10
В первый рабочий день Кошкина пожалела, что не сфотографировала карту сисадмина Вадика. Краснова не брала трубку, а желто-зеленые пустые коридоры с безликими офисами уводили все дальше от «73-й параллели». После утренних занятий по народной медицине ей меньше всего хотелось стучать в двери всяческих целителей, энерготерапевтов и прочих шарлатанов на процентах. Но страх опоздать в первый же день оказался сильней.
Пожилой мужчина, торгующий зодиакальными камнями, ничего не знал об арктическом туризме, уговаривал ее купить подвеску с «камнем-талисманом», но более чем подробно описал маршрут до мужского туалета на четвертом этаже. В конечном итоге Кошкина взяла за бесценок брелок «под янтарь» с гороскопом для скептичных Львов в конверте. До заветной ультрамариновой двери она шла в раздумьях, сэкономить на ужине или на дороге обратно.
В офисе новенькую первым встречает кудрявый парень ее возраста. В бермудах в разгар ноября и футболке с призывом спасти вымирающих южнинских соек.
– Телефон.
– Чего?
– Положи в коробку телефон, планшет, любое записывающее устройство. Заберешь в конце рабочего дня.
Перед ее носом появляется черная коробка из-под обуви. На газетном дне лежат четыре разновозрастных смартфона и потрепанная «раскладушка», должно быть, телепортированная прямиком из нулевых. Подняв глаза, Кошкина видит свое возмущенное отражение в круглых стеклах хипстерских очков и знакомый северный загар в желтизну.
– Таковы правила. Здесь продают путевки в самый северный закрытый поселок, скидываются на дни рождения и сдают телефоны на входе. Если что-то не устраивает – мы силой не держим.
За его плечом у дальнего стола Краснова жестами предлагает ей скорее сдаться. На треснутом экране ее последнего айфона мигают уведомления о пропущенных звонках, непрочитанных сообщениях с десятка номеров и от дюжины приложений.
Включив беззвучный режим, Кошкина кладет телефон в коробку и только придумывает блестяще-остроумный выпад, как человек с прической льва Бонифация исчезает за дверью.
– Это Захар Петрович, – поясняет Краснова, – по ходу, еще не знает, что ты новый оператор. Ты бы так легко не отделалась.
На ее столе под плащом лежит коробка кошачьих консервов. Намертво спутанный комок наушников свешивается из огромной сумки, где по универским преданиям можно найти все, от аптечного ассортимента обезболивающего до отмычки и плоскогубцев.
Кошкина замечает там конспект отличника из подгруппы, косметичку, томик Чехова, но ничего подходящего для работы личного помощника.
– Все он знает, поэтому Стасу разрешил попозже прийти, думает, тебя уже обучили.
За первым монитором, что встречает заблудшего любителя эзотерических книг и святой воды по акции, менеджер Машенька долго размешивает быстрорастворимый кофе. Она моргает с той же скоростью, с которой аккуратный пучок из светлых волос съезжает с макушки на затылок. Зеленые глаза, полные тоски по восьмичасовому сну, оглядывают полупустой офис, словно сквозь дымку. На стенках ее стеклянной кружки белый медведь рассекает волны кофейного налета на льдине, как на доске для серфинга.
Кошкина протискивается к своему рабочему месту сквозь баррикады нераспакованных коробок.
– Кто-то переезжает?
– Захар Петрович свое барахло из отпуска обратно привез.
Жеваная клейкая лента с северной щедростью намотана в десять широких ходов. На вечных стройках НИИ этот скотч столь же верно служит универсальным помощником местным инженерам, как и первой лунной экспедиции. Кошкина не понаслышке знает, где досматривают вывозимые с острова сокровища, и чья рука шлепнула на картонный бок наклейку с датой проверки и номером КПП.
Сюрреалистическое сочетание брошенных на проходе улик и слова «отпуск» в ее голове совершенно не желает сходиться под общим знаменателем.
– Отпуск за полярным кругом? Только не говорите, что он тоже оттуда.
– Открою тайну, Кошкина, тут все твои земляки, кроме меня и Стасика.
Ни на секунду не сомневаясь в своей вменяемости, она незаметно поддевает полоску скотча ногтем. На всякий случай. Только удостовериться.
Надпись на штампе: «Диксон-11».
– Мария Георгиевна?
– Просто Маша.
Хлам из красновской сумки захватывает другие столы. Менеджер по работе с клиентами машинально подхватывает пачку бумажных салфеток и кладет в полку к ножницам, мухобойке и прочим предметам первой необходимости.
– А вы, наверное, на Диксоне в детстве жили?
– Южный это Южный, здесь можно своими именами все называть. Мои родители – учителя, я там родилась и выросла, а впервые уехала, когда поступать надо было. Это уже лет десять прошло где-то. Мы живем в пятиэтажке у школы. А ты откуда будешь, Кира? Родители в НИИ работают? Всех моих друзей, чьи семьи на севере наукой занимались, отправляли в наш родной МУДНО.
– Да, папа инженер, мама в больнице работает.
Кошкина садится за отведенный ей стол, удивляясь тому, что родной остров на самом деле гораздо больше, чем ей казалось.
Напротив, за монитором в разноцветных стикерах, маячит пучок пепельного блонда. Дальше, в углу, по нагромождению сосланных на починку больших и малых экранов, коллекционным фигуркам монстров и неповоротливому телу в толстовке, Кошкина вычисляет сисадмина Вадика. Краснова рассказывала, что пока в офисе нет перебоев с интернетом ему, в отличие от старшего оператора по бронированию, позволялось спать на рабочем месте столько, сколько душе угодно.
Рядом со спящим третьекурсником-программистом два пустых стола с собственным принтером и целым стеллажом из папок-регистраторов и скоросшивателей. О бухгалтере Краснова говорила с религиозным трепетом, а о приходящем юристе знала совсем немного, ибо ни разу не видела воочию. Его отсутствие – примета благополучно закрытого квартала. Приходил он в исключительных случаях, по официальному запросу, когда жалобы недовольных клиентов все-таки доходили до адресата.
В противоположность Красновой, которая травит байки о «73-й параллели» в универе и везде, где встретится слушатель, история умалчивает о том, как сложилась судьба бывшего менеджера-таксиста и вечернего секретаря-альбиноса.
Кошкина мысленно рассаживает коллег по местам, про себя проговаривая их имена и должности, что покидают память быстрее, чем «самое важное» и «не возвращайся без...» в продуктовых списках Ди.
Место опаздывающего старшего оператора бронирования – по левую руку от Машеньки, должно быть, из педагогических соображений.
Между четырьмя столами, сдвинутыми друг к другу, как головы игроков киношной команды аутсайдеров перед финальным матчем – фикус Арсений. На его вместилище, ладный глиняный горшок с чьего-то балкона, Кошкина не смотрит вовсе, остерегаясь рефлекторной тошноты.
Мысленному макету офиса недостает только двух людей.
– Ир, я хочу сегодня пораньше уйти. Михаил Александрович в универе будет?
– А где еще ему быть. Группа не набирается, вот и собачится с администрацией из-за расписания каждый вечер. Скучно человеку. Сейчас как придет, опять начнет мне мозг выносить.
– Ты ничего не знаешь о выносе мозга, если не пыталась научить Стаса пользоваться Риманом.
В «73-параллели», помимо Михаила Александровича, безраздельно властвует одна широко известная в узких кругах немецкая компания, торгующая электроникой. Начиная от системы онлайн-бронирования, программного обеспечения и «железа» каждого компьютера и заканчивая принтерами, калькуляторами и электронным замком на ультрамариновой двери. Пять серебристых букв латиницей встречаются в офисе едва ли не чаще имени самого северного закрытого поселка.
С глухим мычанием непропорционально длинное туловище в толстовке отрывается от стола системного администратора и движется в сторону двери. Из кармана-кенгуру за ним тянется дорожка от раскрошенных вафель. Почти два метра Вадика на автопилоте огибают препятствия из углов, пакетов, сумок и коробочных баррикад. Вытянув из обувной коробки кнопочный гибрид родом из Поднебесной, он замирает в дверях под раздражающий трезвон полифонии.
– Привет, я Кира, приятно..., – из-за монитора личного помощника вырастает растопыренная ладонь, настоятельно рекомендуя ей заткнуться, – познакомиться.
Дверь скрипнула, выпуская в коридор спешащего Вадика.
– Ну вот, спугнула. Кто теперь мне прошивку поменяет? У хозяйки еще мультиварка эта «умная» погнала.
– Он что, не вернется?
Менеджер Машенька пожимает плечами – пучок пепельных волос, как и мысли под ним, медленно клонит в сторону ультрамаринового выхода.
– Вернется, куда денется. Просто не скоро.
Тщательно распределив свой мусор по чужим столам, Краснова с чистой совестью отправляется за быстрорастворимым кофе на офисную кухню (три синих тумбы, небольшой холодильник, раковина и электрический чайник с голубой подсветкой).
– Ты сбила его тонкие душевные настройки, Кошкина. Бедный Вадик будет сидеть в курилке, пока не оголодает и не выползет на свет божий.
– Я всего-навсего проявила дружелюбие. И как же его выманить? Сигаретами?
– Да не курит он. Все нормальные люди курят на улице у остановки. А в курилке на этаже один Вадик. Как приличная девушка предположу, что он медитирует. Или плачет. – Краснова дважды проходится по всем полкам, потроша коробку «Липтона» с пакетированным сахаром и кофе «три в одном». – Машка, кофе закончился. Пойдем, закупимся, заодно схожу пописать. Кошкина, ты за главную.
Перспектива остаться одной в офисе ранним субботним утром одновременно манит и сулит опасностями. Как суши, пролежавшие неделю в общажном холодильнике.
– Бросаете меня на произвол судьбы? А если клиент придет, я ж ничего не знаю.
Воодушевленная Мария Георгиевна через минуту уже инструктирует новенькую, поглаживая дверную ручку. За долю секунды она успела вставить в уши сережки-кольца и набросить поверх кожаной куртки большой пуховый платок, напомнив Кошкиной про ее «приданое», что второе десятилетие пылится в сундуках прабабушки Аси.
– Захар Петрович тебя проинструктирует. Когда вернется. Или Стас. Когда придет. Там ничего сложного – программа сама все сделает, просто вбивай данные клиента без ошибок. Дураков и попрошаек этих с сетевым маркетингом гони в шею. Если Михаил Александрович раньше нас появится, то скажи, что Ира в магаз пошла, а я к нотариусу. Все поняла?
Ультрамариновая дверь закрылась без ее утвердительного кивка в ответ.
В «73-ей параллели» она одна, не считая приунывшего фикуса Арсения. В его горшок Краснова запустила обертку от чупа-чупса.
Первым делом Кошкина расшнуровывает свои ботинки и устраивается в кресле по-турецки, с наслаждением растопыривая пальцы в полосатых носках. Скоростной заезд вокруг столов надоедает ей на втором круге. До скоростных трасс в коридорах МУДНО представительству Южного не достает квадратных метров, а офисной мебели – маневренности. Остается лишь медленно объезжать турагентство, отталкиваясь от углов и выруливая на сложных перекрестках, вроде стола Вадика, где в колесиках застревают вафельные крошки.
Первый рабочий день проходил куда лучше, чем представлялось Кошкиной, пока в дверях, к ее ужасу, не появился первый клиент.
– Что-то пусто у вас. Михсаныч давно ушел?
Небритый лысеющий мужчина в том возрасте, что видится ей непроглядной пропастью между моложавой папиной веселостью и благородными сединами дедушки, без приглашения садится за стол для клиентов. В спортивном костюме, расстегнутой кожаной барсетке на животе и умении небрежно занять аж три стула с натяжкой угадывается человек, способный отправиться в арктический тур.
– Вы за путевкой? – Под скрип ламината Кошкина рывками доезжает до рабочего места и спешно обувается. Все приветственные заготовки, надиктованные Марией Георгиевной, мигом вылетели из головы. – Все отошли на время, но они скоро вернутся.
– Ты, значит, новенькая. Может, так оно и лучше. Да, за путевкой, вот бумажки, как просили.
Свернув партию в пасьянс «Косынка», Кошкина вводит сгенерированные системой логин и пароль. Каждое движение выходит у нее нарочито медленно, будто выигранная минута тотчас призовет кого-нибудь из коллег, как шаманский ритуал. Веб-камера моргает красным глазком, и расхваленная программа обращается к ней по имени-отчеству. Удивившись мастерству немецких спецов, она вводит паспортные данные с протянутых ксерокопий. Их точное количество, безукоризненный порядок в папке-конверте на кнопке, листок к листку – в точности так, как их требует умница «Риман», воскрешает в памяти слова Михаила Александровича о «самых разных людях».
– Я, знаете ли, в Южном родился, да и родня вся оттуда. Не понимаю, кому нужны эти заморочки с путевками и прочей ерундой. Потребность в закрытости поселка отпала с развалом Союза. Что там прятать-то, кроме песцов и снега?
– Кажется, я вас где-то видела. Вы случаем не на Волкова жили?
– Не случаем, а тридцать лет там прожил, моя хорошая. Я сразу приметил, ты своя, не то, что эти изверги. И будто бы лицо твое припоминаю. Женя?
Кошкина отвлекается от номера паспорта и страхового полиса – смерить взглядом худшего лжеца на свете, а затем вернуться к его собственноручно собранной подноготной с местом рождения и адресом прописки на тысячи километров южнее самого северного закрытого поселка.
– Надо же, какое совпадение. Катя.
Никольский Леонид Григорьевич поддевает носком замшевого мокасина краешек ламината. Он знает, где искать, – это его одиннадцатое посещение «73-й параллели» за последние полгода. В клиентской базе «Римана» ему присвоена серебряная звездочка как «опытному туристу».
– Катюша, пойми меня, мы ж земляки, поселок-то небольшой совсем, нужно держаться друг друга на большой земле. Я должен попасть в Южный.
Впервые покидая остров, могла ли она представить, что четыре года спустя ей придется выслушивать людей, готовых по меньшей мере убить в ней все северное гостеприимство ради путевки в вечную мерзлоту.
Форма, заполненная паспортными данными и скромными достижениями Никольского, призывно мигает ей кнопкой мгновенного оформления брони. Кошкина на всякий случай сверяет данные и, довольная собой, подтверждает заявку. Ей хочется быстрее сбагрить чудаковатого клиента и вернуться к неспешным прогулочным катаниям по офису.
– Если не секрет, зачем вам эти сложности с турагентством? Вы же с Южного, вас без всяких путевок на контроле пропустят.
– Для надежности, Катюша. Сейчас там порядки строгие.
– Конечно, что-то не додумалась. Тут программа пишет, ваша заявка на рассмотрении. Кто ее там рассматривает, интересно.
Сквозь запотевшие стекла очков блестят маленькие бегающие глазки. Гримаса сбитого с толку, но совершенно счастливого Никольского напоминает Кошкиной лицо маленького Дианыча, когда тот открыл в своей игре новый уровень, о существовании которого даже не подозревал.
– Спасибо тебе огромное, Катенька. Если понадобятся покрышки, или масло поменять, в любое время звони, все бесплатно, мои ребята по красоте все сделают. А я пойду, спасибо еще раз.
Он быстро собирает документы в свою папку-конверт, по пути теряя медицинские справки и выписки с домовой книги. Дважды спотыкается, безуспешно пытается отблагодарить Кошкину мятой пятитысячной купюрой. В дверях вспоминает об оставленной на столе барсетке и благодарит личного нумеролога за щедро оплаченную магию чисел. Тут же забывает выдуманную островную биографию и сбивчиво приглашает весь коллектив на шашлыки за городом.
После его ухода Кошкина не успевает выдохнуть, как в дверях появляется Михаил Александрович.
– Это был Никольский? – Он задерживается у коробки с конфискатами, кладет туда допотопный «кирпич» и вешает на крючок серое осеннее пальто. – Похоже опять обострение. Никогда не видел его таким довольным.
Плохое предчувствие настойчиво стучит ей в темя маленьким молоточком.
– Обострение чего?
– Патологического желания уехать на Южный в обход закона и здравого смысла. Не повезло вам, Кира Платоновна, попасться ему в свой первый день.
Кошкина медленно переводит взгляд с экрана компьютера, где анимированный белый медведь поздравляет ее с успешно оформленной заявкой, на Михаила Александровича, пока тот безмятежно заваривает проклинаемый Красновой травяной сбор на офисной кухне.
Воображаемый молоточек сменяет тяжелая воображаемая кувалда.
Но торг совести с инстинктом самосохранения прерывает неожиданное открытие. С кружкой травяного чая начальник «73-й параллели» останавливается перед задернутыми полиэтиленовыми шторками. По догадкам Кошкиной, скрывать они могут либо ванну, либо расфасованный по пакетам труп, но все оказывается гораздо прозаичней.
Не подозревая, что гороскоп обещал младшему оператору успех в новых начинаниях, Михаил Александрович спокойно садится за свое рабочее место и отгораживается от офиса акварельной морской флорой.
За несколько секунд Кошкина успевает разглядеть офисный стол, такой же, как у всех, ничем не примечательное кресло на колесиках, ноутбук и отсутствие каких-либо видимых улик.
– А что мешает ему добраться до острова без путевки? Заплатить и доплыть с торговым судном, дать взятку пограничникам? Когда я была маленькой, многие приезжали без пропусков.
Голос из-за занавески отвечает не сразу.
– Во-первых, погодные условия. Сейчас ноябрь, навигация закрыта. Во-вторых, купить кого-то на контроле теперь практически невозможно. Хотя некоторые, отчаявшись, идут на риск, чаще всего это заканчивается несчастными случаями. В полярную ночь замерзают насмерть, в полярный день тонут.
– Да уж, – веселей представлять, будто с ней говорит нарисованный хмурый кальмар, – не проще пустить разок такого Никольского на остров, чтобы ему навсегда отбило желание возвращаться? В НИИ его все равно никто не пустит, а прятать там больше и нечего.
– Некоторых личностей, Кира Платоновна, категорически, ни под каким предлогом нельзя пускать на Южный.
Плохое предчувствие грохочет, как череда взрывов, что стирают МУДНО с лица земли в ее снах.
– То есть, мне не надо было оформлять заявку этого Никольского?
– Вам не надо было обнадеживать его. Программа изначально настроена так, чтобы в ней нельзя было оформить заявку. Это невозможно.
– Ну не совсем.
Дрогнув, полиэтиленовые занавески разъезжаются под звонкое клацанье крепежных колец. Михаил Александрович в два шага подлетает к ее столу, нависнув над креслом дамокловым мечом. Кошкина успевает только втянуть голову в плечи и чуть отстраниться в сторону от замершего начальника, на случай если он левша.
– Это какая-то ошибка. Он не мог этого допустить.
– Никольский?
– «Риман».
Нехотя и с оговорками она принимает то, что в компетентность и сообразительность программы ему верится больше.
После минуты молчания по ее карьере в арктическом туризме Михаил Александрович бросает попытки победить анимированного белого медведя в гляделки. «Риман» побеждает, а оформленная заявка по-прежнему висит в личном кабинете, подсвеченная издевательским зеленым мерцанием.
– Сидите здесь, и ничего не трогайте.
За отсутствием других коллег Кошкина бросает прощальный взгляд на меланхоличного Арсения. Она не успела настолько прикипеть к фикусу, чтобы как Машенька по блеску листьев предсказывать количество клиентов или исповедоваться ему в конце рабочего дня, как Краснова.
Ей лишь нужно убедиться, что все это не сон, навеянный перестоявшим общажным кумысом.
Тем временем Михаил Александрович грохочет полками своего стола, шуршит бумагами, как страдающий неврозом грызун, при том тяжело вздыхая, когда в поле зрения попадает младший оператор по бронированию. Отыскав в хаосе за морскими занавесками потрепанный блокнот с серыми измочаленными страницами, он натягивает на бритую голову знакомую черную шапку и оставляет «73-ю параллель» на попечение немецкого чуда техники.
Несколько минут Кошкина честно собирает скромные пожитки, не глядя в мерцающий монитор. Но в ее мозгу, том отделе, что навеки отморожен арктическим ветром и дедушкиными заветами во что бы то ни стало исправлять свои косяки, свербит и пульсирует кошкинское неспокойствие. Годами оно толкало ее глупости самого широкого размаха последствий. Тайком пробираться в кабинет завуча замазать ошибку в четвертном диктанте, ввязываться в драки, где преимущества никогда не были на стороне щуплой девчонки в дядиной олимпийке, и в темень полярной ночи лезть в сугроб, услышав чей-то слабый стон.
Кошкина с вызовом смотрит на нарисованного белого медведя. И делает единственное, чему ее научили на парах по информатике на втором курсе. На двадцать человек там приходилось два рабочих компьютера, один из которых по умолчанию был закреплен за семидесятилетним преподавателем.
Сперва она выключает программу, затем процессор.
Экран гаснет, оставив младшего оператора и Арсения молча гадать, кто же теперь за главного.
Довольная собой, Кошкина начинает обратный отсчет пятнадцати минут, при этом ласково поглаживая алюминиевый корпус, как поучал Иван Иваныч, свято веря, что первый «Терминатор» и «Матрица» – фильмы пророческие, а хитроумное мировое правительство пускает народу пыль в глаза, распространяя их под видом научной фантастики. Потому обижать малопонятную технику нельзя.
Между шестой и пятой минутой в офис возвращается Михаил Александрович, а за ним немногословный сисадмин. У ее стола первый замедляет шаг, Кошкина же опять просчитывает траекторию побега. На Южном ее первый в жизни начальник, дворник дядь Коля, не брезговал таскать за уши малолетнюю рабсилу, когда те вместо уборки снега устраивали снежные побоища.
В черном мониторе лицо начальника напоминает ей уже не о многострадальных островных листовках, не пьющего морского биолога, а жаждущего мести злого духа из книжки прабабушки Аси о мифологии древних островитян.
– Что вы сделали?
– А, я его перезагрузила. Осталось только включить и проблема решится сама собой. Наверное.
В ультрамариновом проеме дернулся и ударился головой о дверной косяк полупрозрачный от ужаса Вадик.
Размышляя о том, почему в «73-й параллели» так реагируют на выполненную работу, Кошкина усаживает на колени собранный рюкзак в ожидании приговора.
Компьютер младшего оператора по бронированию приветствует собравшихся незамысловатой мелодией и серебристой надписью «Риман» латиницей. Восьмизначный пароль, который Кошкина не успела сменить на собственный, Михаил Александрович забивает вслепую, словно гвозди. Отрывистый стук пальцев перекликается с цокающими шагами в коридоре.
Знакомая поступь, высекающая искры из-под десятисантиметровых каблуков, замолкает у ультрамариновой двери. Где-то поблизости шоркают утепленные кроссовки менеджера Машеньки. Должно быть, обе репетируют общую легенду.
В ожидании скорой развязки Кошкина с рюкзаком в обнимку немного сползает вниз.
– Михаил Александрович, вы представляете, в столовой разобрали эту вашу вонючую рыбу, но я взяла котлеты с гречкой, они самые нормальные сегодня. Этот кефир просто обцеловал мой желудок. В следующий раз вам тоже захвачу. О, Вадик, хорошо, что ты здесь. Можешь прошивку мне поменять? А я тебя на харчо позову, заодно мультиварку нашу посмотришь.
Краснова не торопясь снимает плащ, с жаром повествуя притихшему офису о «сучках из теле-магазина на втором», скидках на антисептики в ближайшей аптеке и столовском киселе, похожем на прошлогодний студень. Многие привычные, обыкновенные вещи она делает шиворот-навыворот так, словно выросла в безвоздушных дворах Марса. Когда другие прикладывают палец к губам, она дергает себя за нос, когда все молчат – ее не заткнуть. Менеджер по работе с клиентами напротив, почувствовав неладное, не торопится к рабочему месту.
Взгляд Машеньки не предвещает ничего хорошего, но в воображении Кошкиной это последняя их в жизни встреча, да и оставленный ворох проблем в любом случае даст ей в фору.
– Мария, почему вы оставили новенькую одну, да еще и с Никольским? – Начальник «73-ей параллели» не отрывает глаз от колеса сансары на стартовой странице браузера. За угловым столом покинувшая тело душа программиста Вадика призывает второй столбец вай-фай сигнала. – Ирине даже говорить ничего не буду. А где Захар Петрович?
Без пухового платка менеджер Машенька напоминает Кошкиной сразу несколько знакомых с потока и парочку светловолосых первокурсниц, а выражением бледного лица – семидесятилетнего преподавателя по сопромату, у которого на пересдаче бывала чаще, чем на семинарах.
– Никольский заходил? Он же собирался в Норильск своим ходом добираться. Захар Петрович был с утра, потом уехал.
– Станислава я тоже здесь не наблюдаю. Тогда кто ее обучал?
В эту минуту рабочее кресло не зашаталось лишь под одним Арсением.
– В свое оправдание могу сказать, что сегодня никто из клиентов не записывался на консультацию, а очередь к обеду рассосалась уже. Да и Никольский тут дольше, чем Стас. Он приходит поболтать, не более.
– Значит, сегодня ему впервые улыбнулась удача, – Михаил Александрович призывает в свидетели нарисованного белого медведя и устремляет указующий перст на заявку в личном кабинете младшего оператора. Подсвеченную красным. – Кира Платоновна?
Что-то в его голосе вынуждает Кошкину приподняться и вытянуть шею. Она видит ту же строчку, где соседствуют ее и Никольского инициалы, но с новым статусом.
– Да?
«Запрос отклонен».
– Вы тоже это видите?
– Тоже, то есть да.
Доли секунды, уже смирившись с возвращением в стан безработных, Кошкиной хочется разыграть его, но голубым глазам она по-прежнему не врет. Вместо этого она всем своим существом транслирует лучи искренней признательности немецким умельцам и Ивану Иванычу. До последнего, правда, сигнал дойдет с помехами – «сотню» на экзамене она получила в том числе за спаянный из медной ленты отражатель психотронного оружия.
– Все свободны. Вы тоже, Кошкина.
За ультрамариновой дверью стремительно опустевшего офиса она ловит менеджера Машеньку.
– Не хотела, чтобы у вас были из-за меня проблемы.
– Ничего страшного, у шефа бывают такие...заскоки временами. И по-хорошему надо тебя нормально обучить. – Заворачиваясь в пуховый платок, Мария Георгиевна вдруг кладет руку ей на плечо. – Вспомнила. Ты же та девочка, которая потерялась на пустошах. Вместе с братом. Надо же, мы с родителями весь остров тогда обошли. Как вас вообще за двое суток не смогли найти?
Кошкина без заминки проговаривает то, что повторяет много лет. О том, как поднялся сильный ветер, и они укрылись в заброшенном рыбацком балоке.
В действительности ей уже случалось днями и неделями плутать между тем, что помнит и что привиделось после. То ли оттого, что потом она неделю провалялась в кровати с температурой, то ли из-за засевшего внутри необъяснимого страха никогда не вернуться домой.
– Поклянись.
– Нужно идти домой. Вдруг рана нагноится или еще чего.
– Да эта царапина засохла почти, а мама меня за джинсы убьет!
Прошел год с тех пор, как в семействе Кошкиных-Бердяевых появился Лис, и три месяца, как за отличное окончание учебного года Кире подарили велосипед с материка. Купленный в комиссионке, но маневренный и крепкий, с семью скоростями и легкой алюминиевой рамой – идеальный вариант для покорительницы холмистых пустошей и скалистых берегов. Из-за сурового островного климата он пылился на балконе аж до июня, но, как только земля прогрелась до отметки маминого одобрения, велосипед возвращался домой лишь к вечеру, в грязи и пыли, как его довольная хозяйка.
В тот день с самого утра Кира с друзьями разучивала новые трюки у Лисьих сопок на западном берегу. Софья Алексеевна нехотя отпустила дочь в материковых обновках, взяв с нее слово быть аккуратней и позвать найденыша, когда компанию загонят обедать.
Обещание она сдержала ровно наполовину.
– Можно зайти в НИИ, там должен быть медпункт.
– Никто нас туда не пустит. А если дедушка меня увидит? Ну уж нет.
Кира обеими руками крепко держала руль велосипеда. Она ускоряла шаг, стараясь не отставать от Лиса, и шипела, стиснув зубы. Ветер больно ковырял холодными пальцами большую красно-серую ссадину на правой ноге. Но смотреть на новые джинсы было куда больнее.
Окровавленная дыра на одном колене, заметные потертости на втором, и вдобавок комья грязи, размазанные по обеим штанинам вперемешку с травой.
Пятиклассники часами носились по сопкам, где едва сошла наледь. Слава делал двойной разворот в прыжке, Лянку зажмуривал глаза, на скорости съезжая с крутого склона, но раз за разом поднимался обратно вместе со всеми. Те, кто приходили на пустоши без велосипедов, больше любили давать советы и обижаться, когда им не разрешали прокатиться два или три раза подряд.
Кира первой обкатывала весенние трассы, но не спешила осваивать головокружительные дворовые трюки. Из-за старых колодок тормоза срабатывали от случая к случаю, но, разгоняясь на бугристых хребтах, она также быстро забывала все предостережения.
Дома она за один присест проглотила две рыбные котлеты с пюре, запила компотом и повела Лиса на пустоши, оторвав от очередной нудной книжки без картинок. Найденыш наотрез отказался садиться за велосипед, но с открытым ртом смотрел, как Кира оттачивала прыжки и езду с препятствиями. Пока друзья набивали животы и рубились в приставку у Славы, она нарезала круг за кругом, выдумывая новые трюки для будущих заездов.
– И что будешь делать? Не пойдешь домой, чтобы мама не увидела?
– Останусь у бабушки с дедушкой сегодня, может быть, завтра, – Кира задумалась, соскребая грязь из-под ногтей, – и послезавтра.
Падение было быстрым и бесславным. У подножья самой высокой сопки ее поджидал небольшой камень, укрытый подушкой из обындевелой травы и мха, а дальше – скрип тормозов, кувырок, неудачное приземление.
– От этого твои джинсы не станут целей. В рану может попасть инфекция.
Они шли вдоль берега, темневшего внизу. Волны разбивались о камни, снося расставленные рыбаками сети. Над островом густел туман, о котором умолчали дежурные метеорологи в утреннем прогнозе. Будто в сплошном дыму, они вслепую следовали знакомым тропкам, ни разу не свернув.
В белой мгле первым пропал рыбзавод, за ним исчезли знакомые холмы в насечках от велосипедных шин. Она вытянула руку и не увидела собственных пальцев. Замедлив шаг, Кира огляделась по сторонам, гадая, вперед они идут или назад.
– Может, содой отстирать получится?
– Кажется, сейчас самое время вернуться домой, – голос Лиса как-то странно скрипнул и стал еще тише, будто немота первых месяцев вдруг вернулась, как простуда на губах, – не вижу метеостанцию, мы не могли ее пройти.
– Я тоже ее не вижу. Разве мы уже не повернули? Не бойся, деда говорит, на острове ничего не теряется навсегда. Пропало здесь – найдется там.
Нашарив в тумане холодную руку найденыша, Кира уверено зашагала дальше. Ей было не впервой обходить Южный вкруговую – за летние каникулы малышня пятиэтажек облазила остров вдоль и поперек в поисках песцовых нор и приключений. С пяти лет она по памяти рисовала карту самого северного закрытого поселка, как учил папа в рамках своего собственноручно придуманного курса ОБЖ для самых маленьких. Где дом, больница, кратчайший путь до рыбзавода и какие места лучше обходить стороной без фонаря и взрослых поблизости.
Мгла расступилась перед ними чем-то большим и темным, похожим на спину спящего великана. В голове одиннадцатилетней Киры зажегся лишь один усвоенный папин урок. Бежать быстро, а лучше зигзагом, если у арктических чудовищ есть ружья.
Но ей не хватило духа и пошевелиться.
– Не бойся, это всего лишь деревья.
Слова Лиса показались ей такой глупостью, что, даже дрожа всем телом, она не могла промолчать.
– Здесь нет деревьев, деревья только в книжках бывают.
– Тогда ты точно не поверишь, что мы в лесу.
В подтверждение своих слов найденыш крепко сжал ее руку и вытянул вперед, прямо в разинутую пасть монстра. От страха она зажмурилась, опрокинув велосипед, что рухнул в туман вслед за последней знакомой тропой.
На ощупь клыки чудовища были короткими и колючими, как металлические зубчики собачьей чесалки. Открыв глаза, Кира увидела то, что до этого видела только в поселковом ДК на Новый Год. То была потрепанная временем подделка из пластикового стержня и зеленой пленки ПВХ.
Настоящая елка же пахла лучше, чем все хвойные освежители воздуха вместе взятые. С высоты метра с кепкой казалось, что выше этого дерева не было ничего на свете. Огромные пушистые ветки тянулись во все стороны, точно жуткие мохнатые лапы. И толпы этих величественных гигантов разбрелись на многие километры вперед, будто стояли здесь от начала времен.
Завороженная видом, Кира бродила от дерева к дереву по узкой тропе. Кто-то великодушно протоптал ее в море незнакомой кустистой зелени, что хватала и цеплялась за ноги лапами лесных чудовищ, которые вот-вот пробудятся от векового сна. С минуты на минуту она ждала появления избушки на курьих ножках, сгорбленной старушки-ведьмы, водяного и прочих героев бабушкиных сказок, способных хоть как-то объяснить происходящее.
– Лис?
– Не уходи далеко, не хватало еще здесь потеряться. И ничего не трогай.
– Это же не Южный, да?
– Не тот, к которому ты привыкла.
Она оглянулась на найденыша. Тот, кто последний год шарахался Юлькиных заводных игрушек и вздрагивал от резких звуков, совершенно не удивился тайге посреди арктической пустыни. Ее восемнадцатилетний дядюшка Лис был скорее насторожен. В вещах Платона Вангорыча, на полторы головы его выше и раза в три «крепче», как поправлял ехидных критиков старший из сыновей Бердяевых, да с нечесаной копной волос он напоминал соломенного Страшилу из Волшебника Изумрудного города, которого Гудвин в придачу одарил беспамятством.
В бесконечном лесу, подернутом синей дымкой, зашелестели шаги. От любопытства она подалась вперед в надежде разглядеть лешего или русалку.
– Кира, стой, не двигайся.
Как назло, Лис встал прямо перед ней, загородив весь обзор. Они молча стояли в тени большой раскидистой ели, пока шаги не стихли в нескольких метрах от них.
– Что там? Да подвинься ты уже.
Даже подпрыгнув, Кира не смогла разглядеть что-нибудь интересное. Потому, улучив момент, она нырнула под ветку и выбежала на поляну, густо поросшую мхом.
У найденыша не было и шанса ее поймать.
– Где ты так поранился?
Человек из чащи чем-то напоминал лешего. У него были седые волосы, брови кустистыми пучками и редкая всколоченная борода, как у дедушки, когда тот неделями не выходил из НИИ. Но в представлении одиннадцатилетней Киры герои волшебных сказок не носили очков. И охотничьего камуфляжа.
– Вообще-то я девочка, – не разглядев у него оружия, она мигом забыла остальные папины заповеди выживания. В частности, не доказывать каждому незнакомцу, что она не субтильный мальчик. – Вы не знаете, где мы?
– Заячий лес, километров сорок до поселка. А вы как здесь оказались?
– Мы идем домой.
Сказал Лис так, словно не торопился уходить.
– Это правильно, вас уже заждались.
У старика не было ружья, но, когда он махнул им на прощанье, Кира не досчиталась двух пальцев на бугристой красной ладони.
Они вышли из леса той же тропой. Туман рассеялся лишь отчасти, прильнув к земле молочно-белым покрывалом. На свое место вернулась вышка метеостанции. Вокруг было ни души, только где-то вдали, за сопками, мигал свет фонаря.
Кира охнула.
– Велосипед. Вдруг я его там оставила? Нужно вернуться.
Но за ними не было ни единого дерева. Заячий лес исчез так же быстро, как появился. Зато впереди множились огни. И крики.
Когда их окружила толпа южнинцев, Кира инстинктивно отшатнулась, как и Лис, стоявший рядом. Но, разглядев лица родителей, она успокоилась, хоть и скрестила ноги так, чтобы мама не заметила разодранной коленки. А найденыш стоял на месте, пока его не позвали с собой. Ему выпала нелегкая доля врать взрослым о поднявшемся ветре и рыбацком балоке.
Велосипед нашли раньше. Никто не ожидал на следующий день найти там пропавших детей. Неделю Кира провалялась в кровати с температурой и кошмарами, где бродит по волшебному лесу одна, не находя выхода.
Лис говорил, что ему не снятся сны, но, по словам баб Даши, целый месяц он засыпал с включенным светом.