9
В среду, после того, как в последний момент снова отменили пары по народной медицине, а горшечное мастерство растянулось на изнуряюще-бессмысленные четыре часа, Краснова привела ее на собеседование. Неприметное административное здание в двух остановках от универа напомнило Кошкиной южнинский аэропорт.
Такое же неказисто-серое, заброшенное до востребования, громоздкое привидение ушедшей эпохи. Шесть этажей, сотни офисов, половина из них едва сводит концы с концами, а другие давно сдались под натиском прожорливых «сетевиков». Представляя, каким адом стал для кого-то первый визит сюда Иры с ее запущенным топографическим кретинизмом, она следовала по плохо освещенным коридорам за красной головой одногруппницы, точно по темному лесу за пылающим сердцем.
– Ничего страшного, если я трудовую книжку не купила?
– Трудовую? Не парься, Кошкина. Я сколько работаю, все не донесу документы. Только реквизиты карточки сразу отдала, ну это ж святое. – Попытки Красновой ее успокоить срабатывают с точностью наоборот, как мотивационные речи декана в начале учебного года. – Так, после стоматологии направо, затем прямо и идти до двести четырнадцатого кабинета.
– Неужели ты запомнила дорогу?
Они проходят мимо вычурного маникюрного салона и кабинета иглотерапевта из непроизносимой южнокитайской провинции. За чередой безымянных и опечатанных дверей таятся офисы теле-магазинов. Торговцы целительными байкальскими камнями бок о бок с издательством эзотерической литературы, через стенку от склада секс-шопа – академия духовного роста и лавка религиозной атрибутики.
Следуя логике арендодателей, где-то по близости должен поджидать филиал приемной комиссии МУДНО.
– А, мне Вадик карту нарисовал.
Мысленно Кошкина возводит этого Вадика в ранг самых терпеливых людей из ныне живущих.
– Дай-ка посмотреть.
В смартфоне, купленном в кредит после первой же зарплаты, сфотографирован листок бумаги, который Краснова точно успела потерять. Набросанная от руки схема не раз переписывалась и обрастала новыми деталями вроде стрелок, пометок «ты здесь», «конченный туалет», «сучки-бухгалтерши» и «налево от нормального туалета». Там же красным крестом, как «нормальный туалет» и сокровища на пиратской карте, указан лифт.
Сегодня Краснова не зашла туда из суеверного предубеждения против очереди из одиннадцати офисных сотрудников. Да и Кошкина не доверилась тесной кабине, устланной выцветшим линолеумом под единственной лампочкой на хлипком шнурке.
На четвертый этаж они поднимаются пешком. Держась перил и коротких передышек каждые десять ступеней, экономят емкость легких на разговорах. Красновой вдвойне тяжелей – она балансирует в ботфортах на высоких каблуках и с трудом переносит молчание дольше пяти минут.
– После работы надо не забыть купить собачий корм.
– У твоего Павла Первого теперь есть младший братишка?
Об этом коте говорить следует с придыханием, не забывая о каждом титуле, как полагает настоящей монаршей особе. Многие крутят пальцем у виска, когда слышат, с каким обожанием Ира рассказывает о том, как Павлуша покушал или растерзал новую игрушку. Обыкновенный черный кот, в младенчестве спасенный из зоомагазина, два года назад стал центром красновского мироздания.
Прошлой весной праздничное слайд-шоу из фотографий именинника было озаглавлено торжественным «День, когда мир был озарен рождением Павлуши».
– Ты что, меня же хозяйка из квартиры выставит, если я еще и собаку приведу. Да и Манюня моя стрессует в обществе других животных. Это я позавчера на районе бездомную собаку нашла. Ты бы его видела. Вылитый шпиц. Глаза такие умные, верные, прям как у тебя, Кошкина. Сразу за мной увязался и скулит так жалобно. Я по соцсетям пошарилась, вдруг кто потерял, видно же, домашний. Объявлений о пропаже нет. Начала в приюты долбить, а они даже трубку не берут. Думала, к вам в общагу его завезти на денечек...
Любовь Красновой к животным никогда не брезговала человеческими жертвами.
– Чтобы мы с этим псом вчетвером побирались? Но раз нас еще не выселили, ты куда-то его пристроила?
– К Толмачевой тоже не вариант, у нее же кот, а на Чистых его и сожрать могут. Сначала долбила приюты и волонтерские странички, а потом решила постучаться к коллегам. – Манерно-долгое «о» перед парочкой звонких «л» с фальшивым акцентом. – Оказалось, у нашей бухгалтерши на даче бабка живет. Пусть там перекантуется, пока хозяева не объявятся или кто-нибудь не захочет забрать к себе.
Приключенческая повесть о том, как упрямством Красновой очередной хвостатый сирота немыслимыми путями обрел крышу над головой, заканчивается у двери ультрамаринового цвета.
Скромная табличка не шепчет, а кричит Кошкиной скорее делать отсюда ноги.
«Туристическое агентство "73-я параллель" – ваш путь в неизведанную Арктику».
Никто в здравом уме не захочет провести отпуск в арктической пустыне. С морозами под минус пятьдесят и полярной ночью длиной в четыре с половиной месяца. Только мошенники или сумасшедшие станут продавать туристам вместо золотых песков и теплого океана – сафари с белыми медведями и пляжи Карского моря. Это Кошкина знает наверняка, но не понимает лишь одного, как эта фирма не обанкротилась в первый же месяц работы, да еще и умудряется в срок выплачивать Красновой зарплату.
– Знаешь, я, наверное, у Алисы до конца месяца займу.
– Не дрейфь, Кошкина. Посиди здесь, я позову нашего босса, он сам проводит собеседования.
– Вот здесь?
Болотного цвета коридор, ряд из пяти раскладных стульев, прибитых к полу, запах дешевой краски и сомнительных благовоний не располагают к серьезной беседе. В кабинете биоэнергетов напротив слышатся мантры и песнопения, а сквозь наушники немолодой уборщицы грохочет «Король и Шут», пока та замывает грязь мутной водой из ведра.
– Там сплошные формальности. Я за тебя поручилась, так что проблем не будет. Да и Михсаныч хороший человек, со своими тараканами, но без диктата.
– Краснова! Шесть часов это когда большая и маленькая стрелки вертикально делят циферблат на две равные половины. И если ты в свое оправдание опять скажешь, что спасала очередную голодную дворняжку, то, клянусь, я тебя уволю.
Она уже слышала этот голос.
Осторожно присев на дальний от двери раскладной стул, Кошкина пытается провернуть фирменный трюк Мики. Завидев одногруппников, та превращается в рака-отшельника в лихорадочном поиске своей раковины.
Краснова же замерла на месте, подобно морской фигуре из детской игры. Между собой девочки называют это ее состояние перезагрузкой центрального процессора. Отвиснув, она стыдливо опускает очи долу, но показное раскаяние задерживается ненадолго.
– Михаил Александрович, вообще-то я спасаю от голодной смерти мою одногруппницу. Вы же сами говорили, нужен еще один туроператор. Она толковая, заболтает кого хочешь, и, самое главное, такая же отмороженная. В смысле родилась в вашей тайге.
Хищная рыба подплывает к раку, что не успел найти себе убежище и сносные оправдания.
– Что ж, туроператору не обязательно разбираться в философии. Да, Кира Платоновна? Норильск? Мурманск?
Унизительная сдача экзамена и недолгий триумф отвоеванной кровью четверки, вкус холодного какао и бургеров от проставлявшейся Красновой намертво склеились в памяти, как пальцы липнут к колпачку суперклея. Тем вечером Кошкина перестала отличать галлюцинации от реальности и окончательно запуталась в версиях и вялых оправданиях деканата. Ее отчисление он объяснил классическим «спрашивайте на кафедре».
Пельменный компресс успешно снял боль. Скромные познания Алисы в психиатрии (одна лекция и пропущенная пара по физиогномике вместо двухнедельного цикла) не так убедительно, но разуверили ее в позднем дебюте шизофрении.
Только все старания, утренние медитации в автобусе, самовнушение и восьмичасовой сон обнуляются, как километры на скрученном счетчике. Стоит только человеку, чьими стараниями она едва не схлопотала путевку в летний семестр, встретиться ей опять, вне тусклого света лекционки.
Болезненные флэшбеки нападают без предупреждения, как маргинальная молодежь – на чужаков в сердце арктического туризма.
Иммануил Кант и папа. Спустя годы второй откопал забытый на балконе пыльный жакет и хвастался пуговицами в золотистой фольге. Категорический императив и глухой задыхающийся смех, который они тогда услышали впервые.
– Диксон-11. Вряд ли вы отправляете туда горящие туры. Это закрытый поселок.
– Я родился и вырос на Южном, но непростительно давно там не бывал. Вас это удивит, но клиентов в основном интересуют путевки на нашу малую родину.
Новый тревожный звонок – ей слышатся невозможные, совершенно невероятные вещи. Прикидывая в уме риски, Кошкина мечется между зудящим желанием разубедиться наверняка и тем, что диктуют приличия. Для начала хотя бы перестать пялиться так пристально, будто читает с его лица благодарственную речь в Стокгольме.
Схожесть, ослепившая еще в лекционке, по-прежнему кажется ей симптомом закрытой черепно-мозговой травмы. То, что они земляки – вероятность в гомеопатическом разведении, сотни тысяч знаков после запятой.
Такое ток-шоу (литры слез, эксперты-снобы и драка в прямом эфире) она бы переключила не задумываясь, но, как в детстве, по выходным в квартире бабушки с дедушкой, у нее тут же отобрали пульт.
Мог ли он оказаться забытым братом-близнецом, кем-то из родственников, тех самых, кого они так отчаянно искали первые два года. Могли ли почти сорок триллионов клеток повториться точь-в-точь и абсолютно случайно.
Воображение, ударив по тормозам, лихорадочно вклеивает лицо начальника «73-й параллели» в фотографии всех мало-мальски знакомых островных семей. Без каких-либо рациональных объяснений она налету цепляет первую нелепую гипотезу. В конце концов, разве различишь островитян без шапки, натянутой по самые брови, и двухметровых шарфов.
Кошкина дважды переспрашивает себя, но не может сдержаться, мысленно уже примеряя на него щетку черных усов.
– Вы случаем не родственник нашего морского биолога, Александра Котовского? Он лет пять работал у нас на метеостанции, потом уехал – предпочел Карскому морю Баренцево. – Ее оправдывает лишь пятичасовое заключение в подвале с глиняными горшками. В притихшем коридоре она достает из рюкзака бумаги. – Вот ксерокопия паспорта и резюме. Ира сказала, для собеседования этого будет достаточно.
– На острове у меня не осталось прямой родни. – Михаил Александрович даже не взглянул на сложенные вчетверо листки. – Если вы умеете пользоваться компьютером и легко находите общий язык с самыми разными людьми, то с завтрашнего дня можете выходить на работу.
Кошкина смотрит на Краснову, на ленту ее инстаграма с объявлениями о пропаже животных вперемешку с загорелыми модельными телами на золотых пляжах, затем на чайный пакетик в нагрудном кармане пиджака своего потенциального начальника.
– Это все собеседование?
– Я узнал достаточно. К тому же за вас поручилась Ирина Сергеевна.
Впервые в жизни она устраивается на работу и впервые слышит отчество одногруппницы, с которой бок о бок провела почти три года, но больше разочаровывается из-за второго. Личность красновских масштабов, если и была рождена от союза землян, то воображение Кошкиной рисовало как минимум мистера и миссис Адамс.
– Тогда у меня есть вопрос.
– Слушаю.
Неумение врать голубым глазам не в первый раз вынуждает ее нести чистосердечную чушь.
– Вы серьезно продаете путевки на Южный? Ни один нормальный человек туда не сунется.
– Видите, вы уже понимаете всю специфику нашей работы. Ирина, передайте Марии, чтобы к завтрашнему дню подготовила все документы. И разберитесь наконец с интернетом, чтобы он работал не только у вас и у теть Нюры. Я ушел на лекции.
Проводив его молчанием вплоть до скрежета лифта, Краснова многозначительно вскидывает правую бровь и протягивает новоиспеченной коллеге руку, свободную от бездомных животных и подтянутых ягодиц.
– Мои поздравления, Кошкина. Теперь не придется голодать до стипухи. Будешь, как подобает успешному и самодостаточному человеку, голодать до зарплаты. Пойдем, проведу тебе экскурсию по контактному зоопарку Михаила Александровича.
– Откуда он знает мое имя и отчество?
– В офисе услышал, по ходу. Ты ж меня знаешь. Если начну про универ, не заткнет никто. Сказала, наверное, есть у нас такая Кошкина, волосы цвета жареного лука, а глаза как у северной дикой лайки. Слышишь шум? У нас так всегда: кот из дому – мыши в пляс.
За ультрамариновой дверью нового сотрудника встречает ярко-желтое нечто, пролетевшее в нескольких сантиметрах от ее лица. Инстинктивно закрыв руками голову, следуя папиному завету беречь самое ценное, Кошкина видит на полу резиновую анти-стресс игрушку в виде крайне изумленной курицы.
Изнутри офис смутно напоминает ей приемную южнинской поселковой администрации захламленностью и отсутствием солнечного света. Но осмотреться как следует мешает апельсиново-оранжевая от автозагара женщина. Звеня браслетами и кольцами на каждом пальце, она протискивается между офисным столом и его офисным человеком в знакомом положении рака-отшельника.
В импровизированном «конференц-зале», на стеклянном овальном столе, словно на месте преступления, разбросаны ксерокопии документов с разноцветными печатями и чьими-то размашистыми подписями. Стулья вокруг стоят вразнобой, где-то опрокинуты на пол и повалены друг на друга, как деревья на утро после шторма.
– Не вы первые, не вы последние! Я своего добьюсь! Жалобу на вас на пишу, хамло бессовестное!
– Спасибо, что обратились в «73-ю параллель», – вызубренной скороговорке отвечает громоподобный хлопок дверью, – будем рады не увидеть вас никогда.
Не изменившись в лице, Краснова бросает сумку на свой стол и целует в щеку сонную блондинку поблизости.
– В какой раз эта поехавшая сюда приходит?
– И не говори. Я ей каждый раз объясняю, что никто в своем уме ей путевку не выдаст. Сегодня вон кучу справок зачем-то принесла. Даже с кожвена, прикинь?
– Так в психдиспансере своих без всяких бумажек знают. Кстати, знакомься. Это Кира Кошкина, новый оператор. Кошкина, это наша Машенька, менеджер по работе с клиентами. Поэтому она уже седая.
– Это пепельный блонд, Ира! – Менеджер на полголовы ниже ее ростом, при том, что всю островную жизнь в шеренге на физкультуре Кошкина стояла третьей с конца. – Приятно познакомиться, Мария Георгиевна Хирш. Добро пожаловать в наши дружные... Стас! Ты что, опять спишь?
Твердое рукопожатие полупрозрачной веснушчатой руки и армейский лающий окрик скрипя сходятся с наружностью десятиклассницы, но сила контраста впечатляет Кошкину. В отличие от жертвы Машеньки.
Старший оператор по бронированию путевок Станислав, как гласит нагрудный бейджик в маслянистых пятнах, вяло сопротивляется семичасовому унынию. Подперев голову ладонями в чернильных заметках, он с закрытыми глазами изучает стартовую страницу известного поисковика. Вокруг клавиатуры конфетные обертки вперемешку с мятыми стикерами. Вскрытые упаковки кофе «три в одном» и именная кружка, подаренная на двадцать третье февраля, на дне которой быстрорастворимые порошки осели в вечный неотскребаемый налет.
Краснова подкрадывается к Стасу из-за спины. Быстрое движение – длинные наращенные ногти перебирают темные сальные волосы, собранные на затылке в неряшливый хвост.
– Одинокий ронин в рисовом поле. Хозяин ушел на войну. Спи, самурай.
Хокку с псевдояпонским акцентом удостаивается скромных аплодисментов от Машеньки.
Прежде чем окончательно проснуться, Стас медленно моргнул и выпрямился на стуле, едва не свалившись с него.
– А? Я не спал. У меня тут сложный клиент... был. А где она?
– Улетела по своей путевке первым рейсом. Не волнуйся, Стасик, мы Михаилу Александровичу обязательно доложим о твоих успехах. А уж Захар Петрович как обрадуется-то. Это наш менеджер по продажам, Кошкина. Операторы, раз уж вас теперь двое, отчитываются ему.
Ужас на лице старшего оператора высыпает пятнами, как приступ аллергии. Подрагивает левое веко, опускается нижняя челюсть. Из темной щетины, которой впору соскребать нагар со сковородки, на стол, как в замедленной съемке, падает крошка чипсов с паприкой.
– Как улетела?
– Первым рейсом, дорогой, уже в аэропорт едет.
– Как в аэропорт? Сегодня же в Норильск рейсов нет, а на Южном аэропорт неделю не работает. – В заспанных глазах зажигается осознание. – Ира! Я чуть не умер только что.
Кошкина осматривается в офисе, непохожем как на логово мошенников, так и на офис добропорядочной компании. Она пытливо вчитывается в шапки документов в поисках зацепки. Ей не дает покоя обострившееся бердяевское чутье, наточенное острее бритвы Оккама.
– Так вы серьезно возите людей на Одиннадцатый? За всю жизнь не видела там ни одного туриста.
Только заметив новенькую, старший оператор Станислав поправляет бейджик и не без гордости заявляет:
– Не благодари, это просто наша работа.
Новый Год наступил несколько часов назад, а скалистый остров на юге Карского моря все еще содрогался от фейерверков и взрывов петард. Полярная ночь сияла океаном огней, южнинцы бродили по заснеженным дворам, на пристани и вдоль побережья, высоко задрав головы. В обжигающе-морозном воздухе краснели щеки и носы. Подвыпившие островитяне трезвели слишком быстро, отчего массово дозаправлялись в ресторане «Южная звезда» и круглосуточных ларьках.
Семейство Бердяевых-Кошкиных традиционно встретило новый 2013 год в квартире старших, заодно поздравив прабабушку Асю с восемьдесят первым днем рождения. Именинница пошла спать сразу после боя курантов, а перед тем демонстративно убрала шампанское и коньяк в сервант, чтобы у потомков хватило сил на утреннее первоянварское застолье.
Но одной бутылки она не досчиталась.
– Нет, ну ты слышал?
– Что в этом году будет большой урожай морошки? Ася Кузьминична никогда не сверяет свои предсказания с наблюдениями.
– Да нет же, про поступление. Все обсуждают мое будущее, даже не спросив меня.
Они сидели на последних ступеньках пятиэтажки, подстелив одноразовые пакеты из «Лукошка». Выше них на целом острове был только чердак и флюгеры метеостанции.
– Поступай туда, куда хочешь. Можешь и здесь остаться, Вангор Петрович запросто возьмет тебя в НИИ.
– Без диплома? Я ж не такая умная, как ты, – Кира стянула с головы ободок с кошачьими ушами. – Меня он только полы мыть возьмет. У них всех еще бзик какой-то на этом МУДНО.
В шестнадцать лет она едва отхлебнула советского шампанского и передала украденную со стола бутылку Лису в морковно-оранжевом жилете поверх рубашки. Вместе со всем семейством он пал жертвой ежегодного новогоднего маскарада Софьи Алексеевны. Как костюмер, она предпочитала ткани цвета «вырви глаз», а как Кошкина – юмористический буквализм. Потому Карлуша варил глинтвейн в накидке с черными бумажными перьями, Платон Вангорыч чистил рыбу в костюме медведя, найденыша по традиции наряжали в лисью маску и жилет, а Кире надевали на голову кошачьи уши.
– Я на твоей стороне. И дядя твой. И Ася Кузьминична.
– Баб Ася думает, что тебя Лисом назвали по святцам. А Карлуша даже рассказывать про свою учебу не хочет. Слушай, не хочешь вместе со мной сдать госы? Тебе же это как раз плюнуть. Вместе поступим. Хоть не так уныло будет.
– Давай еще Юлю дождемся. Мне будет тридцать один, тебе двадцать четыре.
– Юльке точно разрешат куда угодно документы сдать. И тебе бы разрешили. Если б как все нормальные люди хотел отсюда свалить.
Взлохматив желтую солому на голове, найденыш посмотрел на нее пронзительно-сине, как смотрел всегда, когда она чего-то не понимала, и сделал пару глотков из полупустой бутылки. С возрастом его отмороженная диковатая неловкость оттаяла в особенности, на которые уже мало кто обращал внимание. Лис по-прежнему помогал дедушке Вангору в НИИ, неофициально дорос до младшего научного сотрудника, но в приезды материковых делегаций и на корпоративах все еще отсиживался в библиотеке. Воспоминания о годах до того, как его нашли в сугробе шесть лет назад, не возвращались, или же он предпочитал ими не делиться.
По крайней мере, в семействе перестали задавать вопросы. Никто не оказывается под снегом в разгар полярной ночи просто так.
– Я не могу уехать с Южного. Да и если бы мог, не уехал.
– Твои мозги здесь мерзнут просто так. На большой земле можно стать кем угодно. – В маленьком окне на лестничной клетке гремели последние залпы фейерверков. – Ты бы написал диссертацию, получил степень и вернулся сюда, ни от кого не прячась. А я вот даже не знаю, кем хочу быть. С одной стороны, мне нравится физика, а с другой – это как-то предсказуемо, понимаешь? Будто так и должно быть. Разжевали, положили в рот, а мне только проглотить. Даже выбора нет.
– Если б верил в судьбу, сказал, что ты своей упорно сопротивляешься.
Опустив тяжелую голову на морковно-оранжевый мех, Кира чувствовала, как ее клонит в сон. Она словно медленно тонула в тягучем киселе, пахнувшем перечным шампунем и книжной пылью.
– А во что ты веришь?
– В наименьшие вероятности. И то, что нам лучше вернуться, пока не хватились. Пойдем.
Не успев дойти до двери, Кира опрокинула соседские санки, старый велосипед и едва не разбила три цветочных горшка баб Даши. Смех эхом носился по подъезду, всем пяти этажам. За два шага ее остановила ветхая лестница на чердак, с которой стружкой сыпалась краска.
– Там, правда, живут здоровенные северные крысы? Слава говорил, некоторые даже больше кошек.
– Вы разве не выяснили это лет пять назад, когда из-за вашей компашки заварили люк на крышу?
В шестнадцать лет, как и в одиннадцать, Кира предпочитала самостоятельно проверять и, если потребуется, опровергать каждую услышанную теорию. Под закат новогодних застолий в парадно-выходном красном спортивном костюме на чердачной лестнице, она навсегда запомнилась вышедшему покурить соседу Бердяевых-старших.
Должно быть, он пожалел, что покинул свое жилище раньше десятого числа, и спешно звякнул изнутри дверной цепочкой.
– Закрыто. – Постучав «на всякий пожарный», Кира приникла ухом к заваренному люку. – Слышишь?
Лис с сомнением взирал на нее снизу вверх.
– Гигантских арктических крыс? Слезай уже оттуда.
– Как будто кто-то чихнул. Погоди-ка.
Спрыгнув обратно на лестничную площадку, Кира прильнула уже к двери бердяевской квартиры. Сквозь обивку из рыжего дерматина и слои прессованной древесины она ясно слышала тихие споры за место у глазка и шумное дыхание Мишки, взбудораженного уличными гуляньями.
Картинка сложилась сама, без островной мифологии и теорий заговора.
Поймав взгляд голубых глаз, она взялась за объяснения без единого звука. Артикуляцию мима-дебютанта Лис расшифровывал на ходу, быстро приноровившись к немым переговорам.
Они за нами следят. Кто? Родители, возможно, с ними заодно Юлька. С чего ты взяла? Я их слышу. Точно? Можем проверить.
Стоило Кире сделать шаг к найденышу, как голоса за дверью стихли, напряженно вслушиваясь. Неподвижный дверной глазок прожигал в них дыры. Даже едва слышное поскуливание Мишки опустилось до недовольного фырканья.
Она раскинула руки и обняла Лиса так крепко, насколько хватало сил. Морковно-оранжевый мех жилета пах мандаринами и сигаретами, щекотал кожу, как хвост кошки Симы в порыве предрассветной голодной нежности. Задрав голову, не прерывая бессловесной беседы, она ждала ответной реакции.
Аплодисментов не последовало.
Они стояли, обнявшись, пока найденыш собирался с мыслями. Он выглядел так, словно вновь оказался в сугробе, по уши в снегу.
И как это подтвердит твои подозрения? Увидишь.
Поднявшись на цыпочки – отгородиться от зрителей занавеской желтой соломы, Кира выдержала драматическую паузу и закрыла ладонью глазок. Секундное замешательство кто-то мог расценить как поражение, но она выжидала. Пока за дверью проходило такое же беззвучное семейное совещание, она с интересом разглядывала найденыша вблизи.
Недельная небритость, белесый шрам над бровью и нехватка сна, отпечатанная под голубыми глазами, что следили за ней, как за охапкой проводов в руках минера-недоучки.
Расстояние в несколько сантиметров требовало скорее начать переговоры.
Готова поспорить, они там. Я слышу Мишку. Теперь мне веришь? Интересно, как давно это началось. Хочешь сказать это из-за меня? Ну не из-за меня же. Платон Вангорыч недавно говорил, что у тебя опасный возраст. Поэтому тебя на дискотеки не пускают. Ты сейчас серьезно?
Ладонь проскользила с глазка на дверную ручку. Зрителям открылись те же две головы. Нечесаная солома и та, что пониже – в опасной близости друг от друга. Спасительный промежуток между лицами закрыт волосами. За дверью зашумело, будто на нее навалились толпой.
Быстрым движением Кира потянула ручку.
На лестничную клетку, как клоуны из маленькой машинки, посыпались Бердяевы-Кошкины. Торжествующе залаял Мишка, наконец выпущенный из квартиры.
– Врассыпную! – пробасил Платон Вангорыч командным тоном и в два широких шага вернулся в укрытие. – Все домой, не шататься без дела.
В отличие от Киры Лис еще пытался сдерживать смех.
– С Новым Годом.
Софья Алексеевна в платье из мягкого зеленого бархата невозмутимо уговаривала пса вернуться в квартиру. В кудрях, что хранили тепло вареных бигуди, блестели конфетти из взорванной хлопушки. Юлька, похожая на нее, как путешествующая в пространстве-времени четвероклассница Соня Кошкина, одна не чувствовала стыда за отыгранную мизансцену.
Десятилетняя вампирша смотрела на сестру и найденыша с неразделимой смесью презрения и любопытства. Мамина пудра, дорожка клюквенного сока вниз по подбородку и резиновые клыки. Подведенные черными тенями глаза требовали кристальной честности.
– Вы шерьезно?
– Расслабься, это была шутка. Я поняла, что вы нас подслушиваете, и мы вас разыграли.
– Шмотрите у меня.
Семейство в полном составе вернулось в квартиру – убирать со стола, оборачивать салаты пищевой пленкой и прятать в холодильник на ближайшую неделю, мыть посуду, стряхивать конфетти, ждать, когда младшие заснут, чтобы спрятать под елкой подарки.
Шесть лет назад в семье Бердяевых-Кошкиных появился Лис. Через год, четыре месяца и девятнадцать дней он исчез из нее навсегда.