Глава 12
Десять дней. Мне было дано десять дней, чтобы принять решение. Решение, которое могло поменять всю жизнь и не только мою. Тимур обещал золотые горы, покровительство и райские перспективы.
Только всё это походило на стихотворение Вертинского:
«Потому что не надо срывать цветов
И в клетках томить птиц,
Потому что нельзя удержать любовь,
Упав перед нею ниц».
Испугалась? Нет. Окаменела. Внутри всё окаменело: первые зачатки нежности и симпатии. Поторопился. Слишком быстро признался. Зачем? Боязливо стало. Ариевский на горизонте появился и, видимо, показался настоящей угрозой. Наивный. Голова, слава богу, на плечах и не бросило бы в непонятный омут, не затянуло в болото. Прошло бы, переболело. Грабли, хоть и совсем уже родными стали, но наступать на них снова – глупо, или, даже трусливо, что ли. Запуталась. Двое мужчин, одно имя. Два романа, один выбор.
Провалялась с книгой все выходные. Отключила телефон, закрылась в комнате. Ела? Не помню. Не хотелось. Родные волновались, точнее, мама переживала. Дашка лишь однажды попыталась поговорить. Ну как поговорить? Один раз постучала в дверь, крикнула: «Хватит нюни распускать» и все. Лимит сестринской заботы исчерпан.
Засыпала при включенном свете с книгой в руках. Хотелось уйти от реальности, убежать хотелось. Только закрывались глаза, и появлялся он. Снился. Совсем обнаглел и даже в подсознание пробрался. Не спрашивал разрешений, просто смотрел, будто в душу заглядывал. Что искал? Внутри давно пусто, черная комната с черной кошкой, не найти ничего. Только оклемалась от романа с Эдиком. Пережила настоящий кошмар. Приобрела и тут же потеряла. Ребенка потеряла на седьмой неделе беременности. А он даже не знал. Не говорила. Не хотела обременять внебрачным малышом.
Жить заново училась. В работу ударилась. В автошколу пошла. Права водительские получить хотела. Да только жизнь по наклонной покатилась, снова. Нет, не влюбилась, ни капли. Гормоны, скорее всего, восстановились. А он женатым оказался. Значит, опять родные грабли. Проклята, что ли? Хотя, нет. Вольский же холостяк, да вот только на сумасшедшего сильно похож. Влюбился, заклинило его, а я ведь и повода не давала.
Вечер воскресенья. Стучали в дверь, будто выбить хотели. Закрыла уши подушкой, не помогло, звук еще громче стал, а затем – голоса. Мама просила открыть. Послушалась. Чего прятаться?
Лениво поднялась с кровати, сунула ноги в тапки. Мышцы проснулись, отозвавшись странной болью. Открыла щеколду, едва устояла, когда в комнату ворвались женщины. Мама пригвоздила строгим взглядом, будто с ковром сровняла. Тетя Жанна оказалась ни такой смелой. Пыталась выглядывать из-за спины и что-то уяснить для себя.
– Лесь, Ванька пропал, – тетя Жанна перешла к делу, без всяких там «Здравствуй» или «Привет».
– Вы уверенны? – я поинтересовалась с недоверием, а они кивнули в ответ головой, одновременно, – а ко мне чего пришли? Деньги на счету закончились, чтобы в полицию позвонить?
Переглянулись между собой. Мама, видимо, рассердилась. На шее жилка задергалась, а крылья носа раздулись, осталось только искрам из глаз посыпаться:
– Шутки надумала шутить? – едва не вздрогнула от властного тона, – лучше позвони его другу, Тимуру. Может, он в курсе.
Встрепенулась. Звонить Тимуру? Извольте. Я тут имя его слышать не хочу, не то, чтобы говорить с ним.
– Не буду, – возразила я, скрестив руки на груди. На мой ответ мама едва ногой не топнула от возмущения.
– Как это «не буду»? Что за детский сад, Алеся? – мама срывается на крик, вот только ее высокий голос больше походит на визг, от чего я иронично ухмыляюсь.
– Лесенька, ну, пожалуйста, помоги найти Ваньку, – тетя Жанна попыталась подойти с другой стороны. Нежный, умоляющий голосок, да еще за плечи обняла, прижимая к своей груди.
– Дамочки, вашему Ваньке двадцать восемь лет, наверное, загулял мужик. У девушки какой-то, скорее всего, околачивается. Чего волнуетесь? – хотела подбодрить, вызвать улыбку, а получилась обратная реакция. Тетя Жанна почти слезы глотает, а мама мечет искры из глаз в мою сторону.
Они обрушивают на мою голову настоящий словесный водопад. Все-таки им удается уговорить. Неохотно тянусь к телефону. Набираю номер Тима, выжидающе жду. После седьмого гудка завершаю вызов. Уныло пожимаю плечами. Дамочки не намерены сдаваться. Открывают створки шкафа и пытаются меня одеть. Сопротивляюсь, а толку? Одна слишком тучная женщина, тетя Жанна, в состоянии справиться со мной одна, а тут еще пособник в виде матери. Победа в этом раунде за ними.
Приводят меня в более-менее приличный вид. Надеваю синие джинсы, которые успели стать немного свободными в талии. Похоже, я все-таки не ела на выходных. Волосы собираю в пучок. Приходиться умыться. На макияж нет времени, да и желания. Вызывают такси. Нервно курю возле подъезда, ожидая автомобиль с желтой шашкой на крыше. Пока еду в машине, успеваю читать входящие сообщения. Он пытался дозвониться. Тридцать шесть раз и это только за сегодня! Заняться больше нечем, что ли? Ты женатый, милый, а значит, снова грабли. Не люблю грабли. Табу!
Оказываюсь возле знакомого дома. Захожу в лифт, а в сердце что-то екает. Волнуюсь. Видеться с ним совсем не хочется. Напугал, все-таки. Странный какой-то. Замуж предложил. С места да в карьер. Точно дурак, как и говорил. Оказываюсь на шестом этаже. Оглядываюсь. А если сказать, что никого не было дома, поверят? Соболева, ну, правда, детский сад!
Нажимаю на дверной звонок. Тишина. Никто не торопится, что мне определенно на руку. Пусть лучше его не будет дома. Но дверь открывается, когда я уже собираюсь уйти. Картина Репина «Приплыли» ожидает на пороге. Я даже не верю глазам, от того быстро-быстро моргаю. Воздух становиться ядовитым, пространство сужается, хотя никогда раньше не страдала клаустрофобией.
– Новенькая? Заходи – не успеваю ответить, как меня уже тянут за руки.
Это тот случай, когда язык проглотила. Да я его даже не глотала, кажется, вообще никогда не имела. Без языка родилась, похоже.
Картина Репина «Приплыли» в репродукции. Не верю собственным глазам, хотя они точные трезвые, как стеклышко. Дыхание сбивается. Я даже не замечаю, что прижимаюсь к стене, когда он резко вскакивает с дивана, отбрасывая в сторону полуголую девицу. Веселятся. Праздник в самом разгаре. Стол ломится от уже пустых бутылок и тарелок. На полу валяются какие-то женские шмотки. Одежда, не дорогая, но вызывающая.
– Леся, что ты здесь делаешь? – он сжимает руку чуть выше локтя, но я не чувствую тисков пальцев.
– Опа, Алеська! Олеся, Олеся, Олеся. Так птицы кричат в поднебесье, – протягивает на распев Ванька хит двадцатого века, а Тимур, бросая уничтожающий взгляд в его сторону, крутит пальцем у виска.
Заклинило его. Вижу. Видать, каждый день клинит, только не на мне одной, а на всем женском поле, в общем.
– Тебя мама ищет, Вань. Ты бы хоть телефон включил, – хочу уйти и даже пытаюсь, но понятное дело, что у Вольского другие планы.
Он сжимает мои плечи и выводит из зала, где продолжают развлекаться братец и три девушки. Проходим в кухню. Сажает на высокий стул. Кажется, еще несколько дней назад я точно также сидела на этом стуле, а он признавался в любви. Врал? Зачем? Не спрашивала же о чувствах. Сам все выложил, как на духу.
– Алесенька, ты не правильно все поняла, – оправдывается. Становиться на колени передо мной. Похоже, это уже вошло в привычку, от которой меня коробит просто.
Пытается целовать, но я изгибаюсь, поэтому касание приходятся из ряда «куда попало». От него разит алкоголем, сильно. На лице заметно отросла щетина. Сколько дней они пьют?
– Ты же не бросишь меня, правда? Я люблю тебя, девочка моя, – терпению приходит конец.
Отталкиваю от себя. Получается. Видимо от того, что на ногах едва стоит. Поднимаюсь со стула, но Тимур преграждает дорогу.
– Пусти, – ускользнуть не выходит. Он не дает. Даже в стельку пьяным он гораздо сильнее, тогда почему получилось оттолкнуть минуту назад? Сам позволил, наверное.
– Лесь, давай поговорим, – умоляюще смотрит.
– О чем с тобой говорить, Тимур? Ты в зеркале себя видел? Проспись сначала, – я не ругаюсь, нет. Смысл закатывать скандал пьяному человеку? Все равно ничего не поймет, все равно потом вернемся к этому разговору.
– Лесь, это подруги с братом твоим пришли. Я не звал их, правда, – зачем он оправдывается?
Перевожу дух. Смотрю на него снизу-вверх. Красивый. Девушки любят таких мужчин. Вот только мудаком оказался, как и все предыдущие. Ничего не меняется, Соболева. Кроме твоих трусов, а точнее, того, что под ними, никому ничего не нужно!
– Тим, тебе лучше отпустить меня сейчас, я не шучу. Давай, поговорим завтра, когда протрезвеешь, – пытаюсь убедить его в логичности своих слов, но тщетно. Не слышит, совсем не хочет слушать.
– Малыш, я не спал с ними. Ни с кем, правда. Ванька просто привел проституток, – морщусь от слова «проституток».
– Замечательно, Тимур. Проститутки – вообще высший пилотаж. Не трогай меня, – кричу на него, когда он пытается обнять, – мне стоять с тобой рядом противно не то, чтобы прикасаться.
Пользуюсь мгновением, пока Тим споткнулся об стол, пытаясь меня догнать. Выбегаю из квартиры. Не могу глубоко вздохнуть. В груди сильно защемило. Ревность? Нет. Разочарование, обида.
Слезы душат горло, но глаза сухие. Странно. И как-то жарко стало, будто в июле в общественном транспорте. Задыхаюсь, просто.
Ловлю какую-то попутку. Еду. Перед глазами сплошная пелена. Не помню, как добираюсь домой. Не помню, как захожу к себе в квартиру. На пороге встречают мама и тетя Жанна. Что-то спрашивают. Трясут за плечи. Переживают. За кого?
– Да у Тимура ваш Ванька, проституток трахают и водку жрут, – надрывается струна. Я кричу. Нет, не кричу. Ору, как сумасшедшая.
Дальше туман. Кровать, комната, плывет все. Никого не хочется видеть и слышать. И плевать, что родственники стучат в дверь. Не открою. Сегодня не открою никому. Пусть хоть мир перевернется к чертям собачьим!
Телефонный звонок. То ли это раннее утро, то ли, глубокая ночь. Ничего не понимаю спросонья. Удивительно, что вообще заснула. Полночи рыдала в подушку. Наволочка мокрая стала. Мысли в покое не оставляли. Два Тимура. Один краше другого. Я точно не проклята, нет? Тогда почему мне попадаются одни придурки? Неужели нормальные мужики закончились? Хотя, нет. Нормальные есть. Спят у своих жен под боком. И зарплату всю до копеечки приносят, и проституток в дом не приводят, и учениц в учебной машине не трахают. Есть такие мужики, уверенна, есть. Вот только, разобрали их давно. По самой молодости, видимо.
Встревоженный голос на том конце провода вырывает из царства Морфея:
– Тимур разбился.
Вскакиваю с кровати. Резко слишком. Голова закружилась.
– Живой? – уже читаю молитву «Отче наш» про себя.
– Не знаю, забрали в реанимацию в тяжелом состоянии.
Я медленно сползаю по стенке...