4
Запыхавшись, я медленно встала на ноги — в одном кружевном лифчике и тонких белых трусах у ветвистого дерева на краю обрыва. Мы приезжали сюда с родителями, когда мне было лет пять. Ничего не изменилось с тех пор — залив так и остался небесно-серым, а маленькие кораблики всё ещё плавали под перекошенной линией горизонта.
Я пряталась под родной плакучей ивой. Весной мы залезали на неё с братом и висели на ветках, осенью она растворяла нас в желтизне своих хрупких листьев. Но тогда не дул прохладный ветер, по моей коже не ползали резвые мурашки — серьёзно, под этим деревом никогда не было этого громоздкого муравейника.
Я стряхнула букашек с обцарапанных ног.
На горизонте плыли синеющие от темноты облака — солнце заходило на другой стороне небесной окружности, из-за чего бо́льшая часть залива казалось такой густой и мрачной, но в самой дали — там, где вода плавно растекалась в пусто́тах воздушной лазури, залив сверкал и улыбался мне оранжевыми водными паучками.
Под ногами — разбросанные плоды инжира. Зеленые и фиолетовые, они валялись там — я случайно раздавила один из них, пытаясь залезть на перекошенное от старости дерево, и поэтому к моей ступне прилипли и маленькие муравьи, и разбросанные листья, и крошечные лепесточки белых одуванчиков — всё поле было усыпано их пушистыми головами.
Джонатан совершенно сошел с ума. Он зарезал родителей — этот грёбаный дурак и правда зарезал своих родителей из-за каких-то жалких оценок? Наверняка полиция уже едет. Но теперь он искал меня — я точно знаю. Я помню отражение его глаз, в тот момент, когда мама рухнула на землю в своем зеленом сарафане, который никогда не надевала раньше.
Его подарил ей дедушка — она берегла его для особого случая. Через три дня мы должны уезжать — впервые одни. И она надела его! Надела специально для нас. Придурок, что же с ним случилось? Мозги окончательно расплавились на этих дурацких качелях — он целую неделю не слезал с них и тупо молчал.
Тем временем я наконец уселась на сухую ветку, заглядывая в темную глубину леса. Он мог быть где угодно. Но ведь и я тоже. Зачем я залезла на самое видное место? Вот дура...
Как-то в детстве мы шутили с братом, что эта плакучая ива — наверняка самое последнее дерево на планете. Дальше — только вода, словно это самый настоящий край Земли. Козёл. Какой же это край Земли — сейчас это её самый обыкновенный конец. Каменный, мокрый и невыносимо скользкий, со стекающими вниз струйками белого семени цветущих одуванчиков.
Я пыталась слезть — но острые сучки постоянно упирались мне в лодыжки, а руки запутывались в сухих ветках. Поэтому решила остаться там — меньше шума.
Стемнело. Звездная пелена разбрызгалась прозрачным молоком среди густейшей пустоты. Никогда так отчетливо я не видела млечный путь, мерцающий среди спутников и незначительных звездочек. Он — холодный и глянцевый, кривился в своей гримасе и тихо насмехался надо мной.
Вдруг упала одна звезда! Тонкая линия медленно растворилась — горящая точка неожиданно выпала из небесного полотна. Вторая звезда! А за ней и третья, четвертая! Вот они западали группками, за сбивались космическими стайками.
Я, заворожённая, вцепилась в скользкую ветку, отслеживая быстрые прыжки пульсирующих тел — они врезались друг в друга, исчезая в облачках какой-то серой пыли.
Небо развалилось прямо у меня на глазах.
Подул ветер — вся зелень задребезжала и несколько листьев улетели прямо в воду, в то место где красный диск расплылся в кучерявых волнах. Полнолуние!
Вверху что-то зашуршало — из-за чего в животе неспокойно булькнуло. Я прижалась к ветке ещё сильнее. Две маленькие канарейки и белая бабочка разлетелись в разные стороны. Желудок отпустило. Но я вдруг снова вспоминала лица родителей — таких же безвозвратно крылатых мечтателей — на глазах значительно помутнело. Больной сученок.
На фоне улетающих птичек — я вдруг заметила, как луна стремительно ширилась. На млечном пути не осталось звезд — словно кто-то вытер молочные капли со стола. За затылком загудело. Под тяжелым куполом красного цвета, который теперь подвис над моей головой, неожиданно запахло спиртом.
Два глянцевых шара — отражение-близнец расширялось с такой же стремительной скоростью — окутывало планету в свои объятия. Наверняка луна решила упасть на Землю. Давно пора! Сколько можно кружиться вокруг одной несчастной планеты.
Там — на конце Земли, я четко видела — луне нечего делать рядом с нами. Она найдет кого-то получше.
Красный круг заполонил весь небосвод — теперь мне хорошо виделись его острые кратеры и пустые равнины. Однако я заметила какие-то маленькие черные точки между каменной В-образной дугой и винной пустыней.
Они расширились — Джонатан! Он на луне! Он помахал мне своими старыми тапками. Он правда качается там на качелях? Бледная бабочка села прямо на его голень — он резко прихлопнул её рукой.
В тот момент, когда я привстала чтобы прокричать этой бессовестной сволочи всё, что о нём думала, моя обмазанная инжиром нога неожиданно соскользнула с толстой ветки, руки ослабли, и я рухнула в холодную воду краснеющего от стыда залива — падая в отражение своего бессовестного брата.