Глава 9
Лето пролетело на стремительной скорости. Кадмус все также не выходил на связь с семьей, Антиох кутил и ввязывался в беспричинные дуэли, а Игнотус каждую ночь сбегал на свидания к возлюбленной. Хари поддерживал брата, как мог, пытаясь этим отплатить за ту помощь, что всегда оказывал ему любимый кузен. Поначалу удивившись, откуда у его малыша такой сильный, древний артефакт, Игнотус, тем не менее, с благодарностью принял мантию, пообещав обращаться с ней бережно и вернуть перед отбытием в школу. На вопрос, где он взял мантию-невидимку, Харальд схитрил и сказал брату, что ее подарила мать, правда, не уточнил, какая именно, так что, Игнотус был свято уверен в том, что это была его почившая тетушка.Отъезд Игнотуса в Хогвартс неотвратимо приближался, до конца каникул оставалось каких-то жалких тринадцать дней, и Хари с каждым днем все больше и больше мрачнел. Ему страстно хотелось поехать вместе с кузеном в знаменитую школу, распределиться с помощью шляпы на Гриффиндор, но с недееспособными ногами это все оставалось пустыми, нереальными мечтами. Конечно, сейчас он мог хотя бы понемногу самостоятельно учиться колдовать, используя старые учебники Игнотуса, которые тот притащил брату со словами о том, что ему не следует отставать от программы. Младший Певерелл свято верил в то, что Линфред найдет лекарство, поставит его любимого Хари на ноги, и малыш все же отправится в Хогвартс. Харальд хотел бы разделить непоколебимую веру кузена, но его не покидали сомнения в том, что все надежды глупы и безосновательны.
Смерть часто приходила к своему любимому ребенку. Она утешала, когда он грустил по школе, подбадривала, когда у него не выходили заклинания, дарила своему сыну все тепло, любовь и заботу, на которые только была способна. Она любила малыша той самой самоотверженной, преданной, искренней, всепоглощающей любовью, на которую ранее считала себя неспособной. Ее маленький Хари научил ее тому, что значит любить и быть любимым, и она была благодарна ему за сей бесценный дар, несравнимый с мелочами, коими могла одарить его она. Смерть впервые в жизни полюбила человека и с замиранием сердца ждала момента, когда ее драгоценный сын вновь сможет ходить.
За десять дней до наступления осени Антиох, в очередной раз напившись в кабаке и принявшись оскорблять очередного полукровку, ввязался в сотую по счету дуэль. Он слыл грубым, беспардонным нахалом, что ему зачастую прощалось ввиду принадлежности к Древнему Роду. Многие не хотели связываться с ним и его семьей, если же находились те, кто пытался вставить слово поперек, он моментально вызывал их на дуэль. Бесспорно, в дуэлях старший сын Лорда Певерелл был весьма хорош, а большинство его противников, имея меньший опыт пьяных драк, проигрывали, но и на него нашлась управа.
Волей случая в том же кабаке, где обычно кутил Антиох, решил скоротать вечер проезжий мастер дуэлей. Заметив новое, весьма симпатичное лицо, а также то, что облюбованная им на ночь официантка благосклонно принимает ухаживания незнакомца, Антиох позволил гневу и зависти затмить разум. По привычке начав с оскорблений и задираний, молодой мужчина закончил вызовом на дуэль. Незнакомый красавец, обворожительно улыбнувшись, решил проучить хама и предложил поставить на кон неприлично большое количество золота. Антиох, уверенный в своей очередной победе, согласился и с треском проиграл. Молодому мастеру дуэлей это показалось недостаточной платой за унижения, коим он подвергался весь вечер, так что, решив опозорить своего оппонента еще больше, он отнял у проигравшего волшебную палочку.
Старший Певерелл, разозленный, униженный, отправился в отчий дом, договорившись с ненавистным победителем о встрече на том же месте трое суток спустя для погашения долга. Сумма была немыслимой. Он был достаточно обеспечен, чтобы покрыть треть долга своим полугодовым содержанием, отписываемым отцом, но проблема была в том, что из этой суммы он уже успел растратить больше половины. Отец ни за что не согласился бы дать ему такие деньги просто так. Узнав же о позоре, проигрыше и лишении палочки, несомненно, погасил бы долг нерадивого сына, чтобы не пятнать еще больше честь семьи, но Антиох страшился представить, насколько велик был бы гнев родителя. Тот и так последние годы выказывал все большее разочарование старшим отпрыском. Всеми отпрысками. Но Антиох, все же, оставался Наследником титула, как первенец. После такого клейма на репутации Лорд, не думая, лишил бы его этого звания, несомненно, объявив Наследником этого паршивца, Кадмуса, что уже полгода игнорировал семью.
Еще больше, чем проигрыш значительной суммы денег, Антиоха беспокоил факт того, что грязный полукровка посмел отобрать его палочку. Вернувшись в отчий дом, он направился в библиотеку и всю ночь искал в ней упоминания того, каким образом палочки передаются в дуэлях, и имел ли на нее право его победитель. Информации по данному вопросу было безбожно мало. Сведения разнились. Единственным непреложным фактом, в котором сходились все авторы талмудов, был утверждающий, что убийство оппонента является лучшим и безопаснейшим способом получить все права на чужую палочку.
Дочитав книги и найдя все нужное для себя, Антиох решил отправиться в свои покои и отдохнуть. Тишина особняка угнетала, его собственные шаги казались ему оглушительно громкими. Тем сильнее было его удивление, когда, проходя мимо комнаты, принадлежащей Игнотусу, он услышал голос уже почти позабытого им, но, тем не менее, все также глубоко презираемого нечистокровного кузена, произносящего заклинание левитации. Припав ухом к двери, он напряг слух и вновь услышал:
— Вингардиум Левиоса! Мерлин, ну почему не получается?!
Гнев затопил сознание старшего Певерелла. У него отняли палочку, а эта паршивая грязь, кою приютил его отец, спокойно колдует! Откуда у него палочка? Неужто Игнотус дал свою? Он прекрасно помнил произошедший прошлым вечером громкий спор отца с младшим братом. Жалкий магглолюбец молил отца позволить купить Харальду палочку, но отец был непреклонен. Значит ли это, что Игнотус дает паршивцу свою палочку? Не было, по мнению Антиоха, худшего преступления, чем добровольно отдать кому-либо настолько личную вещь. Но, раз уж он позволяет пользоваться своей волшебной палочкой такой грязи, как их кузен, Игнотусу, несомненно, не составит труда одолжить свою палочку чистокровному старшему брату. На время, разумеется.
Распахнув дверь, Антиох шагнул за порог, быстро оглядывая комнату и пораженно отмечая отсутствие младшего брата. Сидевший на кровати Хари, заметив вторженца, испуганно вскрикнул и попытался спрятать палочку под подушку. Он был ошарашен, клял себя за неосторожность и искренне надеялся на то, что Антиох, никогда ранее не заходивший в покои Игнотуса, не успел заметить в его руках то, чего, определенно, у него не должно было быть. С тех пор, как получил свою палочку от матери, Хари тренировался в использовании магии каждую ночь и ни разу за все это время не был пойман ни Лордом Певерелл, ни Игнотусом, от которого также скрывал Дар Смерти, тем сильнее был его шок теперь, когда его так неожиданно и глупо поймал тот, кто перестал обращать на его существование какое-либо внимание последние несколько месяцев.
— И что это мы тут делаем? — плотоядно оскалившись, спросил Антиох, противно растягивая слова.
Вздрогнув, Хари попытался вжаться в подушку. Глаза его бегали от кузена на дверь, окно и часы. Как назло, Игнотус сегодня задерживался. Видимо, решил перед отъездом как можно больше времени провести с возлюбленной. А мама оставила его всего десять минут назад, направившись дарить покой очередным несчастным душам, покинувшим этот мир. Не найдя, что сказать, малыш отвел взгляд от кузена, потупившись и уставившись на свои ладони.
Еще раз оглядев комнату, Антиох спросил:
— Где Игнотус?
Ребенок вновь промолчал, стиснув в пальцах одеяло и крепко сжав зубы. Он ни за что не выдаст любимого брата. Пусть его лучше изобьют, но он ни за какие деньги не расскажет, куда Игнотус сбегает по ночам. Это была его самая главная тайна. И Хари не имел права ее выдавать, так подставлять всегда заботившегося о нем кузена.
— Я тебя спрашиваю, где он? — потеряв терпение, зарычал мужчина, надвигаясь на искалеченного ребенка, не имеющего ни шанса на то, чтобы сбежать. — Маленькая мразь, это твоя благодарность? Мы приютили тебя, дали кров, и теперь ты смеешь игнорировать меня?!
Хари сжался в комок, не смея сказать и слова в ответ. Конечно, Антиох никогда не поднимал на него руку, но провоцировать его сейчас неосторожными высказываниями казалось смерти подобно. Плотно прикрыв за собой дверь, Антиох начал медленно шагать в сторону замершего статуей кузена, злым, раздраженным тоном продолжая допрос:
— Он куда-то ушел, оставив тебе свою палочку? Этот гаденыш совсем разума лишился?! Прав был отец, ты на него дурно влияешь. Ничего, я вправлю ему мозги.
Остановившись перед ребенком, мужчина неуловимо быстрым движением выхватил из-под подушки спрятанную там ранее палочку. Харальд резко дернулся вперед в надежде вернуть свое, но не успел и нелепо опрокинулся с кровати, упав на пол и больно стукнувшись носом. Проигнорировав падение кузена, не сделав попытки помочь ему вновь подняться, Антиох принялся внимательно разглядывать лежащую в руке палочку. Она казалась ему произведением искусства. Он никогда прежде не видел столь красивых палочек. Причудливый узор, переплетающиеся линии, бусины, словно нанизанные или впаянные в древко. Она явно не была даже отдаленно похожа на палочку его младшего брата. Переведя взгляд на перевернувшегося на спину малыша, Антиох пытливо поинтересовался:
— Где ты ее взял? Это точно не Игнотуса! — Хари упрямо сжал губы, не желая отвечать на вопрос. — Говори, сопляк!
Схватив ребенка за лохматые, непослушные волосы, мужчина грубо встряхнул его, с ненавистью взирая свысока в столь омерзительно яркие, зеленые глаза. Видит Мерлин, он ненавидел эти глаза, доставшиеся кузену от грязного маггла, всегда смотрящие так открыто, до тошноты понимающе. Разозлившись еще сильнее, он выкрикнул:
— Не смотри на меня! Ты ничего не понимаешь! Жалкий отброс! — сразу вспомнилось сегодняшнее позорное поражение… и его палочка… его палочка, отобранная таким же грязным полукровкой, как и беспомощный уродец, повисший в его руках. — Не хочешь по-хорошему? Тогда… — отбросив от себя тихо стонущего Харальда, Антиох замер на секунду в нерешительности, сомневаясь… Даже несмотря на нечистокровность, паршивец был его кузеном, сыном когда-то горячо любимой тетушки, которая играла с ним в детстве и дарила игрушки. А после опорочила всю семью и сбежала с магглом. Вспомнив обиду на сестру отца, непонимание ее поступка, предательство той, кого он считал своей самой близкой родней после родителей, Антиох скривил губы в жестокой усмешке, решаясь. Пусть предательница смотрит с того света и пожинает плоды своего выбора. — Круцио.
Боль пронзила каждую клеточку маленького тельца Хари. Он выгибался и кричал, молил о помощи и снисхождении. Он никогда не слышал прежде о таком заклинании и предпочел бы и дальше оставаться в неведении. Всепоглощающая боль мутила сознание, лишая воли к жизни. Он мечтал умереть, лишь бы не чувствовать эту адскую агонию. Ему казалось, что его пытают сотни людей разом, а Антиох стоял над ним и глумливо, сумасшедше смеялся, наслаждаясь.
Казалось, прошло несколько часов непрекращающейся боли, на деле же мужчина снял заклятие спустя тридцать секунд, побоявшись повредить разум кузена прежде, чем тот ответит на интересующие его вопросы. Он впервые применял пыточное заклятие и не мог не признать, что никогда прежде не испытывал такой эйфории. С трудом сфокусировав расплывающийся взгляд на паршивце, валяющемся у него в ногах, Антиох слегка пнул его под ребра и вновь спросил:
— Откуда она у тебя? — присев на корточки рядом с кузеном, он дернул его за волосы, вынуждая поднять голову и смотреть на себя. — Если не ответишь, я буду пытать тебя. Снова и снова. До тех пор, пока ты не забудешь свое имя.
Сглотнув собравшуюся во рту слюну, Хари приоткрыл мокрые, полные слез глаза и хрипло прошептал:
— Мне ее… Смерть… да… дала… — он был готов на что угодно, лишь бы никогда больше не испытывать на себе это проклятие. Тело содрогалось от боли, которая не думала уходить или уменьшаться.
— Смерть? Не ври мне! — Антиох не мог поверить в услышанное. Но если это правда…
— Не… вру… — просипел малыш, прикрывая зудящие, уставшие веки и мечтая, чтобы кузен оставил его в покое.
Задумчиво огладив подбородок, мужчина еще раз оглядел комнату и, вспомнив о младшем брате, быстро спросил:
— Где Игнотус, черт его дери? И часто он сбегает по ночам?
Вздрогнув, Хари дернулся в попытке вырваться из хватки. Он был готов на что угодно, лишь бы не испытать на себе вновь действие ужаснейшего заклятья, но только не на это. Даже под страхом пытки и смерти он бы не выдал любимого брата.
Видя, что кузен не планирует отвечать, Антиох, было, разозлился, а после безразлично пожал плечами. Ему было плевать на брата и на его секретные ночные отлучки. Сейчас это было даже на руку. Харальд Певерелл всегда был причиной его нескончаемой ненависти ко всем паршивым полукровкам. Их он презирал даже сильнее грязнокровок. Случись с ним что — отцу будет плевать, случай с загадочным избиением, приведший к потере ног Харальда это наглядно показал. Никто его не хватится, всем будет безразлично. Кроме, разве что, Игнотуса…, но на этого сопляка можно закрыть глаза. Перед глазами пронеслись строчки из книг, в которых говорилось о безотказном способе заполучить чужую палочку. Зачем она безродному калеке? А вот ему бы пригодилась.
Антиох никогда не убивал людей и не думал, что ему когда-нибудь придется. Но гнев и стыд за позорное поражение брали свое. Особенно вкупе с обнаруженной палочкой у паршивого родственника. Палочка самой Смерти. Она обязана быть непобедимой. С ней он станет сильнейшим, никто больше не посмеет унизить его. Никогда больше он не испытает такого сокрушительного, позорного поражения. Приняв решение, Антиох достал охотничий нож, который всегда носил с собой и, приставив его к горлу кузена, внимательно посмотрел в его как никогда яркие, светящиеся чистейшей зеленью и неприкрытым ужасом глаза:
— Прости, Харальд, — пожал плечами он, на секунду отводя взгляд, не находя в себе сил вынести взгляд ребенка, которого хотел лишить жизни. — Ты никому не нужен. Никто не хватится и не будет страдать. У тебя даже ног нет, ты никогда не сможешь ходить! Просто отброс общества… — неуверенно пробормотав последние слова, Антиох шумно сглотнул. Из глаз мальчишки нескончаемым потоком текли обжигающе горячие слезы, стекая на его руку, которой он держал кузена. — Считай, я делаю тебе одолжение. Меньше мучиться будешь.
Хари смотрел за плечо Антиоха, видя свою Смерть, пришедшую за ним… другую Смерть, не его маму… было страшно умирать вот так и не хотелось… Он бы отдал все на свете, лишь бы еще раз увидеть свою мать. Было жаль, что она не смогла исполнить давнее обещание и прийти за ним. И до ужаса сильно не хотелось умирать…
— Прощай, — сказал Антиох, одним быстрым движением перерезая горло кузена и отстраненно наблюдая за тем, как жизнь уходит из маленького тельца вместе с горячей, красной кровью, заливающей пол, как, наконец, тускнеют столь ненавистные глаза, теряя свой яркий, живой цвет. Развернувшись, он быстро покинул комнату Игнотуса, уносясь в свои покои.
За множество миль от особняка Певереллов, издав ликующий вопль, Линфред из Стинчкомба выбежал из своей лаборатории и, настрочив короткую записку, привязал ее к лапе совы трясущимися от радостного возбуждения руками, представляя, как обрадуется его новый друг, Игнотус, когда прочитает письмо. Он сдержал свое обещание. Он смог. Спустя бесчисленное количество неудачных экспериментов он, наконец, нашел способ вернуть несчастному ребенку ноги. Малыш Хари пойдет в Хогвартс, как и мечтал.