, и он смотрит на тебя с лёгкой улыбкой.
— Запах мёда разбудил, — говорит он, пытаясь сесть, но тут же морщится, прижимая руку к рёбрам. Ты помогаешь ему, подложив под спину ещё одну подушку, и подаёшь тост. Он берёт его дрожащей рукой, откусывает маленький кусочек и кивает. — Вкусно. Спасибо.
Ты садишься ближе, наблюдая за ним. — Как себя чувствуешь? — спрашиваешь, и твой голос полон беспокойства. — Рёбра болят сильнее?
Он качает головой, но его лицо выдаёт правду. — Немного, — признаёт он. — Но я справлюсь. Просто нужно двигаться поменьше. — Он делает ещё один глоток чая, и ты видишь, как его пальцы сжимают кружку, словно ища опору.
Вы сидите молча, слушая музыку и звуки города за окном. Вдруг тишину разрывает вибрация его телефона, лежащего на столе. Богдан напрягается, его глаза сузились, и он тянется за устройством, но ты опережаешь его, беря телефон первой. На экране — незнакомый номер, и ты видишь, как его лицо мрачнеет.
— Не бери, — говорит он быстро, протягивая руку, но ты уже нажала на кнопку ответа, включив громкую связь. Тишина на линии длится секунду, затем голос — грубый, с лёгким акцентом — раздаётся в комнате: — Богдан, ты закончил дело, но деньги не пришли. Не заставляй нас ждать.
Твоё сердце замирает, и ты смотришь на него, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Богдан выхватывает телефон, отключает громкую связь и говорит тихо: — Я разберусь. Дай время. — Он кладёт трубку, не дожидаясь ответа, и смотрит на тебя, его глаза полны напряжения.
— Кто это? — спрашиваешь ты, голос дрожит. — Деньги? О чём они говорили? Богдан, что ты скрываешь?
Он отводит взгляд, сжимая кулаки. — Это... остатки той истории, — говорит он наконец, голос низкий. — Я должен был заплатить им, чтобы они отстали. Но всё под контролем, Т/и. Обещаю.
— Под контролем? — перебиваешь ты, вставая. — Они звонят утром после того, как ты вернулся избитым! Это не контроль, это опасность! — Твои слова вырываются быстрее, чем ты можешь остановить, и ты чувствуешь, как слёзы подступают к глазам.
Он поднимается, несмотря на боль, и подходит к тебе, беря за плечи. — Послушай, моя девочка, — говорит он мягко, но твёрдо. — Я не хочу, чтобы ты боялась. Это последние шаги, чтобы закрыть эту главу. Дай мне пару дней, и всё кончится. Пожалуйста, доверься мне.
Ты смотришь в его глаза, видя в них смесь мольбы и решимости, и киваешь, хотя внутри всё кипит. — Хорошо, — шепчешь ты. — Но если что-то пойдёт не так, ты скажешь мне. Никаких больше тайн.
Он кивает, обнимая тебя одной рукой, и ты чувствуешь его тепло, несмотря на дрожь в его теле. — Обещаю, моя хорошая, — шепчет он, целуя тебя в лоб. — Давай попробуем этот день заново. Без звонков и тревог.
Ты садишься рядом, подавая ему тост, и он улыбается, откусывая кусочек. Вы едите молча, но твой взгляд то и дело возвращается к телефону, лежащему на столе. За окном день набирает силу, солнце поднимается выше, заливая комнату светом, но в твоём сердце остаётся холодок — этот звонок оставил вопросы, на которые ты ещё не получила ответов.
ТГК: DarkAngel чиваува
https://t.me/darkangelff