Разукрась воспоминаниями

Ясмина

Я сидела в кругу мамы, Лины и какой-то тёти, чьё лицо знакомо, а имя ускользало. Сегодня у брата – шариатское свидание. Моя улыбка была натянутой, пока я слушала учтивые беседы мамы и этой тёти с нашей улицы. Дженнет, девушка, которая беседовала с моим братом, мне нравилась. В её улыбке, казалось, плескалось само счастье, и это было заразительно.

Моё кислое настроение вмиг развеялось, особенно благодаря мохито с фейхоа. То и дело я украдкой пробовала напитки у мамы и Лины. Мама заказала классический мохито, а Лина хотела гранатовый, но его не оказалось, и она смирилась с малиновым.

Наконец, когда та тётя и мама отошли, чтобы секретно поболтать о будущем своих детей, Лина толкнула меня локтем:

— Что с тобой?

— Ничего, – отмахнулась я. – Просто... жарко сегодня. Жара меня изматывает.

Лина прищурилась, словно сканируя моё лицо в поисках правды.

— Держи мой малиновый, — она протянула полунаполненный стакан и улыбнулась.

— Какая ты сегодня щедрая и милая, — улыбнулась я.

— Только не милая, – она шутливо попыталась вернуть напиток, который секунду назад предлагала мне. В ответ я легонько шлёпнула её по руке.

— Ладно, тогда ты сегодня грозная и бесчувственная, – захихикала я.

Между тем, хорёк, наконец угомонившись, устроился между мной и Линой, оглядывая всех своим проницательным взглядом. Он казался таким милым, если не шипит на нас и не пытается убить.

Я бросила взгляд на дальний столик, где Маркус, погруженный в телефон, казался отстранённым. Меня волновало лишь отсутствие отца и встревоженный вид Маркуса. Это вызывало смутную тревогу, смешанную с опасным любопытством. Замыслив хитрый план, как заставить Лину выяснить, куда подевались отец и Алекс, я небрежно предложила:

— Давай поиграем в правду или действие.

Я вырвала Лину из явно глубоких размышлений, поэтому она, растерянно моргая, спросила:

— Зачем?

— В смысле? Будет весело.

Она окинула меня взглядом, словно взвешивая все «за» и «против». Наконец, решилась:

— Хорошо. Я начинаю. Правда или действие?

— Я не трусиха. Действие.

— Иди и спроси у Маркуса, куда делись Алекс и дядя.

Ее губы тронула хитрая усмешка, словно она только что прочитала мои мысли. Впрочем, это и не требовалось – мое лицо выдавало меня с головой. Вот же она засранка. Возмущение готово было выплеснуться наружу. Я же затеяла эту игру, чтобы задать то же самое задание ей, а она взяла и сломала мою систему. Не стоило выбирать действие. Лина бы никогда не допустила такой глупой ошибки.

— Можно правду? – тихо пролепетала я, сдаваясь.

— Нет, – категорично отрезала она, качая головой.

Как я и говорила, я не трусиха. Собрав всю волю в кулак, я поднялась и, устремив взгляд на столик Маркуса, направилась к нему. В голове прокручивала возможные варианты вопроса. В каждом сценарии я либо спотыкалась, либо мычала что-то невразумительное. Наконец, приблизившись, я встретилась с его вопросительным взглядом.

— Где папа? — выдохнула я, стараясь сохранить невозмутимость.

На моем лице не дрогнул ни один мускул, но взгляд лихорадочно метался между выходом и лицом Маркуса.

— Не знаю. Он вышел за Алексом, когда тот ушел.

— А-а-а, – неловко протянула я, нервно потирая руки друг о друга.

Маркус опустил взгляд, избегая моего, поэтому, больше не мучая ни его, ни себя, я направилась назад, упрекая Лину всеми возможными способами.

— Где дядя? — спросила она, как только увидела меня.

— Маркус не знает. Алекс и папа вышли на улицу, — пожала я плечами, присаживаясь на своё место. Дальше играть в "правду или действие" не имело смысла, но в голове созрел гениальный план, как отомстить и решить одну проблему. Таким образом я могу убить двух зайцев одновременно. — Теперь моя очередь. Правда или действие?

— Пусть будет действие, чтобы было честно, — не задумываясь, ответила она.

Злорадно усмехнувшись, я выпалила, чтобы не томить Лину ожиданием:

— Завтра идешь и миришься с Сэм.

— Мы никогда не дружили или не ссорились, чтобы мириться, — закатила она глаза.

— Лина, — строго сказала я, наклоняясь к ней. — Ты должна выполнить задание.

Она скрестила руки на груди и устремила на меня испепеляющий взгляд. Я же, невинно хлопая ресницами, изо всех сил старалась выиграть в этой дуэли.

— Ладно, — наконец сдалась она, и я победно хлопнула себя по колену.

— Мне просто больно видеть, как люди ссорятся.

— Я поняла, — чуть обиженно пробурчала Лина.

В этот момент вернулась мама, и я искренне надеялась, что обида Лины не затянется.

— Ну, какие новости? — тут же спросила Лина. — Ему понравилась девушка?

— Больше, чем просто понравилась. Они очаровали друг друга.

— Ура, значит, скоро свадьба, — обрадовалась я, выпив свой напиток.

— Может быть, даже две свадьбы, — с загадочной улыбкой произнесла мама, бросив в мою сторону взгляд, полный невысказанных намеков.

Лина вопросительно посмотрела на меня, а я, в свою очередь, устремила умоляющий взгляд на маму, прося её покончить с этой пыткой недосказанностью.

— У Дженнет есть неженатый брат. Я хочу устроить вам знакомство, — мама смотрела на меня, словно ожидая увидеть благодарность, но в ответ встретила лишь нахмуренные брови.

Мое лицо постепенно исказилось гримасой возмущения, а Лина металась взглядом между мной и мамой, словно перед ней тикала бомба с замедленным механизмом.

— Ты про Лину? — попыталась я отшутиться, но мамин взгляд оставался непоколебимо устремленным на меня.

Лина легонько толкнула меня в плечо.

— Я о тебе, Ясмина. У Дженнет есть брат. Очень воспитанный и приятный молодой человек. Однажды он помог донести нам покупки, когда отца и братьев не было дома. Помнишь его?

— И что? Раз он помог донести продукты, я должна за него замуж выйти? Не хочу, — покачала я головой, чувствуя, как нелепо звучит мой протест.

Мама поджала губы, словно заранее знала мой ответ. Не удивилась, но отступать не собиралась.

— Просто встреться с ним. Ты увидишь, какой он хороший.

— Я еще в школе учусь, какая свадьба?

— Я же не собираюсь выдавать тебя замуж прямо сейчас, — в ее голосе прорезались гневные нотки. — Я хочу, чтобы ты была помолвлена.

— А я не хочу, — отрезала я, тут же поймав на себе мамин строгий, не терпящий возражений взгляд.

— Ясмина, я делаю это ради твоего блага.

— Зачем? Я тебя об этом не просила, — я попыталась встать, чтобы уйти, но мама жестом остановила меня, приказывая сидеть и слушать. Не послушаться её означало навлечь на себя гнев отца, а это было последним, чего я хотела. Ведь потом придется убеждать еще и его не воплощать в жизнь мамины планы.

— Я этого хочу, — произнесла мама с нотками отчаяния в голосе. — Сегодня мне звонила директриса прямо из школы, чтобы спросить, в каких отношениях ты с Маркусом.

— Что? — удивилась я, бросив взгляд на Лину, которая старательно пыталась раствориться в воздухе, лишь бы не присутствовать при ссоре матери и дочери. Я её понимала, сама бы сбежала, если бы могла.

— О тебе все говорят. Слухи дошли даже до наших улиц. Якобы у тебя отношения с Маркусом. А в обществе это непозволительно, пока вы сводные брат с сестрой. Даже если для нас это нормально – видеть ваши влюбленные взгляды, для других ты будешь изгоем.

— Мам, ты перегибаешь палку, — тихо прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Меня эта тема так удивила, что в горле застрял ком размером с баскетбольный мяч. Я изо всех сил пыталась подавить нарастающую бурю эмоций и сосредоточиться на малиновом мохито, но это казалось невозможным под маминым взглядом. Я силилась найти хоть какое-то опровержение ее словам, но вместо этого в голове всплывали воспоминания: как Маркус защищал меня перед всеми, как странно на нас поглядывали окружающие. Для них и правда мерзко видеть, как развиваются отношения сводных брата и сестры, даже если мы совершенно чужие друг другу люди. Нас ничего не связывает, кроме бумаг об опекунстве отца над Маркусом. Как же я ненавижу это общество или вернее себя за свои чувства.

— Ясмина, — мягко сказала мама, привлекая моё внимание. — Чтобы развеять все слухи, ты должна встречаться с потенциальными женихами. Мы не хотели так рано это начинать, но другого выхода нет.

— А вы думаете только о себе, да? Лишь бы я вас не опозорила из-за слухов, выдуманных людьми, которым нечем заняться, — я вскочила, и мои губы задрожали, как у ребенка, готового вот-вот разрыдаться.

Мама попыталась меня остановить, но мне немедленно захотелось уйти отсюда, чтобы поплакать в другом месте, потому что я понимала: мама права. Даже если между мной и Маркусом нет кровного родства, мы родственники по закону.

Выбегая из кафе, я в суматохе не заметила Маркуса, сидящего за столиком у входа, а на улице не увидела ни отца, ни Алекса. Первая слеза, предательски обжигая щеку, покатилась вниз, и ноги понесли меня в неизвестность. Я чувствовала себя ужасно, будто совершаю преступление, полюбив не того. Ненавижу эти чувства внутри себя. Поэтому вначале я отрицала их всеми силами, а когда наконец приняла и начала надеяться на счастливый конец, вдруг возникло это. И первая любовь Маркуса, словно насмехаясь, возникла в памяти именно сейчас, когда и без того невыносимо больно. Хочется заорать во всё горло, чтобы все оставили меня в покое.

Позади, тихой тенью, следовала Лина, я чувствовала ее присутствие. Знала, что в случае беды она всегда придет на помощь. Так, в молчании, мы преодолели немалое расстояние, и, подняв опущенную голову, я увидела знакомые очертания школы. Ноги горели огнем, а солнце медленно тонуло в багровом зареве заката, окрашивая небеса в трагические оттенки.

Ворота школы были открыты, поэтому я поспешила туда, а Лина наконец догнала меня:

— Что собираешься делать?

Я бросила взгляд на Лину, в руках которой мирно дремал ее хорек. Удивительно, как она не боится, что он укусит ее.

— Хочу порисовать, — отстраненно ответила я, погруженная в свои мысли.

— Почему ты так остро отреагировала? — с любопытством спросила она, стараясь не отставать.

Я глубоко вздохнула, входя в здание школы.

— Потому что не хочу, чтобы кто-то решал, что для меня хорошо, а что – нет.

— Она же не выдает тебя замуж прямо сейчас, просто пытается погасить слухи о вашей с Маркусом "интрижке". Если ты пойдешь на эту встречу, многие решат, что между вами ничего нет. Даже если ты откажешься, — разумно заметила Лина.

Я немного успокоилась, но вспыхнула с новой силой, когда не смогла дотянуться до ключа, спрятанного над дверью.

Однако Лина тут же пришла на помощь и, как обладательница довольно высокого роста, протянулась и легко достала ключи.

— Все будет хорошо, — она ободряюще улыбнулась, протягивая мне ключи, а я грустно кивнула, понимая, что ничего хорошего уже не будет.

Как только мы вошли в помещение, золотые лучи предзакатного солнца проникали сквозь распахнутое окно, играя в пожелтевшей листве. Оттуда тянуло приятной прохладой, а затем на несколько мгновений все замирало в душной тишине. В воздухе витал густой запах красок, а развешанные на стене мемы ничуть не поднимали настроения. Я стала тихо повторять слова молитвы, ища утешения в вере. В Коране сказано, что только через поминание Аллаха успокаиваются сердца. Я в это верила, поэтому так и сделала, и давящее чувство в груди мгновенно отступило, уступая место спокойствию и принятию своей судьбы. Оглядываясь в поисках чистого холста, я направилась к краскам, открывая их одну за другой. Создавала все оттенки красного, смешивая их с белой и чёрной краской. Палитра покрылась пёстрой мозаикой, а мой ранее надетый фартук казался тошнотворно чистым, поэтому я специально вытерла о него грязные от краски руки, стремясь ощутить это чувство занятости. Не знаю, как это объяснить, но когда я рисую, мир вокруг словно перестает существовать, а руки сами по себе выводят линии: кривые, четкие, большие, маленькие, всех оттенков алого и багряного. Я не рисую живых существ, но именно пейзажи или что-то неодушевленное получается у меня особенно хорошо. Даже если кисть дрогнет и оставит случайный мазок, это можно исправить, добавив новую деталь. Зарисовывая и разрешая эти косые линии, я словно решаю собственные проблемы, обретая умиротворение.

Прошептав "Альхамдулиллях", я посмотрела на свой холст. Красные, оранжевые – все цвета, описывающие заходящее солнце, расцветали на нём, а на стене точно такие же последние лучи солнца, пробиваясь сквозь сухие ветви деревьев за окном, вырисовывали причудливые узоры.

Теперь я успокоилась.